Обратный путь на юг

Такова была печальная развязка похождений капитана Гаттераса. Через три часа доктор, Альтамонт и двое моряков сидели в пещере у подошвы вулкана.

Необходимо было принять какое‑то решение. Спросили мнение доктора.

– Друзья мои, – сказал он, – не следует задерживаться на острове Королевы. Перед нами свободное море; провизии у нас достаточно. Мы должны как можно скорее добраться до форта Провидения, там мы и пробудем до весны.

– Я тоже так думаю, – ответил Альтамонт. – Ветер попутный, и завтра же выйдем в море.

Грустно закончился этот день. Безумие капитана подействовало удручающе; всем четверым становилось жутко при мысли о том, что им предстоит обратный путь, и они остро чувствовали свое одиночество и затерянность в полярной пустыне. Они не обладали бесстрашным духом Гаттераса.

Но скоро к ним вернулось мужество, они решили не сдаваться и до конца бороться со стихиями, а если нужно, то и с собственной слабостью.

На другой день, в субботу, тринадцатого июля, на шлюпку погрузили лагерные принадлежности. Приближался момент отплытия.

Но, прежде чем навсегда покинуть эту скалу, доктор, исполняя желание Гаттераса, поставил тур на том самом месте, где капитан высадился на берег. Тур был сложен из больших каменных глыб и мог послужить отличной приметой в случае, если бы вулкан пощадил его во время извержений.

На одном из боковых камней Бэлл высек долотом краткую надпись:

Копия документа, свидетельствовавшего о великом открытии Гаттераса, была вложена в металлический, герметически закупоренный цилиндр и оставлена внутри тура на пустынной скале.

Итак, четверо путешественников, а с ними капитан – жалкое тело, от которого, казалось, отлетел дух, и его верный Дэк, печальный и понурый, отправились в путь. Было десять часов утра. Подняли новый парус, сделанный из палатки. Шлюпка покинула остров Королевы при попутном ветре; вечером доктор встал на банку и сказал последнее прости пылавшей вдалеке горе Гаттераса.

Переход совершился очень быстро, плавание по свободному ото льдов морю не представляло затруднений. Казалось, удаляться от полюса было гораздо легче, чем приближаться к нему.

Но Гаттерас не сознавал происходящего вокруг него; он лежал в шлюпке, немой, с потухшим взглядом, скрестив на груди руки; Дэк свернулся у его ног. Напрасно доктор обращался к капитану: Гаттерас даже не слышал его.

Сорок восемь часов дул попутный ветер, по морю ходила легкая зыбь. Доктор и его товарищи отдались на волю северного ветра.

Пятнадцатого июля они увидели на юге гавань Альтамонта. Так как полярный океан освободился ото льдов на всем своем протяжении, то, вместо того чтобы пересекать Новую Америку на санях, путешественники решили обогнуть ее и морем добраться до залива Виктории.

Плавание закончилось быстро и благополучно. Путь, который они проделали на санях в пятнадцать дней, теперь занял всего восемь суток, хотя им пришлось огибать сильно изрезанные берега, очертания которых они тщательно нанесли на карту. В понедельник двадцать третьего июля они прибыли в залив Виктории.

Шлюпку поставили на якорь у берега и поспешили к форту Провидения. Но что же они увидели! Дом доктора, склады, пороховой погреб, укрепления – все растаяло под лучами летнего солнца, а продукты были расхищены дикими зверями.

Печальное, удручающее зрелище!

Съестные припасы путешественников уже приходили к концу, и они надеялись пополнить их в форте Провидения. Было ясно, что здесь невозможно зимовать. Долго думать было нечего, и решили кратчайшим путем направиться к Баффинову заливу.

– Ничего другого не остается, – сказал доктор. – Отсюда до Баффинова залива меньше шестисот миль. Мы будем плыть до тех пор, пока под килем будет вода, войдем в пролив Джонса и оттуда доберемся до датских поселений.

– Да, – ответил Альтамонт. – Соберем остатки припасов и в путь!

После тщательных поисков путешественники нашли несколько случайно уцелевших ящиков пеммикана и два бочонка мясных консервов. Теперь у них было продуктов на шесть недель и достаточное количество пороха. Все припасы быстро сложили в одно место; весь день конопатили и приводили в порядок шлюпку. На другой день, двадцать четвертого июля, снова вышли в море.

Около восемьдесят третьего градуса широты берег отклонялся к востоку. Возможно, что материк соединялся с землями, известными под названием земель Гриннелла, Эллесмера и Северного Линкольна, прилегающими к Баффинову заливу. Можно было думать, что пролив Джонса, подобно проливу Ланкастера, ведет во внутренние моря.

Шлюпка быстро продвигалась вперед, без труда избегая плавучих льдин. Предвидя возможные задержки в пути, Клоубонни решил наполовину уменьшить паек. Путешественники не слишком уставали, и все были здоровы.

Впрочем, по временам они стреляли уток, гусей и кайр и получали свежую, здоровую пищу. Запас воды легко пополняли, откалывая куски от попадавшихся на пути пресных льдин. Путешественники не удалялись от берега, так как шлюпка не могла идти в открытом море.

Уже начинались морозы. Дождливая погода сменялась снежной и хмурой; солнце начало касаться линии горизонта и с каждым днем все глубже погружалось в море. Тридцатого июля в первый раз потеряли из виду солнце, то есть на несколько минут наступила ночь.

Впрочем, шлюпка шла быстро и нередко за сутки делала от шестидесяти до шестидесяти пяти миль. Мореплаватели не останавливались ни на минуту, зная, какие трудности и препятствия ждут их на суше. А между тем проливы должны были вскоре замерзнуть; то там, то сям уже нарастал молодой лед. В полярных странах зима наступает вслед за летом, там не бывает ни весны, ни осени. Необходимо было торопиться.

Тридцать первого июля небо на закате солнца было ясное, и появились первые звезды находившихся в зените созвездий. С этого дня начались беспрерывные туманы, значительно замедлявшие плавание.

Доктора очень тревожило приближение зимы. Он знал, с какими трудностями боролся сэр Джон Росс, стараясь войти в Баффинов залив после того, как покинул свой корабль. После первой же попытки пройти дальше этот отважный моряк должен был вернуться на свое судно и зазимовать в четвертый раз. Но по крайней мере у него был приют на суровое время года, провизия и топливо.

Если бы такая же беда постигла наших путешественников, если бы им пришлось остановиться или вернуться назад, они бы, конечно, погибли. Доктор не говорил о своих опасениях товарищам, но поторапливал их; необходимо было пройти как можно дальше на запад.

Наконец, пятнадцатого августа, после тридцатидневного довольно удачного плавания и двух суток, проведенных в борьбе со льдами, скоплявшимися в проходах, – едва не погубив при этом свою шлюпку, – мореплаватели окончательно остановились; дальше плыть было невозможно. Море повсюду замерзло, и термометр за последние дни не поднимался выше +15°F (‑9°C).

Впрочем, постоянно попадавшиеся закругленные плоские камешки, обточенные прибоем, указывали на близость побережья на севере и на востоке. Нередко встречался также пресный лед.

Альтамонт с большой точностью произвел наблюдения, давшие 77°15′ северной широты и 82°02′ западной долготы.

– Итак, – сказал доктор, – вот где мы находимся. Мы достигли Северного Линкольна, как раз у мыса Эдена. Мы входим в пролив Джонса. Если бы мы прибыли сюда на несколько дней раньше, пролив, вероятно, был бы свободен ото льдов до самого Баффинова залива. Но нам стыдно жаловаться на судьбу. Если бы мой бедный Гаттерас встретил раньше такое легкопроходимое море, он быстро поднялся бы к полюсу, товарищи не покинули бы его, и он не лишился бы рассудка от тяжелых переживаний.

– В таком случае, – сказал Альтамонт, – нам остается одно: бросить шлюпку и на санях добраться до восточного берега Земли Линкольна.

– Бросить шлюпку и прибегнуть к саням, – это так, – ответил Клоубонни, – но, вместо того чтобы идти через Землю Линкольна, я предлагаю переправиться по льду через пролив Джонса и выйти на берега Северного Девона.

– А почему? – спросил Альтамонт.

– Потому что, чем ближе мы будем к проливу Ланкастера, тем больше будет у нас шансов повстречать китобоев.

– Вы правы, доктор, хотя я боюсь, что льдины еще недостаточно смерзлись, и по ним нельзя будет идти.

– Что ж, попробуем, – ответил доктор.

Шлюпку разгрузили; Бэлл и Джонсон снова наладили сани, все детали которых были в исправности. На следующий день запрягли собак и двинулись вдоль берега, чтобы дойти до ледяного поля.

Снова началось путешествие, уже не раз нами описанное, утомительное и медленное. Опасения Альтамонта оправдались: по льду еще нельзя было идти. Пролив Джонса не удалось пересечь, и пришлось следовать по берегу Земли Линкольна.

Двадцать первого августа путешественники, сократив путь по косой линии, достигли входа в пролив Ледника, спустились на ледяное поле, на следующий день добрались до острова Коберга и меньше чем в два дня пересекли его, несмотря на страшную метель.

Затем они снова пошли более удобной дорогой по льду и двадцать четвертого августа достигли Северного Девона.

– Теперь, – сказал доктор, – нам остается только пересечь эту область и добраться до мыса Уэрендера, у входа в пролив Ланкастера.

Но погода окончательно испортилась; морозы все усиливались, и метели свирепствовали, как в разгар зимы. Путешественники выбивались из сил. Продукты кончались, и пришлось урезать паек до одной трети, люди отдавали свою долю собакам, которые не могли бы тащить сани, если бы не получали нужного питания.

Чрезвычайно пересеченная местность сильно затрудняла передвижение. Северный Девон – гористая область. Приходилось пробираться в горах Траутера по непроходимым ущельям, борясь с разъяренными стихиями. Люди, собаки и сани едва не остались там навеки, и не раз отчаяние овладевало смельчаками, закаленными в полярных походах. Путешественники были измучены морально и физически. Да разве могли пройти даром полтора года непрерывных усилий и волнений, постоянная смена надежды и отчаяния? К тому же идти вперед всегда легче – помогает нервный подъем и стремление к цели, чего нет при возвращении. Злополучные путники с трудом брели; они шли по инерции, тратя последние остатки сил.

Только тридцатого августа выбрались они из хаоса гор, о которых не может дать никакого представления орография умеренных поясов, но выбрались измученные и полузамерзшие. Доктор уже не мог оказывать помощи другим, потому что сам изнемогал.

Выбравшись из гор Траутера, они очутились на волнистой равнине; поверхность земли была исковеркана в далекие времена, когда впервые образовались горы.

Пришлось несколько дней передохнуть; люди еле волочили ноги; две собаки околели от истощения.

Отряд приютился под прикрытием льдины. Термометр показывал ‑2°F (‑19°C). У путешественников даже не хватило сил разбить палатку.

Припасов оставалось уже совсем мало, и, несмотря на скудость пайка, их могло хватить всего на восемь дней. Дичь попадалась редко, так как на зиму все живое перекочевало в более умеренный пояс. Призрак голодной смерти вставал перед измученными путниками.

Альтамонт, всегда готовый пожертвовать собой ради товарищей, собрал остаток сил и решил пойти на охоту, чтобы добыть дичи.

Он взял ружье, позвал Дэка и зашагал по равнине к северу. Доктор, Бэлл и Джонсон равнодушно смотрели, как он удалялся. Целый час они не слышали ни одного выстрела. Но вот они увидели, что Альтамонт бежит назад, видимо, чем‑то испуганный.

– Что случилось? – спросил доктор.

– Там!.. под снегом!.. – с ужасом проговорил Альтамонт, указывая куда‑то в сторону.

– Что там?

– Целый отряд людей!..

– Живых?

– Мертвых… они замерзли и даже…

Альтамонт не договорил своей фразы, но лицо его выражало беспредельный ужас.

Доктор, Бэлл и Джонсон поднялись на ноги, нервное возбуждение вернуло им силы, и они поплелись за Альтамонтом по снежной равнине в ту сторону, куда он указывал рукой.

Вскоре они пришли в глубокую лощину, сжатую между холмами, и там им представилась ужасная картина.

Окоченелые трупы, наполовину погребенные под белым саваном снега, выглядывали из сугробов; здесь рука с судорожно сжатыми пальцами, там нога, подальше – голова, другая, третья… На лицах застыло выражение бессильной угрозы и отчаяния.

Подошедший доктор вдруг попятился назад, бледный, с изменившимся лицом. Дэк лаял зловеще и тревожно.

– Какой ужас! – вырвалось у Клоубонни.

– Что такое? – спросил Джонсон.

– Вы их не узнали? – дрогнувшим голосом спросил доктор.

– Что вы хотите сказать?

– Смотрите!

Этот овраг не так давно был ареной последней борьбы людей с морозом, отчаянием и голодом: кое‑какие ужасные остатки говорили о том, что несчастные питались человеческими трупами, быть может еще трепещущим мясом. Доктор узнал Шандона, Пэна… злополучный экипаж «Форварда». Силы изменили этим несчастным, съестные припасы кончились, шлюпка их, вероятно, попала под лавину и была разбита или же упала в пропасть, и они не смогли воспользоваться свободным ото льдов морем. Возможно также, что они заблудились на незнакомом материке. Впрочем, между людьми, которые двинулись в путь, охваченные мятежом, не могло быть морального единения, которое позволяет совершать великие дела. Предводитель мятежников всегда обладает лишь непрочной властью, и, без сомнения, Шандон вскоре потерял всякий авторитет.

Как бы то ни было, экипаж «Форварда», прежде чем дойти до этой катастрофы, должен был претерпеть невероятные мучения, но тайна его бедствий вместе с ним навсегда погребена под полярными снегами.

– Бежим! Бежим! – вскричал доктор.

И он увлек своих товарищей подальше от места катастрофы. Ужас ненадолго придал им энергию, и они двинулись дальше.