Кафе на углу

После перерыва мы идем в кафе. В то самое кафе, где по утрам мы пьем кофе. Клаудия читает газету, Маня рисует, а я собираюсь с мыслями. Намоленное место.

Один ящик с художественными принадлежностями несет Маня, другой – Лука. При виде такого нашествия хозяин выносит столы и стулья. Тесно, но место есть для всех.

– Что рисовать?

– Все. Сначала то, что происходит внутри кафе, потом то, что вокруг.

Перед нами площадь, улица в перспективе, с трамваями, фронтальный вид – дома всяческих стилей и эпох.

Но в кафе так не посидишь, надо что‑то заказывать. Столы обрастают бокалами, в них холодные коктейли разных цветов, мороженое с финтифлюшками, газировка с кубиками льда.

Лука макает кисточку в блюдце с кофе, рисует ею на четвертушке листа фасад дома напротив, трамвайную линию… Поразительно. От рисунка веет жарой.

Девушка, сидящая рядом с Лукой, пожаловалась мне на то, что не умеет передавать перспективу.

– А ты ее видишь? – спросила я.

– Конечно, улица вдалеке сужается.

– Ну и нарисуй.

– Хорошо, – сказала она кротко.

Через какое‑то время я подошла к ней. Улица сужалась.

Я показала пальцем – мол, здорово. Она что‑то хотела меня спросить, и я позвала Клаудию.

– Ей кажется, что проблема у нее чисто психологическая. Она паникерша: например, если у друга не отвечает телефон, перед глазами тотчас встает кадр крупным планом – он разбивается на мотоцикле. Может, ее пугает перспектива?

– Это можно проверить. При первой же панической атаке рисуй предметы в перспективе. Если отпустит – значит, между этими явлениями есть связь, нет – значит нет.

Мы вызываем к себе некоммерческий интерес. Прохожие останавливаются, смотрят на рисунки, хвалят и уходят. Подбегает девочка лет шести, она тоже хочет рисовать. Я уступаю ей место, а сама хожу (скорее протискиваюсь) между столиками, чтобы взглянуть, кто что делает.

Девочка готова, показывает всем рисунок: это мороженое, это сок, а это наша такса. Я и не заметила, что ее мама стоит поодаль с собакой на поводке. Она берет второй лист, но мама говорит «нет», и они уходят.

Появляется странная дама, явно не совсем в себе, смотрит изумленными глазами на происходящее. Я жестом предлагаю ей сесть. Она что‑то говорит, размахивая руками.

– Она никогда не рисовала, стесняется. Но, по‑моему, стоит попробовать, по‑моему, ей очень хочется, – говорит Клаудия.

– Ты ей скажи, что никто из нас не умеет, мы просто так рисуем.

Уговорили. Она села напротив меня, взяла голубой фломастер, нарисовала вытянутое лицо в очках. Обрадовалась. Красным нарисовала гору. Обрадовалась. От очков – две полосы, соединяющиеся с линией горы. Огорчилась.

– Он плачет: там, за горой, живет его подруга.

Взяла желтый – нарисовала звездочку. Понравилось. Нарисовала много‑много звезд.

– Всё?

– Не знаю.

Подумала.

– Я подарю этот рисунок своей подруге, напишу свое имя. Здесь.

Пишет.

Имя я не запомнила, но оно точно было не итальянским.

– А как зовут лучшую подругу?

Она смотрит на меня.

Клаудия называет мое имя.

– Это красным. Как сердце.

– Скажи ей, что она очень хорошо рисует и что я ей очень благодарна за подарок.

– Да, да, – кивает она. – Си, си.

Она провожала нас до лицея, что‑то рассказывала.

– Понятно, что она не в себе, но она так счастлива, – сказала мне Клаудия.

До конца занятий оставался час. Но никому в голову не могло прийти, что после такого интенсивного дня последует еще одно задание – вылепить из глины кафе, желательно следуя рисунку.

– Они устали, – сказала Клаудия.

– Кто‑то жаловался?

– Нет.

– Отдохнут за лепкой. Уйдут в себя. Соберутся.

Маня принесла глину, доски и инструменты.

– Включить музыку?

– Да.

– Какую?

– Твою, восточную.

Выбор есть. Собираясь в Милан, Маня переписала десять дисков.

Шесть часов вечера. Все лепят. Никому не хочется вставать с места, нарушать блаженное состояние внутреннего равновесия.

Женщина, которая рисовала танец живота черным и красным, вложила мне в руку белого ангелочка под стеклянным колпаком.

– Ты его встряхни, – шепнула мне Клаудия на ухо.

Я так и сделала. Вокруг ангела возникло сияние.

Рисунка плачущего человека в очках, который тоскует по своей подруге, живущей за горой, я в своем чемодане не обнаружила. Позвонила Мане.

– Побочный эффект семинара висит у меня на почетном месте, – сказала она. – Но если ты тоскуешь по подруге, я тебе ее верну.

– И еще у меня разбился колпачок над ангелом.

– Значит, по пути на Святую землю ангел подрос и не нуждается во встряхивании.