Расцвет мусульманского искусства в Индии

Могущественная империя Тимуридов в Индии пережила смерть Акбара. Джахангир (1605–1627 годы), единственный оставшийся в живых сын Акбара, предаваясь разным порокам, разочаровывал своего отца в его последние годы. Он зашел настолько далеко, что силой противостоял ему, пытаясь раньше времени получить трон, однако не продемонстрировал при этом выдающихся способностей. Как бы то ни было, созданная Акбаром государственная система устояла. Джахангир довольно разумно подходил к выбору своих советников, несмотря на то что отклонил кандидатуры лучших из них. В целом он следовал религиозной и культурной политике отца, при этом более осторожно относясь к действиям, которые могли бы противоречить нормам шариата, и правил более мягко, чем его отец. Поначалу он пробовал перенять практику своего отца, основав тарикат и предоставив будущим ученикам свою картину видения мира; однако он не обладал яркой индивидуальностью Акбара, без которой эта попытка была обречена на провал. Иногда он оказывался подверженным предрассудкам. Но в целом, несмотря на недостаток личного влияния Джахангира, культурная ориентация двора серьезно не менялась.

Сын Джахангира, Шах‑Джахан (1627–1658 гг.), следовал той же традиции, как в культуре, так и в политике. При дворе продолжали переводить книги с санскрита и оказывать покровительство индуистским поэтам (появились даже переводы трудов по исламским естественным наукам на санскрит!), более того, возросла доля индуистов в высшем чиновничестве. Однако в религиозной сфере появилась тенденция к более строгому шариату, по крайней мере внешне. Шах‑Джахан поощрял обращение в ислам и провоцировал акты фанатизма против индуистов. Более того, он крайне враждебно относился к шиитам, частично по этой причине он распространял политику Акбара к югу, а не на мусульманские султанаты Деккана, где были сильные шиитские общины. В любом случае военная мощь империи и ее административная эффективность не были затронуты сменой правителей и их поверхностной политикой.

Наиболее ярко тимуридское правление, которое переживало триумф придворной цивилизации, смогло выразиться в изящных искусствах, в частности в живописи и архитектуре. Императоры и знатные вельможи покровительствовали всем видам изобразительного искусства. Основой межконфессионального культурного расцвета в любом случае был ислам. В искусстве этой эпохи мы видим сплетение элементов общей исламской культуры, которую символизировала сама династия и всячески покровительствовала ей, и формирующейся автономной индийской мусульманской культуры этого региона. В Индии, главным образом благодаря индуистам, иранская исламская традиция искусства была усовершенствована порой тонко, порой более радикально, усвоив самобытный комплекс индо‑исламских искусств. Этот комплекс уходит корнями в дотимуридский период, однако ныне он достиг своей кульминации – и большей частью ему это удалось благодаря свободному внедрению иностранных моделей.

Архитектурный стиль, ассоциирующийся с индо‑тимуридами, сформировался при Шершахе, но в правление Акбара он был запущен. Тимуриды принесли с собой память о своей чагатайской родине. Поэтому план строения некоторых гробниц вельмож того времени напоминает гробницы Тимуридов из бассейна Амударьи, однако в деталях строения прослеживаются индо‑исламские традиции. Возможно, самым важным нейтрализующим эффектом обладал дух самой тимуридской семьи. Акбар унаследовал любовь Тимуридов к покровительству искусствам и проявлял личный интерес к различным тонкостям. Особое влияние оказал и его личный вкус. Его временная столица Фатпур Сикри, предмет особой гордости, которая сохранилась до наших дней почти в первозданном виде, представляет собой уникальное и впечатляющее сочетание архитектуры индуистской традиции, с ее плоскими каменными перекрытиями и низкой, но живописной массивностью, и исламского искусства региона между Нилом и Амударьей, с его арками и игрой света. И это не было простым подражанием, смешение концепций высвободило новые творческие силы.

В архитектуре Акбар отдавал предпочтение индуистскому стилю, хотя и требовал его переосмысления в исламском духе. А вот в живописи он являлся сторонником вкусов своих предков. Его отец приглашал лучших живописцев из Ирана, и Акбар (а затем и наследники, следуя его примеру), привлекал мастеров из Ирана и бассейна Сырдарьи и Амударьи. Акбар лично принимал участие в обучении индийских художников, которые занимались с иранскими мастерами, и, возможно, именно с его разрешения некоторые индийские ученики открыли для себя новые направления и в итоге основали самобытную индийскую исламскую школу живописи.

Сын Акбара, Джахангир, также оказывал особое покровительство живописи. В Индии, как и в сефевидском Иране, также проводились эксперименты по поиску новых жанров в искусстве, однако (как в Иране) новый тип искусства не вытеснил чистой манеры тимуридской живописи. Но даже эта сфера требовала усовершенствования: например, индийские художники стали точнее прописывать детали человеческого образа. Правдоподобный портретизм, представленный в сефевидском Иране в сдержанной манере, процветал и в тимуридской Индии. Но и эта форма была усовершенствована до предела. В картинах появилось чувство пространства, особенно на заднем плане (в то время как передний план сохранил условное графическое изображение): художники опускали линию горизонта (в итоге зритель получал более правильное представление об изображенных объектах), иногда художники пробовали использовать эффект перспективы. Многие из этих новшеств были заимствованы из европейских образцов, а тенденция к роскошному украшательству и натурализму исходила непосредственно из индийской традиции.

Каковы бы ни были их источники вдохновения, большинство из них внесло огромный вклад в новую роль искусства. При аграрном монархическом укладе в Индии у Тимуридов появилась возможность, как мы видели, создать независимый источник легитимизации их правления. Особенно ярко это отразилось в искусстве, в частности в живописи. Акбар придавал особое значение портретам, одаривая ими посетителей в знак особой милости; более того, он настоял на том, чтобы все его придворные заказывали себе портреты с целью прославить и увековечить свой двор. Можно заметить, что символом расцвета династии Тимуридов и их покровительства прекрасному стала роза, и когда Шаха‑Джахана изображают созерцающим этот цветок, то это совсем не признак сентиментальности, а исполненный глубокого смысла символ. Индо‑тимуридское искусство, как таковое, можно назвать геральдическим, в нем занял свою нишу объективный символизм, служивший если не религиозным, то политическим целям династии[375].

Пока еще искусство не подверглось кардинальным изменениями, и величественные достижения прошлых лет не подвергались критике. Искусство служило наглядной иллюстрацией именно индийской версии исламской культуры и даже отражало, пусть и неявным способом, аграрную стабильность богатой Индии. Сблизившись с двором Тимуридов, оказавшим влияние на всю Индию, раджпуты также стали оказывать покровительство придворным живописцам[376].

Касательно неизобразительных видов искусства, таких как музыка или танец, сложно с уверенностью сказать, что и в какой период происходило. Нам известно, что к развитию этих видов искусства относились с большим вниманием. Индийская и ирано‑семитская музыка долгое время были

близко связаны, предположительно благодаря постоянному культурному обмену (например, певицы индийской школы высоко ценились в Багдадском халифате, а возможно, еще и при Сасанидах). Действительно, в более широком понимании в музыке всего региона от Индии до Средиземноморья использовались примерно одинаковые музыкальные гаммы и инструменты общей семьи, музыкальные образцы тоже были примерно одинаковыми. Так продолжалось до тех пор, пока сюда не вторглось западное музыкальное искусство с его полифонией. Однако в Индии в музыке придерживались особого, тщательно разработанного направления, каждый стиль исполнял свою тонкую эмоциональную и символическую задачу. С точки зрения общего субстата остается неясным, какой вклад в музыкальную традицию Северной Индии внесли ее мусульманские покровители (она существенно отличалась от южноиндийской, находившейся преимущественно в руках индуистов). Однако уже к XIV веку в Северной Индии мусульмане и индуисты создавали одинаковые музыкальные формы. Считается, что в последующие столетия эти музыкальные формы время от времени совершенствовались под покровительством мусульман.

Об искусстве поэзии, увековеченном в письменной форме, нам известно гораздо больше. Как мы уже видели, в персидской литературе возникает изящный беллетристский стандарт, который привлекает внимание как мусульман, так и индуистов. Лучшие персидские поэты, не получившие должного признания при Сефевидах, находили теплый прием при тимуридском дворе. В то же время особое внимание уделялось местным наречиям, главным образом хинди (причем не только со стороны индуистов). Когда суфии писали на хинди, они порой не гнушались использования индуистских образов, несмотря на их религиозную окраску.

Шах‑Джахан стал покровителем архитектуры, когда она превратилась в наиболее востребованный вид искусства. Конечно, в начале своего правления он распорядился разрушить только что отстроенные индуистские храмы; а во время завоеваний старался осквернить чужие святыни. Однако его страсть к строениям в чисто исламском стиле, богатом арками и куполами, даже с налетом индийской живости, была чрезвычайно сильной и всеобъемлющей. Чтобы соответствовать его требованиям, строители должны были обладать огромным опытом предыдущих поколений. На примере архитектуры Шаха‑Джахана мы видим, насколько индийским и в то же время исламизированным может быть стиль. За время его правления было построено огромное количество зданий – от крошечных мечетей, удивляющих скульптурным совершенством, до несравненного Тадж‑Махала в Агре, который приковывает взгляд на долгие часы, пока не наступит темнота, и даже с ее наступлением невозможно оторваться от этого великолепия, глядя, как лунный свет скользит по мрамору дворца. Шах‑Джахан, как и многие мужчины из его династии, был глубоко привязан к одной женщине, для которой он повелел возвести этот храм. Считается, что на другой стороне Джамуна он планировал создать такой же храм, только из черного мрамора, для себя, однако еще прежде, чем начались работы, в события вмешался, как некогда и сам Шах‑Джахан, его сын.

^{Джахангир. Могольская миниатюра}

Аурангзеб (1658–1707 годы) сверг и заточил в темницу своего отца, который отныне мог видеть свое творение только в зеркале, отражавшем вид из крошечного окошка. Так строительство очередного чуда света было остановлено. Сам Аурангзеб не любил искусства; во время его правления покровительство искусствам ослабло, а вместе с ним и стремление к совершенству. Вместе с тем стало ослабевать и универсалистское культурное величие, на котором держался престиж имперского государства в глазах привилегированных классов.