Военный абсолютизм и рабовладельческое хозяйство

Абсолютизм Османской империи носил тот же военный характер, что и у других государств, хотя в некоторых аспектах он отличался. Как и в других случаях, османский абсолютизм строился на традиции, в соответствии с которой центральная власть, включая все ее административные ветви, воспринималась как единая могущественная армия. Служба в этой армии расценивалась как личное служение монарху[379]. В случае Османской империи некоторые аспекты этой концепции несли в себе особый смысл.

Османское государство уже изначально было военным, но не являлось абсолютной монархией. Однако характер военной основы государства со временем трансформировался в абсолютизм, который был введен потомками воинов гази. Когда османская военная активность вылилась в походы, дальность которых требовала централизованной организации, бывшие регулярные войска гази постепенно стали превращаться в скотоводов и крестьян, а их главнокомандующие становились процветающими землевладельцами, жившими за счет военных земельных пожалований. С изменением социального положения гази изменилось и их мировоззрение. Будучи надежно устроенными, они уже не искали для себя героического лидера, а вполне были готовы признать официального монарха. В то же время их власть значительно ослабла.

Военные традиции пограничных гази все еще сохранялись. Эти войска видели свое предназначение в том, чтобы покорять неверных – в данной ситуации шиитских еретиков Сефевидской империи. Однако со временем гази практически перестали пополняться за счет мусульманских искателей приключений и наследственных пограничных воинов. Теперь они состояли из двух разных и конкурирующих групп. С расширением империи древние семьи гази начали формировать турецкую помещичью аристократию, все менее зависящую от главнокомандования и довольствующуюся уже полученными результатами. В условиях обычной монархии они бы с радостью управляли своими личными владениями.

Для окончательного укрепления центрального правительства Мехмед II использвал альтернативные источники власти, которые османское государство получило благодаря неожиданным победам. Они представляли собой семьи старой балканской знати, которые ранее были христианами, но в XVI веке перешли в ислам. Однако самым важным источником стал новый элемент, вышедший на первый план с началом использования в армии пороха, – пехота. Со времен Мехмеда II и до правления Сулеймана (1520–1566 гг.) количество пехотных войск, набиравшихся из разных источников, значительно возросло. Самые высококвалифицированные пехотные части, янычары, стали сердцем армии. Как и в Сефевидской империи, пехотные войска в основном формировались из иностранных военных (большей частью из урожденных христиан низкого происхождения), не связанных с могущественными классами общества. В отличие от военных землевладельцев с их большими связями, эти войска получали жалованье из казны монарха и без всяких отговорок находились в полном распоряжении султана. По мере укрепления династии в Стамбуле возникло некоторое подобие византийской политической идеи: открывались те же стратегические возможности, и возникали такие же проблемы. Однако эта политическая идея развилась в исключительно исламской форме.

Византия действительно была абсолютной монархией, в ее основу были заложены не только имперская стратегия, но и определенные формы абсолютизма. Мехмед II заменил дружественную простоту обращения своих предков на специально разработанный сложный придворный церемониал. Опираясь на разнообразные социальные элементы государства, отличные от потомков гази, он не только уменьшил неограниченную власть знати, но и организовал ее в централизованном иерархическом порядке. И хотя его церемониальная модель была заимствована у византийцев, его политические идеи сформировались на основе истории великих мусульманских государств: великих сельджуков и анатолийских сельджуков, монголов (которые были непосредственными повелителями гази Османа и Орхана), самого Тимура и Тимуридов.

Когда Селим расширил империю, наиболее важные элементы структуры центральной власти были организованы в единую армию во главе с императором, падишахом[380]. В рамках этой армии не только солдаты, но и многие чиновники получали воинское звание и плату либо в виде земельного пожалования, либо, что было чаще, в виде военного жалованья. С военной точки зрения были также продуманы награды правительства; доходы всей империи распределялись среди членов османского правящего класса в соответствии с их военными достижениями. Концепция, изначально предназначавшаяся для гази, теперь подразумевала активное участие императора, падишаха, и представляла собой форму военного покровительства. Терминология званий была неоднородна и, в отличие от системы мансабдаров в Индии, не связана с предполагаемым контингентом служащих. Резиденция правительства находилась, соответственно, там, где был падишах и его армия. Главные столичные чиновники, ответственные за внутреннюю безопасность и правосудие, а также чиновники, ответственные за финансовые расчеты, должны были отправляться в поход вслед за падишахом, куда бы ни направлялись его войска. (На это время они оставляли вместо себя наместников.)

Подобная «армия» называлась «институтом правления», этот термин подразумевал объединение бюрократического аппарата (калемийе) и военного (сейфийе) в единый центральный блок. К сожалению, в дальнейшем этот термин не мог использоваться, так как представлял резкий контраст мусульманской религиозной организации, хотя религиозная верхушка (как ильмийе) составляла единое целое с абсолютизмом[381]. Все, кто служил в абсолютистской системе, сформировали отдельный корпус, освобожденный, как и «армейские служащие» (аскери), от налогообложения и теоретически следовавший военной дисциплине и своим кади. А лица, являвшиеся верхушкой, в том и числе и бюрократической, обычно ассоциировались с военными землевладельцами (сейфийе). Как и индийские царедворцы, эти имперские служащие являлись истинными носителями особой османской культуры.

Однако не только центральная власть считалась единой всеобъемлющей армией. Интенсивное развитие традиции военного рабства, существовавшего еще со времен Аббасидов и раннего Средневековья, прочно закрепило принцип, по которому армия находилась на службе лично у падишаха. Будучи все еще могущественными землевладельцами, наследственные военные семьи выделялись из «армейских служащих». Данный сегмент состоял из личных рабов монарха: солдат и высшего бюрократического чиновничества. Норма личной зависимости от монарха распространилась настолько, что под нее попадали даже те армейские служащие, особенно военные, которые официально не были личными рабами правителя.

В этой сфере османы отличались особой систематичностью. Набор в янычары и другие рода войск, а также в высшие представители центральной администрации проводился с особой тщательностью среди юношей из христианских семей, большей частью из Балканских земель (этот набор рекрутов назывался девширме). Важность подобного призыва на военную службу возросла с расширением империи. Обычно на первые сборы юношей отправляли в сельские поместья феодалов. Здесь они изучали османский язык и принимали ислам (редко кто отказывался от обращения в другую религию, многие семьи были даже рады, что их сыновьям откроются новые возможности для продвижения по службе). Затем юноши возвращались в Стамбул, где проходили тренировку в определенных родах войск. Часть рекрутов становилась пехотинцами, а самые многообещающие юноши отбирались для будущего офицерского состава. Будущие офицеры обучались всем нормам исламской культуры и могли дослужиться до самых высоких постов.

Класс «военных» имперских слуг также пополнялся за счет приобретения рабов, например из Грузии. Нередко христиане из других земель вступали в военные ряды османов, добровольно принимая ислам, зачастую среди них были высококвалифицированные специалисты. Однако всем им запрещалось контактировать с османским обществом, исключение составляли случаи, когда этому способствовал сам падишах. Военные специалисты, солдаты, офицеры – все они формировали массивный пласт рабовладельческого хозяйства, являясь частью личной собственности монарха. Специалисты, обучавшие солдат, нередко выполняли функции личных садовников падишаха. Янычарам, состоявшим на службе, не позволялось жениться, в противном случае они теряли все связи с хозяйством. (Примерно похожие, но более скромные подчиненные хозяйства позволялось иметь старшим представителям знати.)

Обязанности самого падишаха, естественно, разделялись с великим визирем. Во время правления Мехмеда II великому визирю были предоставлены огромные полномочия. Однако это не сравнится с тем, что уже при Сулеймане он обладал всеобъемлющей властью. Визирь являлся главой всех ветвей власти: действующим главнокомандующим во время войны, министром финансов и судьей в мирное время. В его подчинении находились более мелкие визири, которые обладали, хоть и в меньшей степени, независимой властью. Войсками командовали два (позже три) главных генерала, беглербеги, ставка одного была в Румелии, а другого – в Анатолии. Из кади также назначались два «армейских кади», кади аскер, для Румелии и Анатолии соответственно. Но полномочия великого визиря простирались еще дальше. В церемонии дарования этого статуса (в общей исламской манере) использовались сложные ритуалы и атрибуты власти, после нее великий визирь приобретал полномочия, почти равные самому падишаху. Резиденцию визиря нередко называют Высокая или Блистательная Порта (т. е. ворота), намекая на ее строение. Довольно часто иностранцы подразумевали под этим термином османское правительство в целом. Но все же, следуя абсолютистскому принципу, только монарх определял судьбу всех своих рабов, включая и главного визиря. На практике он мог наказать великого визиря, выслав его из страны. Хотя, к сожалению, подобные действия зачастую являлись результатом гаремных интриг, а не личным решением падишаха.

При правлении Селима с территориальной экспансией распространилась и тенденция личного покровительства в абсолютизме. Вне системы рабовладения сформировался сплоченный класс, соперничавший с официальной тюркской аристократией. Падишах и его приближенные могли контролировать империю, играя на противоречиях этих групп. Однако с расширением границ на новых землях, преимущественно арабских, наиболее эффективным способом управления было назначение местных чиновников, а не внедрение старой тюркской военной аристократии. С подобных должностей (ильтизамы) в царскую казну поступал прямой доход, в отличие от чисто военных пожалований (тимары). Более того, старая аристократия была связана с вторичным по значимости родом войск, кавалерией, в то время как представители класса свободного от рабовладения относились к различным пехотным войскам. Последняя группа в итоге одержала победу. При Сулеймане это придало империи силы. В XVII веке для соискателей высших османских должностей было введено обязательное условие (к шариатским оно не относилось): являться мусульманином, но иметь родственные связи со старой аристократией. Официально это условие оправдывалось тем, что формально чиновник является личным рабом падишаха (мусульманин, рожденный свободным, не может быть рабом). Уровень преданности чиновника доходил до такой степени, что он был готов пожертвовать своим потомством в интересах падишаха. Официальные наследники (которые в действительности все‑таки получали наследство) могли стать османскими землевладельцами, но при этом они оставляли правительственные должности. При подобном раскладе, если потомки древних семей хотели сделать политическую карьеру, с особого разрешения им позволялось обратиться в официальное «рабство» к падишаху. Многие из них выбирали именно этот путь.

Однако (как и в Сефевидской империи) изменения, усилившие центральную власть, отразились и на военном характере. Власть имперских рабов (и системы прямого дохода в императорскую казну) значительно возросла, по сравнению со старыми семьями, владевшими военными земельными пожалованиями. Это все больше придавало гражданский оттенок самому государству, несмотря на то что его структура была формально военной. Среди «армейских служащих» обычно (но не всегда) удавалось занять высокие посты тем военным (исключительно гражданские чиновники никогда не получали таких должностей), которые имели литературное образование, контролировали казну и пользовались уважением в армии. Как и в Индии, судя по записям Даввани, при дворе довольно часто абсолютная монархия демонстрировала принцип «истинного халифата», в результате чего некоторые солдаты были разжалованы до более низкого звания. Понятие самого государства было настолько сильным, что уже не зависело от переменного величия высокопоставленных лиц и их ближайших родственников. Будучи центром бюрократической структуры и все меньше завися от личности падишаха, сама государственная система веками оказывала династии поддержку. Государство не зависело не только от определенного падишаха, но и от правящей семьи, полномочия которой ограничивались военным делом. Однако возникал вопрос: если Османская ветвь прекратит свое существование, какая династия официально унаследует их трон в Стамбуле[382]?

Как бы то ни было, центральный институт власти продолжал базироваться на военном мировоззрении. На протяжении всего XVI и большей части XVII века государственная служба ассоциировалась с армией, составлявшей ее ядро. Вооруженные силы, в свою очередь, существовали за счет захватнических войн, поддерживая свой моральный дух и привычный уровень дохода (например, войска янычар, недовольные низкой оплатой, всегда были готовы свергнуть начальство, которое не было с ними щедрым). Более того, идеология, связавшая правящие классы с их подчиненными, усилила милитаристское мировоззрение. Но жизнеспособность этого образа мышления тоже зависела от военных успехов государства. Официальные рабы падишаха, солдаты и чиновники, осознавали, что они служат своему правителю, а тот взамен делится с ними своей добычей. Придворные мудрецы описывали данный режим в идеальных представлениях поздней фальсафы о справедливой монархии. С точки зрения землевладельцев и рабочих классов, основная функция государства заключается в установлении и распространении норм ислама. Истинный монарх все еще являлся главным гази, однако не главой военного подразделения, а официальным представителем закона шариата и учения улемов[383].

Date: 2015-06-05; view: 762; Нарушение авторских прав