Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-российской церкви 2 page

И. — Иные говорят, напротив, что слово «исхождение» означает «излияние даров» Святого Духа, или «временное посылание».

У. — Если ты хочешь видеть, правильно ли сие толкование, то приложи его к словам Иисуса Христа: Приидет Утешитель, Его же Аз послю вам от Отца, Дух истины, иже от Отца изходит, то есть «посылается». Не видишь ли, как сие толкование безобразит всю речь, делая ее тождесловной и беспорядочной?

И. — Как же бы правильнее истолковать приведенные слова Иисуса Христа в их составе?

У. — Для сего заметим прежде всего — и ты можешь проверить сие замечание, читая всю беседу Иисуса Христа к апостолам, из которой взяты оные слова, — заметим, говорю, что намерение Иисуса Христа было утешить апостолов Своих в предстоявшем разлучении Своем с ними. В сем духе говорит Он: Приидет Утешитель. Оба сии слова неопределенны и не дают еще слышащим полного утешения. Приидет — откуда приидет? Куда приидет? Не чуждо ли будет апостолов сие пришествие? Утешитель — кто сей Утешитель? Не человек ли, Духом Божиим исполненный? Не ангел ли? Может ли сей Утешитель восполнить лишение Сына Божия? На сии недоумения ответствует Иисус Христос в следующих словах своей беседы. Откуда приидет? — Аз послю. Куда приидет? Точно к апостолам: Аз послю вам. Не человек ли, не ангел ли будет послан? Нет, послю не от человек, ниже от ангел, а от Отца. Но сие разрешение недоумений, произведенных первыми двумя словами, рождает новую, еще труднейшую загадку: кто есть сей великий Утешитель, Которого Сын Божий пошлет от Бога Отца? И что значит, что Сын Божий, Которому по воскресении дастся всяка власть на небеси и на земли (Мф. 28:18), в сие самое время пошлет Утешителя не просто Своей Божественной властью, а от Отца? Дабы разрешить совершенно сию загадку, Иисус Христос открывает, наконец, самое существо Утешителя: Дух истины, иже от Отца исходит. Как бы так сказал Он: «Я сказал: послю от Отца, потому что послю не сотворенного и власти Моей покоренного духа, но Духа, который от Отца имеет вечное начало Божественной Своея ипостаси».

И. — Но Иисус Христос говорит также о Святом Духе: от Моего приимет (Ин. 16:14).

У. — Присовокупи к сим словам следующие за ними, тогда увидишь, к чему они сказаны: «От Моего приимет и возвестит вам. Видишь, что Святой Дух приимет от Сына Божия», или как бы от собственности Сына Божия, уже бывшего Учителем апостолов, заимствовать будет то, что возвестит апостолам, то есть истину и учение, как и выше в той же беседе Иисуса Христа сказано: Егда же приидет Он, Дух истины, наставит вы на всяку истину: не от себе бо глаголати имать, но елика аще услышит, глаголати имать, и грядущая возвестит вам (Ин. 16:13). Все сие не относится к «вечному происхождению» ипостаси Святого Духа.

И. — Сын Божий говорит: Вся, елика имать, Отец, Моя суть (Ин. 16:15). Следовательно, и происхождение Святого Духа «Его есть» и от Него зависит так же, как и от Отца.

У. — Сын Божий говорит и взаимно Своему Отцу: Моя вся, Твоя суть (Ин. 17:10). Однако ты не заключаешь из сего, что и воплощение — «Отца есть» или принадлежит Отцу так же, как Сыну. Столь же мало можешь положиться и на прежнее твое заключение о Святом Духе.

И. — Апостол называет Святого Духа Духом Сына

(Гал. 4:6).

У. — Чтобы правильно разуметь сие название, возьмем апостольские слова в их составе: Посла Бог Духа Сына Своего в сердца ваша. Видишь, что здесь говорится о Духе Святом не в строжайшем знамении сего имени, так как «о вечной ипостаси Божества», но как о дарах Духа Божия, ниспосылаемых в сердца человеческие. На сии дары воплощенный Сын Божий заслугой Своею приобрел от Бога Отца, так сказать, право собственности, по которому и властен раздавать оные человекам, вне Его заслуги чуждым всего Божественного. Сия мысль ясно изображена пророком Давидом, который говорит к воплотившемуся и по уничижении паки превознесенному Сыну Божию: Возшел еси на высоту, пленил еси плен: приял еси даяния в человецех, или ради человеков (Пс. 67:19). Посему неудивительно, что сии даяния, или «дары», Святого Духа, приобретенные и подаваемые человекам заслугой Сына Божия, называются Духом Сына Божия и, следовательно, сие выражение не дает понятия о «вечном начале ипостаси Святого Духа».

И. — Сын Божий дуновением преподает Святого Духа (Ин. 20:22). Следовательно, Дух Святой происходит и от Сына.

У. — Апостолы рукоположением преподают Святого Духа (Деян. 8:17). Следовательно, Дух Святой происходит и от апостолов. Вот опять два совершенно подобные умозаключения, и если последнее неправильно, то и первое несильно.

И. — Что же ты, наконец, скажешь о происхождении Святого Духа от Сына?

У. — Точно то, что древняя Восточная и Вселенская церковь в своем Символе, то есть ничего.

* * *

И. — Мне сказывали, что блаженный Августин¹ хорошо изъясняет таинство Святой Троицы и происхождение Святого Духа чрез сравнение ипостасей Божества с некоторыми действиями души человеческой. Не знаешь ли ты сего места?

У. — Такое место находится в XV книге о Троице в главе 27. Я переведу тебе сие место. Пред окончанием всего своего сочинения блаженный Августин обращается к душе своей и говорит:

«Ты видела многое истинное не сими очами, которыми видят разноцветные тела, но теми, о которых молился муж, произнесший сии слова: Очи мои да видита правоты. Ты видела многое истинное и оное отличала от Света, при сиянии которого видела: возведи очи на самый Свет и утверди их в нем, если можешь. Ибо сим-то образом увидишь, како отстоит «рождение» Слова Божия от исхождения Духа Божия, чего ради единородный Сын не сказал, что Дух Святой «от Отца рождается», иначе был бы брат Его, но исходит. Посему, как есть единосущное некое общение Отца и Сына, то Дух Святой называется Духом обоих, а не сыном обоих, еже да не будет. Но дабы сие чисто и ясно созерцать, ты не можешь утвердить тамо взора: знаю, не можешь. Я говорю истину; говорю к себе самому; знаю, что для меня невозможно. Впрочем, сама Троица показывает тебе в тебе оные три вещи, в которых ты можешь узнать образ самой высочайшей Троицы, которую твердыми очами созерцать еще не можешь. Она показывает тебе, что есть в тебе истинное «слово», когда оно «рождается» от твоего «ведения», то есть когда мы изрекаем то, что знаем, хотя, впрочем, никакого гласа, или речения (vocem), имеющего значение на языке какого-либо народа, не произносим и не имеем в помышлении, но из того, чтó «знаем», образуется наше «помышление» (cogitatio), и есть в оке помышляющего самый сходный «образ» того «познания» (cognitionis), которое в памяти содержалось; две же сии вещи, яко родителя и порождение, соединяет третья вещь — «воля», или «любовь» (dilectio). И сия «воля исходит от познания» (de cognitione), ибо никто не хочет того, о чем совсем не знает, чтó оно или каково; однако воля не есть образ познания (cognitionis), и таким образом, в сих разумевательных вещах представляется некоторое расстояние (distantiam) между «рождением» и «исхождением», ибо усматривать помышлением — не то, что желать или наслаждаться волею, как то усмотрит и различит, кто может».

Вот собственные слова блаженного Августина. Извлечем из них главные, взаимно соответствующие понятия и поставим одно против другого:

«Ведение», или «познание», — Отец.

«Слово», или «помышление», — Сын.

«Воля», или «любовь», — Дух.

Воля исходит от познания.

Святой Дух исходит от Отца.

И. — Но для чего бы не сказать и так, что воля исходит от «познания и помышления»?

У. — Ты хотел знать, как блаженный Августин изъясняет таинство происхождения Святого Духа, и я показал тебе сие. А это иной вопрос, почему он изъясняет оное так, а не иначе. Я не берусь быть истолкователем его в таком случае, когда он хочет истолковать непостижимое.

И. — Он изъясняет сверхъестественный, непостижимый предмет посредством предмета естественного, постижимого.

У. — Но я не знаю, точно ли избранный им естественный постижимый предмет соответствует сверхъестественному, непостижимому. Он думает, что ипостась Святого Духа в Боге есть то, что в человеке «воля», или «любовь». Но в слове Божием нахожу я, что любовь есть свойство не одной ипостаси, но естества Божеского вообще, как то говорит Иоанн: Бог любы есть (1 Ин. 4:16); что иногда любовь приписывается Богу Отцу, как то у апостола Павла Сын Божий называется Сыном любве Бога Отца (Кол. 1:13); что Сам Сын Божий, изображая Святого Духа, называет Его Духом истины (Ин. 15:26), а в особенных дарах духовных Дух Святой называется Духом премудрости, разума, совета, крепости, ведения, благочестия, страха Божия (Ис. 11:2—3).

И. — Оставим сие сходство между ипостасью Святого Духа и силою «воли», или «любви», как предположение, частно принадлежащее блаженному Августину. Но я все не вижу, для чего бы ему не сказать, что любовь происходит «от познания и помышления»?

У. — Сие, кажется, объяснить нетрудно. Рассмотрим «познание, помышление и любовь» в определенном каком-либо случае. Например, ты имеешь познание о своем отце? И. — Имею.

У. — Имеешь помышление о нем?

И. — Имею.

У. — Имеешь любовь к нему?

И. — Имею.

У. — Потому ли ты любишь его, что помышляешь о нем, или потому о нем помышляешь, что любишь его?

И. — Не знаю, что сказать на сие. Я и люблю отца потому, что помышляю о нем, как об отце, и потому помышляю о нем, что люблю его.

У. — Сего довольно. Итак, ты не можешь утвердительно сказать, что твоя любовь к твоему отцу происходит от помышления об отце. Но скажи мне, любишь ли ты отца твоего и тогда, когда не помышляешь о нем?

И. — Я думаю, что и тогда любовь к нему находится в душе моей, когда я не имею о нем определенного помышления.

У. — А если бы ты совсем не имел познания об отце как отце?

И. — Тогда бы не могла быть и любовь, ибо, как и Августин говорит, «никто не хочет или не любит того, о чем совсем не знает, что оно или каково».

У. — Итак, не можешь ли ты, без всякого в сем случае сомнения, утверждать, что любовь происходит от познания? И. — Могу без сомнения.

У. — Итак, не видишь ли, что блаженный Августин прав, когда выдает за ясное и верное то, что воля исходит от познания и, следовательно, Дух Святой исходит от Отца?

И. — Теперь вижу, что сие изъяснение совершенно согласно с учением Восточной церкви. Однако мне говорили об оном совсем иначе.

У. — Я знаю, на каком основании тебе так говорили. Ты можешь сам, если не отречешься от труда, испытать, я ли вернее сообщаю тебе мысли блаженного Августина, или другие, которые тебе о том говорили? Я предложил тебе слова его так, как они читаются в древних и почти во всех рукописях, а другие пересказывали тебе оные так, как они напечатаны поборниками Западной церкви.

И. — Мне кажется невероятным, чтобы кто стал портить сочинения уважаемых писателей, дабы применить их ко мнениям своей Церкви. Можно ли защищать веру ложью?

У. — Я предоставляю сие подозрение твоему собственному рассмотрению. А я дам тебе отчет в своем преложении.

Напечатано: Imago simillima cogitationis eius. — Самый сходный образ того помышления; Voluntatem de cogitatione рrосеdere. — Воля исходит от помышления; Cogitationis imaginem. — Образ помышления.

Но в венецианском издании 1552 года сделано на сие место следующее замечание: «Впрочем, в древних рукописях вместо «помышления» стоит «познания».

Также в парижском издании 1679 года и в антверпенском 1700 года на то же место сделано следующее замечание: «Почти во всех рукописях «того познания». И ниже: исходит от «познания». И далее, образ «познания».

Суди же, кому я должен был следовать? Древним ли рукописям и «почти всем» рукописям или издателям, которые и не сказывают, почему они напечатали не так, как читается «в древних рукописях» и «почти во всех рукописях»?

И. — Издатели сии, в самом деле, подозрительны в предпочтении неправильного чтения текста по пристрастию к своему мнению.

У. — Подозрительны тем более, что не только не уважили ни древности, ни большинства свидетельств в пользу другого чтения, но и не хотели приметить того, что принятое ими чтение очевидно повреждает смысл текста. Они читают: « Sed exillo, guod novimus, cogitatio nostra formetur sitque in acie cogitantis imago simillima cogitationis eins ». To есть: «Но из того, что знаем, образуется наше помышление, и есть в оке помышляющего самый сходный образ того помышления».

Не видишь ли, какая нелепость выходит из сего чтения? «Помышление есть самый сходный образ помышления»! Не защищает ли, напротив, другое чтение само себя правильностью своего смысла? «Помышление есть самый сходный образ познания».

И. — Удивляюсь.

У. — Ты удивился бы более или уже совсем перестал бы удивляться, если бы имел случай узнать, сколь многие в древних писателях места столь же явно испорчены.

И. — Желал бы я слышать яснее, как древние учители Церкви произносили догмат о происхождении Святого Духа. Нет ли о сем таких свидетельств, которые бы не были подвержены спорам?

У. — В сочинениях одного блаженного Августина Адам Зерникав² и Феофан Прокопович³ нашли более пятидесяти мест, в которых догмат о происхождении Святого Духа произносится так, как доныне произносит оный Восточная церковь. В числе их есть такие, о неповрежденности которых никто не сомневается. Таково, например, следующее место из книги «Contra sermonem arianum»^*, гл. 23: «Да не возомнят, будто, чрез некие степени, есть от Него (то есть от Сына) Дух Святой, подобно как Сам (Сын) есть от Отца: напротив, оба от Отца, Тот рождается, Сей исходит; которые два действия в высоте оного Естества (Божия) различить, конечно, трудно».

Из множества других подобных свидетельств, встречающихся у восточных и западных писателей, я представлю тебе свидетельство самого папы Дамаза и целого Римского собора, о подлинности которого нельзя сомневаться потому, что согласно написали о том Августин (Sermo 129, De tempore^**) и Феодорит⁴ (Historia Ecclesiastiса^***, кн. V, с. 11), один в Африке, а другой в Азии; один на латинском, а другой на греческом языке, почти в одно время, но, верно, не слыхав друг о друге. Дамаз на Римском соборе, с согласия многих епископов, издал исповедание веры, в котором, как я сказал, Августин и Феодорит читают следующие слова: «Аще кто не речет, яко Дух Святой от Отца есть истинно и собственно, яко же и Сын от сущности Божией и Бог, Божие Слово: анафема да будет».

* Против арианской проповеди (лат.). ** Проповедь 129 «О времени» (лат.).

*** ерковная история (лат.).

* * *

И. — Я имею предложить тебе отрывок из книги: «Главнейшие наставления в форме катехизиса», изданной по указанию Шарля-Иоахима Кольбера, епископа Монпелье. Вот он в переводе: «Нетрудно доказать, что те из греков, которые отделились от церкви Римской, отделились чрез сие от истинной Церкви Иисуса Христа. Дабы в сем убедить всякого благонамеренного человека, надобно только взять в рассмотрение ту и другую Церковь, как они были во времена своего соединения. То достоверно, что тогда греки признавали папу главою Церкви. Сие доказывается семью первыми Вселенскими (Generaux) соборами, которые держаны были на Востоке и на которых первенство папы законно было признано. Сам Фотий, который посеял первые семена разделения, в сем не прекословил. На Вселенских (Generaux) соборах, Лионском и Флорентийском, на которых рассуждаемо было о воссоединении двух церквей, сия истина также была признана греками. Церковь Константинопольская никогда не требовала себе более того, чтобы ей быть вторым Римом и по нем иметь первое место. Достоверно также, что церковь Константинопольская получила второе место уже на четвертом или не ранее, как на втором Вселенском соборе, что сделалось не без сопротивления. Итак, тогда справедливо можно было сказать, что папа был видимой главою Церкви, и Рим был средоточием единства, как говорит Ириней, епископ Лионский, родом грек, живший во втором веке. Если Церковь, признававшая папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда, ибо в сем пункте никогда не может приключиться в Церкви изменения. Следовательно, отделяться от Церкви, признававшей папу главою, значит отделяться от истинной Церкви Иисуса Христа, значит быть раскольником. Следовательно, восточные, отделившиеся от оной, суть раскольники».

У. — Не хочешь ли ты, чтобы я разобрал с тобой сие доказательство?

И. — Точно так.

У. — Будем же рассматривать оное по частям, держась для ясности того самого порядка, в котором изложил свои мысли сочинитель.

«Нетрудно доказать, что те из греков, которые отделились от церкви Римской, отделились чрез сие от истинной Церкви Иисуса Христа.

Дабы в сем убедить всякого благонамеренного человека, надобно только взять в рассмотрение ту и другую Церковь, как они были во времена своего соединения».

Как ты думаешь, кого разумеет писатель под сими словами: «Те из греков, которые отделились от церкви Римской»? И. — Без сомнения, Восточную церковь.

У. — Итак, он предполагает, что Восточная церковь «отделилась от церкви Римской»?

И. — А ты разве сомневаешься в сем?

У. — Не сомневаюсь, а совершенно уверен, что предположение сие неправильно. И. — Не понимаю.

У. — Я изъясню тебе сие примером. Когда по смерти Соломона из одного народа Божия сделалось два царства: Иудейское и Израильское, тогда, скажи мне, Иудейское ли отделилось от Израильского, или наоборот?

И. — Вижу, что здесь правильнее будет сказать, царство Израильское отделилось от Иудейского. У. — Почему сие правильнее?

И. — Потому, что царство Иудейское осталось таким, каково было прежде, а царство Израильское основало себе новое правительство, нарушив признанное всеми коленами народа Божия право наследственного правления.

У. — Приложим сей пример к настоящему делу. Французский наставник говорит, что церковь Восточная отделилась от церкви Римской. Но дабы иметь право так говорить, надлежало бы прежде доказать, что Римская церковь осталась по разделении такою же, какова была прежде, и что, напротив, церковь Восточная нарушила какой-либо великий закон, неразлучный с единством Церкви. А как он сего еще не сделал, то сим и допустил в самых первых выражениях своего доказательства подлог, выставляя за верное то, что надлежало доказывать. Скажу более: он показал истину совсем в превратном виде.

И. — Ты думаешь, что справедливее было бы сказать: Римская церковь отделилась от Восточной?

У. — Да. И теперь скажу и я словами французского наставника: «Дабы в сем убедить всякого благонамеренного человека, надобно только взять в рассмотрение ту и другую Церковь, как они были во времена своего соединения». Рассматривая и ту и другую Церковь во времена их соединения, или, что то же, рассматривая Вселенскую церковь первых восьми веков христианства, нахожу я принятый ею для охранения своего единства и чистоты следующий закон: «Общее вероисповедание и постановление Вселенской церкви определяется из слова Божия общим согласием Вселенской церкви чрез посредство ее учителей: частные церкви могут делать токмо частные для себя установления, относящиеся до благочиния церковного, а не касающиеся основания христианства».

И. — Где ты нашел сей закон?

У. — На нем основаны все Вселенские соборы вместе. Их не было бы, если бы его не было. И. — Согласен.

У. — Обратимся от Вселенской церкви первых восьми веков христианства к последующим временам, в которые видим две разделенные между собою Церкви: Восточную и Западную, или Римскую. Сохраняется ли здесь оный закон Вселенской церкви? И если сохраняется, то в которой из двух несогласных между собою Церквей?

Посмотрим на церковь Римскую. Прочитай ее вероисповедание, составленное папой по решениям Тридентского собора, напечатанное в самой книге приведенного тобой французского наставника, и сравни оное с вероисповеданием древней Вселенской церкви, то есть с Никейско-цареградским символом веры.

Во-первых, ты находишь древний догмат, произносимый с важным изменением слов, не только древнего Символа, но и слов Самого Иисуса Христа: «qui ex patre filioque procedit», то есть «иже от Отца и Сына исходящего».

Во-вторых, находишь догматы и постановления, которых и следа не было в древнем Символе и которые вновь определены, например: «Исповедую, что и под одним из двух видом приемлется весь и целый Иисус Христос и истинное таинство», «Утверждаю также, что власть индульгенций (послаблений) от Христа оставлена в Церкви и что употребление оных спасительно для народа христианского», «Римскому Первосвященнику, преемнику Блаженного Петра, Князя апостолов, и наместнику Иисуса Христа истинное послушание обещаю и клянусь в том».

Не видишь ли теперь, что в вероисповедании нынешней Римской церкви есть такие члены, которые определены ею без общего согласия Вселенской церкви?

И. — Римская церковь говорит, что и новые члены ее вероисповедания определены ею, яко Вселенской церковью, на Вселенских соборах.

У. — С тех пор как христианство разделилось на две несоединенные доселе половины, Вселенских соборов не может быть, доколе не последует общего соединения. Тридентский собор, на который, по словам самого Тридентского символа, особенно опирается нынешняя Римская церковь, есть частный собор сей Церкви, а не церкви Вселенской. Он даже не есть общий собор церкви Западной, поскольку она в сие время была уже вновь раздроблена.

И. — Западная половина христианства не считает Восточную значущей частью прежнего целого.

У. — Это весьма добрый знак для Восточной церкви, что и она, подобно как единственная глава ее, Иисус Христос, есть камень, егоже небрегоша зиждущии (Мф. 21:42), тем она ближе к тому, чтобы ей быть во главу угла. Я надеюсь немногими словами доказать тебе, что пренебрегать Восточную половину христианства как незначущую часть оного, не значит судить суд Божий. Знаешь ли ты, на чем основывается сие пренебрежение?

И. — В той же книге, которая подала случай к настоящему разговору, я читал следующее: «Всеобщее запустение духовное и наружное, которому подвержены Восточные со времени раскола их, может быть принято за доказательство того, что Бог оставил их».

У. — Смотри же, каково сие доказательство. «Всеобщее запустение духовное» — где оно, укажи мне? В чем оно состоит, изъясни мне? Оно в некоторых турецких областях? Так не во всем Восточном христианстве, не «всеобщее». Оно состоит в непросвещении некоторых стран? Но так называемое непросвещение не есть «запустение духовное», ибо в людях, не образованных мудростью века сего, может обитать и обитает живая вера. «Всеобщее запустение наружное» — опять неправда. В Греции бедствует Восточное христианство, а в России благоденствует.

Смотри, напротив, не с большей ли силой оружие французского наставника может быть обращено против него самого? Не с большей ли справедливостью можно сказать: «общее запустение духовное», которое очевидно доказывается родившимся, возросшим и возгосподствовавшим посреди Западного христианства антихристианским безверием и развратом, доведшим до торжественного и всенародного отступления от Христа, и за сим необходимо следовавшее «общее запустение наружное», которое недавно, необыкновенной посторонней помощью, но Бог знает, надолго ли, остановлено, — сие двоякое запустение, которому подверглись Западные христиане пред лицом Вселенной и потомства, не может ли быть принято за доказательство того, что долготерпеливый Бог, ждавший их исправления, наконец, «оставил» их или, по крайней мере, через столь явное наказание угрожает им «оставлением»?

Не могу ли я сказать еще: ясным действием провидения совершившееся избрание Восточных христиан (россиян) в главное орудие к избавлению Западного христианства от «общего запустения духовного и наружного» и к восстановлению Западной церкви, униженной и поруганной в самом ее первосвященнике, и торжественное освящение оскверненной богоотступлением, цареубийством, междоусобными кровопролитиями столицы, предоставленное Провидением священству и христианам также Восточной церкви, — не может ли все сие быть принято за доказательство того, что Бог не оставил Восточной церкви, но благословляет ее и благоволит о ней?

И сей-то Церковью пренебрегают, как незначущей частью христианства! Вспомни здесь опять недавно приведенный мною пример. Когда по смерти Соломона из одного народа Божия сделалось два царства: Иудейское и Израильское, первое состояло только из двух, а последнее из десяти колен. В сие время израильтяне верно говорили о иудеях, что это незначащая часть народа Божия. Но пред очами Божиими сиято незначащая часть и составляла истинный народ Божий, в котором заключалась лучшая надежда и самих десяти колен отступнических.

И. — Я согласен, что и для ревностного защитника Западной церкви Восточная церковь в целом составе христианских народов не то, что были в древней Вселенской церкви некоторые секты христианские. Она существует тысячу лет по разделении от Западной и в сие время сохраняется, несмотря на тяжкое и продолжительное угнетение на Юге и Востоке, а на Севере время от времени более распространяется, утверждается и процветает. Раскол, как показывает история христианства, никогда не пользовался таким покровительством провидения.

У. — Следовательно, я имел право назвать Восточную церковь «половиной нынешнего христианства». И. — Согласен и на сие.

У. — Следовательно, соборы Западной половины христианства, или Римской церкви, не признаваемые Восточной, суть соборы частные, а не Вселенские, и определенные на них члены вероисповедания определены без общего согласия церкви Вселенской.

И. — Кажется, и на сие должно согласиться.

У. — Следовательно, Римская церковь нарушила принятый древней Вселенской церковью закон единства, по которому «общее вероисповедание долженствовало быть определяемо из слова Божия общим согласием Вселенской церкви». И. — Кажется, так.

У. — Следовательно, Римская церковь отделилась в вероисповедании своем от древней Вселенской церкви.

И. — Для сего надобно, чтобы нынешняя Римская церковь отделилась в вероисповедании своем и от древней Римской же церкви.

У. — А тебе кажется сие невозможным?

И. — Конечно, трудно представить сие.

У. — Ты можешь видеть сие на самом деле. Вот пример: в 809 году, когда папе Льву III предложено было, чтобы возникшее мнение о происхождении Святого Духа и от Сына внести в Символ веры, он, несмотря на то что сие предложение сделано было под покровительством императора Карла Великого, не только не согласился на оное, но еще повелел вырезать Символ на двух серебряных досках, на греческом и латинском языках, без прибавления слова «и Сына», и положил на них следующую надпись: «Лев устроил сие из любви к православной вере и для ее охранения». Но сие прибавление, которого так остерегался Лев III, нынешняя Римская церковь торжественно признает в Тридентском символе. Не ясно ли здесь видно, что нынешняя Римская церковь отделилась в сем члене вероисповедания и от Римской же древней церкви?

И. — Но достоверно ли рассказанное тобою деяние Льва III?

У. — О нем свидетельствуют писатели: Смарагд, который вел записки о вышеупомянутом посольстве к папе, Анастасий Библиотекарь⁵, Петр Абеляр⁶, Петр Ломбардский⁷, Петр Дамиани⁸. О нем упоминает Фотий⁹. Не отрицают оного и новейшие Римской церкви писатели: Бароний¹⁰, Беллармин¹¹, Биний и иезуит Киховский. Если ты хочешь ими поверить мои слова, то можешь найти подробные на них указания у Феофана Прокоповича в книге «Historia de Processione Spiritus Sancti»^*.

И. — Надобно узнать, не отделилась ли также и нынешняя Восточная церковь от древней Вселенской?

У. — Испытаем. И для сего паки обратимся к найденному нами в древней Вселенской церкви закону единства, по которому «общее вероисповедание долженствовало быть определяемо из слова Божия общим согласием Вселенской церкви». Отцы Вселенских соборов приметили вскоре, что достижение общего согласия Вселенской церкви в новых изысканиях, относящихся до веры, время от времени становится труднее, частью по причине обширности Церкви, частью по причине распространяющегося влияния различных видов человеческих в дело Божие. Посему, когда на первом и втором Вселенских соборах составлено было «достаточное общее вероисповедание», сохраняемое доныне под именем Никейско-цареградского символа веры, то третий Вселенский собор, как для сохранения точнейшего согласия и единства со Вселенской церковью предшествовавших времен, так и для предупреждения могущих произойти несогласий при новых изысканиях, относящихся до веры, извлек из всеобщего закона единства следующее правило, которое находится в деяниях сего собора под числом 7.

«Святой Синод определил, да не будет позволено никому иную веру (то есть иное вероисповедание, или Символ) произносить, или писать, или составлять, кроме той, которая определена от святых отец о Святом Духе собравшихся во граде Никее».

С сего времени правила каждого из следующих Вселенских соборов начинались, в разных выражениях, подобными положениями, подтверждающими «неприкосновенность общего вероисповедания», и ни один из оных соборов не отважился делать «прибавлений к Никейско-цареградскому символу». Достойно примечания, что на Константинопольском соборе,