Юность учителя

Александра Александровича Растворова знают многие старожилы нашего города и района. В годы войны по долгу совести вступил он в ряды народных мстителей, юность и зрелые годы посвятил педагогической деятельности – а это полвека без малого. Последние полтора десятилетия перед выходом на пенсию А.А. Растворов возглавлял Лужский городской отдел народного образования.

Чудны, неповторимы по красоте восходы на реке Саба. Неширокая, но полноводная, она вьется лентой среди лугов и холмов, пересекает старинный поселок Осьмино. Говорят, оттого и назван он так, что здесь во времена русско-шведской войны царь Петр I останавливался, когда ось в карете менял. Поселок еще дремлет в полутьме, а первые лучи восходящего солнца уже окрашивают небо жаркой палитрой нового дня. Вот в зареве раскаляется небосклон, красное огненное светило наливается ярким огнем и медленно выкатывается из-за леса.

Саша Растворов любил встречать такие восходы. Спать долго в их крестьянской многодетной семье не привыкли. У родителей было восемь детей, все помогали друг другу. Саша любил свой большой красивый поселок. В ту предвоенную пору он был районным центром со своим исполкомом райсовета, почтой, милицией, школой, больницей, артелями – промышленной и сапожной, магазинами. Был большой клуб, его оборудовали в стенах старой церкви Тихвинской Божьей матери. Почти каждый день в клубе показывали кино. Рядом – танцплощадка, там играл духовой оркестр. По обе стороны разделенного рекой поселка – два разных колхоза. Местная осьминская газета так и называлась – „За колхозы“. Население держало немало домашней живности: коров, овец, кур, уток, гусей. Жили не тужили. Пока не пришла война.

Саша только что закончил местную школу-девятилетку. В тот день, 22 июня 1941 года, он со сверстниками играл на стадионе в футбол. На поле ворвался запыхавшийся от возбуждения паренек.

– Война! – крикнул он. – Сейчас сообщили по радио!

И жизнь раскололась надвое. Та, бесконечная и счастливая, со всеми мечтами, закатами и восходами, осталась вдруг позади, как остается за уносящим в тревожную неизвестность поездом родительский дом, а с ним и частица твоей жизни. А впереди – суровые испытания.

Недалеко от поселка Сабск Саша вместе с сотнями мирных жителей копал противотанковый ров. Копал и не верил, что враг сможет дойти до этого рубежа. Не верил, даже когда появились в небе чужие самолеты с крестами. Они проносились с ревом один за другим над разбегавшимися в панике людьми, но вместо пуль и бомб сыпали на головы людей бумажные листочки. Их опасливо поднимали, читали.

„Русские Танечки, не ройте ваши ямочки, приедут наши таночки, зароют ваши ямочки“, – бахвалились в них фашисты.

– Лучше бы обстреляли... – тихо сказал кто-то.

Прошел слух, что где-то в районе Ляд гитлеровцы выбросили воздушный десант. Говорили, что немцы идут в сторону Осьмино. Добровольцам предложили вступить в истребительный батальон. Набралось человек триста разного возраста, но больше молодых, таких как вчерашний школьник Саша Растворов. Всех распределили по отделениям, по взводам, выдали трофейные немецкие винтовки времен войны четырнадцатого года и по несколько патронов к ним. На следующий день, утром 14 июля, часть бойцов истребительного батальона отправили занимать оборону на дороге, ведущей к деревне Чудиново. Во главе отряда шел командир Иван Иванович Зверев – директор Дома культуры. Ни одного профессионального военного в отряде не было.

Окопов ополченцы не рыли, пристроились с винтовками за каменными валунами, свезенными к дороге после очистки колхозных полей. Долго ждать не пришлось. Послышался нарастающий шум и треск множества двигателей. Приготовились к бою. Но тут нервное возбуждение людей разрядил смех: по дороге в клубах пыли двигалась колонна тракторов и комбайнов МТС.

Но вот снова раздался лязг гусениц.

– Опять колхозники атакуют, – шутили бойцы.

– Сейчас картошкой стрелять будут...

– Немцы! – тревожно крикнул вдруг кто-то.

„Немцы! Немцы! Немцы!“ – запульсировало отчаянно в мозгу у каждого. Их ждали, но мотоциклы с колясками и танки все равно появились неожиданно. Раздался винтовочный залп, взрывы гранат – это вступили в бой одиннадцать курсантов Ленинградского военного училища имени Кирова. Они занимали позиции метрах в двухстах от ополченцев, первыми приняли неравный бой и погибли геройски. Затем рассыпались беспорядочные выстрелы осьминских ополченцев. В ответ дробно застучали автоматные и пулеметные очереди, грохнула пушка, вздыбилась, сверкнув на мгновение огнем, земля, оглушила грохотом взрыва. Развернув технику фронтом по полю, немцы расстреливали бросившихся к реке людей. Александра спасло умение хорошо плавать. Мало кто уцелел тогда из отряда.

Какое-то время осьминские парни скрывались в лесу, но вскоре потихоньку стали возвращаться в поселок. От местных жителей Александр узнал, что в то злополучное утро 14 июля, когда немцы ворвались в поселок, там проходило собрание партактива. Участники собрания вместе с бойцами истребительного батальона вступили в неравную схватку с врагом. Немногим из них удалось уйти тогда из поселка. Никто не верил, что Осьмино сожмет на два с лишним года петля оккупации.

Как-то весной 1942 года староста поселка обошел дома местных жителей, вручил по списку повестки для отправки на работы. Собраться велел на следующий день на площади у хозяйственной комендатуры.

Из комендатуры вышел офицер, окинул взглядом толпу молодежи, что-то сказал переводчику. Тот надрывным голосом закричал:

– Вам выпала честь поработать на великую Германию!

Потом говорил что-то про скорую победу немецкой армии, про вольную жизнь без большевистского ига и так далее в том же духе. После этого всех построили в колонну и отправили под конвоем в Кингисепп. Там молодежь зарегистрировали на бирже труда, загнали в товарные железнодорожные вагоны и увезли в Сланцы. Ребята работали в карьере, грузили на платформы щебенку, которую эшелонами отправляли под Ленинград.

– Жив Ленинград-то! – подмигнул Саше парень в рваной шинели. – Иначе на хрена им щебенка там. Окапываются, гады!

Александр и его товарищ Леня Храмцов решили бежать из лагеря. Девушки, работавшие в лагерном пищеблоке, подсказали, что через реку Плюссу ночью можно перебраться по фермам взорванного моста. Подлезли парни под колючую проволоку и растворились в ночи. Через несколько дней они добрались до Осьмино.

Родительское гнездо Александра к тому времени уже сгорело, как и многие дома местных жителей. А в уцелевших избах жили немцы. Зимой они нещадно топили печки, оттого и загорались часто дома. Много семей было поселено в здании бывшего райкома партии. В одной из комнатушек, отгороженных в библиотеке, ютилась семья Растворовых – мать, две Сашиных сестры и брат.

Неизвестно, как обернулась бы судьба Александра, если бы не донес на него в гестапо сосед по дому Павел Клаусов. Все знали, что он был у немцев стукачом, и сторонились его. На совести Клаусова было уже несколько загубленных жизней. Попросит Пашка чего – отдавали, не связывались. А то, не дай Бог, шепнет немцам, что сосед имеет связь с партизанами, – пропал человек! Так случилось и с Александром. Невзлюбил Сашу Павел, побаивался.

Ночью, когда весь дом спал, раздался властный стук в дверь, громко залаяла собака. В комнату вошли пятеро в немецкой форме, среди них офицер с огромной овчаркой. Один из вошедших посветил на Сашу фонариком. Офицер подошел так близко, что собака встала передними лапами на кровать и зарычала.

– Собирайся!

В камере гестапо оказались еще четверо Сашиных друзей. На допросы выводили по одному. С помощью русского переводчика выбивали у парней признания об их связях с партизанами. Никто из ребят такой связи не имел, а упорное их молчание убеждало гестаповцев, что дело они имеют со стойкими патриотами. Допросы длились в течение двух недель. В камеру вталкивали ребят избитыми. Особенно издевались над Колей Кузьминым. Его считали главарем и били до потери сознания.

– Смотри! – показывали гестаповцы Саше окровавленного Николая. – Так будет и с тобой. Друзья твои все уже рассказали. Мы знаем, что ты передавал разведданные партизанам. Как держал с ними связь? Через кого?

А Колю они убеждали в том, что не бьют так других только потому, что они все уже рассказали.

– И с чего фрицы взяли эти связи? – гадали ночью ребята. – Может, пронюхали про нашу помощь тем беглецам?

...Оккупанты сформировали в Осьмино отряд из местных парней. Одели всех в немецкую форму, выдали оружие. Это был вспомогательный отряд, который нес караульную службу, устраивал вместе с немцами облавы на партизан. Там были едва ли не ровесники Александра, многих из них, например, Ивана Проворова, Саша давно знал. Однажды Иван и его товарищ признались, что опротивела им служба у немцев, хотят они бежать к партизанам. Где найти их, ни Саша, ни его товарищи не знали. А если б и знали, все равно не сказали бы. Но вот бежать ребятам помогли. Подготовили в условленном месте лодку на берегу реки, положили туда патроны. Потом точно так же подготовили побег еще шестнадцати парней из того отряда, после чего он рассыпался. Оставшихся немцы разоружили.

К тому времени в Осьмино прибыл из Сланцев большой карательный отряд. Каратели сжигали на своем пути все деревни, жители которых подозревались в связях с партизанами. Осьминские гестаповцы сдали своих узников карателям. В составе отряда были немцы и эстонцы. Особенно лютовали эстонцы. Они сопровождали верхом колонну пленников, в руках у каждого тяжелые плети, на сытых лицах самодовольство от упоения властью. Конвойный заметил на ногах у Александра добротные сапоги, властно указал на них пальцем:

– Снимай!

Потом оттянул парня плетью по спине:

– Шагай вперед, комсомольское племя!

Коля Кузьмин снял на ходу со своих дырявых сапог галоши, протянул Александру:

– Цепляй. Чем-нибудь примотаем.

Так конвоиры гнали колонну по дорогам от Осьмино до станции Молосково Волосовского района. Там загнали в телячьи вагоны-теплушки, закрутили проволокой засовы. Когда поезд стал медленно отходить, на станцию, где стояли и другие эшелоны, налетела советская авиация. Загрохотали взрывы. Одна из бомб взорвалась недалеко от вагона, и большой осколок пробил дыру в стене у самых дверей. Ребята подсадили к дыре товарища, тот через нее отмотал проволоку с засова, дверь оттолкнули, и все на ходу выскочили из вагона.

Решили расходиться по домам. У какой-то деревни наткнулись на засаду, бросились бежать. Вслед раздались выстрелы. К счастью, не ранило никого. Ночью Александр и его двоюродный брат Василий Гаршанов пришли тайком в Осьмино, повидались с родными и еще затемно ушли в лес. В лесу сделали для себя землянку, принесли винтовки и патроны – такого добра на местах боев было много. Ребят навещал осьминский паренек Саша Ларионов, приносил кое-что из еды, рассказывал, что слышно в округе.

– Нам бы к партизанам податься, да не знаем, где их найти, – посетовали ребята.

– Ладно. Приходите сегодня ночью в Луговское. Там будет Леня Храмцов со своими ребятами из отряда, ответил Саша.

В Луговском встретились с партизанскими разведчиками.

– Давно пора было к нам идти, – сказал Леня. Ему шел восемнадцатый год, но он уже был командиром отрядной разведки.

Пришли в деревню Славянка, где стоял шестой отряд 9-й партизанской бригады. Командовал отрядом татарин Янгиров, комиссаром был бывший секретарь Осьминского райкома комсомола Аркадий Юдин. Он принимал до войны Александра Растворова в комсомол.

– Знаю этих ребят. Думаю, что из них будут хорошие бойцы, – поручился Юдин за Александра и Василия.

Янгиров задал несколько общих вопросов и приказал зачислить в отряд.

– Товарищ командир, я хотел бы к Храмцову в разведку, – попросил Александр.

– Всем разведку давай, – проворчал Янгиров. – А с кем я воевать буду? Будешь бойцом в отряде. Рядовым.

Большинство бойцов шестого отряда составляла необстрелянная молодежь. Но были там и мужчины призывного возраста, и кадровые военные-окруженцы.

А дома между тем грянула беда: гестапо арестовало всю Сашину семью. Одна из жительниц деревни Луговское видела Александра с партизанами и поспешила донести об этом оккупантам. И лишь вмешательство старосты поселка Д.А. Сковородникова спасло семью от расстрела. Давыд Андреевич на свой страх и риск убедил немцев, что Александр угнан на работу в Германию и никаких вестей от него нет. Забегая вперед, скажем, что после освобождения нашего края Д.А. Сковородников был мобилизован на фронт и погиб в боях под Псковом.

Стоял октябрь 1943 года. Александр Растворов шел с группой партизан на свое первое боевое задание. На нем куртка, перешитая из шинели довоенного образца, старенький пиджачишко и видавшие виды брюки, заправленные в истоптанные кирзовые сапоги. За плечами винтовка-трехлинейка и вещевой мешок с пайком, боеприпасами, сухими портянками и прочими атрибутами партизанского быта. Группе предстояло устроить засаду на дороге между Лугой и Осьмино. Место засады выбрали недалеко от деревни Перелок. Пятнадцать партизан, вооруженных винтовками, гранатами и одним ручным пулеметом, залегли вдоль дороги. Движение там было редким, на одиночных машинах оккупанты давно уже ездить не рисковали, собирались в колонны. Вот и на сей раз появились сразу четыре крытых брезентом грузовика. Грохнула, да неудачно, граната, раздались выстрелы из засады. Грузовики встали, из них выпрыгивали солдаты, огрызались плотным огнем. Засада не удалась. Расстановка сил сложилась в пользу немцев. И партизаны отошли в лес.

Почти полгода партизанской жизни прошли для Александра Растворова в многодневных и многокилометровых рейдах по оккупированному врагом району, в засадах, не всегда удачных для партизан, в частых боях и стычках с карателями. Так, из Сланцев в сторону Осьмино был брошен против партизан крупный карательный отряд. У фашистов имелись и танки, и артиллерия. Они безжалостно уничтожали все на своем пути. Им противостояли партизаны, вооруженные в основном стрелковым оружием и гранатами.

– Мы не ввязывались в упорные затяжные бои с ними, – вспоминает Александр Александрович. – Отходили от деревни к деревне. Каратели теснили нас каждый день, и потери у нас были немалые.

Никогда еще командование группы армий „Север“ не выделяло таких больших сил для борьбы с партизанами, как осенью 1943 года. Но несмотря на это партизанское движение к зиме приобрело невиданный ранее размах. Свыше четырехсот населенных пунктов – весь Осьминский район, Лядский, часть Сланцевского, Гдовского и Лужского – были очищены партизанами от оккупантов. И лишь районные центры Осьмино и Ляды оставались в руках врага. Девятая бригада насчитывала теперь уже около двух тысяч человек, а добровольцы все прибывали и прибывали. Почти вся молодежь окрестных деревень ушла в партизаны. Наладились к тому времени регулярные воздушные поставки оружия с Большой земли, и Саша сменил наконец свою трехлинейку на новенький автомат ППШ.

В конце января 1944 года, когда начался прорыв ленинградской блокады, областной штаб партизанского движения объявил „рельсовую войну“. В ней участвовали одновременно все партизанские бригады области. Шестой отряд бригады получил приказ вывести из строя один из участков железной дороги Гдов – Сланцы – Веймарн. Ночью партизаны подошли к линии. Каждому бойцу выдали по толовой шашке, капсюль, бикфордов шнур. Заряды клали у стыков рельсов. Приказано было не поджигать шнур, пока сосед не сделает это и не отойдет. И загремела партизанская канонада! Дорога была выведена из строя на большом протяжении и надолго.

Потом были бои с отступающими немецкими частями. Одна из таких вражеских группировок уходила со стороны Луги на Осьмино, не зная, что в поселок уже вошли советские войска. В районе деревни Сара вспыхнул бой, и немцы лесами стали отходить к югу. Отряды 9-й бригады получили приказ преследовать врага. Деревни Руб, Моркошино, Стаи стали ареной боев. Особенно упорный бой завязался за Стаи.

– Деревня лежит в лощине, со всех сторон окружена холмами, кругом лес, – вспоминает Александр Александрович Растворов. – Партизаны окружили Стаи плотным кольцом. В сумерках подошли и наши армейцы-артиллеристы. С рассветом 11 февраля они открыли огонь по засевшим в деревне немцам, после чего мы по сигналу ракеты бросились на штурм. Немцы стали отходить через небольшое поле к лесу, но наткнулись на наши засады. Практически все гитлеровцы были там уничтожены.

В том жарком бою погиб двоюродный брат Александра Николай, а Василий был ранен.

Тем партизанская война для восемнадцатилетнего Александра Растворова и закончилась. Спустя несколько дней отряды собрались в бригаду, вышли на дорогу и походным маршем отправились в Ленинград на расформирование. После расформирования бригады Александр Растворов участвовал в боях на Карельском перешейке. Да только недолго: получил сквозное пулевое ранение в глаз. Потом были месяцы лечения в госпитале, в Военно-медицинской академии, инвалидность. Но война закончилась, и Александр был полон планов на будущее.

Мать не могла наглядеться на сына: пусть раненый, если судьбе так угодно, но живой! Многие из поселка и вовсе не вернулись с войны.

– Чем же теперь заняться думаешь, сынок?

– Учителем хочу быть. Поеду в Ленинград, – ответил Александр как о давно решенном для себя деле.

Знающие люди посоветовали поступать на годичные курсы учителей, а потом работать и заниматься заочно в вузе. Александр выбрал математическое отделение – со школьных лет проявлял интерес к точным наукам.

Математические курсы были им успешно закончены. 28 октября 1945 года стало для Александра первым днем его многолетней работы на педагогическом поприще.

Самым любимым отдыхом Александр Александрович считает отдых в лесу, особенно в грибную пору. Он любит посидеть в тиши на природе, на речном берегу. Чудны, неповторимы по красоте закаты на берегах реки Сабы...

А. Лосев.