Глава 21. Ветер свирепствовал три дня

Ветер свирепствовал три дня. Он принес с моря два подарка.

Они услышали о подарках, когда мужчины вернулись из Уэльса. Вот тогда они и сказали, что это моллюски. Моллюсков выбросило на берег в таком количестве, что их можно было собирать руками и удобрять ими поля. Но, кроме них, было кое‑что еще – пушка с французского корабля.

Все жители Мерримитинга собрались идти на берег со своими тачками и корзинами. Когда все уже были готовы, из леса выехал на своем иноходце Тайлер. Взгляд Делии мгновенно обратился к нему, но, когда он повернулся к ней, она быстро занялась чем‑то на другой стороне поляны, и это отвлекло ее внимание.

«Он любит тебя, – пело ее сердце, как оно пело уже три дня. – Он любит тебя!»

И тут же, как всегда, она подумала о том, отчего у нее на глаза наворачивались слезы и сжималась грудь. «Слишком поздно, слишком поздно».

– Ты уже собирала моллюсков, Делия? – спросил Нэт. Он сидел рядом с ней в повозке, довольный и отдохнувший.

Ее муж.

Делия заставила себя улыбнуться и покачала головой.

– Нет, но это звучит заманчиво.

«Слишком поздно. Слишком поздно».

– И очень вкусно, – он обернулся к Мэг и Тилди, которые сидели сзади них. – Правда, девочки?

Нэт наконец смягчился. Хотя их отношения оставались по‑прежнему формальными, его глаза уже были не такими суровыми, а иногда он даже улыбался. Делия боялась нагоняя за истории с куклой и топором, поэтому его реакция поразили ее.

– В тебе много хорошего, Делия, – сказал он вечером, перед тем как идти спать. – В тебе очень много хорошего. Это заметно больше всего по тому, как ты ладишь с девочками. Они начинают любить тебя, даже Мэг, – добавил он со слабым подобием улыбки и посмотрел на нее так, словно увидел впервые.

Дорога до берега, протянувшаяся на десять миль, была просто наезженной колеей. Когда они прибыли на место, Делия увидела, что весь берег действительно усеян моллюсками: их серые панцири тускло поблескивали на солнце. Среди них было много живых, а поэтому казалось, что по земле катятся волны.

К моменту их прибытия все повозки были наполнены моллюсками, а между двумя скалами, покрытыми лишайниками, среди обломков корабля был зажат второй подарок моря – трехпудовая чугунная пушка. Вокруг нее столпились мужчины и возбужденно обсуждали событие, ибо один только выстрел из такого орудия мог спугнуть целое племя абенаки, вставшее на тропу войны.

– Можно перетащить ее в крепость при помощи упряжки волов, – заметил полковник Бишоп, потирая щеку. – Она местами повреждена. Как ты думаешь, из нее можно стрелять, Сэм?

Рыжеволосый кузнец почти любовно погладил ствол.

– Вообще‑то да. Но нам из нее не выстрелить. К сожалению, море вынесло пушку без ядер.

– А не попробовать ли заряды для мушкетов, вдруг получится, – предложил Тайлер. Он поймал взгляд, брошенный на него Делией. Она отвернулась. – Нам понадобится запал и порох, – добавил он.

Когда повозки загрузили моллюсками, а дело с пушкой уладили, поселенцы Мерримитинга занялись главным событием дня – пикником на берегу залива. Было прекрасное послеполуденное время. Обычно в летние месяцы берег покрывался слоем ила, но вчерашний шторм смыл всю грязь, и небо на горизонте было ярко‑голубым. Чистый воздух звенел, а солнце слепило глаза, и морские птицы кружили в безоблачном небе.

Все разбились на группы и развели костры. Нэт посадил Делию и девочек вместе с их соседями, Севаллами, а вскоре к ним присоединились Сэм и Хана Рандольфы с детьми. Делия удивилась, увидев, что Хана уже вполне оправилась и на ногах. Женщины восхищались ее новым младенцем. Мэг и юный Дэниел Рандольф сразу же начали спорить о том, кто может съесть больше моллюсков.

Делия была уверена, что Тайлер скоро подойдет к их костру, и намеревалась изобразить то же вежливое равнодушие, которое изображала перед ним весь день. Она следила за каждым его шагом, и ее глаза неотступно следовали за ним, хотя она тщательно скрывала это.

Но Тайлер присоединился к Бишопам.

Каждая группа сложила круг из камней и разожгла огонь быстрыми ударами камня о сталь. Охапки дерева бросали в огонь, пока он не разгорался. Камни должны были держать жар.

Во время отлива они обошли берег, покрытый галькой, копаясь в песке и иле в поисках съедобных моллюсков под аккомпанемент ревущих бурунов. Делия нашла маленького зеленого краба и трогала его палочкой, когда услышала за спиной знакомый голос:

– Осторожнее, крошка Делия! Это хитрые маленькие бесенята. Они в любой момент могут вцепиться в палец или пятку.

Она обернулась, поднялась с песка и поспешила прочь от него, но Тайлер схватил ее за руку и повернул к себе. Она стиснула зубы, чтобы не расплакаться.

Тайлер впился взглядом в ее глаза.

– Ты что, намерена провести так весь день – то пожирая меня глазами, то прикидываясь, будто не замечаешь меня?

– Ты льстишь себе, доктор Сэвич. До сих пор я не замечала, что ты здесь.

– Нам надо поговорить, – процедил он сквозь зубы.

– Не понимаю о чем. А, наверное, ты хочешь сказать, сколько я должна тебе за то, что ты зашил мне ногу? Я поговорю об этом с моим мужем. У нас туговато с деньгами, так не устроит ли тебя пара цыплят или молочный поросенок?

Тайлер сжал кулаки.

– Черт возьми, Делия…

– Простите, доктор, но я вижу, что муж пытается привлечь мое внимание. – Она повернулась и поспешила к Нэту, который возился с яркой морской звездой, застрявшей в волосах у Тилди, и даже не смотрел в ее сторону.

Когда моллюски были приготовлены и съедены, а кувшины с сидром и пивом опустошены, поселенцы начали собираться домой. Делия осторожно поглядывала, не наблюдает ли за ней Тайлер. Он не наблюдал. Стоя у пушки, он, без сомнения, обсуждал с полковником Бишопом и Сэмом Рандольфом, как перетащить ее в Мерримитинг. Убедившись, что он не преследует ее, она сказала Нэту, куда идет, и пошла по берегу, немного прихрамывая. Она давно уже заметила на берегу что‑то необычное и теперь хотела подойти поближе и рассмотреть это.

Это был огромный холм из ракушек, намного выше и шире всего, что она когда‑либо видела. Птичий помет покрывал этот холм. Она не могла представить себе, как это оказалось на берегу. Конечно же, этот холм был делом рук человека, поскольку нельзя и предположить, что это природное образование. Но если это сделал человек, то с какой целью? Это вызывало в ней какое‑то древнее загадочное чувство. Она подумала, что этот холм простоял тут годы, а может, и столетия.

Она ощутила присутствие Тайлера еще до того, как увидела его. Делия медленно обернулась и встретилась с ним глазами. Самый красивый, самый желанный, самый любимый. Но он слишком поздно сказал ей, что любит ее.

– Делия…

– Не вздумай говорить мне о том, что ты любишь меня, я не желаю этого слышать.

– Я люблю тебя!

Он почти прокричал это ей в лицо, и Делия в панике оглянулась, боясь, что кто‑нибудь услышит его. Потом повернулась и, прихрамывая, пошла к другому холму из моллюсков. Тайлер последовал за ней.

Не доходя десяти шагов до холма, она остановилась. Чтобы увидеть вершину, ей пришлось запрокинуть голову. Она махнула рукой в сторону холма.

Что это за проклятый холм?

– Никто не знает. Это построили люди, которые жили здесь тысячи лет назад. Абенаки называют их ракушечными людьми, но никому не известно, что они делали с этими ракушками – ели их, использовали как удобрение, или…

– Это было давно?

Тайлер пожал плечами, и на лоб ему упала прядь волос.

– Никто не знает.

– Давно ли ты любишь меня?

Он напряженно вглядывался в ее лицо.

– С той ночи в Фалмуте. Может, с тех пор, как подошел к тебе, когда ты ловила рыбу со старым индейцем. Черт, а может, с тех пор, как увидел тебя спящей на моей постели.

– Чертов ублюдок, почему ты так долго не говорил мне об этом? Ведь ты только орал мне, что не любишь меня, и позволил мне уйти и выйти замуж за другого. Надеюсь, что ты несчастен сейчас. Надеюсь, что ты страдаешь.

– Я страдаю, Делия.

Похоже, так оно и было. Кожа его приобрела зеленоватый оттенок, а глаза покраснели. Скулы резко выступали, под глазами лежали тени. Он выглядел так, как после долгого запоя.

«От разбитого сердца», – прокричало ее собственное сердце.

– Я страдаю, Делия, – повторил он.

– Хорошо!

Она отвернулась и пошла по берегу, стараясь не наступать на острые камни. Когда она споткнулась, Тайлер поддержал ее, но Делия выдернула руку.

– Зачем ты преследуешь меня? Хочешь, чтобы весь Мерримитинг узнал, что ты испытываешь похоть к жене соседа?

На самом деле сейчас никто не видел их. Холмы из моллюсков скрывали их от тех, кто пировал у костров.

– Я чувствую к тебе не похоть, – сказал Тайлер.

– Черта с два!

– Перестань чертыхаться. Ты говоришь хуже…

– Девки, подающей грог? – закончила она и повернулась к нему лицом.

Она сняла шляпу и тряхнула головой. Ветер взметнул ее волосы, как темное облако. Она стояла перед ним и знала, что прекрасна: солнце вспыхивало в ее волосах, ветер разрумянил ее щеки, а море увлажнило ее губы.

Она увидела, что его глаза потемнели от желания, что он стал тяжело дышать, а у него на шее стала пульсировать жилка. И она знала также, что увидит, если посмотрит вниз.

Сама того не желая, Делия взглянула на его бедра. Его огромная напряженная плоть выпирала сквозь бриджи. Доказательство его голода, желания, страсти.

Задержав взгляд там, Делия снова посмотрела ему в лицо – краска заливала его щеки. Ей стало жаль его. Ведь мужчина не может скрыть своих желаний. Он ведь не видит, как налились ее груди, и как дрожат под юбкой колени, а между ног… между ног все горит от страсти и требует удовлетворения.

Она глубоко вздохнула, пытаясь овладеть собой, но тут Тайлер посмотрел на ее грудь, и его румянец стал багровым.

– Ну ладно, черт с тобой, я хочу тебя, – выдавил он. – Но клянусь, Делия, мое чувство гораздо сильнее. Я люблю тебя. Я хочу жить с Тобой. Я хочу жениться на тебе.

– Я замужем за Нэтом.

– Но ты же не любишь Нэта!

– Не твое дело, как я отношусь к мужу.

Тайлер протянул к Делии руку и прижал ее к себе. Он прильнул к ее губам так быстро, что она не успела воспротивиться этому.

А потом стало незачем сопротивляться, она и не помышляла об этом. Ее чувства вырвались из‑под контроля, ее тело горело от желания. Она ответила на его поцелуй, страстно лаская его рот языком. Потом, оторвавшись друг от друга, они жадно вдохнули воздух, и Делия вцепилась в его рубашку, чтобы удержаться на ногах.

Он зарылся лицом в ее волосы.

– Делия, любовь моя, моя жизнь! Уйдем со мной…

– Я не могу! Ты же знаешь, что я не могу, – рыдала она с искаженным от боли лицом. Она хотела заставить его страдать, мучиться от этой любви, как мучилась она сама. Но месть не доставляла ей радости, она была горькой.

– Я не могу, – простонала она.

Он обнял ее лицо ладонями и заставил посмотреть ему в глаза.

– Тогда скажи мне, что не любишь меня.

Вот это она и должна сделать. Она скажет ему, что не любит его, тогда он оставит ее страдать в одиночестве.

– Я… Какая разница? Я замужем, я…

Он снова накрыл ее рот своим, но она успела отстраниться. Его рука погладила ее шею и приподняла подбородок.

– Отпусти меня, – попросила она.

– А если нет? Что, если я унесу тебя отсюда сейчас же? Далеко в лес, где никто не сможет нас найти?

Кровь стучала у нее в висках, как море во время прибоя, она почти не слышала своего дыхания. И своего ответа она тоже не слышала.

– Т‑ты не посмеешь…

– Неужели? – Он продолжал гладить ее шею. Его рот снова приблизился, их разделяло только дыхание. Она подумала, что должна сопротивляться.

– Дикарь абенаки просто похитил бы тебя, и плевать ему было бы на все законы и мораль белого человека, – продолжал он. – Я наполовину абенаки, разве ты забыла? А может, я вообще дикарь, когда дело касается тебя. По тому, как ты поцеловала меня, крошка Делия, я понял, чего бы тебе хотелось.

Она вскинула голову и отступила на шаг.

– Я буду сопротивляться, Тай, я буду драться, пока не вырвусь.

Лицо его потемнело от боли, а у нее в глазах застыли слезы. Она взяла его руки и прижалась к нему.

– Боже, Тай, ну почему я все время противлюсь тебе? Ведь это убивает меня…

Он сжал ее руки.

– Тогда пойдем со мной.

Делия отвернулась и прикрыла рукой рот, чтобы подавить стон. Ее щеки были залиты слезами.

– Пожалуйста, умоляю тебя, не проси. Я не могу, не могу.

Он снова прижал ее к себе и отер рукой ее слезы.

– Любовь моя… не плачь.

– Я не могу бросить их, Тай. Я поклялась Нэту и его девочкам. Я поклялась Господу. Думаешь, если я женщина, у меня нет понятий о чести? Это не так.

В его глазах застыла боль.

– Просто я думал, что ты любишь меня.

Она посмотрела на него с обожанием.

– Я люблю тебя. Ты же всегда знал, как сильно я тебя люблю. Но как же Нэт? Он женился на мне по доброй воле. Он доверил мне своих детей. И эти девочки, Тай, очень дороги мне. Как жестоко было бы вот так уйти из их жизни, так скоро после смерти их матери! Разве мы сможем быть счастливы, зная, что они страдают? Да я никогда не простила бы себя, если бы взяла на душу такой грех. Так как же я жила бы с тобой?

Тайлер погладил ее по шее, глубоко заглянул в ее глаза, и она прочла в его взгляде все, что он чувствовал.

– Моя удивительная, удивительная Делия. Твоя честность, непреклонность и сила – то, из‑за чего я полюбил тебя.

– Тогда ты понимаешь…

Он отнял руки от ее лица.

– Клянусь небом, понимаю!

Он запрокинул голову и посмотрел на небо. Его лицо исказила боль, а на шее вздулись жилы.

– Но, Боже, как сильно я люблю тебя! Без тебя я…

Он проглотил ком в горле и с трудом вздохнул. Потом посмотрел на нее. Она никогда еще не видела такой боли.

– Ты нужна мне, Делия.

Она не могла вынести этого и бросилась прочь. И он отпустил ее.

Он повернулся к морю и крепко сжал веки. Когда он снова открыл глаза, океан был все таким же. Огромным, голубым и пустым.

– Боже, – прошептал он. Это был зов отчаяния.

* * *

– Я говорю – нет, и это окончательно.

Через плечо Делия бросила взгляд на девочек, съежившихся от страха. Она пошла за Нэтом и закрыла за собой дверь. Он сел на ступеньку, натягивая башмаки для грязной работы. Сегодня он собирался пойти в лагерь лесорубов.

– Нэт, но ведь это только несколько часов по утрам.

– Я говорю – нет.

Он встал и выпрямился.

– Но все дети в Мерримитинге будут ходить в новую школу! – сказала Делия, стараясь не повышать голос и говорить убедительно. – Их‑то отпускают. А наши почувствуют себя отверженными.

Он снял шляпу и провел рукой по волосам.

– Они ведь лишь девочки. Зачем им учиться читать? К тому же я не могу их отпустить: здесь слишком много работы. Вот если бы ты…

Делия поняла, что он имел в виду. «Если бы ты лучше справлялась со своими обязанностями…»

Нэт взял топор и спустился с крыльца. Его высокая фигура в ярко‑голубой куртке резко выделялась на фоне пышного великолепия опадающей листвы.

Она побежала за ним.

– А помнишь, что сказал преподобный? Ведь он говорил, что христианский долг родителей – научить своих детей читать Библию!

Он повернулся к Делии.

– Вот ты и научишь их. Ты же чему‑то научилась у Бишопов, пока вроде бы осваивала буквы.

Он отвернулся, полы его куртки разлетались.

Делия упрямо вздернула подбородок.

– Я поведу их в школу, Нэт. Поведу, разрешишь ты или нет.

Он снова повернулся и поднял кулак.

– Замолчи, проклятая!

Кулак не заставил бы ее отступить, но это было первое ругательство, слетевшее с губ Нэта.

– Моя Мэри не перечила мне ни разу за те десять лет, что мы прожили с ней. А с тобой мы живем всего три месяца, и ты уже довела меня. Господи, и зачем я только…

Он оборвал себя и пошел прочь.

Она вновь побежала за ним, схватила его за полу куртки и заставила обернуться.

– Я знаю, ты хотел сказать, что лучше бы никогда не женился на мне.

Она пожертвовала счастьем и любовью, дав ему клятву верности. И теперь она исполнит свой долг.

– Дело в том, Нэт, что мы уже женаты. И чем раньше ты поймешь, что я не твоя Мэри, тем лучше будет для нас обоих.

– Мэри…

– Умерла! – Она схватила его за плечи и встряхнула. – Она мертва, Нэт. А я жива, и теперь я твоя жена, и ты нужен мне… мы нужны друг другу.

Он отвел ее руки.

– Веди девочек в школу, Делия. Делай все, что хочешь. – Он усмехнулся. – Ты ведь все равно так поступишь. А теперь отпусти меня. Мне надо идти к лесорубам.

* * *

В октябре начинались заморозки, а в лагере лесорубов на далеких холмах было еще холоднее. Все здесь сияло многоцветием. Желто‑зеленые и золотые листья осин и берез, дымчатый пурпур ясеня, оранжевые и красные клены – все это ослепляло совершенством. Трава оставалась еще сочной и зеленой.

Но для Нэта Паркеса эта красота как бы не существовала. Он воспринимал природу только с точки зрения ее полезности. Так поле надо засеять и убрать, а дерево – срубить. И теперь, глядя на все это великолепие, он видел лишь множество стволов, которые надо срубить, а для этого придется хорошенько попотеть.

В тот день жители Мерримитинга объединились с мужчинами двух ближайших поселений, чтобы расчистить новый участок, так как пришел сезон рубки леса. В течение двух последующих недель им предстояло прорубить широкую просеку в густом лесу. Потом, долгой зимой, стволы будут вывозить и складывать на берегу, пока не наступит весна, и не придет время сплавлять их. Иногда ледоход начинался в марте, и тогда лес сплавляли по реке до Мерримитинга, а потом отправляли в Англию: Королевскому флоту нужны были новые корабли. Рубка леса отнимала у поселенцев все время после сбора урожая в октябре и до начала посевной в апреле.

Под руководством полковника Бишопа мужчины разбились на группы. Обычно жители каждого поселения составляли свои группы, но этим утром Нэта поставили работать вместе с мужчинами из Топшема: тем не хватало человека, поскольку тот, кто должен был прийти, накануне сломал ногу. Себе в напарники Нэт взял молодого парня, который чем‑то напоминал его самого в молодые годы: высокий, с волосами соломенного оттенка. Вот только лицо у парня было мягким и круглым, а у Нэта – суровым.

Они пошли по тропинке.

– Ты что, ногу повредил? – спросил парень, заметив, что Нэт прихрамывает.

– М‑мм. – Нэт не стал утруждать себя объяснениями. Еще не хватало, чтобы этот парень попросил показать ему деревянную ногу.

Как Делия тогда. Делия…

Нэт обратил внимание, что на парне была лишь тонкая охотничья куртка, поэтому теперь он дрожал от холода.

– Следовало одеться потеплее, – буркнул Нэт.

– Да с утра казалось, что не будет так холодно, – ответил парень улыбаясь, – Зато твоя куртка, конечно, и теплая и красивая.

– Это моя жена сделала. Она хорошо управляется с прялкой и веретеном. – Нэт вдруг снова забыл о том, что Мэри умерла. Он надел эту куртку не потому, что она такая уж теплая: главное, она яркая – в ней не затеряешься в лесу. Рубить лес было опасно: могло придавить деревом, мог свалиться на голову большой сук, соскочить с топорища топор. Здесь было очень просто погибнуть. Женщина, подумал он с внезапной горечью, не протянула бы здесь и недели. Подхватила бы простуду и умерла…

Нэт сделал зарубку на дереве, взмахнул топором и ударил. Потом к нему присоединился парень, начав рубить с противоположной стороны. Они наносили удары попеременно. Из‑за деревянной ноги Нэт переносил тяжесть тела на здоровую ногу, и это сковывало его движения, однако на качестве рубки не отражалось – он с удовольствием отметил, что его топор вгрызается в древесину глубже, чем у напарника.

По лесу разносилось эхо от ударов топорами. Когда осталось сделать лишь несколько ударов, парень отошел и Нэт завершил работу. Дерево затрещало, покачнулось, затем с грохотом повалилось, засыпая все вокруг щепками.

Наступила тишина, и труха осела. В этот момент раздался тихий протяжный вой волка. Парень вздрогнул.

– Я же говорил тебе, что надо было одеться потеплее, – сказал Нэт, обливаясь потом после этой работы.

Волк снова завыл, теперь уже ближе, и Нэт нахмурился. Вот и еще одна возможность умереть: быть сожранным волком.

Он поднял топор и пошел к следующему дереву.

* * *

Элизабет и Делия шли рядом по колее, ведущей к ферме. Вокруг шелестели от ветра мертвые стебли кукурузы. Зерно убрали еще неделю назад, и теперь связанные початки висели на стенах кухни длинными золотистыми рядами. Вылущив початки, они с Нэтом пригласили соседей, но Тайлер не пришел.

Делия посмотрела на подругу. Элизабет была уже на пятом месяце и просто расцвела. У нее вошло в привычку каждые пять минут дотрагиваться до округлившегося живота: словно она проверяла, здесь ли еще ребенок. Когда она снова это сделала, Делия улыбнулась.

– Как это хорошо, Элизабет, что ты согласилась прийти к нам и научить меня работать с этой проклятой прялкой.

– Да что ты, не надо благодарить меня, – выражение лица Элизабет было радостным и спокойным. Беременность явно примирила молодую жену преподобного с жизнью в глуши. – Однако все прялки имеют свои особенности, поэтому будет лучше, если я покажу тебе все на твоей.

– Это прялка Мэри.

– Теперь‑то она твоя.

«Нэт с этим не согласился бы», – подумала Делия. Проходя мимо фруктового сада, Делия заметила, что за ночь на землю попадало много яблок. Она потянула Элизабет за руку.

– Давай соберем немного яблок и испечем их, пока ты будешь меня учить. Это обрадует девочек, когда они вернутся после своего первого школьного дня!

– Ты так добра к этим детям! – сказала Элизабет, смеясь и позволяя Делии увлечь себя в сад. – Представляю, как вы с Нэтом хотите завести своего ребенка.

Делия отвернулась, чтобы Элизабет не заметила выступивших у нее на глазах слез. Какой может быть ребенок, если Нэт спит на своем тюфяке! Да она и не хотела ребенка от Нэта. Она мечтала родить от Тая.

Делия подобрала подол юбки, и они наполнили его прекрасными ярко‑красными яблоками. Элизабет пошутила, что ее юбка теперь слишком тесна и для ребенка, не говоря уже о яблоках. Их смех прорезал свежий октябрьский воздух.

Стая диких уток взлетела в небо; их было так много, что на минуту они почти заслонили солнце и подняли ветер своими крыльями. Вдруг стало темно, холодно и неуютно. Вдали раздался вой волка.

Элизабет вздрогнула, и прежний страх шевельнулся в ней. Она сложила руки на животе, оберегая его.

– Что‑то не так… – сказала Делия. Ее отец говаривал: «у меня такое чувство, будто кто‑то топчет мою могилу». Сейчас Делия сама испытала это.

Она инстинктивно повернулась к дому…

И закричала.

* * *

Нэт воткнул топор в кочку и присел поближе к костру, согревая руки о кружку горячего сидра. Ободранные ладони саднило, и он подумал, что через пару недель от такой работы нарастут приличные мозоли.

Мужчины вокруг костра смеялись и болтали. Нэт мало кого знал в Топшеме, и его не слишком интересовало, о чем они говорят. Его бередили мысли о том, что сказала ему Делия. Даже не сказала, а прокричала… чтобы он понял наконец, что Мэри умерла и что у него теперь другая жена.

Делия.

Хотел бы он сам понять, как относится к ней и что чувствует. Иногда она доводила его до белого каления, но он не мог не признать, что она хорошо заботится о девочках, нежна с ними и любит их. Он знал, что она красива. Иногда при взгляде на нее у него перехватывало дыхание. Даже когда он ухаживал за Мэри, у него никогда так…

Эту мысль он тут же подавил.

Нэт подумал о сыновьях. В округе было больше мальчишек, он привык к этому. У Делии были тоже круглые бедра, но что‑то подсказывало ему, что она должна рожать мальчиков.

Мысль о Делии, лежащей в его постели и рожающей ему сыновей, вызвала какое‑то шевеление в его чреслах. Это было уже не впервые, но быстро проходило – из‑за проклятого чувства вины, которое тут же обрушивалось на него. Он не мог так обидеть, так предать Мэри. Он понимал, что никогда не сделает этого, ибо Мэри глядит на него с небес.

Нэт решил подумать о чем‑нибудь менее болезненном. Например, о забое скота. Это придется сделать на следующей неделе. Надо запастись свининой на зиму и успеть до снега вывезти полоску скошенного сена, которая осталась в поле.

Тут он увидел полковника Бишопа: тот направлялся к ним от лагеря Мерримитинга, расположенного в трех милях от них на другой стороне холма. Полковник шел быстро, размахивая руками, в одной из которых он держал мушкет. Нэт сегодня мушкета не взял, но почему‑то подумал, что зря этого не сделал. Он не знал почему, может, из‑за того волка, который завыл опять. Нэт посмотрел на своего напарника; тот сидел по другую сторону костра. Он тоже чувствовал что‑то необъяснимое, но теперь задрожал Нэт.

Неожиданно послышался тихий свист. Полковник Бишоп взмахнул руками и повернулся, но тут же упал лицом на землю. Секунды две все было тихо… потом лес наполнился пронзительными криками, устрашающими возгласами и воплями ужаса.

Нагие и разрисованные, со с стрелами и томагавками, дикари абенаки выскочили из леса, как осы из потревоженного улья. Нэт похолодел, увидев, как один из дикарей снимает скальп с полковника. Вдруг дикарь дернулся и выронил нож из рук. Истерический смех застрял в горле Нэта при виде изумленного лица дикаря, но в ту же минуту парень из Топшема упал к его ногам: томагавк почти отделил его голову от тела.

«Боже! – подумал Нэт, охваченный ужасом. – Смерть неминуема».

Он потянулся за топором, воткнутым в землю в нескольких шагах от него.

Но не успел. Индеец наткнулся на топор, выдернул его из земли с громким победным криком и передал тому, кто бежал следом за ним. К военным кличам присоединилась ружейная пальба, и над лагерем поднялись клубы порохового дыма. Нэт все еще слышал безумные крики своего напарника. Обернувшись, он заметил, как высокий обнаженный абенаки метнул в несчастного боевую дубинку… Нэт бросился бежать.

Ужас вытеснил воздух из его легких и затмил его глаза. Он несколько раз поскользнулся. Нэт метался по лагерю, пытаясь отыскать сложенные еловые бревна, чтобы укрыться за ними – он ясно видел их всего несколько минут назад. Позади он слышал шаги бегущего человека, чувствовал у себя на шее его горячее дыхание.

«Смерть, – пронеслось в его сознании. – Сейчас я умру».

Нэт попытался бежать быстрее, но его деревянная нога подвернулась, и он почувствовал дикую боль в шее и затылке. Он обернулся, вскинув руки, и начал падать – назад, вниз в черноту…

* * *

Пламя лизало крышу дома, окутанного клубами дыма. Ржание лошадей, охваченных паникой, превратилось в дикие вопли, когда несчастным животным вспарывали горло ножом для снятия скальпов. Кровь хлестала фонтаном. Это была та самая кобыла, свадебный подарок Тая.

Они попытались бежать, но не добежали и до ограды сада: их схватили дикари. Индейцы забавлялись, окружив их, угрожая им ножами и перебрасывая томагавки с руки на руку. Металл влажно поблескивал, в нем отражалось пламя пожара.

Элизабет прижалась к Делии, все еще заслоняя руками живот.

– Ребенок, – бормотала она. – О Боже, не дай мне потерять ребенка… Делия обняла ее и прижала к себе. Она не заметила, что так и держит полный подол яблок.

Дикари были даже без набедренных повязок. Морды оскалившихся волков красовались у них на груди. Индейцы разрисовали лица по‑разному. Щеку одного пересекали красные полосы, напоминающие раны, из которых струится кровь. Другой, изображая сову, вымазал лицо желтой краской, а глаза обвел белым. Пламя бросало блики на их обнаженные, натертые жиром бронзовые тела. Он них исходил сладковатый запах, как от масла, слишком долго пролежавшего на солнце.

Сквозь рев бушующего пламени Делия различила удары сигнального колокола в крепости. Вдруг один из мужчин направился к ним – высокий, широкоплечий, в ожерелье из странных бусин. Он усмехнулся, обнажив белые зубы, и обратился к ним с небольшой речью.

Делия с трудом заставила себя заговорить.

– Я не понимаю. Я не говорю на языке абенаки.

Он вскинул руку и прижал острие ножа к ее шее так сильно, что порезал кожу. Она почувствовала, как заструилась кровь, но заставила себя посмотреть индейцу в лицо, не показывая страха. У него был сломанный нос и черные, как обсидиан, безжалостные глаза.

Рука, поддерживающая подол юбки, наполненной яблоками, опустилась, и они посыпались на землю. Индеец отступил на шаг, коротко рассмеялся и поддел одно яблоко ножом. Когда он вонзил в него зубы, они снова блеснули на солнце.

Другой рукой он схватил Элизабет за волосы и что‑то снова сказал своим гортанным голосом. Дикари рассмеялись и заулюлюкали.

Элизабет вскрикнула, как умирающее животное, и глаза у нее округлились. Делия вцепилась ногтями ей в руку.

– Только не дергайся. Если дернешься – они тебя оскальпируют.

На их колчанах и на рукоятках томагавков висели свежие скальпы, такие свежие, что с них еще капала кровь. Один очень напоминал рыжеватые волосы Нэнси Севалл.

От реки донесся высокий вопль. Видимо, это был какой‑то сигнал, потому что в тот же миг игра, если это была игра, закончилась. Женщин привязали и уволокли в лес.

Они бежали долго, так долго, что уже не хватало воздуха, легкие горели. Делия беспокоилась, что этот бег повредит ребенку Элизабет. Время от времени она оборачивалась, посмотреть, что с Элизабет. Но ее тут же дергали за веревку так сильно, что казалось, руки вот‑вот выскочат из суставов.

Они пошли медленнее, только поднявшись на холм, и Делия поняла, что они направляются к лагерю лесорубов. В ней проснулась надежда, что, может быть, еще удастся спастись.

Несколько мгновений спустя Делия задохнулась от ужаса при виде обезображенных тел. Надежда умерла. В воздухе пахло кровью, порохом и ужасом. Индейцы голые, натертые жиром и разрисованные, носились по лагерю, как бесы из преисподней. Другая маленькая группа индейцев высыпала из леса, таща на веревке единственную пленницу – Сару Кембл.

Она тоже приходила в себя после бега. Лицо ее было красным как свекла, и щеки тряслись, когда она пыталась отдышаться. Увидев Делию и Элизабет, она закричала:

– Они убили Севаллов! Убили и оскальпировали! Проклятые убий…

От удара кулаком в поясницу Сара задохнулась и издала вопль. Делия сделала к ней шаг, но ее оттащил индеец, который держал веревку. Элизабет стояла тихо и не мигая смотрела на все так, словно забыла о том, что происходит.

Индейцы танцевали перед Делией, размахивая томагавками и воя как собаки. Делия отшатнулась, еле сдержав крик, потому что один из них нацепил на себя желтый парик полковника Бишопа. Оглянувшись, она увидела полковника: он лежал лицом вниз, из спины торчала стрела. Горячие слезы обожгли ей глаза. Бедная Энни Бишоп.

Она хотела отвернуться от этого страшного зрелища, но заметила, что веки полковника чуть дрогнули. Лицо его застыло как камень. Увидев, что полковник жив, дикари убили бы его не медля ни секунды.

Полковник медленно приоткрыл глаза и посмотрел ей в лицо, словно пытаясь что‑то сказать. Но что? Ободрить? Вселить надежду? Предупредить? Она не понимала. Его глаза остановились на чем‑то за ее спиной и наполнились ужасом. В этот момент Сара Кембл закричала, но индеец ударил ее. Словно повинуясь неведомой силе, Делия обернулась.

Огромный индеец, который порезал ей шею, склонился над чьим‑то телом. Делия задохнулась от ужаса, увидев ноги, обутые в грубые башмаки. Знакомая голубая куртка была залита кровью. Спина индейца закрыла от нее голову этого человека. Потом индеец разогнулся: по земле расползалась кровавая масса, которая когда‑то была человеческим лицом. Делия тихо вскрикнула. Индеец медленно выпрямился и повернулся к ней с дьявольской усмешкой.

Откинув голову, он издал громкий торжествующий вопль и воздел кулаки к небу. В кулаке был зажат скальп с волосами цвета соломы.