Глава 8. Особый лагерь подготовки моджахедов неподалеку от Чевара, Пакистан

Особый лагерь подготовки моджахедов неподалеку от Чевара, Пакистан. 22 июня, суббота.

Сразу после ухода Довлатова в штабную палатку Балани вошел командир группы американских инструкторов Слейтер. Поздоровался с полевым командиром на восточный манер:

— Ассолом аллейкум, господин Балани, как ваши дела, здоровье, семья, дети?

Начальник лагеря заметил иронию в глазах американца, но ответил как подобает:

— Ва аллейкум ассолом, сержант! Благодарю, у меня все хорошо.

— Да? Мы тут с парнями наблюдали полеты русских над перевалом! Что бы это значило?

— По мнению полковника Довлатова, пилоты вертолетов проводили воздушную разведку района.

Слейтер усмехнулся:

— Вы забыли добавить – разведку района недавно проведенной весьма успешной боевой операции.

— Если угодно, то так!

— Да нам, инструкторам, собственно, без разницы деятельность русских. Я пришел к вам по другому вопросу.

— Слушаю вас!

— Сегодня суббота, господин Балани!

— Я это знаю!

— Значит, в курсе, что в 15.00 мы, как всегда, до утра воскресенья намерены убыть в Чевар.

Балани кивнул:

— В курсе! Можете ехать!

— И опять вы хотели, но не добавили – можете отправляться хоть к чертям собачьим, не так ли, господин Балани?

— Заметьте, сержант, я этого не говорил.

— Но подумали.

— Вы умеете читать чужие мысли?

— Умею! Не только читать мысли, но и просчитывать то, что против меня собираются предпринять. Поэтому до сих пор еще жив!

На этот раз усмехнулся Балани:

— Да, интуиция и инстинкт самосохранения у вас развиты отменно. Что доказало поведение во время штурма русскими лагеря. Насколько я помню, вы благополучно бежали вместе со своими славными морскими пехотинцами, как только пленные подняли бунт. Не так ли?

— Точно так, господин Балани. Но мы обязательно вступили бы в бой с противником, если бы это условие было отражено в контракте. Но оно не отражено, а посему с какой такой радости мы должны были делать неоплачиваемую работу? И потом, господин начальник лагеря, по-моему, эта тема закрыта согласованным решением господина Хикмата и генерала Робертсона.

— Вы правы! Поэтому не смею вас задерживать, сержант!

— С вами приятней иметь дело, нежели с покойным Фархади. Тот постоянно пытался ущемить наши права. Правда, это никогда ему не удавалось, но тем не менее!

Балани произнес:

— Я – Мустафа Балани, а не Абдул Фархади.

Слейтер кивнул:

— Что сразу бросается в глаза, господин начальник лагеря. Так, значит, все вопросы решены и я могу идти?

— Вам нужно мое разрешение?

— Нет!

— Так зачем спрашиваете то, в чем не нуждаетесь?

— По дурацкой привычке, от которой как ни пытаюсь, но не могу избавиться.

— Идите, Слейтер. Я вас не держу. Скажу одно: сегодня в лагерь прибывает господин Хикмат. Он пробудет здесь до завтра. Не исключено, пожелает побеседовать с вами, так что советую с утра быть в форме. Вы понимаете, что я подразумеваю под формой!

— Понимаю! Один вопрос перед недолгой разлукой.

— Да?

— А что на территории лагеря делает мобильная станция радиотехнической разведки? Или это нас, инструкторов, не касается?

Балани присел на стул:

— Вас, сержант, это действительно не касается, так как ваши переговоры эта станция перехватить не может. Ну а в остальном, станция здесь для того, чтобы исполнять свои функции – слушать эфир. Я не хочу, чтобы русские еще раз незаметно вышли к лагерю и под самым нашим носом провели подготовку к штурму лагеря, как это было в случае с Фархади. Такой ответ вас утроит?

— Вполне!

Слейтер вышел из палатки и вернулся в барак № 2. Отсеки американцев почти не пострадали от подрыва оружейной комнаты во время штурма лагеря силами советского спецназа. Прихода командира ждали его подчиненные, капрал Майк Умберг и рядовой Фил Паслер.

— Ну и как новый начальник лагеря? – спросил Умберг.

Слейтер отмахнулся:

— Балани далеко не Фархади, что он, кстати, сам признает. В 15.00, как обычно, выезжаем. Майк, займись «Хаммером». А ты, Паслер, – сержант взглянул на рядового, – прогуляйся на холм, где были склады наших работодателей. Меня интересует станция радиотехнической разведки. Балани сказал, что наши переговоры она не в силах перехватить, и я хочу быть уверенным, что так оно и есть. Поговори с начальником этой станции.

— Если он станет со мной общаться!

— Так найди подход, ты же морской пехотинец, профи!

— Интересно, как я найду подход к дикарю, который, кроме начальства, слушать никого не желает. Или ты не знаешь этих фанатичных моджахедов?

— Фил, не нагружай меня своими проблемами. И не все душманы фанатичны. Есть среди них и существа разумные. Тем более начальник станции – это не диверсант, который только и может, что убивать, да и то стреляя в спину. У этого образование. А образование даже их дикаря делает человека цивилизованным. Для Востока, естественно. Так что вали к станции и узнай то, что я сказал.

— А что будешь делать ты?

— Как что? Исполнять обязанности вашего командира. В данном случае до 15.00 отдыхать, набираясь сил перед бессонной ночью. И не надо обсуждать действия начальства. Неблагодарное это дело, Фил!

Паслер вздохнул:

— Вот так всегда! И чего я в свое время не пошел учиться? Ходил бы сейчас, как Слейтер, сержантом и отдавал налево-направо бестолковые приказы!

— Ты еще здесь, Паслер?

— Нет! Уже за холмом!

— Вот это правильно. Разошлись! Встречаемся у тылового выхода в 14.50.

Ровно в 15.00 «Хаммер» американцев вышел с территории особого лагеря и, петляя по каменистой дороге, пошел в сторону пакистанского города Чевар.

Слейтер спросил Паслера:

— Что узнал о станции?

Рядовой доложил:

— Станция старенькая, но вполне способная перехватить переговоры и запеленговать переговорщиков, если они будут пользоваться средствами обычной связи. Нас они слушать не могут. Лишь фиксировать факт выхода в эфир.

— Для чего моджахеды пригнали сюда эту колымагу?

— Я же сказал, слушать эфир. Но, по-моему, у них какие-то проблемы со станцией.

— С чего ты это взял?

— Да лейтенант их все торопился, типа надо как можно быстрее запустить аппаратуру!

— Это все?

— А тебе мало?

— Ладно, будем считать, задание ты выполнил.

Не доехав до города, водитель свернул на дорогу, уходящую вправо. Вскоре остановился перед массивными створками ворот, которые тут же бросилась открывать прислуга, она же охрана известного в Пакистане богача и сутенера Фаруха, хозяина усадьбы, на территорию которой въехал армейский джип американцев.

Как всегда, дорогих гостей вышел встречать сам владелец дома. Он широко развел руки:

— Ассолом аллейкум, уважаемые. Уж и не чаял видеть вас здесь.

Слейтер ответил на приветствие сутенера:

— Ва аллейкум ассолом, Фарух. А почему ты не чаял вновь увидеть нас у себя в усадьбе?

— Как это почему? А то, что произошло на плоскогорье? Там, где вы служите?

— И что же там такого произошло?

Фарух приблизился к Слейтеру, заговорил почти шепотом:

— Я, конечно, сам на плоскогорье не был, но, как известно, земля слухами полнится. А по слухам, лагерь Фархади, где он держал русских пленных, атаковали советские спецназовцы и разнесли владения Абдула в клочья. Люди говорили, что там почти всех афганцев русские перебили. Вы же были среди них. Вот я и подумал, не попали ли в беду мои щедрые друзья. Теперь вижу – не попали. И слава Аллаху. Мне очень не хотелось бы потерять таких друзей.

Слейтер усмехнулся:

— Друзей, говоришь, старик? И давно мы стали твоими друзьями? Раньше все больше в клиентах числились.

— О, мистер Слейтер, вы для меня всегда были, есть и будете одновременно и клиентами, которым я готов угождать, и друзьями, с которыми готов разделить последнюю лепешку и глоток воды.

Слейтер оборвал хозяина усадьбы:

— Достаточно, Фарух. Вы здесь, на Востоке, на словах все друзья. Но ладно, стол в гостиной накрыт?

— Конечно, господин сержант!

— Так ты же не чаял нас вновь увидеть? Для кого же стол накрывал?

Фарух хитро ухмыльнулся:

— Слухи слухами, сержант, но в душе я верил: такие люди, как вы, не дадут убить себя, как баранов. Вот и приказал накрыть стол как обычно, закрыв заведение для других клиентов.

— Ты знал, Фарух, что мы выжили, и знал, что приедем.

— Правильнее сказать – догадывался. Но пройдемте, господа, в гостиную.

На этот раз еще перед встречей с проституткой Слейтер пил много. И не торопился подняться в свою комнату на втором этаже. Умберг с Паслером ушли наверх, а сержант все продолжал наливать себе виски. Фаруха срочно куда-то вызвал один из его охранников или помощников. Сержант находился в гостиной один. Он думал о Гуле. Молодой, красивой таджичке, пленившей сердце бравого сержанта. Они виделись всего два раза, спали единожды, но та ночь явилась такой сказочной, что Слейтер на время забыл, где он и кто он. Любовь полностью завладела Слейтером. Хотя тогда он уже знал, что Гульнара – сотрудник советской разведки в Пакистане. Это по ее просьбе он, инструктор лагеря, передал плененному старшему лейтенанту Баженову письмо. Тому самому Баженову, который возглавил, а возможно, и организовал мятеж пленных, перед тем как по лагерю нанес удар советский спецназ. Что было в том письме, Слейтер не знал. Не исключено, инструкции по организации мятежа. И хоть понимал сержант, что через Гулю советская разведка просто использовала его, но зла ни на кого не таил. Одно его огорчало: выполнив свою миссию, Гуля наверняка покинула Пакистан, а если нет, то здесь, в доме Фаруха, больше не покажется. Она отыграла свою роль в спектакле со Слейтером и тихо ушла за кулисы. А жаль. Сержант очень хотел вновь увидеть Гулю, почувствовать ее запах, ощутить нежное прикосновение крохотных ладоней к широкой груди, ощутить пламя от взрыва наслаждения во время оргазма. Но… ничего этого больше не будет. Сейчас он поднимется в комнату, где его уже наверняка ждет роскошная накрашенная и холодная кукла, готовая сделать для клиента все, кроме одного – согреть его душу, одарить женским теплом, лаской, которые так нужны любому мужчине. Его будет ждать обычная проститутка, притворно стонущая во время близости, не испытывающая при этом ничего, кроме желания угодить мужчине, чтобы заработать больше денег.

Слейтер, выпив очередной бокал виски и закурив, поднялся с ковра, которым был устлан пол гостиной. Подумал. Что ж, да будет так. Ведь раньше, до Гули, он приезжал сюда именно для того, чтобы заполучить шлюху. И его меньше всего волновало, что она испытывала. Главным было, что получает от нее сержант. Некоторые доставляли удовольствие, и сержант платил им больше обычного, некоторые вызывали раздражение, и Слейтер требовал замены партнерши. Таковая находилась, но вот сержант уже больше не мог быть с проституткой. Желание пропадало. И тогда он, выгнав женщину, нажирался виски до беспамятства, чтобы поутру злым, как цепной пес, вернуться в лагерь. Так было. Что будет сегодня? Это он узнает чуть позже. Бросив окурок в бокал с остатками виски, Слейтер пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Коридор. Крайняя справа комната, его комната. Слева смех Умберга и визг проститутки. Забавляется Майк, но забавы сослуживцев и друзей не волновали Слейтера. Еще до встречи с проституткой, которую на сегодня подобрал ему Фарух, сержант чувствовал, той придется очень потрудиться, дабы расшевелить сержанта, потому как вместо желания он отчего-то испытывал раздражение и злость. И спиртное не помогло. Не успокоило. Напротив, вызвало обратный эффект.

Сержант вошел в полумрачную комнату. Здесь все было как и в прошлую субботу. Кресла, между ними столик с набором различных спиртных напитков, легкой закуской. Широкая кровать. Ковры на полу, стенах. Отсутствовала шлюха. Но это даже к лучшему, что она подойдет позже. Иначе Слейтер мог сразу сорваться. Он присел в кресло. Выбрал бутылку, налил бокал, сделал несколько глотков и… вздрогнул, услышав такой знакомый, такой желанный голос раздавшийся от двери:

— Здравствуй, Энди!

Сержант резко встал, опрокинув бутылку и расплескав виски в бокале:

— Гуля? Ты?

Молодая женщина, закутавшаяся во все черное, улыбнулась:

— А ты ждал другую девушку? Если так, я уйду!

— Что ты? Господи! Я желал видеть только тебя, но… считал, что мы больше не встретимся.

— Почему?

— Как почему? Я отыграл для твоего командования отведенную мне роль, зачем ему и дальше подставлять тебя?

Молодая женщина подошла к сержанту:

— Не буду кривить душой, Энди. Действительно, сегодня я не должна была быть здесь. Хотя… хотя очень хотела встречи с тобой.

— Что же изменило решение твоего начальства и оно вновь направило тебя сюда?

— Давай об этом потом, Энди! Ты весь дрожишь. Не заболел?

— Какая, к черту, болезнь, Гуля? Меня лихорадка в джунглях не взяла, хотя пришлось просидеть в болотах почти неделю. А вот нервы. Те да, похоже, начинают давать сбой. Но… я очень рад видеть тебя, независимо от того, что задумало на этот раз твое начальство. Сейчас я должен его благодарить за то, что опять нахожусь рядом с тобой.

— Энди! Да ты никак влюбился?

Слейтер взглянул в смеющиеся глаза молодой женщины:

— А если да, то что? Разве я не человек? Не мужчина? Или морской пехотинец – спецназовец – существо среднего пола, существующее на этой грешной и грязной земле лишь для того, чтобы убивать?

Гульнара положила руки на плечи сержанту:

— Извини, Энди! Но тебе и мне не стоило заходить так далеко.

— Значит, ты тоже испытываешь ко мне какие-то чувства?

— Почему какие-то? Я тоже влюбилась в тебя, по сути, в своего врага, как глупая, несмышленая девчонка. И это наша беда.

— Разве любовь может быть бедой?

— Может. И ты уже испытал это. Как, впрочем, и я.

Слейтер прижал Гульнару к себе. Закрыл ее рот жарким поцелуем. Молодая женщина не сопротивлялась. Сержант сорвал с нее одежду, сбросил свой летний костюм:

— Я хочу тебя! Я безумно хочу тебя!

Подняв совершенно не сопротивляющуюся Гульнару на руки, Слейтер отнес ее на постель.

Оторвались молодые люди друг от друга через час. Расслабленные, удовлетворенные.

Слейтер повернулся к молодой женщине:

— Гуля! Давай бросим к черту и мою работу, и твою разведку да махнем в Штаты. У меня есть деньги. Купим уютный дом на берегу озера подальше от людей, нарожаем детей и будем жить! Жить, Гуля! Хватит войны, хватит риска. К дьяволу долг, который мы ни у кого не брали. Будем просто жить. Я… я сделаю тебя счастливой, клянусь. Сумею защитить в любой ситуации. Впрочем, ты и сама сможешь защитить себя. Но дело не в этом. Я хочу быть с тобой всегда!

Гульнара погладила коротко стриженные волосы головы Слейтера:

— Энди! Дорогой мой Энди! Ну зачем ты травишь душу? Ведь ты прекрасно понимаешь, что даже если мы и решимся уехать отсюда, то в Америке нам не дадут сделать задуманное тобой. Не будет никакого дома на берегу озера, не будет детей, счастья. Нам не позволят быть вместе. Такова наша доля. Так что давай наслаждаться тем, что есть, и не строить заведомо неосуществимые планы!

Сержант поднялся, не прикрываясь простыней, прошел к столику. Не оборачиваясь, спросил:

— Ты что-нибудь выпьешь?

Гуля ответила:

— Не знаю! Разве немного шампанского?

Налив спиртное, Слейтер вернулся с бокалами к кровати. Гуля приняла фужер, отпила маленький глоток.

Сержант проговорил:

— Ну, а теперь давай, Гуля, рассказывай, что на этот раз заинтересовало советскую разведку в разгромленном лагере у Чиштана.

Гульнара спросила:

— Ты что-нибудь слышал о том, что в кишлаке у Рамазана Салакзая содержались собственные пленные? Лейтенант и трое солдат?

— Нет!

— Значит, тебе неизвестно и об их побеге во время штурма лагеря нашим спецназом?

— Так вот почему Хикмат казнил Салакзая и его ближайших подельников. Потому что тот скрыл от Фархади рабов.

— Нет! Хикмат узнал о пленных тогда, когда уже принял решение казнить Салакзая.

— Вот как?

— Да! Причина казни Рамазана в том, что он не вывел свою группу на помощь лагерю вместе с отрядом Карамулло, а появился на объекте после того, как спецназ отошел в Хайдарский проход. И не просто появился. Салакзай приказал своим людям добить всех пленных, чтобы не осталось свидетелей его трусости или расчета, и выставил себя перед Хикматом единственным воином, который сумел правильно организовать противодействие нашим силам. В кишлаке он также поработал с жителями, пригрозив тем смертью, если они сболтнут лишнее. Но Хикмат узнал правду и приговорил к смерти самого Рамазана и его головорезов. И только войдя в кишлак, он узнал об узниках, томившихся в подвале у Салакзая, что было строго запрещено. Я имею в виду держать своих пленных, не отправляя их в общий лагерь.

Слейтер допил виски, бросил бокал в кресло:

— Понятно! Насчет Рамазана! Но непонятно, что от меня хочет твое руководство?

— Интерес нашей разведки в этих четверых пленных.

— А разве они не ушли вместе со своими в Хайдар?

Гульнара отрицательно покачала головой, отчего ее черные шикарные волосы рассыпались по узким голым плечам:

— Нет, Энди! Они не смогли пробиться к нашим силам. Почему? Не знаю! Кто-то помог им бежать. И этот кто-то не направил беглецов к Хайдарскому проходу, куда они действительно вряд ли смогли бы пробиться, учитывая то, что в кишлаке на тот момент оставались люди Салакзая. Этот кто-то – а мы подозреваем, что им могла быть либо наложница Рамазана Фатима, либо его старшая жена, Дина – не направил беглецов и на перевал, который в районе кишлака преодолеть невозможно. Пленным посоветовали укрыться в подземелье разрушенной древней крепости Бабер.

Слейтер кивнул:

— Разумно! Насколько я знаю, схемы подземных лабиринтов утеряны, а коммуникации настолько разветвлены, что там вполне можно какое-то время отсидеться. Но… при условии наличия пищи. И только отсидеться. Рано или поздно вашим пленным придется подняться наружу, и если их вычислили, то я им не завидую.

— Их вычислили, Энди. За развалинами установлено и визуальное наблюдение, и контроль станции радиотехнической разведки. У нового начальника лагеря уже есть информация по пленным Салакзая, так как они выходили на поверхность и даже смогли связаться с пилотом одного из вертолетов, совершавшего разведывательный облет района, обозначив себя.

Слейтер произнес:

— Я видел ваши вертушки. Так они прилетели зацепить пленных?

— И за этим тоже!

— Но тогда, получается, их переговоры с пилотом вертолета душманы не перехватили, а посты наблюдения пропустили выход пленных на поверхность из подземелья?

— Почему ты так решил?

Слейтер объяснил:

— Перед отъездом сюда я посылал к станции своего подчиненного Паслера. Он доложил, что станция вроде еще не работает. Персонал пытается как можно быстрее ее запустить. Это первое. Второе. Если беглецов засекли на поверхности и они находились вне подземелья время, необходимое на объяснения своего командира с пилотом вертушки, а наблюдатели их засекли, то Довлатов – а именно он сейчас является заместителем нового начальника лагеря Мустафы Балани – с отделением полуроты, что оставил Хикмат на охрану лагеря, вполне мог захватить пленных. Для этого достаточно было отсечь их от колодцев или начать, в случае отхода, преследование под землей. Но ничего подобного не произошло.

Гульнара улыбнулась:

— Этого, Энди, не произошло лишь потому, что не должно было произойти.

Слейтер удивленно взглянул на женщину:

— Я не понимаю тебя, Гуля!

— Все просто, сержант! Что получит Хикмат, поймав четверых пленных, если еще поймает их? Ведь ребята вполне могут, почувствовав опасность, забиться глубоко в пещеры и предпочесть смерть пленению?

— Да, ваши парни способны на это!

— Так вот, что получит Хикмат, даже если возьмет пленных? Жертвы для очередной показательной казни? Или потенциальных бойцов для вновь формируемой спецкоманды, что вряд ли. Этого Хикмату мало. У нас есть все основания предполагать, что господин командующий намерен использовать этих пленных в других целях.

— Вновь выманить на плоскогорье ваш спецназ для освобождения пленных и накрыть спецов, отомстив за уничтожение ими лагеря Фархади? Но это глупо. Если ваши спецы и решат вновь штурмовать объект, то не позволят нанести себе какой-либо существенный вред. А вот Хикмат может потерять свою голову.

Гульнара согласилась:

— Ты прав! Хикмат не будет выманивать в Пакистан наш спецназ. Это весьма рискованно для него. Для главаря бандформирований предпочтительнее было бы вывести пленных в Афганистан и уже там в определенном районе организовать полноценную засаду подразделению, которое пойдет навстречу беглецам, тем более что крупными эти подразделения быть не могут. Но и вести пленных, как баранов, по Афганистану он тоже не может. Разведка быстро определит, что узники следуют под контролем душманов, и тогда уже наш спецназ приготовит ловушку для сил Хикмата.

Слейтер улыбнулся:

— Ну ты и закрутила. И так Хикмат поступить не может, и этак тоже. Что же ему остается? Как построить игру? Я лично не вижу вариантов.

— Вариант есть, Энди! И он в побеге наших соотечественников. Вот тогда Хикмат будет считать, игра пошла по его сценарию, и не важно, что это заблуждение. Главное, он так будет считать. Проблема в том, что побег надо организовать так, чтобы пленники не догадывались о том, что их выпустили. Все должно выглядеть естественно. Но… сами пленники в данных условиях дальше гряды не пойдут, уверенные в том, что их и без побега свои вытащат. Хикмат же не может спровоцировать побег.

— Ну, значит, планам господина Хикмата не суждено сбыться.

Гульнара серьезно взглянула на Слейтера:

— А нам, Энди, надо, чтобы Хикмат начал свою игру! Чтобы пленные сбежали. И чтобы они шли по определенному маршруту.

Слейтер схватился за голову:

— О, Гуля! У меня сейчас мозги закипят. Раз ты все так подробно излагаешь мне, то… это значит, вы уже как-то решили вновь использовать в своих игрищах сержанта Слейтера? Я не прав?

— Да, Энди! Нам очень нужна твоя помощь! Скажу более, ты единственный человек в лагере, способный разрешить возникшую проблему. Без тебя – тупик!

— Мне повториться, что я никогда не буду работать на советскую разведку?

— Я разве предложила тебе работать на нашу разведку? Нет! И не предложу. Кстати, совсем недавно ты предлагал нам обоим послать к черту свое начальство и сбежать. Заметь, сбежать в Штаты. Ты предложил это офицеру советской разведки. Так кто кого пытается завербовать, а, Энди?

— Но ты же понимаешь, что я имел в виду совсем другое?!

— Понимаю! Пойми и ты, я тоже не имею ни малейшего желания, тем более конкретного задания завербовать тебя. Твоя помощь позволит нам в первую очередь освободить пленных. Тех ребят, которых ублюдки типа Хикмата, Фархади, Балани, Довлатова стремятся превратить в рабов, в орудие достижения собственных корыстных целей. Ну и что скрывать, позволит еще раз, как у вас, американцев, говорится, надрать задницы самоуверенным подонкам. Разве это противоречит кодексу чести офицера, в какой бы армии он ни служил? Естественно, не считая бандформирований террористов, которые тоже часто называют себя армиями. Я говорю о кодексе чести офицера регулярной армии любого государства мира.

Слейтер махнул рукой:

— А, ладно. О'кей, май дарлинг вумен! Я согласен помочь тебе. Говори, что надо сделать, чтобы снять проблему с организацией побега несчастных парней. Но… перед этим ты, дорогая, должна обещать мне, что ваше командование обеспечит им безопасность.

Гуля улыбнулась:

— Я подумала, ты скажешь другое. Иное условие выставишь. Потребуешь обещания после операции уехать с тобой в Штаты!

Слейтер вздохнул: – Я бы выставил это условие. Так ведь ты все равно не согласишься?

Молодая женщина неожиданно произнесла:

— А знаешь, Энди, домик у озера, дети – это очень хорошо! Если бы не служба, то я не задумываясь уехала с тобой. И даже не к озеру в собственный дом. А на край света! Честно, Энди!

— Может, когда-нибудь это все же сбудется?

— Не знаю! Но ты знай, я очень хочу, чтобы сбылось. Однако… пора переходить к делу!

Слейтер обнял женщину:

— Надеюсь, твои инструкции не займут много времени? А то я уже успел соскучиться.

— Какой ты ненасытный, сержант! Как же ты до этого обходился без женщин? Хотя о чем это я? Ведь ты же постоянно расслабляешься здесь со шлюхами!

— Ревнуешь?

— Немного! Хотя нет, не немного. Сильно ревную, но понимаю тебя!

— Это хорошо! Я как-нибудь, если представится случай, расскажу тебе о том, как здесь иногда проводил время сержант Слейтер.

— Ловлю на слове. Мне будет очень интересно послушать о твоих похождениях. А теперь, Энди, прошу, пожалуйста, соберись и внимательно выслушай меня.

— Слушаю, дорогая.

Немного подумав, Гуля начала:

— Итак, нам надо, чтобы пленные совершили побег. Точнее, чтобы они считали, что ушли из лагеря сами. Вопрос: как это сделать? Только при условии бездействия охраны. И она готова бездействовать. Это как раз то, что нужно Хикмату, я имею в виду побег наших ребят. Но пленные не побегут, ожидая спасения. Или приказа советского командования, побуждающего их к какому-то иному действию. И такой приказ или, точнее, руководство, как действовать, они должны получить с твоей помощью, Энди.

Слейтер усмехнулся:

— Твои начальники считают, что я всесилен в лагере? Что я могу реально сделать для ваших пленных? Ровным счетом ничего.

Гуля неожиданно легко согласилась:

— Верно, ничего. Если тебя не попросят организовать побег русским сами моджахеды.

В глазах сержанта отразилось крайнее удивление:

— Что??? Если душманы сами не попросят меня помочь русским? Хотя… я кое-что начинаю понимать.

Молодая женщина улыбнулась:

— Это хорошо, Энди. В общем, тебе надо сделать немного. Завтра, явившись в лагерь, потребовать у нового начальника лагеря личной встречи с Хикматом. Естественно, Балани захочет узнать, в чем дело. Тебе не стоит открываться ему, а следует требовать встречи с Хикматом, намекнув, что она касается советской разведки и ее прямого интереса к пленным, сбежавшим из кишлака. Поверь, Хикмат тут же либо прикажет доставить тебя к нему в Чевар, либо прибудет в лагерь сам. Второе наиболее вероятно. Предвосхищая твой вопрос, скажу, что надо будет сообщить главарю моджахедов, что на тебя вышел агент русской разведки и попросил оказать помощь в организации побега пленных за большие, естественно, деньги.

Слейтер остановил молодую женщину:

— Постой, дорогая! И где же, интересно, на меня мог выйти агент советской разведки? Ублюдкам из особого лагеря прекрасно известно, что я со своими подчиненными провожу время здесь. В Чевар практически не выезжаю, а если и выезжаю, то наверняка каждый мой шаг отслеживается.

— На тебя советская разведка вышла здесь, в этом самом доме, в этой самой комнате и в виде той, что сидит рядом с тобой.

— Я должен сдать и тебя, и Фаруха?

— За меня и сутенера не волнуйся. Я как появилась здесь, так и исчезну. Фаруха не тронут, во-первых, потому что он имеет сильное прикрытие в Исламабаде, а во-вторых, потому что он не мог знать, что под видом проститутки заполучил в свой шалман агента советской разведки. Так что сдавай нас смело. Иначе контакт действительно не объяснить.

Слейтер с укоризненным видом покачал головой:

— Не нравится мне эта затея.

Гульнара сказала:

— Мне, если честно, тоже, но другого варианта заставить Хикмата поверить тебе нет!

Сержант вздохнул:

— Что дальше?

— А дальше в определенный момент ты сделаешь то, что скажу тебе я!

— Не понял! Мы будем поддерживать связь?

— Да! По закрытому каналу ваших станций!

— Интересно! Впрочем, я вновь убеждаюсь, вы умеете работать.

— Спасибо!

— Но, дорогая, мне надо подумать перед тем, как дать свое согласие на участие в вашей авантюре. Либо отказаться от него.

— Думай! У тебя весь вечер и вся ночь впереди. А я за это время высплюсь.

— Ну уж нет, спать я тебе не дам.

— Тогда думай быстрее.

Слейтер махнул рукой.

— А черт с ними, с вашей авантюрой и вашими делами. Считай, я согласен. Но учти, я сделаю, что от меня требуется, только из-за того, что одна очень красивая женщина запала мне в душу и я имел несчастье полюбить ее! И еще! Неизвестно, как сложится наша жизнь дальше. Возможно, когда-нибудь наступит время, когда я смогу найти тебя. Поэтому я должен знать, где мне искать тебя.

Гульнара печально посмотрела на Слейтера:

— Ты действительно так сильно хочешь, чтобы я была с тобой?

Сержант ответил, не раздумывая:

— Да! И если бы ты согласилась уехать со мной, то я лично сам завтра же нашел бы ваших пленных и вывел их тайными тропами в Афганистан!

— Я верю тебе, Энди. Но это невозможно, а поэтому и не будем говорить об этом. Хотя, может быть, на самом деле произойдет чудо, и мы когда-нибудь сможем встретиться, чтобы… чтобы больше не разлучаться.

Слейтер подошел к молодой женщине и обнял ее:

— Я буду ждать этого момента, Гуля, даже если ждать придется всю оставшуюся жизнь.

Молодая женщина прижалась к сильной груди американца.

— Я тоже буду ждать тебя, Энди! Обещаю.

Проснувшись в 6.00, Слейтер не застал в комнате Гули. Удивился, как тихо она ушла. Сержант спал чутко, но не проснулся. Он встал, прошел к столику, на котором лежали сигареты и зажигалка. Увидел записку. Взял ее, прочитал:

«Энди! Извини, что не попрощалась перед тем, как уйти. Слишком сладко ты спал. Надеюсь, тебе снилась я. Теперь о деле. О том, что не обсудили вчера. На связь с тобой буду выходить только я, с позывным Роза, ведь мое имя означает в переводе на русский язык цветок, а розы – мои самые любимые цветы. Но если произойдет нечто непредвиденное и я не смогу связаться с тобой, то принимай вызовы от человека с позывным Рубин. Ему ты можешь доверять, как мне. Для начала, пожалуйста, сделай то, о чем мы уже договорились. Дальнейшие действия скорректируем в ходе акции. Не забудь о нашем контакте проинформировать не только Хикмата, но и своего прямого начальника, генерала Робертсона, чтобы избежать ненужных проблем. Ну вот и все! Если бы ты знал, как тяжело мне было покидать тебя. Это правда, Энди! Хорошо, что ты не видел моих слез. Надеюсь на встречу, когда бы она ни состоялась.

И не оставляй на память эту записку. Все! Будут прокляты все войны и тот, кто придумал границы, разделив нас. Целую! Твоя, если ты не против, Гуля».

Сержант опустился в кресло.

Закурил. Сжег записку. Задумался. Сейчас он бы многое отдал, чтобы узнать будущее. Но это невозможно. А жаль.

Приняв душ и одевшись, сержант спустился в гостиную, где встретил Фаруха. Тот, как всегда, был притворно любезен:

— Ассолом аллейкум, уважаемый мистер Слейтер! Как провели ночь с прекрасной феей?

— Здравствуй, Фарух! Почему ты вчера не предупредил меня, что в комнате меня будет ждать Гуля?

— А разве это стало неожиданностью для вас? Ведь вы сами изъявили желание встречаться только с ней.

— Она что, не покидала твоего дома?

— Уезжала на неделю. Но не на встречу с мужчиной! Просто у нее объявились родственники в Исламабаде. И я отпустил ее, естественно, с сопровождением. Вчера она вернулась. У нее действительно оказались родственники в Пакистане. Весьма влиятельные люди. Я уж думал, не вернется. Более того, боялся, что раскроет тайну моего дома. Она не сделала этого. Хотя боялся зря. Это уже потом понял. Гуля не могла признаться родственникам, чем занимается здесь. А вот остаться у них могла. Но вернулась. И сразу спросила, будете ли вы в эту субботу. Я ответил, должны быть. Все успокоилось, и зачем мне было говорить о том, что вы без меня прекрасно знаете?

Слейтер кивнул:

— Ладно! Держи деньги, старик!

Сержант передал сутенеру тысячу долларов.

Тот удивился:

— Так много? За что?

— У меня сегодня праздник. А когда я праздную, то деньги не считаю. Бери. Ведь много – это не мало, не так ли, Фарух?

— Так-то оно так, спасибо! И все же непонятные вы люди, иностранцы. Как-то вы предлагали мне перебраться в Нью-Йорк и там заняться сутенерством. Сейчас я еще больше убедился, мне не следует покидать Пакистан. Я никогда не смогу жить среди таких людей, как вы! Потому что никогда не смогу понять вас!

— Да, Фарух! Тебе лучше остаться здесь! А сейчас поднимай моих людей. Хватит, оттянулись! Пора ехать в лагерь!

— Вы что, даже не позавтракаете?

— Поднимай Майка с Филом, грузи в джип три ящика пойла, обычного провианта и не задавай ненужных вопросов. Завтракать или нет, мы решим сами.

Хозяин усадьбы поклонился:

— Как прикажете, господин сержант.

Фарух вызвал охранников. Отправил их наверх.

Вскоре в гостиную спустились капрал Умберг и рядовой Паслер. В 7.30 «Хаммер» американцев отправился в обратный путь. Слейтер торопился. Подчиненные не понимали причины спешки командира, но и вопросов не задавали, видя серьезный настрой сержанта и зная его взрывной характер. Сержант же молча обдумывал свой предстоящий разговор сначала с Робертсоном, затем с Балани и после, вероятно, с самим Хикматом. Он вступал в игру. А игра, ставка в которой жизнь, не допускала расслабленности. Поэтому Слейтер был сосредоточен и собран. Он умел, но очень не любил проигрывать. А сейчас и не имел права на проигрыш. Ведь на кон поставлена не только его жизнь, но и его любовь.