Глава 12. Формула власти 5 page

Только иногда, когда приходят старые приятели по сибирской ссылке, бывший герой оживляется и, размахивая руками, в сотый раз повторяет, что пострадал он совершенно невинно, просто потому, что у него был любовный роман с женой одного сотрудника НКВД.

А когда тот об этом узнал, то жену свою застрелил, а его, героя Перекопа, вместе с сестрой загнал в Сибирь.

Зинаида Генриховна, наоборот, почти не выходит из своей комнаты и даже запирает дверь изнутри на крючок, словно она всё время чего-то боится.

Герой Перекопа говорит, что такая склонность к уединению появилась у неё, в результате многолетнего заключения в специзоляторах.

Эта изоляция на неё так подействовала, что она, бедненькая, потеряла контакт с окружающей средой и теперь сама изолируется.

Чтобы восстановить утерянное душевное равновесие, Зинаида Генриховна, бывшая воспитанница Смольного института благородных девиц и бывший генерал ЧК-ГПУ-НКВД, теперь сидит и пишет книгу о несправедливостях Великой Чистки, где Сталин уничтожал самых лучших, самых настоящих революционеров. Такую книгу, что люди будут читать и плакать.

А полугерой Перекопа сидит на крылечке и грозится, что если эту книжку не напечатают в Советском Союзе, то он, как Пастернак, перешлёт её для опубликования за границу, где у него найдутся собратья, хорошие люди, которые любят свободу и правду.

Но не все такие хорошие люди. Говорят, что больше всего нужно опасаться твоих хороших друзей, которые потом сплетничают за твоей спиной. Так вот было и с полугероем Перекопа.

Его лучшими друзьями были два сибиряка, которые долго работали вместе с ним на кирпичном заводе, где они даже получили соответствующие справки, что они каменщики 3-го и 4-го разряда. А потом эти друзья сидят и сплетничают:

— А за что этот герой, собственно, сидел? — говорит каменщик 3-го разряда.

— По делу «Голубой звезды», — говорит каменщик 4-го разряда. — Знаешь, часть из них в 22 году повысылали за границу. А остальных подмели во время Великой Чистки.

А потом начинались такие вещи, которые действительно можно отпечатать только за границей.

— Слушай, этот герой рассказывал басни, что какая-то царица якобы умерла под жеребцом. А потом он трепался, что и он тоже был такой сверхмужчина, что обычные женщины его не удовлетворяли. Когда он был героем Перекопа, так у него была белая кобыла. И он божился, что он эту белую кобылу того...

— Знаю. А после белой кобылы у него был мотоцикл. А когда он выпьет, так говорит, что он и этот мотоцикл тоже того... А на самом деле он импотент и шизофреник — сам не знает, где правда, а где ложь. Кроме того, у него ещё мания величия.

— А кем он был раньше?

— Сначала был в школе для дефективных детей. Потом был дамским парикмахером. И сам он тоже был немножко дамочкой. Левый мальчик. Потом у него ещё был романчик с собственной сестрицей.

— Погоди, как же так, если он импотент?!

— Ах, как, как? Очень просто! По-французски.

— А почему же он всегда твердит про роман с женой какого-то сотрудника НКВД?

— Роман был. Только не у него, а у его сестрицы — Зинаиды Генриховны. Обычная история. Брат был в душе бабой, а сестра была в душе мужчиной. Всё наоборот.

Он — в школе для дефективных, а она — смолянка, красавица и умница, из столбового дворянства. Кисейная барышня — и садистка. Зачитывалась романами Чарской — и пошла работать в ЧК. Советская Жанна д’Арк.

Хотя, её и тянуло к бабам, но она с этим боролась... Пока не повстречалась с некоей Ольгой, женой одного из её сотрудников по НКВД.

— Ага, всё ясно. И она эту жену, значит, того... соблазнила.

— Нет, нет. Как раз наоборот. Эта Ольга была настоящая змея. Двуполая, двурушница, оппортунистка. И она соблазнила даже эту Жанну д’Арк.

Для Ольги это была только очередная забава. А для генерала НКВД Зинаиды Генриховны это была настоящая большая любовь — в первый и последний раз в её жизни. Как в романах Чарской. Только конец другой.

— А что было потом?

— Потом Ольга спуталась с какой-то другой бабой. Некоторые даже говорят, что она спуталась с женой самого Сталина (См. книгу «Мемуары Литвинова» с предисловием профессора Карра и генерала Беделл Смита, изд. Морроу, Нью-Йорк). А бедная Жанна д’Арк не выдержала этой измены.

Она застрелила Ольгу из пистолета её мужа. И обставила всё так, чтобы это выглядело, как самоубийство. Но потом это дело как-то раскрыли, и Зиночку подмели за убийство. Кстати, обе они были полукровки...

— Какие полукровки?

— Ну, сам знаешь, какие... Те самые... Потом пошли такие детали, такие всякие подробности, которые нельзя отпечатать даже за границей.

— Слушай, — сказал каменщик 3-го разряда, — а откуда ты это всё так хорошо знаешь?

— Да как же, — горько усмехнулся каменщик 4-го разряда. — Ведь когда-то, до Сибири, я был доктором-психиатром. И мой отец тоже был доктором-психиатром, в Петербурге, один из первых фрейдистов в России.

И он был одним из руководителей этой «Голубой звезды». За это меня и подмели. Знаешь, частенько детям приходится отвечать за грехи своих родителей.

В числе таких детей был также и бывший король московских бандитов Федька Косой.

Он тоже жив и здоров. Даже в концлагере, при помощи князя мира сего, он тоже выбился в маленькие князьки — стал бригадиром и обрабатывал дубинкой других заключённых, особенно политических, которых он презрительно называл контриками.

Когда же ему объявили, что его выпускают на свободу, то тут Федька Косой серьёзно призадумался.

Потом он огрел дубинкой первого попавшегося контрика, оказавшегося бывшим советским писателем, и заставил его писать заявление коменданту лагеря.

В этом заявлении, напирая на советский патриотизм, Федька Косой просил оставить его в лагере добровольно, в качестве вольнонаёмного служащего.

— Как же-ж я без вашего брата, контриков, жить буду?! — ухмыльнулся Федька Косой и ещё раз любовно перетянул писателя дубинкой. — Вот тебе, чернильная душа, и хорошая тема для патриотического рассказа.

Но, как говорят, дубинка о двух концах — наподобие закона о единстве и борьбе противоположностей.

Согласно этому каверзному закону марксистской диалектики если Федька Косой любил размахивать дубинкой, то его брат — поэт, наркоман и перманентный революционер Иван Странник погиб под такими же дубинками в каком-то другом концлагере.

Конечно, фрейдисты скажут, что один сын ведьмы Мары был просто садистом, а другой сын был просто мазохистом и сам лез под эти дубинки.

Так или иначе, Иван Странник умер. То есть, он умер, но не совсем. Во-первых, его посмертно реабилитировали. А во-вторых...

В своё время, Иван Странник принадлежал к секте богоискателей, которые модернизировали Евангелие и утверждали, что жизнь вечная заключается просто в ваших детях.

Соответственно с этим, чтобы обеспечить себе жизнь вечную, Иван Странник назвал своего сына Иваном-младшим, что должно было символизировать перевоплощение души или, как говорят умные люди, реинкарнацию.

И действительно! Иван Странник-младший пошёл в точности в своего отца. Он тоже поэт с модернистическим уклоном.

Когда в мужской компании люди заведут разговор про женщин, наш поэт вдруг загнёт такую модернистику, что и не всякий поймёт, что это такое. Наш модернист весь дрожит от страсти и кричит:

— Эх, люблю полизать...

Но фрейдисты прозаически говорят, что это не французский анекдот, а латентная гомосексуальность. И главный источник большинства душевных болезней.

А когда люди разговаривают о своих родителях, Ваня Странник с болью в сердце вдруг истерически визжит: — Я не пальцем деланный, а настоящим...

Видимо, поэта тоже немножко мучают грехи его предков. Но это не мешает ему самому грешить. Продолжает сеять плевелы.

Недавно он, неизвестно как, сделал себе сына, назвал его Иваном 3-м и с гордостью показывает: — Смотрите, какой чудесный ребёночек!

Что будет с Иваном 3-м, станет ясно только через 18 лет, когда он достигнет половой зрелости и когда начнут проявляться связанные с этим психозы.

Тем временем, Иван 2-й, следуя по стопам Ивана 1-го, душой и телом примкнул к новому поколению советских писателей-бунтарей и поэтов-новаторов, которым опять не хватает свободы.

Тех самых свободолюбов, которых в Советском Союзе теперь почему-то сажают в психиатрические лечебницы или лечат трудом в спецлагерях.

Вот и разберитесь здесь, кто прав и кто виноват. Тут и сам чёрт не разберется. Да и в хорошем обществе о таких вещах говорить не полагается.

Иначе, сразу найдутся хорошие люди, либералы и гуманисты, и очень даже интеллигентные, которые сразу начнут очень волноваться и доказывать, что все эти разговорчики о вырождении и дегенерации — это такие же басни и выдумки, как средневековые сказки про ведьм и колдунов.

И лучше не спорьте. Иначе переругаетесь со многими из ваших знакомых.

Дом под золотым петушком заново отремонтировали. Подзолотили и золотого петушка на крыше, который, по старым русским поверьям, служит для отпугивания нечистой силы.

В порядке либерализации, сняли зелёный забор с колючей проволокой наверху, а старую чугунную ограду покрасили приятной кремовой краской.

После этого дворецкий Николай специально ходил кругом и приглашал окрестных мальчишек, чтобы они лазили через ограду и рвали в саду яблоки. Но говорят, что любителей мало.

Говорят, что на Новодевичьем кладбище в Москве, под стенами старого женского монастыря, рядом с могилой жены Сталина, есть ещё одна, не совсем обычная могила.

На памятнике из красного гранита с одной стороны высечен тонкий женский профиль, нежный и невинный, как у тихого ангела.

А под именем покойницы стоит странная библейская эпитафия: «Имя мое легион, потому что нас много».

А с обратной стороны на красном, как засохшая кровь, граните высечена зловещая, загадочная и всеми забытая эмблема Великой Чистки — змея и меч. А внизу столь же загадочные слова:

В наказанье весь мир содрогнётся,
Ужаснётся и сам сатана!..

Да ещё странно, что вместо цветов засажена эта могила сорной травой — белладонной, которую ещё зовут красавка, сонная одурь или бешеная ягода.

А у изголовья могилы склонила свои ветви плакучая ива. Хотя видно, что за этой могилой тщательно ухаживают кладбищенские сторожа, но никто к ней не ходит.

А некоторые прохожие, прочитав загадочную эпитафию и посмотрев на змею и меч, вдруг испуганно оглядываются и ускоряют шаг, чтобы поскорее уйти подальше от этого места.

Только иногда, может быть раз в год, когда над Новодевичьим кладбищем опускаются летние сумерки, к этой заброшенной могиле тихо приходит худощавый человек неопределённого вида и возраста, но с лицом таким усталым, словно он прожил тысячу лет.

Так же устало он опускается на траву рядом с могилой и долго сидит так, прислонившись спиной к плакучей иве, вдыхая запах цветов белладонны, сладковатый и одуряющий, как воспоминания юности, глядя на заходящее солнце и небо, гаснущее, как жизнь, словно отдыхая после долгой и тяжёлой работы или, может быть, вспоминая что-то, как раскаявшийся преступник, которого тянет к месту преступления.

Кладбищенские сторожа, да ещё советские, не боятся привидений. Но, завидя этого человека, они стараются не показываться на кладбище, а отсиживаются в сторожке и потихоньку крестятся.

— Видал, — говорит один. Глаза-то у него, как у ящерицы, того... зелёные.

— И в сумерках аж светятся, — говорит другой. — А волосы у него тоже того... рыжие. А рядом лежит жена самого Сталина. Это всё неспроста.

— Да-а, и возраста у него не видно... Как бессмертный.

— И заметь, когда он идёт, так у него тени нету... Знаешь, что это значит?

— Знаю... Значит, это он самый и есть... Ух, упаси меня Бог и помилуй!

И ходят потом по Москве всякие тайные слухи. Говорят, упорно говорят, что меняются в Москве министры и маршалы, писатели и поэты, всё меняется. Иногда меняются даже советские вожди.

Но не меняется в Москве только один человек — тайный советник советских вождей. И потом тихо шепчут: «Красный папа...»

Да ещё говорят, что теперь красный папа всё чаще и чаще ходит по Москве, как самый обычный советский гражданин. И даже говорят, что вы узнаете его по одной маленькой примете: он носит на груди только простенькую медаль «3а спасение утопающих».

А вокруг него ходят всякие тёмные легенды. Такие легенды, что их даже и повторять как-то неудобно. Но, собственно говоря, ничего в этом такого уж особенного и нет.

Ведь, говорят же, что и у вождей западного мира тоже иногда бывают какие-то этакие специальные тайные советники. И тоже ходят вокруг них всякие такие и этакие легенды. Такие, что и повторять как-то неудобно.

А то этак, подобно философу Бердяеву, можно договориться не только до сатаны, но и до антихриста.

Так закончилась печальная история Максима Руднева, маршала государственной безопасности СССР, доктора философии и профессора социологии, мракобеса и обскуранта, Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда, советского доктора Фауста, который нашёл ключи познания добра и зла, ума и безумия, жизни и смерти.

Но ключи эти — ключи отравленные.

Так закончилась необычайная история Максима Руднева, который когда-то просил Бога сделать его большим и сильным. Правда, некоторые говорят, что его просьбу подслушал дьявол.

Ну, вот, кажется, и всё. Ах, да... А как же, скажут, насчёт Бориса Руднева? Да живёт себе потихонечку. Знаете, ни Богу свечка, ни чёрту кочерга.

Вскоре после смерти Сталина, в связи с реорганизацией агитпропа, этот Фома Неверный получил назначение на работу за границей и надолго уехал из Москвы и из дома под золотым петушком.

Поскольку он не верил ни в Бога, ни в чёрта, то, хотя он имел глаза и уши, но не видел и не слышал половины того, что происходило кругом. А потому жизнь у него была такая серая, такая скучная, что и писать-то нечего.

А потом из-за этого самого своего неверия, попал Фома Неверный в такую невероятную историю, в такую передрягу, в такую катавасию, что, прямо-таки, ни в сказке рассказать, ни пером описать.

В такую фантасмагорию, что об этом нужно писать отдельную книгу. Но, поскольку он, инструктор агитпропа, писать умеет, так пусть он эту книгу сам и пишет. А нам пора кончать.

И хотелось бы закончить эту печальную летопись о русском лихолетье старой формулой древнерусских летописцев:

«А ещё где в книге сей грубостию моей пропись или небрежением писано, молю вас: не зазрите моему окаянству, не клените, но поправьте, писал бо не ангел Божий, но человек грешен и зело исполнен неведения».

А если любопытного читателя заинтересует незаметная личность писца, кровью сердца записавшего эту тайную летопись, то я, советский раб Божий, да забудется имя моё, записал это только потому, что когда-то и я сам, грешным делом, не верил ни в Бога, ни в чёрта.

И думал я, слепец, что я знаю всё и вся. А потом, когда и я столкнулся с тем, что когда-то называлось дьяволом, и когда я прозрел, то очень и очень жалел — ох, как жалел! — что я не знал этого раньше.

Потому, чтобы искупить свои грехи, я и хочу помочь добрым людям добрым советом: помните, что Господь Бог был, есть и будет, что Он всемогущий, всеблагой и всемилостивый, но живёт Он на небе, а дьявол, князь мира сего, живёт на земле — между нами.

Нью-Йорк,
18 августа 1970 г.