Как богатые люди могут быть бедными

Лучше хлеб со счастливым сердцем, чем богатство с неприязнью.
Аменемон (XI век)

"За деньги не купишь счастья".

Мама опять читала мне лекцию. Казалось, чем старше я становился, тем чаще она их читала. Я стоял молча, зная, что будет дальше. "Жизнь - это больше, чем деньги... да я в твоем возрасте была слишком занята своими делами, чтобы думать о таких вещах... нехорошо так увлекаться деньгами".

Я перестал ее слушать. Все, что я слышал, это только: "бла-бла-бла". Когда она вздохнула, я понял, что ее запас слов подходит к концу это значит, что скоро будет завершение лекции. Ее последнюю фразу можно было предугадать: "Ты же знаешь, сынок, я ругаю тебя для твоего же блага".

Затем она замолкала, а я обещал сделать все, что она хотела, чтобы я сделал. Хотя в этот момент я скрещивал пальцы и говорил сам себе: "Она сама не понимает, о чем говорит!"

Эта лекция была так мне знакома. Мой брат и сестра никогда не выслушивали подобного, но они и не чувствовали того, что я в отношении денег. Я любил деньги. Все, что было с ними связано, волновало меня. Мой брат любил машины. Его кличка была "взломщик" потому, что он больше интересовался разборкой вещей на запчасти, чем их ремонтом и сборкой. Моя сестра интересовалась искусством и спиритизмом. Моя мама гордилась ее хобби. Но когда я предложил деньги в качестве своего хобби, она подумала, что я жадный. В то время как родители поддерживали интерес к хобби моих брата и сестры, мама часто демонстрировала свою озабоченность моим превращением с алчного дядюшку Дональда Дака Скруджа МакДака.

Ее упреки оставались незамеченными. К тому времени, как мне исполнилось девять лет, у меня была моя первая работа за 10 центов в час. И я стал изготавливать свои собственные деньги из бумаги и металла, пока отец не объяснил мне, что это называется фальшивомонетчик и что это противозаконно. Мне пришлось прекратить этим заниматься, хотя я уже в этом изрядно поднаторел. В десять лет я вступил в сельский клуб и начал играть в гольф. Отец находил это забавным, хотя он никогда не принадлежал к сельскому клубу и удивлялся, как мальчику моего возраста удалось стать членом клуба? (Я договорился!)

Я рос, росло очарование денег для меня - как и горячность маминых лекций.

"Деньги не заменят тебе любовь", - говорила она.

Отстаивая свою позицию, я указал ей на то, что как много богатых людей в нашем городе имеют молодых красивых жен или подруг. Она дала мне пощечину в тот день.

Не смотря на усилия моей матери изменить меня, я провел большую часть первых тридцати четырех лет моей жизни, преследуя свою первую любовь - деньги. Тогда я однажды спросил себя: "Что есть в жизни еще, кроме денег, красивых игрушек, быстрых машин, вина, женщин и песен?"

В этот момент мой жизни я начал понимать и оценивать взгляды своей матери на деньги. Для нас они ассоциировались с жадными, злыми, аморальными и ничего не стоящими людьми. Ведь этот мир полон ими. Я был одним из них вот уже несколько лет. У меня не было никакой симпатии к людям, которые были бедны, и я делал все, чтобы избегать их. Но когда я думал, что у меня есть все, о чем могут только мечтать другие люди, мне начинало казаться, что я запутался в жизни.

Мои родители трудились прежде всего на благо своего ума и души. Моя мать была регистрационной медсестрой, которая работала в таком месте из любви к людям. Мой отец был учителем и работал во имя той же цели. Два года он работал в Корпусе Мира президента Кеннеди. Моя мать была в ужасе от того, какую я выбрал для себя профессию. Я не мог понять, почему она была несчастлива из-за этого. Мне нравилось управлять кораблями и летать по всему миру. По мере своего взросления я стал замечать явную разницу между тем, что мои родители делали и тем, что делаю я. Разница эта, которая и была источником удовольствия моих родителей, заключалась в том, что помимо доставляемого им удовольствия их работа приносила реальную пользу другим людям. Я же делал все, что я делал, только ради одного человека, себя самого. Работа по части превращения этого мира в лучшее место была разновидностью того богатства, которое было у них и которого не имел я. Со всеми своими долларами я жил в особого сорта нищете. У Дэвида Сузухи, великого канадца японского происхождения есть рассказ, прекрасно отражающий мою мысль. Он записал его, наблюдая за жизнью фруктовых мушек. Я перефразировал рассказ из его книги "Метаморфозы".

Он начал с параллели между человеческими жизнями и жизнями фруктовых мушек. После рождения люди и мушки начинают взаимодействовать с окружающей их средой. Они растут, обучаются и становятся более подвижными. Мушка, вернее ее личинка, проходит серию метаморфоз. Детский опыт также подразделяется на несколько важны этапов взросления. Дети учатся ходить, потом говорить, затем наступает пубертатный период и т.д.

Личинка же переходит в стадию, называемую куколкой. В бабочку гусеница превращается, свивая кокон, и появляясь из него некоторое время спустя в качестве бабочки. Из куколки плодовая мушка выкачивает все, что ей нужно (как взрослый человек аккумулирует в себе опыт, информацию и знание) проходит через ряд метаморфоз и затем летает по планете, реализовывая ту миссию, которая ей была генетически предназначена. Тут уже параллели между человеком и плодовой мушки заканчиваются.

Дэвид Сузуки говорит, что разница между человеком и плодовой мушкой в том, что "многие люди остаются личинками, становясь все больше, богаче и полновластнее без эволюционирования в сторону мудрости, чувствительности или милосердия".

Прежде, чем все потерять, я делал все возможное, чтобы стать очень большой, очень богатой личинкой. Пока мой кокон не разрушили, я не начал эволюционировать. В 32 года образ моих мыслей кардинально изменился. Я обнаружил, что имею глубокую потребность возвращать вместо того, чтобы собирать и брать. Я начал поиски богатства другого рода. Деньги перестали быть моим основным мотиватором. С помощью моих дорогих друзей и учителей я начал видеть вещи такими, какими не видел их никогда раньше. Я начал испытывать удовольствие от богатства того редкого сорта, которого лишены очень многие богатые мужчины и женщины.

Впервые в своей жизни я стал оценивать состояние бедного человека, я обнаружил, что бедность любого рода существенно влияет на самоуважение. Многие думают о бедности, как о чем-то испытываемом только бездомными или людьми, живущими в гетто. Но есть много разных форм бедности. В конечном итоге ее можно определить как нужда. Если семье, например, нужен большой дом, и она не имеет знаний, чтобы приобрести его, это может составлять их бедность. Но если человек чувствует себя несостоявшимся эмоционально или духовно и не знает что делать, чтобы изменить это положение, это тоже будет формой бедности.

Моя собственная бедность была именно такого рода. Разобраться с деньгами было проще, чем с собственной самореализацией. Даже если бы у меня появились все деньги, которых бы я захотел, я бы все еще оставался бедным потому, что не знал как быть счастливым. Я помню, как я был шокирован своим открытием того, что бедность не ограничивается деньгами, что все материальные богатства мира не излечат той боли, которую я чувствую.

Я обнаружил две категории бедности в тот период: эмоциональную бедность и профессиональную бедность. Человеческая жажда нематериальной природы пугающе огромна. Есть люди, которые страдают от отношений, не зная, как выбраться из них, есть супружеские пары, чей брак умер давным-давно, но которые цепляются за остатки слабой памяти о счастье, И есть одинокие люди, которые в мире, населенном более, чем пятью миллиардами людей, не могут найти того человека, с которым можно делить любовь и заботу.

Никакая категория людей не застрахована от эмоциональной бедности. Самое худшее, что может быть, - это финансово богатый человек, который эмоционально является банкротом.

Другая категория "нужды" - это профессиональная бедность. Я поражен количеством людей, которым либо надоела их работа, либо они ее просто ненавидят. Как может человек вставать изо дня в день, чтобы пойти на работу, которую она или он считает пустой и неблагодарной? Если мы должны проводить часы бодрствования на работе, почему бы не найти способ использовать их, делая что-то питающее наши умы или наши души? Когда мы начинаем смотреть на перерыв, как на высшую точку своего дня, это значит, что вирус распада совершает свою работу.

Растущее число людей выражает желание осуществить что-то значимое в своей жизни. Они хотят делать вклад, а не просто работать, чтобы выжить. Многие заканчивают жизнь, чувствуя, что их жизни имеют мало или никакого значения в то время, как другие считают, что повышение зарплаты является достаточной компенсацией за пустоту, которую они чувствуют в своей работе. Имеются и такие, которым все равно, какую нищенскую зарплату они приносят домой. Они считают, что вносят важный вклад в общество. Это чувство вклада является причиной того, почему многие учителя остаются в профессии, дающей меньше денег, чем остальные!

Без чувства собственной значимости и личного удовлетворения мы живем в бедности, где мало или нет настоящего счастья независимо от того, сколько у нас долларов в банке. И будь то бедность, корень которой кроется в ничтожных взаимоотношениях или не дающей самореализации работе, она не исчезнет по волшебству только потому, что вы увеличиваем количество денег на своих банковских счетах.

Должны ли мы выбирать между счастьем и деньгами? Как раз наоборот, нет в мире ни одной такой причины, по которой мы бы не смогли иметь и то, и другое. Один из моих величайших учителей, Р. Бакминстер Фуллер, пробудил меня тем фактом, что бедность не имеет никакого отношения к деньгам, и не деньги создают богатство. Фуллер говорил, что богатство в том, что человек знает, и чем больше он знает, тем богаче он себя чувствует. В своем сегодняшнем положении наша образовательная система преуменьшает потенциал личностного познания наказанием за совершение ошибок. В итоге она порождает людей, которые не знают радости от владения ни деньгами, ни знаниями.

Моя мать была права. И я очень сожалею, что она умерла не увидя метаморфозы своего сына - я надеюсь, несколькими стадиями выше личиночного состояния.

15. КОГДА 1+1 НЕ ВСЕГДА ОЗНАЧАЕТ 2

Каждый человек полностью удовлетворяется лишь отысканием правды, либо он не задает вопросов.
Чарльз Сандэрс Пирс (1951 г.)

Почему так много людей и организаций панически боятся перемен? Почему они бегут от неизвестного? Почему они избегают новых попыток в то время, как видят, что старый способ больше не работает? Почему люди цепляются за однозначные ответы на такие вопросы, как правильно/неправильно или хорошо/плохо, даже если понятно, что ответов может быть сколько угодно; который же из них совпадает с их личной выгодой? Или экстраполируя в более личных терминах, почему наши первичные реакции так часто идут в канве с общепринятыми шаблонами, а не являются свежим сугубо индивидуальным взглядом?

Ответы на все эти вопросы начинаются с наших школ. Независимо от того, является ли это результатом традиции или привычки, нас учили верить в то, что каждый вопрос имеет единственный правильный ответ. Когда вы были во II классе и вас спрашивали, сколько будет 1+1, вы без сомнения называли неправильные ответы, пока наконец не выдавали единственно правильный - 2. Если бы вы сказали 6, ваши шансы услышать в ответ - ты не прав, были бы достаточно высоки. Учительницу мог устроить единственный ответ - 2 и только 2.

Хорошо, но вы могли бы спросить, как 2 может быть неправильным ответом? Конечно не может, по крайней мере в математической системе, предлагаемой для обучения в большинстве школ. Но существует множество других систем, в которых ответ мог бы быть слегка иным. Так, если бы имелись в виду две команды (1+1) по три человека в каждой, то правильный ответ равнялся бы 6.

Хотя несколько школ сейчас используют более прогрессивные системы для обучения математике, принцип одного правильного ответа все еще продолжает оставаться правилом в слишком многих случаях.

Нас не учат и альтернативным ответам, но нас учат думать, что существует единственный набор правильных ответов, который, если мы стараемся и получаем хорошие оценки, будет нам призом в день выпуска. Идти дальше по жизни с этим искажением правды значит значительно ограничивать процесс нашего мышления, существенно затруднять процесс принятия новых идей и путаться в определении различий, которые являются неотъемлемой частью нашей жизни.

Невозможно не удивиться, как этого удалось избежать Кристофору Колумбу, если он обучался в такого же типа школе, как и мы все. На примере своих студентов я могу наблюдать такие присущие некоторым из них явления, как "невнимательность", "мечтательность" или попросту "дисциплинарная проблема". Его утверждение, что Земля круглая, учителя восприняли как вызов, а его одноклассники смеялись нал ним и называли тупым за одно такое предположение.

Наша упрямая приверженность существованию единственного правильного ответа фильтрует и отвергает информацию, которая в точности не соответствует тому, чему нас учили. Отвержение идей, не соответствующих канонам системы, убивает сегодняшних потенциальных Колумбов. Она подавляет независимое мышление и внутреннее творчество. Что за парадокс позволяет себе наша система образования, с одной стороны оценивая Кристофора Колумба как героя, а с другой, наказывая студентов за такой же сорт оригинальных идей, который был у него.

Образовательная система со своей манией правильных ответов учит однозначности. Те, кто эту однозначность принимает и правильно заучивает, достойны хороших отметок и наград. Если мы задаем вопросы системе или пытаемся найти ответы самостоятельно, нас наказывают или ставят плохие отметки. Как не стыдно пользоваться своими неразвившимися мозгами в то время, как у системы, на все есть жесткий и однозначный ответ.

Многие правительства, бизнес и семьи возглавляются людьми, которые продолжают тяготеть к однозначному мышлению - людьми, которые верят, что их собственная точка зрения - единственно возможная. История нашего бизнеса пестрит примерами узкомыслящих индивидов, которые приросли к однозначному образу мыслей, и в итоге обанкротились или ограничили возможности своей компании потому, что были неспособны увидеть альтернативы.

На рубеже XX века такое мировоззрение нашло свое отражение в неожиданном заявлении, сделанном на основании ситуации, возникшей в головном офисе американского бюро патентов. Оно гласило: "Запас вероятных открытий исчерпан, больше не осталось новых идей." В это время те, кто были ответственны за регистрацию заявок на новые патенты, как и многие производители, будучи завалены грудами новых идей по изготовлению новых товаров, свидетельствовали о том, что человечество полностью исчерпало свой творческий потенциал. Человечество наконец-то имело все ответы и никаких вопросов. Это заявление выплыло со дня величайшего в истории технологического бума, когда Центральный Патентный Офис Америки был буквально затоплен заявками на новые изобретения. На тот момент, казалось, проблемы были решены. Тогда люди на какое-то время действительно поверили в то, что ответы на все вопросы уже найдены.

Конечно закрытие Патентного Офиса в наши дни, когда технологии совершенствуются со скоростью, которой раньше невозможно было даже представить, кажется абсурдом. И тем не менее однозначность мышления продолжает преследовать наше общество.

"Это сумасшедшая идея!"

"Это никогда не будет работать"

"Это будет работать у него, но не у меня".

Это все заявления, характерные для людей, ослепленных однозначным восприятием, цепляющимся за привычные правила и зацикленных на одной точке зрения. Хотя, даже являясь приверженцем единственной точки зрения, можно все-таки попытаться открыть свое восприятие для других мнений. Возможно, выбирая единственный способ мышления, все же оставить место для впускания других возможностей.

Одной из причин хаоса, творящегося в нашей системе образования, является схлопнутое, архаичное восприятие, оказывающееся взаимодействовать с новыми идеями, новым стилем и новым образом жизни. Хуже всего то, что закон заставляет детей посещать школу и насаждает однозначность и узость восприятия. Часто детям оставляют только один выбор (по сути никакого выбора) - подчиниться. Отсутствие подчинения может принести к отторжению от общества своих более сговорчивых товарищей и от мира взрослых, несущих свои знания этим детям. Неумолимость взрослых делает невозможным развитие взаимного уважения, и таким образом утверждается общество внутреннего соперничества мира молодых и мира взрослых.

Есть замечательное высказывание Вэйни Дайера: "Мы это увидим, когда мы в это поверим". Это фраза описывает роль нашей системы убеждений в нашей жизни что мы склонны видеть ту реальность, представление о которой есть в нашем мозгу. Если мы верим, что каждый вопрос имеет только один правильный ответ, мы будем способны видеть только один простейший ответ и будем судить о людях и о себе только с этой единственной позиции. Каждый, кто отвергает все множество вариантов ради одного, простейшего, очень напоминает идиота.

В 1700 году и немного позднее многие моряки китобойных судов рассказывали об аборигенах островов Южного моря, которые раньше не видели ни белых людей, ни трехпалубных китобойных судов. Хотя корабельные вахтенные утверждали, что их корабли, и, соответственно, белые моряки неоднократно появлялись в водах Южного моря вблизи островов. В конце концов было обнаружено, что местное население было совершенно слепо к этим огромным кораблям, хотя они плавали у них под самым носом. Местные обнаружили присутствие незваных гостей только тогда, когда корабль спустил на воду лодки, которые были привычны восприятию аборигенов. До того момента, пока лодки не коснулись воды, они не видели ничего - большие корабли бросали якоря в заливе прямо у них под носом, но не принадлежали к реальности, которую они могли бы узнать.

Вы можете сказать, что несложно допустить такое в случае с примитивными людьми, но конечно в наше время такое произойти никак не может. Наоборот, каждый день сфера бизнеса и межличностных отношений дегенерирует в безнадежный конфликт в результате ограниченной системы наших убеждений, которая не позволяет нам увидеть очевидные альтернативы.

Печальная истина заключается в том, что такую разновидность слепоты можно было бы предотвратить, обучая нас первых школьных дней тому, что практически каждая разновидность представлений - всего лишь творческая попытка осмыслить абсолютную правду, которую невозможно постигнуть до конца. Без сомнения, мы должны обучать фундаментальным законам, но вместе с тем мы ни в коем случае не должны забывать о том, что все наши фундаментальные истины - только лишь один из множества вероятных взглядов на существующий порядок вещей.

Мы должны преподавать тот принцип, что величайший потенциал человеческого существа кроется в системе убеждений, имеющейся вне его, а в его собственных мыслях - позитивных и негативных. Достаточно однажды, даже беззвучно, сказать: "Я никогда не буду богатым", чтобы создать фильтр, такой же мощный, как тот, что не позволил островитянам Южного моря не увидеть перед собой высоченных кораблей. Результатом становится слепота, разного рода ограничения, остающиеся неизменными до тех пор, пока не поменяется образ мыслей.

Когда ребенка назвали тупым, и он не знает как отогнать эту мысль, ее мощь обретает собственную жизнь в судьбе ребенка до тех пор, пока он не находит способа ее изменить. Эта негативная мысль может ослепить ребенка перед лицом собственного потенциала. Или еще того хуже, этот ребенок, став взрослым, передаст это убеждение своим детям. Мы, человеческие существа, имеем ужасную привычку перекладывать на других то, что не любим делать сами.

Как же мы можем разрушить однозначный стиль мышления? Не так давно наука начала мыслить в терминах парадигм. Это означает, что время от времени мы держим в голове ту или иную умозрительную модель реальности, которая состоит из допущений, что наше общество или сообщность, в которой мы живем, признается нами допустимой. Мы так долго воспринимаем внутреннюю модель реальности как должное, что в большинстве случаев забываем, что это всего лишь жизненный способ нашего восприятия. Правило, которое говорит, что 1+1=2 относится к одной парадигме, но она конечно не единственная. Если мы научимся добиваться изменения своего восприятия, мы узнаем как наладить собственные жизни, а для этого надо будет осознать, что мы ограничиваем себя рамками одной парадигмы - не важно на сколько реальной и как долго она нам кажется, стараясь вытеснить собой все другие.

Обычно слово "парадигма" употребляется там, где речь идет об обществе в целом в значении общности или культуры, но оно также применимо по отношению к собственным убеждениям. Я говорю, что делать деньги легко, это моя парадигма. Человеку, чья парадигма предполагает достижение богатства лишь в результате голой удачи или факта рождения под определенной звездой, я могу показаться лжецом.

Обучая людей в рамках одной парадигмы, надо быть готовыми к тому, что им придется эмоционально, физически и профессионально за это расплачиваться. Не имея возможности узнать о существовании феномена парадигм, большинство людей обречено на заключение своего восприятия в узкие рамки единственно возможной реальности. Я постоянно наблюдаю это на своих занятиях. Я читаю это в глазах моих студентов. Даже не смотря на то, что они пришли учиться, я вижу стальные ворота, охраняющие их личные парадигмы. До тех пор, пока я не коснусь чего-то, что покажется вызовом их собственным убеждениям, ворота их восприятия остаются открытыми. В момент проговаривания какого-то чуждого их парадигме опыта, ворота захлопываются. Их взгляд становится стеклянным, и у них появляются признаки косоглазия, скептицизма и недоверия.

Для адекватного обслуживания нашего общества система образования нуждается в разрушении ее постулата о том, что ее парадигма - единственно возможная и единственно истинная. Существует неопределенное количество возможных парадигм, которые или уже существуют или создаются прямо сейчас. И в большинстве случаев решение сегодняшних проблем - будь то личные или мирового масштаба проблемы - является следствием тех парадигм, которые существовали ранее или появляются по ходу дела. Концепция существования неограниченного количества парадигм должна стать базовым знанием, которому бы общество начинало обучаться со школы.

Наша образовательная система ненавидит более открытый способ восприятия. Хотя не вызывает сомнения тот факт, что методы обучения, ориентированные на однозначный ответ, могут жестоко покалечить детскую способность обретения успеха в дальнейшем. Мое убеждение состоит в том, что целью образования должно быть расширения человеческих убеждений, а не их сужение.

Если бы образовательная система сумела увидеть свою ограниченность быть может мир стал бы свидетелем появлении целого флота Кристоферов Колумбов, идущих на завоевание неизвестного без страха казаться нелепыми общепринятой системе убеждений. Может быть пришло время пересмотреть образовательные приоритеты. Возможно ли, чтобы запоминание даты высадки лодок Колумба на новом континенте было более важным, чем осознание дани уважения мечтателю по имени Колумб, бросившему вызов современникам убеждением в том, что Земля круглая и решившемуся плыть к ее "краю", чтобы доказать свою правоту? Разве подобная смелость не достойна большего внимания, чем важность запоминания даты.

В нашем изменчивом мире мы нуждаемся в большем количестве Колумбов, новых людей в бизнесе, правительстве и образовании, не ограниченных единственно существующей моделью. Где новые идеи? Где новые проводники и лидеры? Где те люди отчаянного мужества, способные повести всех вперед сквозь бесчисленный хаос нашего времени? Где наши Колумбы?

Они живут среди нас, но наши школы систематически подавляют способности юных исследователей, создавая вместо этого мир людей, боящихся совершать ошибки и не имеющих мужества или веры для следования новому пути, пусть даже не совпадающему с их собственным.

Пришло время пристально взглянуть не только на наш образ мыслей, но и на наши дела. Это время каждому из нас задает вопрос: "Ты на корабле с новыми Колумбами или на безопасном берегу, цепляясь за прошлое, выкрикиваешь угрозы страшного суда и критикуешь молодых исследователей?"

Date: 2015-05-19; view: 405; Нарушение авторских прав