Беспощадие

Внезапный щелчок в голове вспышкой электрических зарядов поразил катакомбы безумия, кожаной плетью обрушился на гребни каменеющей спины и исчез в дебрях всепожирающего отсутствия квадратствующей в своем треугольном величии пустоты.

Пустота выла, ревностно негодовала, хватала Silentium за нервные луковицы спутанных отчаянием волос, швыряла его из стороны в сторону, а затем сжимала в ком жалости, после чего раздувала до легкого гелиевого шара, и когда этот шар был готов разорваться, кирпичом вдалбливала его в стену, и, наконец, втаптывала кирзовыми сапогами со схемами самоубийств на подошвах в пол.

Но и этого ей было недостаточно. В беспощадии своем Пустота теряла контуры линий горизонта, смешивала их с сумасбродными вертикалями, лихорадочно курила и тушила окурки смеха о ладони невинного дитя, вытаскивала из его несуществующего сердца занозы зарубленной любви, превращенной в золу, тонула в ней и любовалась фейерверками кремированных обид, оседающих пылью на черепках давно минувшего эфемерного счастья. Окунаясь в безоблачную пелену забытого детства, она рисовала «классики» мелом некогда выпавших молочных зубов, прыгала и бесновала, покуда кубик Рассудка-Рубика вращал шарманку кукольных напевов. Всласть наигравшись, Пустота вновь принималась за свою жертву: впихивала в ее распадающийся рот костлявую горечь ломтей пережаренных признаний, залитых испражнениями злобы.

Лишь очнувшись, она начинала осознавать масштабы содеянного. В эти моменты жаба греха хватала ее за вакуумную шею, сдавливала гортань и затопляла комнату мусором фальшивых вздохов-обещаний, трескавшихся при соприкосновении с кафелем безысходности и рассыпающихся по нему как перезрелый горох…

Мечты.

Во избежание очередной порции насилия, которая была бы приправлена еще более острыми специями ненависти, Silentium наощупь собирал разбросанные горошины, счищал с них тонкую кожицу насмешек и зарывал в глубине древесных корней, дабы не быть замеченным Пустотой.

Интуитивно прислушиваясь к ее тяжелому, сдавливаемому жабой дыханию, Дитя в спешке погружало хлам переполнивших его переживаний на радужный корабль удовольствия, плывущего перед его слепыми глазами и намеренного пересечь океан Милосердия…

Подвешенный на крючке бесконечного ожидания, болтаясь в коконе пустоты, Silentium мечтал оказаться на борту этого диковинного корабля, влекомого жерлом беспечности и следующего по курсу неотвратимых перемен. Он мечтал наслаждаться бескрайностью сладкого августовского неба со взбитыми сливками млечного пути, сдобренного цукатами падающих звезд и сгустками сахарной патоки, небрежно распыляемой хвостами торопливых комет.