Ценность мемуаров заключается в изложении фактической сто­роны описываемых событий, а не в оценке их, которая, естественно, почти всегда субъективна»13

И только в последние два десятилетия, когда вышли три фунда­ментальные и по сути новаторские монографии Тартаковского, взгляд на мемуаристику начал трансформироваться. В монографии «1812 год и русская мемуаристика»¹⁴ Тартаковский новаторски ставит пробле­му, подчеркивая, что не собирается рассматривать традиционно от­ражение событий 1812 г. в русской мемуаристике, а сосредоточит вни-

¹² См.: Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика: Опыт источнико­ведческого изучения. М, 1980; Он же. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX в.: От рукописи к книге. М., 1991; Он же. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М., 1997.

¹³ История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях совре­менников: Аннот. указ. кн. и публ. вжурн./Науч. рук., ред. и введ. П. А. Зайончковско-го. М., 1976-1989. Т. 1-5.

¹⁴ Тартаковский А. Г, 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980.

16 - 6867

мание на влиянии этого исторического события на мемуаротворче-ство как форму человеческой деятельности, на расширении социаль­ного состава мемуаристов. В этой работе автор определяет мемуары как

Повествования о прошлом, основанные на личном опыте и собствен­ной памяти мемуариста».

И утверждает:

Сравнительно с другими источниками личного происхождения именно в мемуарах с наибольшей последовательностью и полнотой реали­зуется историческое самосознание личности — в этом и состоит спе­цифическая социальная функция мемуаров как вида источников».

Кроме Тартаковского существенный вклад в разработку данной проблематики внесли С. С. Минц¹⁵ и А. Е. Чекунова¹⁶.

Минц, разрабатывая проблему эволюции мемуаристики, предла­гает следующий критерий: «...отражение в мемуарах степени осозна­ния мемуаристами сущности явлений и процессов общественного раз­вития, связи индивидуального и социального в общественной жизни». И хотя Тартаковский спорит с Минц, отмечая, что предлагаемый в ее работе критерий

«...не учитывает реально-исторических, имманентно предопределен­ных возможностей мемуаристики как специфической отрасли ду­ховной культуры, ибо познание "сущности и механизма обществен­ных отношений" составляет задачу целой системы наук гуманитар­ного цикла»,

представляется, что их позиции не противоречат одна другой, а дополняют друг друга. В самом деле, Тартаковский выделяет в эволю­ции мемуаристики три крупные вехи:

Переход от внутреннефамильных по преимуществу целей мему-аротворчества к предназначению мемуаров для обнародования, для печати», 2) «превращение их в фактор идейно-политической борьбы и литературно-общественного движения», 3) «осознание значимос­ти мемуаров для исторического познания и включение в их целевую установку расчета на будущего историка».

^li См.: Минц С. С. Об особенностях эволюции источников мемуарного характе­ра (К постановке проблемы)//История СССР. 1979- № 6. С. 55-70; Она же. Мемуа­ры и российское дворянство: Источниковедческий аспект историке-психологи­ческого исследования. СПб., 1998.

¹⁶ См.: Чекунова А. Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII— XVIII в.: Опыт источниковедческого анализа. М., 1995.

Тем самым он практически конкретизирует в границах мемуарис­тики общие тенденции эволюции личности в новое и новейшее время. При этом Тартаковский справедливо отмечает, что речь не идет о смене функций, а о наслоении их. Таким образом, получается, что мемуары, в которых повествуется об общественно значимых событи­ях, возникают веком позже после мемуаров преимущественно с внут-рифамильными целями.

Далее мы проверим, как работает эта модель на западноевропейс­ком материале.

Date: 2015-04-23; view: 1163; Нарушение авторских прав