Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-российской церкви 4 page

И. — Что ты скажешь о другом положении рассматриваемого нами французского писателя, относящемся до Фотия, то есть о том, что, по его мнению, Фотий не прекословил в первенстве папы?

У. — И я не прекословлю в том, что Фотий отдавал папе первенство места и почести, но старейшинство власти вселенской только на минуту в Константинополе приписали папе сообщники Игнатия и гонители Фотия.

И. — Продолжай твои замечания на рассуждение французского писателя.

У. — Он говорит далее: «На Вселенских соборах Лионском и Флорентийском, на которых рассуждаемо было о воссоединении двух Церквей, сия истина (то есть первенство папы) была признана греками».

Здесь я спрашиваю: почему французский наставник упоминает о сих двух Вселенских, по его мнению, соборах, когда Римская церковь от одиннадцати до четырнадцати насчитывает их по разделении ее от Восточной?

И. — Конечно, потому, что на оных двух находились и Восточные христиане.

У. — Итак, он признается, что свидетельство тех соборов, на которых находились и Восточные христиане, важнее про чих, и важнее не только для Восточных, но и для Западных, для которых он пишет?

И. — Сие и должно признать.

У. — Заметь же здесь мимоходом, сколь справедливо, по невольному признанию самого французского наставника, сказанное мною прежде, что Тридентский и ему подобные соборы не имеют достоинства Вселенских.

И. — А Лионский и Флорентийский?

У. — Рассмотрев некоторые обстоятельства сих соборов, ты найдешь, что и сии не имеют вселенского достоинства.

На Лионском соборе присутствовали: со стороны Западной церкви — папа Григорий X, король Арагонский, гросмейстеры кавалеров Храма и Странноприимства, послы Франции, Англии, Германии, Сицилии и других государств, от 400 до 500 епископов, тысяча нижних чинов духовенства; напротив, со стороны Восточной церкви — Герман, бывший патриарх, Феофан Никейский и Георгий Акрополит, великий логофет²³ с несколькими безгласными клириками. Какое равенство? Какая свобода?

И. — Но почему так мало было Восточных?

У. — Потому что император Михаил Палеолог имел в виду не соборное изыскание истины и законное примирение Церквей, а только искал себе в папе защиты; во-первых, от ненависти своих подданных, которых раздражил, отняв зрение у законного наследника императорского престола и низвергнув обличившего сие злодеяние патриарха Арсения. Во-вторых, от оружия западного.

И. — Какое же было следствие сего собора в отношении к Восточным христианам?

У. — Ненасытные орудия нечистой политики подписали мнимое соединение Церквей, но греки столь мало были на сие согласны, что за сие, по свидетельству Пахимера, самого императора не удостоили погребения, как изменника Церкви.

И. — Какие, впрочем, были условия сего соединения?

У. — Поверишь ли ты? Папа твердо настоял на своем догмате о папе, а в догмате о Святом Духе был менее взы скателен. Герману дозволено на самом соборе читать греческий символ без прибавления слов «и Сына» («Толковый Словарь…»: «Лион»).

И. — Что ты скажешь о Флорентийском соборе?

У. — Нельзя сказать о нем лучше того, что сказал сам творец сего собора, папа Евгений IV. И. — Что такое?

У. — Услышав, что Марк, митрополит Ефесский²⁴, особенный ревнитель православия на сем соборе, не подписал определения о соединении Церквей, папа сказал: «Поэтому мы ничего не сделали!».

И. — Но что значит один человек?

У. — Очень много. Поскольку он был истинным поверенным Греческой церкви. Греческий император искал не духовного блага Церкви, а помощи против турок; Исидор, митрополит Киевский, и Виссарион, архиепископ Никейский, искали не блага Церкви, а кардинальских украшений, которые после и получили; патриарх Константинопольский умер в продолжение собора. Иных заставили подписать соединение угрозы и голод; иные подписали, не зная что.

И. — Как приняла собор сей Восточная церковь?

У. — Точно так, как предвидел папа. В Константинополе никто не хотел сообщаться с присоединившимися к латинам. Из Киева Исидор изгнан, а в Москве осужден на сожжение; но ему не столько нравился огонь мученичества, как огонь чистилищный, почему он и бежал от первого в Константинополь и, после третьей здесь неудачи, в Рим. В Иерусалиме собор трех патриархов отверг Флорентийское соединение, осудил латинствующего патриарха Константинопольского Митрофана и от самого императора требовал покаяния. Другой собор, бывший в Константинополе под начальством четырех патриархов, снова исследовал происходившее на Флорентийском и все отринул, низложив также латинствующего патриарха Константинопольского Григория. Свидетели сих происшествий: очевидец Флорентийского собора Сильвестр, Сиропул, Лаоник Халкокондил, Георгий Фаранза, Геннадий Константинопольский²⁵, Георгий Гемист, Аллатий и другие. На российском можно читать о сем в книге «О унии».

И. — Будем читать далее рассуждения французского писателя.

У. — Он продолжает: «Церковь Константинопольская никогда не требовала себе более того, чтобы ей быть вторым Римом и по нем иметь первое место».

И. — В сих словах я не вижу ничего важного, я видел из приведенных тобою соборных правил, что Римскому патриарху отдавали первенство места.

У. — Будем читать далее: «Достоверно также, что церковь Константинопольская получила второе место уже на четвертом или не ранее как на втором Вселенском соборе, что сделалось не без сопротивления».

Примечаешь ли ты здесь или хитрость, или неосмотрительность писателя? И. — Какую?

У. — В начале сего рассуждения он стал было говорить о греках и в заключение скажет о Восточных христианах, а здесь говорит о церкви Константинопольской. И. — Какая разница в сих именах?

У. — Заключать от Константинопольской церкви ко всей Греческой или, лучше, ко всей Восточной, значит — если сказать учебным языком — заключать от части к целому.

И. — Он, конечно, предполагает, что если главнейшая из Восточных церквей, Константинопольская, уступала Римской, то равным образом и прочие Восточные.

У. — Здесь-то и кроется обман. Церковь Константинопольская, говорит он, получила второе место не ранее как на втором Вселенском соборе, что же из того? Прежде сего Александрийская и Антиохийская церкви, также Восточные, равнялись Римской, как я показал то из 6-го правила первого Вселенского собора.

Если нужно, я опять противопоставлю западного же писателя западному, вот что он пишет («Толковый словарь…»: слово «Константинополь»): «Дотоле (доколе не возвысил ся Константинополь) три знаменитые Церкви признаваемы были за верховные над всеми прочими и господствовали над тремя частями известного тогда света. Сии три Церкви были: Римская на Западе, Александрийская на Юге и Антиохийская на Востоке. Впрочем, не вся Европа признавала Римского епископа за патриарха, не вся Африка подчинена была Александрийскому и не вся Азия Антиохийскому. Епископ Римский в качестве патриарха простирал свою власть только на соседние области».

И. — Посмотрим, что далее следует у нашего французского писателя: «Итак, тогда справедливо можно было сказать, что папа был видимой главой Церкви».

У. — Посмотри, какое здесь заключение? «Церковь Константинопольская имела второе место. Следовательно, папа был главой Церкви».

И. — Ты разбирал уже прежде почти то же заключение. Посмотрим, что далее: «Рим был средоточием единства, как говорит Ириней, епископ Лионский²⁶, родом грек, живший во втором веке».

У. — Прежде нежели мы рассмотрим самое мнение Иринея, позволь мне спросить, для чего французский писатель, говоря о нем, заметил сие обстоятельство: «родом грек»?

И. — Без сомнения, для того, что свидетельство грека против греков должно быть тем сильнее.

У. — Но я удивляюсь, как он не приметил, что сие обстоятельство уничтожается другим обстоятельством, о котором он также упомянул, — «епископ Лионский». Лионская, или вообще Галликанская церковь, по обстоятельствам места и народа, издревле относилась к Западной, почему Ириней и должен был говорить о Римской церкви не как грек, то есть посторонний, но как латинянин, то есть принадлежащий к церкви Римской.

И. — Я желал бы, впрочем, слышать точные слова Иринея.

У. — Место, на котором утверждается французский писатель, он сам и указывает в сочинении «О ересях», в книге III, главе III. Вот слова Иринея: «Всякая Церковь, то есть сущие повсюду верные люди, должны обращаться ради преиму-

щественного первенства (propter potentiorem principalitatem) (sia to exaireton prwteton) к сей Церкви (то есть, как писатель говорит несколько выше, к Церкви от двух славнейших апостолов Петра и Павла, основанной и утвержденной в Риме), в которой повсеместными христианами всегда сохранялось апостольское предание».

И. — Что, по твоему мнению, значит здесь «преимущественное первенство» Римской церкви?

У. — На что здесь мое мнение? Ты уже слышал о сем суждение Вселенской церкви, в приведенном мною 28-м правиле четвертого Вселенского собора, в котором сказано: «Престолу Древнего Рима, ради царствующего сего града, отцы прилично дали первенство». Во времена Иринея, когда не было нового Рима, другого царствующего града, Церковь Древнего Рима, яко царствующего града, конечно, имела преимущественное первенство, и наипаче во мнении меньших Западных же церквей.

И. — А как разумеешь то, что, по мнению Иринея, всякая Церковь должна обращаться к Римской церкви?

У. — Он указал в Римской церкви, во-первых, ее первенство, как Церкви царствующего града, во-вторых, сохранение апостольского предания; посему неудивительно, что и требует от верных своего времени особенного к ней внимания.

Впрочем, я еще сомневаюсь и в том, не напрасно ли соглашаюсь с новейшими западными писателями разуметь приведенные слова Иринея о Римской церкви. Я читаю на латинском: «Ad hancenim Ecclesiam propter potentiorem principalitatem necesse est omnem convenire Ecclesiam, hoc est eos, gui sunt undigue fideles, in qua semper ab his, qui sunt undique, conversata est ea, quae est ab Apostolis, traditio».

Слова сии не только могут быть приняты в том разуме, как я их произнес прежде, но могут также переведены быть следующим образом: «Всякая Церковь, и сущие повсюду верные ради преимущественного первенства должны обращаться к той Церкви, в которой повсемственными христианами всегда сохранялось апостольское предание».

Такое разумение слов Иринея оправдывается тем, что апостольское предание сохранялось не в одной церкви Римской. Да и, по собственным его словам, он ограничивается, говоря о предании, Римской церковью потому только, что исчислять преемства епископов по всем церквам было бы долго.

И. — Я не могу входить в сии ученые разбирательства, не имея к тому способов и времени.

У. — Ты можешь предложить мои мнения на рассмотрение знающих людей, только избирай для сего беспристрастных.

И. — Кажется, ты сказал, что, по словам Иринея, о свидетельстве которого теперь идет дело, «Римская церковь основана и утверждена от двух славнейших апостолов Петра и Павла». У. — Он, точно, говорит сие.

И. — В сем для меня есть нечто замечательное.

У. — Что такое?

И. — Величие первосвященника Римского, как я видел и из приведенного тобою члена тридентского символа, утверждается на том, что сей первосвященник есть преемник блаженного Петра, князя апостолов. У. — Точно так.

И. — Но из слов Иринея вижу я, во-первых, что Петра и Павла вместе и наравне называет он славнейшими апостолами, подобно как и Восточная церковь доныне называет их обоих первоверховными. Где же теперь князь апостолов? Во-вторых, что Римская церковь основана Петром и Павлом вместе. Почему же теперь епископ Римский есть преемник Петра, а не Павла, или Петра и Павла вместе?

У. — Ты сделал такие замечания, на которые что стал бы отвечать ревнитель Западной церкви, я не знаю. А укажу тебе опять на свидетельство пререкаемого теперь писателя. Непосредственно после слов, указанных нам французским наставником, у Иринея находятся следующие: «Блаженные апостолы, основывая и учреждая Церковь, поручили (eneceirisan) епископство управления Церковью Лину. О сем Лине Павел упоминает в послании к Тимофею. Преемником его был Анаклет.

По нем третий от апостолов приемлет епископство Климент».

Теперь я спрашиваю Иринея, был ли первый епископ Римский Лин преемником апостола Петра? Нет, ответствует он, Анаклет был преемником Лина, а Лин не был преемником Петра, ибо, во-первых, не Петр оставил Лину епископство по смерти своей, но дали ему оное Петр и Павел при своей жизни. Во-вторых, они властью поручили ему епископство, а не оставили по преемству. В-третьих, не Петр был первый епископ Римский, но Лин, второй Анаклет, третий от апостолов Климент. Если же Лин не преемник, а только поставленник Петра, то тем менее преемниками Петра могут почитаться преемники Лина.

Мы можем еще французскому наставнику на предложенное нам о важности Римского престола свидетельство грека ответствовать свидетельством латинского писателя. Иероним в письме к Евагрию говорит: «Если рассуждать о важности (auctoritas), то мир больше Рима. Где бы ни был епископ, в Риме ли, или на Дону, или в Евгубине, он имеет то же достоинство, то же священство. Великолепие богатства и смирение нищеты не делают епископа ни высшим, ни низшим. Для чего ты мне предлагаешь обычай града? Для чего ты говоришь, что таких-то немного? Сия редкость произвела гордость».

Присовокупим и соборные свидетельства Латинской церкви о том же предмете. Собор Карфагенский говорит: «Первого престола епископ да не нарицается главою священников (princeps sacerolotum), или верховным священником, или чемнибудь подобным сему, а только епископом первого престола» (III Carthag. can.^* 26; по Славянской Кормчей: 39). «Кто захочет в суды за море (то есть к Римскому престолу) переносить дела, тот никем в Африке да не будет принят в общение» (Can. 31; по Славянской Кормчей: 26).

Как явно противоречит сим правилам нынешняя Римская церковь, нарицая епископа Римского наместником Христовым и почитая Римский престол всеобщим верховным судилищем дел церковных.

* Карфагенский канон (лат.).

И. — Мне кажется, впрочем, что надлежало где-нибудь быть средоточию единства церковного.

У. — Оно всегда было и есть в Духе Христовом. Так, апостол заповедует блюсти единение духа в союзе мира. Едино тело, — продолжает он, — един дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего: един Господь, едина вера, едино крещение; Един Бог и Отец всех (Еф. 4:3—6). Если нужно еще какое средоточие церковного единства, то для чего апостол не присовокупил здесь: «един князь апостолов Петр» и «един епископ Римский глава всех епископов»?

И. — Посмотрим, что еще остается из рассуждения французского писателя.

У. — Остаются заключения, извлекаемые им из предыдущих его положений, которые он почитает неоспоримыми, но которых неосновательность, надеюсь, ты усмотрел из настоящего разговора. Французский наставник говорит: «Если Церковь, признававшая Папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда; ибо в сем пункте никогда не может приключиться в Церкви изменения».

Первое положение сего умозаключения: «Церковь, признававшая папу за видимую главу, была истинной Церковью в течение восьми первых веков» — я смею назвать ложным, ибо приведенные мною правила соборов и свидетельства писателей ясно показывают, что Вселенская церковь восьми первых веков христианства не признавала папу за видимую свою главу. Но вместе с ложным началом сами собой падают и все последствия, которые хотят из него извлечь.

Итак, мне кажется, что я имею твердое право теперь обратить рассуждение французского писателя на свою сторону следующим образом: если Церковь, не признававшая папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда, ибо в сем пункте никогда не может приключиться в церкви изменения.

Но я не должен скрыть от тебя, что последнее положение писателя кажется мне подозрительным.

И. — Какое положение?

У. — «В сем пункте, — говорит он, — никогда не может приключиться в Церкви изменения». Кажется, он хотел сказать, что Церковь, которая была истинной, не может не быть таковою и всегда.

И. — Что же? И не сказал ли Сам Спаситель, что врата адовы не одолеют ее? (Мф. 16:18).

У. — Так! Но Спаситель не сказал, что «врата адовы не одолеют Римской церкви», а сказал только: Созижду церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее. А французский наставник, если я не обманываюсь, хотел сказать, что если Римская церковь признана однажды за истинную, то и должна быть признаваема за таковую всегда.

И. — И подлинно трудно воображать, чтобы первая из Церквей поколебалась.

У. — Первенство чести человеческой не есть защита от искушений и самого падения.

И. — Если же так, то страшиться можно, чтобы и все Церкви одна за другой не пали.

У. — От сего-то страха должно нас успокоивать слово Спасителя о Вселенской церкви: врата адовы не одолеют ее. Частные Церкви могут колебаться и падать. В Апокалипсисе (Апок. 1:20) они уподобляются светильникам, в которых не только может оскудевать свет истины и елей любви, но которые даже могут быть двигнуты от места своего (Апок. 2:5), то есть чувственно и совершенно испровержены. Но между тем как некоторые из них гаснут и упадают, Ходяй посреди седми светильников златых (Апок. 2:1) преносит их из одной страны в другую и возжигает вновь светлее прежнего. Так, всякая частная Церковь может не только поколебаться, но и разрушиться, но Вселенская церковь никогда никакой злою силой одолена быть не может.

И. — В каком же, ты думаешь, состоянии находится ныне светильник Римской церкви?

У. — Сие видит и ведает Ходяй посреди седми светильников златых. Он и в Фиатирской церкви, коея ведает дела, и любовь, и службу, и веру, и терпение, и последняя больше первых, находит, однако, нечто достойное укорения: имам на тя мало (Апок. 11:19, 20). Напротив, и в Сардийской, именем токмо живой, делом же мертвой, обретает хотя мало имен, иже не оскверниша риз своих, и ходити имут в белых, яко достойни суть (Апок. 3:1, 4). Для меня довольно, что я в светильнике церкви Восточной нахожу чистый свет, могущий просветить тьму мою.

И. — Однако же ты, оправдывая Восточную церковь, тем самым осуждаешь Западную.

У. — Я только не пристаю к тем особенным мнениям, которые, при посильном исследовании, нахожу недоказанными либо совсем ложными. Но поскольку я не знаю, многие ли из христиан Западных и глубоко ли проникнуты сими особенными мнениями, обнаружившимися в церкви Западной, и кто из них как твердо держится верой «краеугольного камня» Вселенской церкви, Христа, то изъявленное мною справедливое уважение к учению Восточной церкви никак не простирается до суда и осуждения Западных христиан и Западной церкви. По самым законам церковным, я предаю частную Западную церковь суду церкви Вселенской, а души христианские суду или паче милосердию Божию.

И. — По крайней мере, ты предпочитаешь Восточную церковь Западной?

У. — Ты не мог не видеть сего.

И. — Мне бы желалось, чтобы ты яснее показал мне, как можно соединять в предпочтении сем и ревность, и терпимость.

У. — Вместо трудных о сем изысканий я постараюсь с помощью некоторых чувственных образов изъяснить тебе мои мысли, о которых, впрочем, суди, как тебе угодно.

На основании слова Божия представляю я себе Вселенскую церковь единым великим телом. Иисус Христос есть для него как сердце, или начало жизни, так и глава, или правящая мудрость. Ему только ведомы полная мера и внутренний состав сего тела. Нам же известны различные части его и более наружный образ, распростертый по пространству и времени. Стараясь объять сей образ во все времена христианства, я представляю себе оный по частям, по примеру того, как в книге Даниила представлен подобный сему образ народов и царств; и нахожу, во-первых, в начальной апостольской Церкви образ главы нового тела и главы от злата чиста (Дан. 2:32). Потом в Церкви укрепляющейся и распространяющейся — подобие персей и рук; далее в Церкви обилующей — подобие чрева; наконец, в Церкви разделяемой и раздробляемой — подобие ног и перстов. В видимом сем образе, или видимой Церкви, находится невидимое тело Христово, или невидимая Церковь, Церковь славная, не имущая скверны, или порока, или нечто от таковых (Еф. 5:27). Но коея вся слава внутрь (Пс. 46:14) и которой посему я, чисто и раздельно, не вижу, но в которую, последуя Символу, верую, ибо вера есть вещей обличение невидимых (Евр. 11:1). Облекающая же невидимую видимая Церковь частью открывает чистоту невидимой, дабы все могли обретать и сию и соединяться с ней, частью сокрывает ее славу. Видимая Церковь имеет и здравые члены, и немощные (1 Кор. 8:10, 11). Еще во времена апостола Павла в ней были мнози нечисто проповедающии слово Божие (1 Кор. 2:17). Неудивительно, что ныне их еще более.

Что принадлежит до Восточной половины нынешнего видимого христианства, я не по предрассудку и пристрастию, но по ревности, основанной на убеждении и совести, почитаю оное «десною частию» видимого христианства. Доказательства сего ты мог видеть во всем продолжении моих с тобою разговоров. Я присовокуплю здесь еще некоторые замечания.

Первое. Церковь Грузинская, основанная в четвертом веке, остававшаяся с того времени доныне особенной, независимой от других Церковью и своим положением устраненная от несогласий, происходивших между Греческой и Римской, доныне совершенно сходна с Греческой. Как можно изъяснить сие сходство, если не тем, что такова была вся древняя Церковь, в которой обе они имеют общее свое начало?

Второе. Недавно на Востоке открыта древняя Сирская церковь, с весьма давних времен пребывавшая уединенной от прочих. Она, как видно из «Христианских изысканий в Азии» доктора Буканана, изданных в Лондоне (1812 год), как во многих частях вероисповедания, так и в священноначалии несравненно ближе к нынешней Восточной церкви, нежели к Западной.

Вот новые признаки твердого соединения с древней Вселенской церковью нынешней Восточной, которую посему и называю я десной частью в целом составе нынешнего христианства. Благодарю Бога, милосердным Своим Промыслом устроившего так, что и я присоединен к сей части общим вероисповеданием и причастием таинств и желаю всем сердцем, чтобы все ищущие преспеяния в истинной вере во Христа воспользовались столь чистыми и обильными средствами к сему преспеянию, какие предлагает Восточная церковь.

Ты ожидаешь теперь, как я буду судить о другой половине нынешнего христианства. Но я только просто смотрю на нее, отчасти усматриваю, как Глава и Господь Церкви врачует многие и глубокие уязвления древнего змия во всех частях и членах сего тела, прилагая то кроткие, то сильные врачевства, и даже огонь и железо, дабы смягчить ожесточение, дабы извлечь яд, дабы очистить раны, дабы отделить дикие народы, дабы обновить дух и жизнь в полумертвых и онемевших составах. И таким образом я утверждаюсь в веровании тому, что сила Божия, наконец, очевидно восторжествует над немощами человеческими, благо над злом, единство над разделением, жизнь над смертью.

Кратко: вера и любовь возбуждают меня к ревности по святой Восточной церкви; любовь, смирение и надежда научают терпимости к разномыслящим. Я думаю, что последую в сем точно духу Восточной церкви, которая при самом начале каждого богослужения молится не токмо «о благостоянии святых Божиих церквей», но и «о соединении всех».

И. — Но мы и потеряли уже из вида обличителя французского.

У. — У него уже нечего более видеть, кроме осуждения Восточной церкви. «Следовательно, — говорит он, — отделяться от Церкви, признававшей папу главой, значит отделяться от истинной Церкви Иисуса Христа, значит быть раскольником. Следовательно, Восточные, отделившиеся от оной, суть раскольники».

И. — Что, наконец, ты на сие скажешь?

У. — После того что я сказал на доказательства сих заключений, уже я не имею нужды сказать что-либо на самые сии заключения.

Глава Церкви, Господь наш Иисус Христос, да даст нам «достигнуть в соединение веры» и да введет всех в ту славную Церковь, в которой не подозревают друг друга в расколе.

* * *

И. — Хотя и много уже мы говорили о Римском епископе, рассматриваемом в качестве видимой главы Церкви, но я имею еще предложить тебе о сем некоторые недоумения и вопросы. У. — Я готов сказать, что знаю и нахожу справедливым.

И. — Римская церковь думает, что учение о видимой главе Церкви происходит от Самого Иисуса Христа. У. — Покажи мне основания сего учения.

И. — Говорят, что Иисус Христос поставил Петра князем апостолов и, вместе с его преемником, своим наместником и видимой главой Церкви; преемник же сего достоинства Петрова есть Римский епископ.

У. — Рассмотрим оба сии положения. Чем доказывают, что Иисус Христос поставил Петра «князем апостолов», своим «наместником» и «видимой главой церкви»?

И. — Главное доказательство сего догмата находят в следующих словах Иисуса Христа: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей. И дам ти ключи Царствия Небеснаго: и еже аще свяжеши на земли, будет связано на небесех, и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех (Мф. 16:18—19).

У. — То же самое сказано и всем апостолам.

И. — Как?

У. — Елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешено на небесех (Мф. 18:18).

И. — Однако не сказано того, что на всех апостолах, как на камениях основания, созиждется Церковь Христова.

У. — Неправда. Сказано и сие о всех апостолах и еще о пророках: Наздани на основании апостол и пророк (Еф. 2:20). Стена града Иерусалима, низходящаго с небесе, имеяше оснований дванадесять, и на них имен дванадесять апостолов Агнчих (Апок. 21:10, 14).

И. — Но Петр есть первый камень основания для прочих апостолов.

У. — И сие неправда. Первый камень основания как апостолов, так и всей Церкви есть един Иисус Христос. Сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Еф. 2:20). Основания бо инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1 Кор. 3:11).

И. — Для чего же Петру особенно сказано: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою?

У. — Для того, что на вопрос, предложенный апостолам от Иисуса Христа: Вы же кого Мя глаголете быти? — Петр упредил прочих решительным исповеданием Сына Божия: Ты еси Христос, Сын Бога живаго (Мф. 16:15, 16).

И. — Как же, по твоему мнению, должно разуметь слова: На сем камени созижду Церковь Мою?

У. — Августин (Serm.^* 13) изъясняет оные так: «Ты еси Петр, — говорит Христос, — и на сем камени, который ты исповедал; на сем камени, который ты познал, исповедуя: ты еси Христос, Сын Бога живаго, — Созижду церковь Мою». На Мне созижду тебя, не на тебе созижду Меня (то есть Мое тело, Мою церковь). Ибо те, которые хотели назидать человеков на основании человеков, говорили: Аз убо есмь Павлов, аз же Кифин (то есть Петров; 1 Кор. 1:12).

* Проповедь (лат.).

Из сего рассуждения блаженного Августина ты видишь: первое, что камень, на котором зиждется Церковь, не есть Петр апостол, но Петрово твердое исповедание Христа и Сам Христос. Второе, что те, которые говорят: аз есмь Кифин, или Петров, то есть «я преимущественно принадлежу Петру; я признаю Петра главою всех учителей и самой Церкви», — по мнению блаженного Августина, хотят «назидать человеков на основании человеков». И вот чего хотят нынешние Римские христиане!

И. — Они приводят еще в доказательство своего догмата следующие слова Иисуса Христа к Петру: Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда обращся утверди братию твою (Лк. 22:32).

У. — Иисус Христос в молитве о всех апостолах и всех верующих в Него просил несравненно большего, нежели чего просит здесь Петру.

И. — В какой молитве?

У. — В той дивной молитве, которая находится у евангелиста Иоанна в XVII главе, там взывает Он: Отче Святой! Соблюди их во имя Твое, да будут едино, якоже и Мы. Отче! Их же дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною.

И. — Но почему Иисус Христос из всех апостолов особенно молился о Петре?

У. — Потому, что предвидел особенное падение Петра.

И. — Однако Петру же сказал: Ты обращся утверди братию твою.

У. — То есть: «Ты поколеблешься в вере и падешь; однако паки обратишься к ней и восстанешь; тогда потщись загладить твою погрешность и жарким покаянием, ревностью, непоколебимым исповеданием истины покажи спасительный пример другим колеблющимся в вере».

И. — Римские христиане употребляют еще в защищение своего догмата троекратную заповедь Иисуса Христа, по троекратном вопрошении: Любиши ли Мя? — данную Петру: Паси (точнее с греческого: «питай») агнцы моя, паси овцы Моя; — паси (питай) овцы Моя (Ин. 21:15—17).

У. — Ты сам говоришь, что в словах сих заключается за поведь. И точно так: заповедь, а не почесть; и не столько власть, сколько должность. Да и такая должность, которую слово Божие возлагает на всех служителей веры: Пасите стадо Божие