Глава 9. Крестом и мечом

Раскачка такая пойдёт, какой ещё мир не видал...
Затуманится Русь, заплачет Земля по старым богам...
Ф. М. Достоевский, «Бесы»

Ранним июньским утром 1941 года началась война.

Как и во всех учреждениях оборонного значения, в 13-м отделе НКВД тоже вскрыли мобилизационный пакет, где был перечень мероприятий на случай войны.

Как первое мероприятие — комиссар госбезопасности Руднев в чине генерал-полковника назначался начальником специальных видов оружия НКВД.

Воздушные армады Гитлера бомбили Киев, Одессу и Минск. Немецкие танковые дивизии рвались вглубь Советского Союза.

Красная Армия отступала, неся миллионные потери убитыми, ранеными и пленными. Сталин обратился по радио с призывом:

— «Дорогие братья и сёстры...»

От волнения он пил воду, и люди слышали, как его зубы стучат о край стакана.

В вестибюле индустриального института, где учился Борис, вывесили большую карту Советского Союза, на которой, с помощью красной нити и булавок, обозначили линию фронта. Каждый день Борис видел, как эта линия неудержимо откатывается назад.

Как только закончилась Великая Чистка, Максим бросил пить так же внезапно, как и начал. И даже, как будто, немножко скучал.

Теперь же, когда по вечерам над Москвой трещали зенитки, он вдруг заинтересовался историей древнеримских увеселений. Попутно он заглядывал в книги по психоанализу.

Из тьмы тысячелетий, перед глазами генерала вставали амфитеатры римских цирков и первые христианские мученики, идущие навстречу смерти.

Их распинали на крестах, бросали на растерзание диким зверям, сжигали, как живые факелы Нерона.

Иногда они могли сохранить себе жизнь при одном условии. Но они предпочитали смерть и с пением псалмов шли умирать на аренах амфитеатров.

— Опять-таки, при одном условии, — задумчиво пробормотал генерал. — Значит, требуется амфитеатр. Что ж, попробуем...

Вскоре в газетах появилось сообщение о необычайном подвиге трёх советских летчиков-истребителей на подступах к Ленинграду.

Оставшись без амуниции, они бросились грудью своих беспомощных «ястребков» на немецкие бомбардировщики и погибли вместе со сбитыми врагами.

Портреты погибших героев были на первых страницах всех газет. Всем троим посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

Затем, подобные подвиги вошли в такую моду, что, даже имея полный боезапас, советские лётчики шли на таран, на верную смерть, мешая в кучу металл и кровь, свою и чужую.

Прославленные немецкие асы не знали, что делать с советскими молокососами, нарушающими все правила воздушного боя.

Читатели советских газет думали, что это просто пропагандистские трюки Совинформбюро.

Но, командование советских воздушных сил, обеспокоенное бессмысленной гибелью самолётов, обратилось к Сталину с протестом, прося защиты от загадочных экспериментов 13-го отдела НКВД.

В результате, появился специальный приказ, разрешающий таран лишь в особых случаях. Машины были дороже, чем люди.

Кто следил за советскими газетами во время войны, тот помнит, как вслед за самолётными таранами, начиналась другая не менее необычайная акция.

На этот раз, в морской пехоте, сформированной из экипажей потопленных кораблей. Обвязавшись связками ручных гранат, герои-моряки вдруг стали бросаться под гусеницы немецких танков, наподобие живых мин.

Танки летели в воздух вместе с храбрецами, шедшими на верную смерть. Это было дешевле, чем самолётные тараны.

За всем этим стоял 13-й отдел НКВД, который заботился о своих героях-мучениках даже после смерти.

Все газетные отчёты, восторженные похвалы, награды, вообще, всё, что было связано с их смертью, строжайше контролировалось профессором Рудневым, познавшим тайну живых факелов Нерона.

— Ты опять делаешь гешефты со смертью, — сказал Борис. — В чём там, собственно, дело?

На этот раз Максим ответил довольно охотно:

— Видишь ли, когда брали группу мучеников и предлагали им на выбор: отречься от христианства или их убьют здесь же в подвале, — то большинство из них отрекались.

Но когда им предлагали отречение или смерть на арене амфитеатра, то большинство предпочитали смерть. Но смерть со славой.

Всё дело в том, что эти мученики принадлежали к определённой психологической категории людей, которых можно найти и сейчас. Нужно только создать соответствующие условия.

— Да, но это почти убийство, — сказал Борис, обращаясь к брату.

За него ответил сидевший рядом полковник Добронравов:

— Вы немного ошибаетесь, молодой человек. Только первых трёх добровольцев мы действительно подготовили. Потом, мы создали им необходимый ореол и, так сказать, открыли райские ворота.

Остальные же шли в эти врата сами. Больше того, мы даже не знали, кто именно пойдёт. Кроме того, если бы мы не дали им этой возможности погибнуть с честью, славой и пользой, то большинство из них всё равно кончили бы плохо. И никто бы не знал, в чём дело.

— Дело ясное, что дело тёмное, — сказал студент.

— Эх, ты, Фома Неверный, — сказал Максим.

— Что вы там изучаете? — добродушно спросил полковник Добронравов, заглядывая через плечо Бориса. — А, столыпинские реформы. Да, Столыпин был большим государственным деятелем. Если бы не пуля Богрова, то, кто знает, может быть, вся история России пошла бы совсем другим путём.

— А к какой партии принадлежал этот Богров?

— К той партии, которую некоторые ассоциируют с антихристом, — усмехнулся полковник НКВД, специализировавшийся по истории религиозных культов. — Кроме того, Богров был прирождённым террористом, нечто, вроде живой адской машины. И некоторые люди знали это.

— Как же это получилось?

— Чтобы понять это дело, нужно знать две вещи. Во-первых, в то смутное время в кругах гнилой интеллигенции убийство государственных деятелей считалось делом такой же доблести и геройства, как сейчас подвиги наших смертников-добровольцев.

И тогда, и сейчас подготовляет это пресса. А во-вторых, и это очень характерно, перед покушением на Столыпина, Богров покушался на самоубийство. Он сам искал смерти, но предпочитал смерть со славой.

— Кроме того, он служил осведомителем в охранке, — добавил Максим.

— Вполне закономерно, — согласился полковник. — У этих шизофреников всегда двойная жизнь. Проблема святых и грешников.

— У вас не разберёшь, где святые и где грешники, — как Фома Неверный, заметил Борис. — Вчера были святые, а сегодня — грешники.

— От грешника до святого — или наоборот — расстояние гораздо ближе, чем вы думаете, — пробасил полковник. — Иногда, они даже спят в одной постели. Иногда, это один и тот же человек. И иногда нелегко разобраться, где грешный святой, а где святой грешник.

Он расправил руки и потянулся так, что затрещало сукно кителя.

— Между прочим, Максим Александрович, мне очень понравились проблемы, которые вы поставили перед нами на последнем совещании.

Как вы правильно сказали: цвай зеелен лебен ин майиер бруст. Да и сам Гёте этому хороший пример. Эти души борются. Иногда одна душа пытается обмануть другую. Так вот, что, если попытаться помочь этой обманутой душе? Замеча-а-ательная идея!

Жизнерадостный полковник вскочил и зашагал по комнате.

— В связи с этим, вы, Максим Александрович, упомянули роль религии в этом вопросе. Если дело пойдёт так, как вы предполагаете... А ведь, вы единственный человек, с которым Сталин считается. В общем, прошу учитывать, что я ещё с детства страшно люблю запах ладана.

Согласно инструкциям мобилизационного пакета, научные сотрудники института профессора Руднева получили новые задания.

Одни из них, специалисты-историки, лихорадочно разбирали какие-то тайные государственные архивы и рылись в кипах запрещённых или изъятых книг дореволюционных изданий.

Другие из них, специалисты-психологи, таскали в НКВД каких-то дряхлых стариков и старушек, имена которых стояли в связи с архивами, и допрашивали их, постукивая по столу пистолетами:

— Поймите, сейчас не время миндальничать с вами. Итак...

Следователи в белых халатах интересовались столь необычными вещами, что полуживые от страха старички и старушки, после допросов, только крестились, недоумевая, как это загадочные следователи умеют читать в душах людей.

Ученики профессора Руднева знали своё дело. Они откуда-то знали даже о тех мелких грехах, в которых престарелые грешники не признавались ни на одной исповеди и надеялись, что унесут эти тайны с собой в могилу. Но больше всего следователи интересовались всякими деталями из жизни покойников.

— Зачем это вам? — робко протестовал грешник. — Ведь, эти люди уже давно умерли.

— Это нужно для спасения родины, — настаивал инквизитор в белом халате.

— Но ведь, это был просто литературный кружок...

— А философию Бердяева они изучали?

— Ну, просто новое течение в философии...

— А как насчёт антропософии Штейнера?

— Да, но тогда это было модно...

— А оккультизм Блаватской штудировали?

— Да, просто от скуки...

— А спиритизмом они занимались?

— Но ведь, это было просто так, баловство...

— Мы лучше знаем, что это такое, — сухо прерывал следователь. — Подпишите расписку о неразглашении военной тайны. И учтите, что наказание только одно — смерть.

Конечно, следователи в белых халатах не собирались заниматься спиритическими сеансами и вызывать души покойников. Зато, они очень интересовались живыми детьми или родственниками этих покойников.

— Но ведь, после революции, все эти люди были высланы за границу, — удивлялся грешник. — Вместе с семьями. В связи с делом «Голубой звезды».

— А как насчёт детей Марии Абрамовны? — напоминал следователь.

— Что вы, что вы, у Марии Абрамовны деток не было. Она слишком увлекалась всякими революциями.

— А её сестра ещё жива?

— Да, знаете, с ней такое несчастье случилось. На склоне лет вдруг, ни с того ни с сего, взяла и отравилась. Говорят, из-за несчастной любви.

— А как насчёт её детей?

— У Веры Александровны были...

— Простите, разве она не родная сестра Марии Абрамовны?

— Нет, сводная сестра. От второго брака. Так дочь, её дочь жила в Берлине, а приёмный сын где-то в...

— Приёмные дети нас не интересуют. А вот насчёт дочери расскажите поподробнее. Она замужем?

— Нет. История с самоубийством матери так на неё подействовала, что...

— Понимаю. Теперь, чем она занималась в Берлине? Прежде всего, вот вам список людей, которые были высланы за границу. Здесь несколько сот человек.

Просмотрите внимательно и скажите, с кем из них она поддерживала связь. В особенности, по линии тайного общества «Голубая звезда». И других подобных обществ. Понимаете?

Используя результаты этих допросов, оперативные работники 13-го отдела не полагались на оккультную передачу мыслей на расстоянии по методу Блаватской, а предпочитали пользоваться шифрованной радиосвязью.

По ночам летели шифровки резидентам советской разведки во всех странах Европы.

Приходя после работы домой, вместо того чтобы пьянствовать, Максим, от скуки, занимался теперь поэзией.

Причём читал он самые не подходящие к военной обстановке заумные стихи французских символистов и не менее крученые упадочнические произведения русских декадентов, которые, как грибы-поганки, наводняли русскую литературу перед первой мировой войной.

Когда на всех фронтах, от Чёрного и до Белого моря, шли кровопролитные арьергардные бои с рвущимися вперёд танковыми колоннами и воздушными эскадрами Гитлера, генерал Руднев сидел и перечитывал поэму Блока «Двенадцать», где поэт-символист описывал отряд из двенадцати забубённых красногвардейцев во время революции.

Концовка этой поэмы была загадкой для всех — и для красных, и для белых: «В белом венчике из роз — впереди — Иисус Христос». Для белых это было богохульство. Для красных — досадный религиозный мистицизм.

— Итак, красногвардейцев двенадцать, а Христос тринадцатый, — бормотал начальник 13-го отдела НКВД. — Значит, это не Христос, а антихрист. Знаем мы ихние фокусы — всё перевернуть наоборот, как 69. Издательство «Алконост» (Сирин и Алконост — птицы радости и печали в славянской мифологии).

Сирина (Сирин — псевдоним автора «Лолиты» Набокова) мы тоже знаем. И галлиямбы Катулла. Хорошие у него «Поэмы к Лесбии». Эх, эти мне символисты. Знаем мы ваши символы.

— А какая из этого диалектика? — поинтересовался Борис.

— Такая, что Блок умер в состоянии тихого умопомешательства.

— У тебя, Макс, все сумасшедшие. Кроме тебя самого. Генерал не обращал на него внимания и продолжал бормотать стихи Блока:

— «Боюсь души моей двуликой... Ищу защиты у Христа... Но из-под маски лицемерной смеются лживые уста... Бужу я память о Двуликом...»

А затем пошла чистая кабалистика:

— Двуликий... In daemone deus — в дьяволе Бог... Марксистское единство и борьба противоположностей... Ведь, Гитлер и Сталин — это одно и то же... А из-за этого, миллионы людей уничтожают друг друга... Почему?.. In daemone deus...

Зимой дверь в комнату Бориса не закрывалась, так как там не было печки и иначе, там было бы слишком холодно. Потому, Борису поневоле приходилось выслушивать всё, что происходило в комнате брата.

— Макс, — попросил студент, — если ты ещё не совсем свихнулся, то всё-таки, объясни мне, что такое дьявол.

— Дьявол — это некий сложный психобиологический комплекс, разрушающий душу и тело человека. И философское понятие.

— Так, значит, дьявола, как такового, нет?!

— Если б его не было, — горько усмехнулся генерал, — то не было бы ни Гитлера, ни Сталина. И не было бы этой проклятой войны.

Изменились и вкусы Максима в музыке. Вместо разбойничьей песни Шаляпина теперь он из вечера в вечер сидел и, опустив голову, задумчиво слушал одну и ту же пластинку — увертюру Чайковского «1812 год» о нашествии Наполеона на Россию.

Гений великого композитора воплотил в музыке тяжёлую поступь французских гренадёр, когда они приближались к Москве.

Плывут утренние туманы над спящим Бородинским полем в последнюю ночь перед сражением. Поют трубы горнистов и будят солдат к бою не на жизнь, а на смерть.

Гремят барабаны наступающих полков Наполеона, а навстречу им тяжело ухают пушки русских редутов.

Пылает белокаменная Москва, подожжённая руками русских мужиков. Скрестив руки на груди, стоит Наполеон на Кремлёвской стене и угрюмо смотрит на побеждённую, но не сдавшуюся столицу.

В один из зимних вечеров, когда немцы уже стояли на подступах к Москве, Максим опять сидел со сборником каких-то заумных поэтов-футуристов под многообещающим заголовком «Мозговой разжиж».

Но он не читал, а, закрыв глаза, слушал увертюру Чайковского. Когда, призывая к бою, на Бородинском поле запели трубы горнистов, генерал рывком встал и громко, словно разговаривая с гением композитора, сказал:

— Хорошо, Пётр Ильич! — Он одёрнул китель, словно собираясь в поход. — Посмотрим, что из этого получится.

— Что такое? — отозвался из своей комнаты Борис. Засунув руки в карманы галифе, генерал госбезопасности, теперь уже в трезвом виде, снова начал бредить:

— Попробуем бороться с дьяволом крестом и мечом. Сначала — крест. И только, если это не поможет, тогда меч.

— Значит, политика принципиально меняется? — своим обычным, насмешливым тоном сказал младший.

— Да, — с сожалением ответил старший. — Это проклятие рода человеческого гораздо сложней и серьёзней, чем это кажется таким Фомам Неверным, как ты.

— Значит, не справился ты с заданием партии и правительства?

— Да. Окончательно проблема дьявола неразрешима. Но её можно локализовать. Или направить в более благоприятном направлении.

Фома Неверный посочувствовал:

— Ну, тогда, генерал, закрывай инквизицию и записывайся в монастырь.

— Совершенно правильно. К такому же выводу, со временем, пришли отцы церкви. Но если дьявола нельзя ликвидировать, так я заставлю его служить... Я отправлю его на фронт!

— Смотри не забудь подписать с ним договорчик. О дружбе и взаимопомощи.

— Да, попробуем! — воскликнул генерал госбезопасности Союза ССР. — Ведь, у меня в лагерях столько первоклассных оборотней. Ни один человек не догадается, что они из себя представляют.

— Смотри не забудь про твоих ведьм, — подсмеивался Фома Неверный.

— Да, есть и красавицы, и умницы. — Генерал так размечтался, что в его голосе слышалась даже симпатия к его заклятым врагам, — Я дам им возможность поиграть со смертью.

— Не забудь про колдунов, — советовал Борис. — Зачем их держать под замком? Пусти всю эту гоп-компанию на Гитлера. Может, ещё орден получишь.

Генерал уже внутренне переключился на сторону грешников и, как адвокат дьявола, пытался оправдать своих недавних врагов:

— Ведь многие из них не так уж и виноваты. Всю жизнь они вынуждены были скрываться, маскироваться, двуличничать, лгать.

— Тогда из них выйдут великолепные шпионы и диверсанты, — подливал масла в огонь студент. — Или саботажники? А как насчёт пятой колонны?

— Да, я заставлю их защищать родину, — сурово сказал генерал. Он пожевал губами и сквозь зубы процедил: — А потом, всё-таки, это люди. В большинстве случаев, виноваты их прародители... Все мы виноваты. Итак, посмотрим.

И закрутилась в три смены машина 13-го отдела НКВД. Без скрипа открылись ворота концлагерей и специзоляторов, где строители бесклассового общества держали классово чуждый элемент: ведьм и колдунов, леших и оборотней, чертей и чертовок.

В тяжёлый для родины час генерал Максим Руднев погнал слуг дьявола в бой за родину.

Под командой генерала-чернокнижника, отряды колдунов, став опытными диверсантами, устремились за линию фронта взрывать дороги, мосты и склады в немецком тылу.

Холодные и обольстительные красавицы ведьмы, став шпионками, как змеи заползали в постели немецких офицеров и военные тайны вермахта.

Тысячи, тысячи и тысячи оборотней, леших и прочей нечисти, работая ядом, ножом и динамитом, разрушали с тыла военную машину Гитлера. Как одержимый, генерал дьявола безжалостно гнал свои орды навстречу смерти.

Официально мало известно, как воевала нечистая сила профессора Руднева, но, видимо, вполне успешно, если судить по тем орденам, которые появлялись на его груди.

Через год, вернувшись из тайной инспекционной поездки по тылам немецкой армии, где генерал дьявола проверял работу своей нечистой силы, он был произведён в генералы армии специальных видов оружия, и получил вторую Золотую Звезду Героя Советского Союза. Союз с дьяволом приносил свои плоды.

— Это ведь я тебе посоветовал, — попытался шутить Борис. Но на душе у него было не до шуток.

Пока генерал Руднев подрывал немецкие тылы, профессор Руднев развернул работу по укреплению советского тыла.

Облечённые чрезвычайными полномочиями, эмиссары 13-го отдела рыскали по всем университетам и научным учреждениям Советского Союза, выискивая подходящие мозги для мозгового треста профессора Руднева.

Весь мир замер от удивления, когда после четверти века невероятных гонений Сталин вдруг снял запрет с православной церкви.

Вскоре открылась первая духовная семинария, а недалеко от Москвы — первый монастырь. Больше всего удивился сам Сталин, когда узнал, что люди с удовольствием венчаются и крестят детей в церкви.

Но никто не знал, что за этим трудным для диктатора решением стоял его красный кардинал, доктор социологии Руднев, которого Бог интересовал только, как антитеза дьявола.

И никто не знал, что смиренный архиепископ Питирим — в миру это генерал-майор госбезопасности Питирим Федорович Добронравов, правая рука начальника 13-го отдела НКВД.

В тёмные партизанские ночи бородатые дядьки, радуясь, что теперь можно креститься, размашисто осеняли себя крёстным знамением, а потом рассказывали у лагерных костров молодым партизанам сказки, что в самые тёмные ночи, когда сверкают молнии и гремит гром, когда празднует свой праздник нечистая сила, тогда в партизанские тылы прилетает из Москвы сам дьявол в генеральской форме НКВД.

— Такой рыжий. А глаза — зелёные. И бледный, как мертвец, — сообщал бородач. — Попадёшься ему на глаза, не жилец ты больше на этом свете.

— Ой, дядечка, страшно! — вскрикивала молодая партизанка.

— А ты, дура, перекрестись, — советовал бородач. Шёпотом передавали слухи, что из землянки, где генерал-дьявол чинил свой суд и расправу, по ночам иногда раздавались звуки примитивной песенки про обманутую любовь, а козлиный баритон подпевал:

В наказанье весь мир содрогнётся,
Ужаснётся и са-а-ам сатана-а-а!..

А в ночном небе от края до края, в динамитных молниях и громах, в заревах пожаров, гуляла смерть. Исчезли в Красной Армии треугольники, кубики и шпалы, а вместо них появились старые царские погоны.

Ввёл Сталин новый кодекс чести для офицеров, включающий коленопреклонное целование гвардейских знамён перед боем, а после боя — расстрел трусов перед строем части.

Не все рыцарские ордена могли похвастать таким же кодексом воинской чести, как Советская гвардия.

Премьер союзной Англии Уинстон Черчилль праздновал свой семидесятилетний юбилей.

В этот день в советских газетах появились тёплые поздравления Советского правительства с интимной фотографией юбиляра: в свободное от государственных дел время премьер, с кирпичом и лопаткой в руке, строил каменную беседку у себя в саду.

Этим подчёркивалась пролетарская солидарность с пролетарскими наклонностями юбиляра, который, в качестве отдыха, любил побаловаться ремеслом каменщика. Кто не найдёт эту фотографию в официальных биографиях Черчилля, пусть заглянет в советские газеты.

Принимая решения, Гитлер не советовался ни с кем. Только иногда, в случае особо важных решений, он совещался с одним человеком — своим придворным астрологом Вильгельмом Крафтом.

Узнав об этом, Черчилль приказал зачислить в штат английской армии своего собственного астролога капитана Луи де Воля, чтобы следить по звёздам за решениями Гитлера.

Но 13-й отдел НКВД не доверял ни Гитлеру, ни Черчиллю и давно уже имел соответствующего специалиста с трубой, чтобы следить за действиями обоих.

Роясь по средневековым книгам, сотрудники Научно-исследовательского института НКВД вычитали, что от святых пахнет хорошо, а от грешников плохо — иногда от них даже попахивает серой, что, как известно, является принадлежностью преисподней.

С тех пор, как последнее достижение науки и техники, оперативные работники 13-го отдела тщательно обнюхивали иностранных дипломатов.

В мозговом тресте профессора Руднева интересовались также следующим вопросом: откуда в мозгу Гитлера появилась идея нацизма, то есть, идея высшей расы, избранного народа? Новая это идея? Или Гитлер её просто позаимствовал? И от кого? И по кому эта идея в первую очередь ударила?

Такой простой вопрос! Но попробуйте на него ответить. Хотя, ответ на это есть уже в Библии. Кроме того, этот ответ полностью соответствует первому закону марксизма — о единстве и борьбе противоположностей.

Советская Армия наступала. На базарных площадях освобождённых от немцев городов, как в средние века, публично вешали тех, кто сотрудничал с помесью сатаны и антихриста в образе Гитлера.

А для воспитанников новых суворовских училищ вводили белые перчатки и, как в доброе Старое время, разучивали мазурку и полонез.

Все эти нововведения социалистического строя исходили из мозгового треста, где у всех научных сотрудников из-под белых халатов выглядывала форма НКВД.

Во всех этих делах, за спиной Сталина, стоял его красный кардинал, доктор социальных наук, мракобес и обскурант Максим Руднев.

Но чем больше орденов появлялось на груди генерала Руднева, тем молчаливее он становился.

Вокруг него ходили тёмные легенды, что генерал дьявола не раз сам искал смерти в бою, но не мог найти; что его не берёт ни пуля, ни огонь, ни вода; что, подписав союз с дьяволом, он не может умереть, пока не истечёт срок договора.

И только лишь один Борис знал, что за всеми этими странными делами, как бледный призрак, маячило ангелоподобное личико мёртвой красавицы жены, которую он когда-то привёл в их дом.

Той самой Ольги, которая, грея свою рыбью марсианскую кровь, вечно куталась в белый платок из ангорской шерсти, танцевала, как деревянная, и целовалась, не разжимая губы.

Той тихой мадонны, любовь к которой завела Максима по ту сторону добра и зла, по ту сторону жизни и смерти.

Глядя на необычайную карьеру Максима, Борис не знал, что делать. По привычке он пытался подсмеиваться над ним, как когда-то в детстве, когда Максим ел левой рукой или демонстрировал свое умение шевелить ушами.

Но когда он вспоминал, чем Максим занимается теперь, ему становилось не до смеха. Иногда ему казалось, что, может быть, старший брат и в самом деле связался с чёртом.

Потому, в вопросах нечистой силы младший брат, как Фома Неверный, занял оппортунистическую позицию.

Он посмеивался над приметами и суевериями, и, вместе с тем, недолюбливал чёрных кошек и всячески избегал числа тринадцать. Эти мероприятия казались ему достаточной защитой от нечистой силы в наш рационалистический век.

В разгар войны Борис окончил индустриальный институт, засунул свой диплом инженера в ящик стола и сразу же ушёл на фронт. Так он дошёл от Москвы до Берлина.

После войны, в соответствии с новыми послевоенными задачами и в порядке партийной дисциплины, он был назначен на должность инструктора агитпропа, то есть, Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б).

Максим же закончил войну трижды Героем Советского Союза и маршалом государственной безопасности СССР. Но в газетах об этом ничего не сообщалось.

Чем выше поднимался Максим, тем больше он старался оставаться в тени. За время военного союза с дьяволом он, видимо, научился кое-чему у своего союзника, который всегда работает в темноте, сзади или наоборот.

Так случайно, старший брат, вместо преподавателя истории, стал маршалом госбезопасности, который сам делает историю, а младший вместо инженера-механика стал инженером человеческих душ.

Во время войны тихо умерли их родители, единственное, что связывало братьев, и семья Рудневых распалась.

Максим поселился в старом и странном особняке, который полностью соответствовал его странным занятиям. А Борис, когда вернулся с фронта и стал инструктором агитпропа, тоже поселился сам по себе.

Несмотря на диковинную карьеру Максима, Борис по прежнему относился ко всему этому довольно скептически. А тем более, после того как он стал инструктором агитпропа, который должен доказывать людям, что ни Бога, ни чёрта нет, а есть только Ленин и Сталин.

Потому, Борис довольно редко встречался с Максимом и даже никому не говорил, что его старший брат — маршал НКВД.

Тёмные дела и странное поведение Максима будили в нём какую-то непонятную неприязнь. Максим же, оставшись один на всём белом свете, чувствовал это и болезненно обижался на холодное отношение своего единственного брата.

Вскоре после войны, НКВД переименовали в МВД. Научно-исследовательский институт профессора Руднева превратился в крупное учреждение, помещавшееся в отдельном новом доме на берегу Москвы-реки.

Но на дверях этого дома не было никакой надписи, а все научные сотрудники этого учреждения под белыми халатами по-прежнему носили форму НКВД-МВД.

Теперь они следили за деятельностью дьявола во всём мире. Того самого дьявола, князя мира сего, за которым когда-то безуспешно охотилась средневековая инквизиция, и которого профессор Руднев поставил на службу советской власти.

За особые заслуги во время войны, маршал госбезопасности Максим Руднев был назначен первым заместителем министра внутренних дел СССР.

Теперь левша Максим мог уничтожить каждого одним росчерком пера. Так исполнилось его детское желание, когда он просил Бога сделать его большим и сильным.

Date: 2015-06-06; view: 380; Нарушение авторских прав