Глава 14. Задыхающаяся, мокрая от пота, Александра подняла тяжелый поднос с едой

Задыхающаяся, мокрая от пота, Александра подняла тяжелый поднос с едой. Она еще в жизни так не трудилась на кухне, как сегодня. Раньше в этом большом помещении хлопотало множество слуг, теперь же остались только Эбба с Александрой. Правда, и готовить приходилось всего на несколько человек, но работы меньше не становилось. Весь день они стряпали и убирали, и Александра впервые поняла, как нелегки домашние обязанности.

Она с сожалением оглядела стертые красные руки, так непохожие на мягкие белые ладошки леди, но почему‑то совсем не расстроилась. Эти люди нуждались в ней, я она готова на все, чтобы облегчить страдания Элинор. Жаль, что в кухне невыносимо жарко, а всепроникающая сырость лишала последних сил. Просто непонятно, как Элинор смогла так долго протянуть здесь.

Александра вышла из помещения на свежий воздух. Последние лучи заходящего солнца освещали дом, придавая медленно ветшавшему зданию своеобразную прелесть. Легко было представить, как оно выглядело раньше, когда из окон доносились смех и музыка, а с полей – заунывное пение рабов. Должно быть, жизнь здесь была прекрасна, если, конечно, забыть о жалком существовании негров, проводивших целые дни в непосильном труде под угрозой кнута надсмотрщика.

Кухня располагалась в отдельном строении, чтобы духота и неприятные запахи не раздражали обитателей дома. Теперь же расстояние между ней и особняком казалось Александре, спотыкавшейся под тяжестью ноши, слишком – длинным. И хотя в соблюдении этикета больше не было необходимости, мистер Джармон все же настаивал на том, чтобы все было как прежде, и Эбба с Элинор свято чтили его желания, ибо старик до сих пор оставался главой семьи.

Эбба ночевала на кухне. Здесь было всегда тепло и не так дуло изо всех щелей. Кроме того, мистер Джармон никогда бы не позволил чернокожей жить в особняке, несмотря на то что Эбба получила свободу. Прошлое для него не умерло, а настоящего он не желал признавать.

Александра немного тревожилась насчет того, как пройдет их первая встреча. Эбба и Элинор много рассказывали о старике, и, судя по всему, неизвестно, как тот воспримет появление еще одной женщины. Впрочем, она не станет ему обузой, поскольку сполна отрабатывает стол и крышу над головой.

Александра гнала прочь мысли о Жиле. Неужели он тоже Джармон? Почему же скрыл это от нее? Что еще задумал вместе с мадам Лебланк? Или они уже добились своего?

Она никак не могла понять мотивы их поступков, но твердо решила дознаться как можно скорее. При первой же возможности она расспросит Жиля. Александра не боялась его, скорее, ею двигали любопытство, гнев и невыносимое отвращение.

Следуя наставлениям Эббы, Александра поспешила в дом, закрыв за собой широкую дверь. В таких дверях больше не было нужды с тех пор, как женщины перестали носить кринолины, но они оставались ностальгическим напоминанием о былом.

Морщась от нестерпимой ломоты в руках, Александра вошла в просторную столовую. Свет почти ослепил ее, и пришлось постоять несколько мгновений неподвижно, пока немного привыкнут глаза. Наконец она торопливо подошла к столу и с облегчением поставила поднос. Элинор тепло улыбнулась девушке. Сейчас она выглядела отдохнувшей и спокойной. В глазах Жиля мелькнули веселые искорки, брови вопросительно поднялись. Мистер Джармон свысока разглядывал ее сквозь очки. Именно он и прервал неловкое молчание:

– Это и есть та девушка, Элинор?

– Да, Александра Кларк, мистер Джармон, юная леди, о которой я вам рассказывала.

– Не слишком похожа на таковую. Почему она в подобном виде? Я думал, она ваша родственница.

– Да, но Александра помогает...

– Я трудилась весь день в вашей кухне, мистер Джармон. Кто‑то должен был готовить ужин, а Элинор, очевидно, серьезно больна.

Александра была сама потрясена собственным неожиданным взрывом. Правда, она устала, измучилась, была раздражена, и неуместное чванство мистера Джармона оказалось последней каплей.

Мистер Джармон брезгливо поморщился и надменно процедил:

– Все янки одинаковы. Ни манер, ни воспитания, ни уважения к старшим.

– Мистер Джармон, – начала Элинор.

– Ну что ж, если ей угодно занять место служанки в нашем доме, ради Бога. Думаю, на большее у этих проклятых янки все равно мозгов не хватит, – буркнул он, не глядя на Александру. – Что же ты стоишь, девчонка, разноси еду, пока она не остыла!

Александра не верила ушам. Какая наглость! Ей хотелось швырнуть в него тарелкой и уйти, но вместо этого она глубоко вздохнула и стала поднимать крышки блюд.

– Я помогу вам, Александра, – предложила Элинор, пытаясь встать с кресла.

– Нет, нет, пожалуйста сидите, Элинор. Вам надо отдыхать. Довольно и того, что вы накрыли на стол.

– Пусть девушка делает, что считает нужным, Элинор. Не можем же мы кормить еще одну янки задаром! Должна она быть хоть на что‑то пригодной, – проворчал мистер Джармон, впиваясь в Александру недобрым взглядом.

Девушка заметила, что Элинор стыдливо опустила голову. Господи, что же ей пришлось вынести в этом доме! Теперь Александре многое стало ясно. Сама она ни за что не позволила бы обращаться с собой как с ничтожеством, какой‑то неотесанной северянкой! Но ради Элинор пришлось смириться с этим недобрым узколобым стариком. Кто знает, возможно, у Элинор были свои причины принять подобный, поистине средневековый, образ жизни.

Александра расставила блюда. Не хватало еще, чтобы она обслуживала каждого по отдельности! К счастью, все умещались на одном конце длинного стола. Комната казалась роскошной, и хотя тяжелая темная мебель была старательно натерта воском руками Элинор, фарфор, хрусталь и серебро были давно распроданы, и приходилось довольствоваться простыми кухонными приборами.

Девушка устроилась рядом с Элинор и оглядела стол. Все уставились на нее, словно ожидая чего‑то, поэтому она сочла нужным пояснить:

– Я не смогу обходить каждого с подносом – это чересчур утомительно. Мы можем просто передавать блюда друг другу.

. – Конечно, дорогая, – поспешно согласилась Элинор, вручая мистеру Джармону глиняную миску. Но он метнул на женщину разъяренный взгляд и заявил:

– Если я не затрудню вас, может, прочитаем молитву, как подобает добрым христианам?

Элинор украдкой посмотрела на Александру, давая понять, что таков обычай. Девушка согласно наклонила голову. Она совсем не против, только стоило бы предупреждать заранее. Кроме того, мистер Джармон молился так долго, что все, конечно, уже успело остыть.

Наконец старик замолчал, и ужин начался. Еда была простой, но вкусной, и Александра с горечью подумала, что шлюхи в борделе мадам Лебланк питаются куда лучше, чем старинные благородные семейства южан. Мир в самом деле перевернулся!

Присутствующие почти не разговаривали. Элинор ела, как птичка, словно боясь взять слишком большой кусок, зато Александра дала волю аппетиту, хотя все время ощущала пронизывающий злобный взгляд старика. Жиль, казалось, не обращал на девушку внимания, и это сбивало ее с толку. Она тоже старалась игнорировать его, поскольку не хотела, чтобы Элинор знала об их истинных отношениях. Но та, похоже, вообще ничего не замечала. Александра почему‑то решила, что бедняжка сильно волнуется и хочет поскорее уйти. Возможно, следовало бы отнести поднос прямо в спальню Элинор, и тогда она поела бы как следует. Завтра Александра так и сделает.

Атмосфера в комнате накалялась с каждой минутой, но мистер Джармон с Жилем нисколько не стремились исправить положение.

После ужина мужчины немедленно отправились в кабинет, где по обычаю уже были приготовлены сигары и бренди, – будто не было войны и они не оказались на грани нищеты. Александру поражала подобная невозмутимость. На их месте она бы отчаянно пыталась спасти все, что осталось от прежней жизни. Но в конце концов это их дело!

Девушка стала собирать посуду. Элинор попыталась ей помочь.

– Нет, Элинор. Вы должны отдохнуть.

Женщина грустно улыбнулась.

– Спасибо, Александра. Мне придает сил лишь одно ваше присутствие. Завтра я приду в себя и помогу вам с Эббой.

– Посмотрим, как вы будете себя чувствовать, – сказала Александра, складывая блюда стопкой на поднос.

– Спокойной ночи, – вздохнула Элинор и нежно поцеловала Александру в щеку. – Как я все‑таки рада, что вы приехали! Словно у меня неожиданно появилась дочь!

Александра отправилась обратно на кухню, где вместе с Эббой занялась мытьем посуды. Вытерев последнюю тарелку, она вышла во двор. На плантацию спустилась ночь; откуда‑то издалека слышались крики ночных птиц; в кустах трещали цикады. Девушка, слегка вздрогнув, поспешно зашагала к дому, побаиваясь скользящих загадочных теней. Она не привыкла к сельской местности, и повсюду ей мерещилась опасность. Не глядя по сторонам и опустив глаза в землю, она побежала и тотчас запуталась в длинных нитях испанского мха, свисавшего с деревьев. Александра, охнув, постаралась освободиться, но новые гирлянды липли к телу, противная влага проникала под одежду, пачкала платье.

С большим трудом девушке удалось все‑таки вырваться, и она, чуть не плача, помчалась прочь от низко нависших ветвей. Ей еще не приходилось сталкиваться с подобной растительностью, и, если бы не Элинор, она ни за что бы тут не осталась.

Алекс отчаянно искала глазами дверь, которую нарочно оставила открытой, чтобы легче было отыскать дорогу назад, но вокруг стояла непроглядная тьма. Неужели кто‑то захлопнул дверь?

И тут, зацепившись за что‑то носком туфли, она тяжело упала на мокрую от росы траву.

– Александра, дорогая, позволь тебе помочь! Ты, кажется, ушиблась?

Едва сдержав испуганный крик, Александра подняла голову и уставилась на чей‑то темный силуэт.

– Что ты здесь делаешь? – запальчиво спросила она, узнав, кто перед ней.

– Мне стало душно, и я решил прогуляться, – хмыкнул Жиль. – Как здесь чудесно! Лунный свет все преображает. Самое подходящее время, чтобы ухаживать за прелестной дамой, не так ли?

Александра попыталась встать, но Жиль подхватил ее под мышки и поднял с земли.

– Оставь меня, Жиль. Я иду спать.

– Неужели? А по‑моему, слишком рано, – заявил он, увлекая ее за собой в густую рощицу.

– Я не желаю идти с тобой. Оставь меня в покое.

– Но, кажется, нам есть о чем поговорить, дорогая. Разве тебе не хочется узнать у меня кое‑что?

Александра заколебалась. Она не хотела находиться с ним здесь, в темноте, без единой души поблизости.

– Не знаю.

– Зато знаю я. Пойдем, красавица. Я не причиню тебе зла. Неужто я чем‑то обидел тебя?

– Да, и очень.

Жиль снова тихо рассмеялся, уводя ее прочь от дома.

– Ну не сердись, моя голубка. Нам многое надо обсудить, и я не желаю, чтобы нас подслушали.

– Но в доме...

– Нет, старик бродит по ночам, заглядывает во все углы, тревожит старых призраков. Он не позволит прошлому умереть, – резко бросил Жиль.

Александра боялась этого человека, так бесцеремонно овладевшего ею... или она по своей воле отдалась ему? Те странные события по‑прежнему.были подернуты дымкой неизвестности, все казалось нереальным, невозможным. Но ее решимость уже была поколеблена. Она ведь, так или иначе, хотела расспросить Жиля, хотя не выносила его. Или она ошибается? Трудно признаться себе откровенно, какие чувства испытываешь к человеку, с которым провела бурную ночь.

Он повел ее в самую чащу, заботливо придерживая длинные, свисающие до земли косы мха.

Здесь было очень душно, липкая сырость покрывала тело мельчайшей испариной, лишала сил и воли. Девушку, словно летаргия, сковывала странная дремота, мешавшая двигаться. Однако Жиль упорно тащил ее вперед, к беседке, некогда выкрашенной в белый цвет. Наверное, со стороны она выглядела мило и романтично, но вблизи стали заметны отслоившаяся краска, отвалившиеся планки; в воздухе стояла вонь гниющего дерева. Эта беседка словно символизировала смерть и упадок Юга. Александра начала задыхаться, не в силах провести в этом месте ни единой минуты. Ей все здесь противно! Хотелось поскорее убежать и забыть призраки, населяющие рощу и беседку, удушливую атмосферу разложения.

Но Жиль крепко держал ее за руку. Ему кое‑что было нужно от Александры, и, кроме того, он привык добиваться своего. Еще недавно сотни рабов повиновались его малейшему желанию, и он никогда не забудет сознания собственной силы и ту власть, что давало богатство. Когда‑нибудь у него снова будет все, и грош ему цена, если он не сумеет укротить девчонку!

При мысли о рабынях – негритянках, метисках, квартеронках, – пламенных, манящих, кровь вскипела в жилах. Тогда он был хозяином, и посмела бы хоть одна из них не подчиниться!

Зубы Жиля блеснули в улыбке. Чего только он не заставлял их проделывать! И девки покорно исполняли каждую его прихоть! Лишь глупцы считают подобные забавы извращением! Да, вот это была жизнь – деньги, могущество, женщины! Даже восхитительная Белла Лебланк покорно ждала, пока он соизволит обратить на нее внимание. Он владел ею точно так же, как остальными рабынями, и даже купил домик в квартеронском квартале, но, как ни странно, не мог до конца разгадать эту женщину. Какая‑то часть ее души всегда оказывалась для него непостижимой. Он пробовал бить ее, но быстро понял, что это ничего не даст. Ей нравилась боль.

А тут еще Джейкоб. Жиль видел, как Белла смотрит на него, но почему‑то не желал докапываться до сути их отношений. Правда, Жиль так и не получил доказательств и поэтому постарался не думать о возможной связи сводного брата с Беллой, но даже сейчас его терзала ревность.

От Жиля ждали, что он женится, приведет в дом богатую невесту, которая родит ему наследников, чтобы было кому передать плантацию. Но война помешала планам. Зато сейчас появился шанс вернуть власть, силу, деньги и женщину, которую он хотел.

Жиль взглянул в широко открытые зеленые глаза и хищно ощерился, неожиданно напомнив Александре Стентона Льюиса. Она невольно сжалась, но он втолкнул ее в беседку.

Там было темно, только лунный свет пробивался сквозь медленно качающиеся ветви и Александре почудилось, что она слышит шорох крошечных лапок. Приторный запах тлена здесь ощущался еще сильнее, забиваясь в легкие, не давая дышать, лишая последних сил. Девушка, казалось, оцепенела... до тех пор, пока не почувствовала прикосновение жадных рук Жиля.

Она молниеносно отпрянула, передернувшись от омерзения, но Жиль не дал ей скрыться и, грубо притиснув к стене беседки, преградил дорогу.

– Не дотрагивайся до меня, Жиль! Ты пообещал, что мы всего лишь поговорим, – с отчаянием пробормотала Александра.

– Но, дорогая, посуди, как я мог забыть ту нашу ночь? Тогда ты изнемогала от моих ласк, поцелуев...

– Нет! Нет! Я не знаю, что со мной было!

– Но признай, что это случилось!

– Как я могу отказаться? – тоскливо протянула Александра.

– Совершенно верно. И ты не отрицаешь, что я подарил тебе наслаждение. Почему бы не повторить это снова? Я привез тебя в свой дом, чтобы быть рядом. Неужели теперь ты находишь меня отталкивающим и все здесь тебе ненавистно?

– Я... я...

Он положил руки ей на плечи. Девушка встрепенулась, но подавила порыв отстраниться и убежать.

– Вот так‑то лучше, Александра. Нам нужно поближе узнать друг друга. Я верю, мы созданы, чтобы быть вместе, и уже доказали это, не правда ли, дорогая?

– Повторяю, я так и не поняла, что произошло той ночью, – прошептала она, гневно сверкая глазами.

Жиль тихо рассмеялся.

– Милая, порой страсть женщины нелишне немного подхлестнуть...

– Что?! – вскричала Александра.

– Я пытался. Честно пытался завоевать тебя, дорогая, но ты была ко мне равнодушна. Такого со мной никогда не случалось, и я терялся в догадках. Но мадам Лебланк, настоящий мудрец в подобных делах, посоветовала подсыпать в твое шампанское некое зелье, которое сделало бы тебя сговорчивее...

–: О! Ты настоящее чудовище!. – прошипела Александра, замахиваясь, чтобы ударить его по лицу. Но Жиль перехватил ее руку.

– Полегче, дорогая. Тут нет ничего необычного. К тому же Белла всегда помогает мне добиться того, что я хочу.

– Вы оба гнусные твари! – воскликнула Александра.

– Вовсе нет. Просто обладаем довольно... экстравагантными вкусами в любви, которые и стремимся удовлетворить любой ценой.

– Пусти меня, ты... ты...

– Не серди меня, Александра, – рявкнул Жиль, заводя ей руки за спину. – Мне тоже необходимо с тобой поговорить.

Девушка пыталась вырваться, но ее лихорадочные движения лишь воспламеняли в нем страсть. Прижав к себе Александру, он приподнял свободной рукой ее подбородок и смял губами мягкие уста. Боже, несмотря на то что так яростно отбивается, она по‑прежнему остается самой желанной женщиной на свете!

Жиль впился зубами в ее нежный рот, услышал крик боли, но не обращая ни на что внимания, глубоко вторгся языком во влажную пещерку, гладя узкий розовый язычок. Да, это столь же восхитительно, как в ту ночь!

Все еще не выпуская ее запястий, не отрываясь от губ, он расстегнул лиф платья и дерзко стиснул упругий теплый холмик. Александра вновь начала сопротивляться, но Жиль неутомимо теребил крохотные бугорки сосков, теряя голову от мучительного желания. Наконец, прервав поцелуй, он уставился на белеющие в неверном лунном свете полушария.

– Отпусти меня, Жиль, – простонала Александра, – не делай этого со мной! Я не так сильна, чтобы бороться...

И верно – девушка ощущала, как силы с каждой секундой убывают и она вряд ли сможет устоять против бешеного натиска этого мужчины. Она не желала, чтобы он касался ее, и в то же время не имела воли противиться.

– Ты сама хочешь этого, Александра. Хочешь, чтобы я любил тебя, как тогда, ласкал твое великолепное тело, брал снова и снова. Не отбивайся, любовь моя, сними платье. Здесь тебе не нужна одежда. Деревья укроют нас. Никто никогда не узнает. Я заставлю тебя хотеть меня и без всяких снадобий Беллы.

– Нет! Нет, Жиль. Отведи меня в дом. Мы никогда не будем вместе. Кроме того, ты сам сказал, что подлил мне какую‑то мерзость!

– Только чтобы пробудить твои природные инстинкты, – возразил Жиль, стягивая платье с Александры. Тонкая ткань скользнула по бедрам и легла у ног девушки. Прохладный влажный ветерок овеял тело. Александра вздрогнула, но гордо выпрямилась, не дав себе труда прикрыться руками.

– Что ж, Жиль, кажется, ты снова добился своего, – сухо заметила она. – Но в этот раз я не буду столь горячо отвечать на ласки.

Впрочем, Жиль уже ничего не слышал, упиваясь красотой этого роскошного тела. Он рывком притянул девушку к себе, и как она ни пыталась остаться равнодушной, застыть под его требовательными ласками, не такому, как она, новичку в любовном искусстве было тягаться с опытным соблазнителем. Вскоре она сама припала к нему, и они вместе опустились на пол беседки...

– Александра, Александра, – простонал он, – почему ты не можешь полюбить меня? Я влюбился в тебя с первого взгляда, зачем же ты заставляешь меня причинять тебе боль?

Но девушка почти не сознавала смысла этих неразборчивых слов. В душе, горели унижение и ярость, рождавшие неукротимую жажду мести.