История эмиров Мангитской династии

История человечества знает несколько общественно-экономических формаций.

Восстания рабов, нашествие гуннов, падение Римской империи — все это привело к замене рабовладельческого общества феодальным. Молодой капитализм зародился в недрах феодализма, окреп, а потом и разрушил его.

В европейских странах такой процесс можно было наблюдать, так сказать, в чистом виде. В Азии же все было сложнее и запутаннее; в одно и то же время там «сосуществовали» рабство и феодализм, а наравне с этим в недрах этого же общества намечались первые зачатки капитализма. Не зная истории, невозможно объяснить и государственный строй и общественно-экономическую формацию Бухары.

Работа Садриддина Айни «История эмиров Мангитской династии» давала ключ к пониманию истории бухарского эмирата. Очень живой, последовательный и подкрепленный ссылками на источники рассказ об объединении Ирана, Афганистана, Муваранахра (нынешней Средней Азии) и части Индии в одно могущественное государство в правление Назир-шаха, несомненно, заинтересует читателя. Даже малоискушенный в истории человек с помощью Айни разберется также в деятельности князей из племени мангитов — предков последних бухарских эмиров, однако нам для настоящего труда важнее рассказ о правлении именно последних бухарских ханов и эмиров — Сайид Амира Хайдара, который пытался бороться с крупной феодальной аристократией, но не в силах был сломить ее сопротивление. В его правление междоусобные войны, набеги окончательно разорили бухарское ханство, люди бежали в горы, замерла торговля, разорено было сельское хозяйство, страна пришла в упадок. К этому же периоду относится крупнейшее восстание китай-кипчаков.

Амир Насрулло правил с 1826 по 1860 год. Бухарское ханство постоянно вело войны с Хивинским, Кокандским и Шахрисябзским ханствами.

Музаффар правил с 1860 года по 1885 год.

В 1885 году его сменил эмир Абдулахад, а с 1910 года по 1920 год эмирский престол занимал последний отпрыск эмиров Бухары Сайид Алим-хан.

В Средней Азии столкнулись интересы капитала двух великих держав: владычицы морей Англии и России.

Англия засылала в Среднюю Азию своих агентов, но добиться каких-либо успехов не могла.

Так, в 1838 году прибыл в Бухару Стоддарт. Эмир принял его любезно. Однако на следующий день английский эмиссар, пренебрегая веками сложившимся обычаем спешиваться на площади Регистан перед дворцом эмира, проехался по Регистану на лошади. Эмир приказал его арестовать. Англия обратилась к царскому правительству с просьбой воздействовать на эмира Бухары и добиться освобождения Стоддарта. Представителям России Бутеневу и Ханыкову было вменено в обязанность наряду с налаживанием торговых и дружеских связей между Россией и эмиратом походатайствовать об освобождении Стоддарта. Однако в этой части их миссия оказалась безуспешной.

Судьба Стоддарта постигла и другого посланца Англии — Кополли, который через год прибыл в Бухару. Его тоже бросили в темницу, а еще четыре года спустя оба англичанина были казнены.

Англия не могла завладеть Средней Азией. Ей преграждали путь воинственные афганские племена, не допускавшие чужеземцев не только в Семиречье, но даже в свои владения.

В 1864 году отряд полковника Черняева, с одной стороны, и полковника Веревкина, с другой, двинулись в глубь Средней Азии и соединились в Чимкенте. С этого момента и начинается завоевание Средней Азии Россией. А уже в 1867 году было организовано Туркестанское губернаторство во главе с генерал-губернатором Кауфманом.

Освобождение рабов Средней Азии русскими и относительные права, предоставляемые Россией, ускорили процесс присоединения других среднеазиатских владений к России.

Правда, процесс этот был довольно длительным, и в этой связи не лишенным интереса кажется «Донесение пограничной комиссии Оренбургскому военному губернатору о действиях англичан в Бухаре», которое мы здесь частично приведем:

«25 января 1826 года бухарец Мурзахай Габитов пограничной комиссии показал, что он в 1824 году ездил в Бухару для получения наследства отца (мать татарка) и узнал следующее: в ноябре 1824 года в Бухару прибыл караван из 150 верблюдов и 75 человек, из них 7 англичан, 68 индийцев и персиян, нанятые первыми в работники. Габитов с одним из англичан лично говорил, оказывается, он знает русский язык, был в России, и все англичане говорят по-персидски. По слухам, во время следования в Бухару на караван англичан напали 12 000 человек дикого народа. Англичане сняли с верблюда какой-то ящик и пустили из него огонь, чего нападающие испугались и убежали.

Хан принял их весьма хорошо, и они были у него до апреля 1825 года четыре раза, а у кушбеги бывают почти ежедневно. Англичане на большую сумму сделали подарки хану и щедро дарят чиновникам бухарским. Им отведен особый караван-сарай, в который они сложили все вещи свои и где они живут. Они ходят и ездят свободно по городу…

…Все уверены, что они снимают планы, ибо они сами всегда пишут и, кроме некоторых чиновников и одного армянина, никого к себе не пускают.

Когда до Бухары дошел слух о шедшем вооруженном караване России, англичане показывали великое беспокойство и явно обнаруживали, что обстоятельство сие им противно…»

А вот еще выдержки из донесения начальника каравана, вернувшегося из Бухары, Оренбургской пограничной комиссии в 1833 году. Речь в нем идет о завозе английских товаров.

«В Бухаре появились в значительном количестве английские товары, привезенные афганцами из индийского города Бенопес, и продаются по весьма низким ценам по сравнению с русскими товарами, например: кусок кисеи в России стоит 50 рублей, в Бухаре 8 рублей серебром; штука коленкора в 16 аршин в России — 27 рублей, в Бухаре 3 рубля… Купец дополняет, что он и прочие бухарские купцы, сбыв с убытком привезенные из России бумажные изделия, не намерены уже покупать их ныне…»

В 60-х годах XIX века Среднюю Азию под видом мусульманского дервиша посетил венгерский востоковед А. Вамбери. В книге «Очерки Средней Азии» он оставил точную характеристику Бухарского ханства:

«…Трудно сказать, сколько добывается ежегодно невольников, ибо это зависит от положения дел в Иране; точно так же трудно определить, хотя бы приблизительно, количество всех невольников, живущих в настоящее время в Туркестане…

…Маклеры бывают двух родов: во-первых, туркмены, служащие, так сказать, посредниками между жителями степей и жителями ханства; они ждут, пока наберется 30–50 невольников, и тогда отправляются караваном в Бухару или Хиву, а до отправления, чтоб уменьшить расходы на содержание невольников, отдают их в поденную работу, но за поручительством на случай порчи своего товара. Во-вторых, маклерствуют еще сунниты, живущие на границах Персии, играющие весьма двусмысленную роль: с одной стороны, они служат персиянам посредниками, разыскивают похищенных в пустыне или в Туркестане, а с другой стороны, они служат отличными шпионами для разбойников, извещая их о состоянии деревень, о выступлении и составе караванов. Многие, особенно из живущих на восточных границах Ирана, имеют целые депо невольников в Герате, Маймене, Бухаре. Раз в год они отправляются с грузом несчастных на продажу, а на обратном пути захватывают с собой толпы освободившихся невольников или выкупленных при их посредстве. С семейства выкупаемого они берут втрое больше уплаченной ими суммы, толкуют ему о том, как трудно было отыскать пленника и каких это стоило хлопот, между тем они отлично знали, где находился несчастный, которого они, быть может, даже сами туда и спровадили, а с помощью своих агентов давно уже уговорились о цене выкупа. Поистине интересно видеть, как эти мошенники искусно умеют притворяться: отправляясь в Бухару в качестве торговцев невольниками, они выдают себя за самых правоверных бухарцев, ругают еретиков-шиитов и радуются жалкой участи, постигающей персиян. На обратном же пути в Иран они, разыгрывая роль освободителей, порицают жестокость и дикость бухарцев, проливают горькие слезы о несчастной участи персиян — одним словом, превращаются в мягкосердечных на вид людей…»

23 июня 1868 года был подписан договор между Россией и Бухарой, а через пять лет он был изменен в результате присоединения некоторых областей к России.

Очерк Садриддина Айни давал богатый материал к пониманию психологии людей Средней Азии, показывал, как через трупы своих сородичей шагали к власти эмиры и ханы, как торговали людьми и бесчинствовали беки и ханы, как страдал от их эксплуатации народ. Очерк Айни давал развернутую картину народного бедствия и подводил к мысли о неизбежности революции.

Вслед за очерком «История эмиров Мангитской династии» устод берется за художественное воплощение накопленного им исторического материала, за подлинную летопись таджикского народа.

«Стояла жаркая осень 1825 года. Тяжелые песчаные холмы тянулись в необузданных просторах пустыни…..Такова была Туркмения тогда».

Точная дата и место действия в начале романа обязывают автора ко многому, самая главная его задача — быть верным исторической правде!

1825 год! В этом году в России декабристы вышли на Сенатскую площадь с оружием в руках, выступили против самодержавия и крепостного права, за земельную реформу и конституцию. Знаменательная дата! А в знойной Туркмении среди раскаленного песчаного моря стоит разбойничий рабат. Глава семьи — семидесятилетний старик. Он молится богу. Ему есть о чем молиться: два его сына со своими головорезами охотятся за людьми, мирными жителями Ирана, чтоб продать их в рабство. Брат богомольного старика с другой шайкой охотится в районах Герата, а глава рода, в прошлом также атаман разбойничьих шаек и работорговец, вымаливает у аллаха, чтобы побольше рабов и награбленного скота привезли его брат и его сыновья!

Писатель с первых страниц показал нам «время и людей», обрисовал историческую обстановку и быт страны.

«Мысли его, видимо, улетев с тесного молитвенного коврика, бродили вдалеке от бога, по суетной, но просторной земле, по просторам времени, давно умершего. И грустью сменялась радость, сладостные воспоминания уступали горьким думам, а в жилах билась и клокотала, не смиряясь, гневная кровь…»

Старик, вся жизнь которого прошла в набегах и походах, в торговле людьми, человек, одно имя которого наводит ужас на жителей мирных городов и селений — людей одного с ним вероисповедания, молится богу. После молитвы пьет чай с братом и его людьми, курит кальян и, захмелев от табака, жары, чая, по-деловому, обстоятельно обсуждает план набега, разбоя, решает участь мирных садоводов, обрекает их на рабство.

Захмелев, «с помолодевшим лицом, с загоревшимися глазами, он приподнялся, глядя куда-то далеко, словно там сквозь кошму юрты вились разбойничьи тропы между песков и за песками темнели сады, а за садами — открытые города, набитые золотом, нарядами, беззащитными, покорными сотнями людей, стадами скота, верблюдами, караванами, шатающимися под грузом сокровищ…»

Я слышал, говорит он, «в Афганистане произошли какие-то беспорядки. Там из-за царства ссорятся двое братьев: Шах-Заман и Шах-Махмуд. А границы там сейчас без хозяина. Без охраны остались и земли Герата. Пытай счастье! Ступай туда!»

Айни потребовалось всего 13 страниц, чтобы нарисовать широкую картину жизни общества, показать нравы, обычаи и гнет, под которым жили рядовые труженики страны, то есть осветить всю эпоху целиком. Все, о чем пишет Айни, совершалось с высочайшего соизволения эмира Бухарского — покровителя работорговцев и рабовладельцев. «Бухара веками соблюдала издревле установленные порядки и обычаи». Рабами торговали открыто, в определенном, специально отведенном для этого месте. Работорговля была узаконенной формой купли-продажи. «Базаром работорговцев в Бухаре издревле был квартал Пои Остона с его большими и приспособленными для такой торговли караван-сараями…» Но прежде чем начинать торговлю, надо было дать взятку эмиру — красивого мальчика и девочку для гарема, чтобы получить разрешение торговать людьми.

Рабов покупают и продают. Покупают и продают девочек, девушек и женщин. У Клыча-халифы, богомольного старика, несколько жен. Их всех он купил для того, чтобы они работали на него. Жены боятся, что, когда они состарятся, старик их прогонит и они умрут с голоду.

Искусные ковровщицы, проработав по двадцать и больше лет, теперь боятся умереть с голоду. В тридцать пять лет силы их уже иссякают, они ничего не нажили, у них нет дома, нет семьи, нет пристанища. Для этих обездоленных женщин просто иметь кусок хлеба и крышу над головой кажется высшим счастьем. А сколько разведенных жен бродят по дорогам и вымаливают кусок хлеба! Работа им уже не под силу, и поэтому никому они не нужны!

Итак, в первой части романа перед нами предстает рабовладельческий строй.

Но вот мало-помалу изменяются экономические условия в эмирате, развивается торговля, открываются фабрики, налаживаются средства связи, в результате сближения с Россией изменяется облик бухарского эмирата. Но освобожденные рабы только номинально становятся свободными: чтобы не умереть с голоду, они, как их отцы и деды, вынуждены работать на бая. Они так же беззащитны, как рабы, как и у рабов, у них нет никаких прав.

Но все же их психология уже не та. Они уже не безропотны, как их отцы и деды.

Сыновья вчерашних рабов возделывают собственные клочки земли, приобретают свой уголок, свою семью. До них долетают отголоски революционных событий в России. До них доходит печатное слово передовой русской интеллигенции. Многих посылают в Россию на принудительные работы. Конечно, они вернутся из России уже другими. Развитие капитализма коснулось эмирской Бухары. С одной стороны, репрессии, жестокие наказания, страх смерти, а с другой — возникновение рабочего класса в эмирате, строительство хлопкозаводов — все, вместе взятое, революционизирует эмират, его трудящийся класс. Потомки рабов объединяются и сообща выступают с оружием в руках на защиту своих прав. Но пока власть принадлежит эмиру и борьба носит чисто стихийный характер.

Писатель не смог показать возникновение революционной организации в Бухаре, он показал только в отраженном свете отголоски событий, и в этом слабость романа.

Если мы вспомним биографию писателя, то поймем, что и сам автор поначалу блуждал в потемках; он понимал, что эмират надо разрушить, что построить новое общество тоже нужно, но он не знал, как это сделать. Вот это и нашло отражение в первых двух его произведениях.

Но уже Эргаш при жизни взял в руки оружие, чтобы завоевать новую жизнь, и еще при жизни он увидел власть Советов. Его сын Хасан живет при Советской власти и строит колхоз. Последняя, пятая, часть романа посвящена строительству колхоза. В романе мы видим сцену наказания палками, сцены пребывания в зиндане, освобождение из зиндана и даже первые годы жизни в «свободном» Самарканде. Глубокое знание истории и личные переживания Айни помогли ему создать эту эпопею из жизни таджикского народа.

Роман «Рабы» написан простым и ясным языком зрелого художника и большого мастера слова. В романе пленяют нас простота изложения, стройная композиция, верность художественной правде, точность деталей быта, знание жизни народа. Характеры героев даны в движении. Каждый эпизод чем-то обогащает, рисует с новой стороны их характеры.

Роман «Рабы» завершает трилогию — «Одина», «Дохунда» и «Рабы». Эта трилогия особого рода: в ней действуют разные герои, показано разное время, но во всех трех произведениях явственно проступает стремление народа к освобождению от векового гнета. Повесть «Бухарские палачи» направлена, против господствующих классов бухарского эмирата, повесть «Одина» рисует нам жизнь забитого бедняка таджика. Одина не смог выпрямиться, отстоять свое счастье в борьбе. Жизнь сломила его. Роман «Дохунда» — жизнь бедняка таджика, его борьба с оружием в руках за свое счастье, за счастье народа, его победа. Едгора не сломили, как Одину, он окреп, выпрямился и в борьбе за счастье народа нашел свое счастье. Роман «Рабы» как бы вбирает в себя исторические и жизненные материалы и повести «Бухарские палачи», и повести «Одина», и романа «Дохунда», и очерка «История эмиров Мангитской династии». Роман «Рабы» завершает весь цикл работы над прошлым, настоящим и будущим таджикского народа. Сам писатель говорит:

«Я писал этот роман о судьбах моего народа, о жизни прежних поколений, но, признаться, взгляд мой меньше всего был обращен в прошлое. Моя мысль устремлялась в будущее. Эта книга о прошлом написана как завет для будущего, потому что история только тогда имеет смысл, когда в руках людей она становится оружием борьбы за будущее».

Завершен цикл очерков, повестей, романов. Возросло мастерство художника, обогатился опыт. К этому времени был образован Союз писателей СССР и его филиал в Таджикистане с группой писателей. Айни по-прежнему работает неутомимо. В периодике печатаются его стихи, рассказы, очерки: повесть «Ахмад, заклинатель дивов» (1930 г.), очерк «Колхоз «Коммунизм» (1933 г.), рассказ «Старая школа» (1935 г.), сборник стихов «На память» (1935 г.), повесть «Смерть ростовщика» (1939 г.), очерки «Краса мира» (1939 г.), «Исторический праздник» (1939 г.), поэма «Борьба человека с водой» (1940 г.) и повесть «Сирота» (1940 г.).

В сокровищнице мировой литературы есть галерея скупцов, скряг, рабов золота, потерявших человеческий облик. Для них нет ничего святого, кроме «золотого тельца». Они все готовы предать и продать ради наживы. Гоголевский Плюшкин, бальзаковский Гобсек, пушкинский Скупой рыцарь и другие… Эта галерея пополнилась еще одним отвратительным скупцом — Кори-Ишкамбой. Уже его прозвище (кори — желудок) как бы предваряет его характер. Кори — чтец корана. Святость и жадность — вот отличительные его черты.

Плюшкин стережет добро — прошлогодние сухари, клочок бумаги, а в это время гниют скирды хлеба, собранного трудом его крепостных, а сами труженики «мрут, как мухи», с голоду. Гобсек — царь золота и денег. Стряпчий рассказывает: «Я вернулся к себе в комнату совершенно ошеломленным. Этот высохший старикашка вдруг вырос в моих глазах, стал фантастической фигурой, олицетворением власти золота. Жизнь и люди внушали мне в эту минуту ужас».

Герой повести Айни «Смерть ростовщика» Кори-Ишкамба не царь, а раб золота. Его фигура внушает не ужас, а презрение. Иногда даже становится шаль этого ненасытного, вечно недовольного, вечно голодного попрошайку.

Повесть «Смерть ростовщика» удивительно стройное, художественно выразительное произведение, рисующее последнюю агонию эмирата. В этой талантливой и впечатляющей повести, к сожалению, только мимоходом на двух страницах рассказано о детстве ростовщика. Автор, а вместе с ним и мы не можем проследить путь, каким он пришел к ростовщичеству, и это, пожалуй, единственная наша претензия к Айни.

А познакомившись уже с процветающим Кори-Ишкамбой, мы никак не спутаем его ни с одним из его «коллег» из галереи скупцов: это не бальзаковский всемогущий Гобсек, не Иудушка Головлев и не Плюшкин. Пусть в нем и проступают черты, роднящие его с этими персонажами, но Кори-Ишкамба наделен чертами, характерными только для него одного, с — если можно так выразиться — специфическими таджикскими чертами скупца: на свадьбе он выпрашивает куски мяса и хлеба, он может мужественно и невозмутимо перенести обиды и насмешки, лишь бы это принесло ему выгоду. Подозрительность его не имеет границ.

Чернышевский писал: «Очень легко доказать, что сюжетами романов, повестей, литературных произведений обыкновенно служат поэту действительно случившиеся события или анекдоты, разного рода рассказы…»

Флобер «списал» портрет мадам Бовари с некой госпожи Кутюрье. Однако Е. Добин в книге «Жизненный материал и художественный сюжет» говорит: «Но какое отношение к литературе имеют все эти сведения? Не к обстоятельствам, а к самому художественному произведению?»

Станет ли глубже наше понимание «Мадам Бовари», если мы установим самым точным образом, что прототипом Эммы Бовари была такая-то особа, а прототипом Шарля Бовари такой-то, и будем располагать документированными сведениями об их жизни?

…Положение изменится, однако, самым решительным образом, если к указанному житейскому материалу, на котором остановил свой взор художник, мы подойдем как к «зерну художественного замысла…».

Как-то, после опубликования повести «Смерть ростовщика», некоторые товарищи разыскали людей, действительно знавших в Бухаре ростовщика по имени Кори-Исмат, схожего с литературным героем, тоже плешивого и тоже чтеца корана. (Надо сказать, однако, что тот был не настолько гадок и низок: любил повеселиться, у него были друзья-сотрапезники, он любил пофрантить.) Но устод Айни нисколько не изменил художественной правде, наделив своего героя такими чертами характера, что Кори-Ишкамба врезается в память и уже его ни с кем из галереи скупцов не перепутаешь.

Герой повести «Смерть ростовщика» не одинок, рядом с ним живут, грабят и притесняют народ, соучаствуют в «делах» ростовщика, помогают ему такие же хищные и жадные, хотя и не в той степени, что Кори-Ишкамба, чиновники, арбобы, найбы и другие представители власти. Кори-Ишкамба — детище своего времени, порождение и результат темного царства эмирата, и поэтому окружающих он нисколько не удивляет и находит общий язык со своей средой.

Революция не обошла стороной ростовщика Кори-Ишкамбу: свержение царя в России, гражданская война приводят его в трепет, бросают в жар и холод. Он уже боится оставлять деньги дома. Он берет их из одного банка и вкладывает в другой, пока, наконец, частные банки от него не отказываются. Тогда он вкладывает деньги в Государственный банк, прислушивается к газетам, интересуется событиями, расспрашивает людей.

Умирает он тоже необычно, не как все люди. Он молится богу, а попутно думает о своих деньгах:

«Кори-Ишкамба, уже прикоснувшись пальцами к мочкам ушей, слегка склонился к этому обратившемуся к нему человеку и прислушался.

— Вы слышали? — продолжал голос. — Большевики в Когане подняли голову и захватили Государственный банк со всеми его деньгами — бумажными, серебряными, золотыми и со всеми ценными бумагами…

Услышав это, Кори-Ишкамба сказал только:

— Ох, большевики! — склонился набок, шатнулся в сторону и упал на землю…

…Он был мертв».

«Смерть ростовщика» — небольшая по объему повесть, но каждая сцена ее показывает с новой стороны быт, характер, душевный склад героя, его внешность и поступки. Через характер ростовщика явственно проступает время, почва, взрастившая его, среда, в которой он процветает. К концу повести мы уже чувствуем, что революция должна уничтожить его, народ не оставит его в живых.

Однако гибель ему грозит совсем с неожиданной стороны: достаточно было произвести конфискацию банка — и наступила смерть ростовщика. В галерею скупых ханжей вошел еще один Кори-Ишкамба — чтец корана — «желудок», он последний в этой галерее. В Союзе Советов для таких людей уже никогда не будет места!

Date: 2015-11-14; view: 614; Нарушение авторских прав