Глава четвертая. Катарина понимала, что не может позволить себе его злить

Катарина понимала, что не может позволить себе его злить.

Было уже поздно. Она не знала точное время, но предполагала, что уже почти полночь. Она еще не спала. Несмотря на то, что она была совершенно измучена, она не могла заснуть, каждое мгновение ожидая возвращения пирата, каждое мгновение готовясь продолжить борьбу. Она сидела в дальнем углу каюты, прижавшись спиной к стене.

Он только что вернулся в каюту. Катарина молча, с опаской наблюдала за ним широко раскрытыми глазами, но он прошелся по каюте, не глядя на нее, хотя и твердыми, но чуть расслабленными шагами. Катарине показалось, что она уловила запах бренди. Может, он пьян? Эта мысль ей вовсе не нравилась. По воспоминаниям детства она знала, что алкоголь делает с мужчинами, и напряглась еще больше.

Пират все еще ни разу не взглянул в ее сторону. Он открыл шкафчик и стянул с плеч рубашку. Катарина еле удержалась, чтобы не ахнуть, когда увидела обнаженную загорелую спину с перекатывающимися под кожей мышцами. И просто невозможно было не заметить, как бриджи облегают его высокие крепкие ягодицы.

Что вы делаете? — испуганно воскликнула она. Он повернулся, глядя на нее открытым и непривычно мягким взглядом.

Меняю рубашку.

Катарина отвела глаза от крепкой, как каменная плита, груди, покрытой темно‑золотистым пушком, и от твердого плоского живота. К ее величайшему облегчению, он натянул белоснежную тунику. Она поняла, что запах бренди шел от рубашки, которую он отбросил в сторону.

Теперь она не сводила с него глаз. Он остановился в середине каюты, привычно расставив ноги для устойчивости.

Нам с вами надо достичь взаимопонимания, — сказал он.

Она с радостью заметила, что он четко выговаривает слова. Он был трезв, или почти трезв. Не отвечая, она внимательно разглядывала его, зная, что не должна давать ему повода вспылить, не должна ничем разжигать его желание.

Он мельком взглянул на ее лицо.

Вы так красивы, Катарина. Знаете ли вы, что вы снитесь мне по ночам?

Она уселась прямее, понимая, что все‑таки он пьян, потому что они встретились только этим утром.

— На свете много красивых женщин.

— Верно, — согласился он, и это согласие почему‑то разочаровало ее. Он положил руки на узкие бедра, выдавая внутреннее напряжение. — На свете есть множество красоток, но все ли они умны и своевольны?

— Вы смеетесь надо мной? — Она взглянула ему в глаза.

— Нет, дорогая, ни в коем случае.

Катарина застыла, вжавшись в стену. Ей вовсе не понравился оттенок его смеха и это обращение.

Вы все еще боитесь меня. — Взгляд его стал жестче. — Я должен извиниться за свое поведение.

Она широко раскрыла глаза. Чтобы пират извинялся за свои отвратительные действия?

— Вы слишком очаровательны, но все же мне следовало бы держать себя в руках. Единственным моим оправданием является то, что я никак не ожидал от вас такого присутствия духа.

— Это не оправдание. Джентльмен никогда бы так не поступил.

Уголки его рта приподнялись, но он как‑то сумел придать своему лицу покаянное выражение.

— Но ведь я дикарь, как вы уже успели сообщить.

— А разве не так?

Мне нечего возразить. — Его взгляд потемнел. — Вам очень хорошо удается вывести меня из себя. Я еще не встречал женщины, которой удалось бы так меня разозлить. — На его виске трепетала жилка, лицо выражало отвращение. — До этого я и пальцем не трогал женщину, когда бывал разгневан.

Катарина не выдержала и презрительно рассмеялась. Он был не просто пиратом, а еще и О'Нилом, а этот клан отличался диким нравом. Они происходили из самых глухих мест Северной Ирландии и были чуть ли не другой расой. Она вспомнила об имевшем дурную славу Шоне О'Ниле, который был вождем клана, пока его не убили несколько лет назад. Катарина видела его однажды, когда ей было девять лет. И она помнила, какой он был огромный, черный, злой и страшный.

И это говорит О'Нил? — воскликнула она. — Все знают, как О'Нилы обращаются с женщинами.

Он посмотрел ей в глаза взглядом острым, как бритва. Она еще больше вжалась в стену. Ей надо следить за тем, что она говорит! Ни в коем случае нельзя его злить.

Он ничего не сказал и, сделав глубокий вдох, отвернулся, все еще упирая кулаки в бедра. В конце концов он снова повернулся к ней и сказал негромко, явно сдерживая себя:

Я не хочу с вами ссориться. Не для того я вас захватил, чтобы ссориться с вами.

Она сглотнула, отлично понимая, для чего он ее захватил.

Катарина, давайте кончим враждовать. Во вражде нет никакого смысла. Вам абсолютно необходим защитник, а я более чем охотно готов выступить в этой роли. Теперь‑то вы уже должны понять, что у вас нет другого выбора. А стоит вам хоть не много пожить со мной, вы увидите, что это нисколько не неприятно.

Катарина пыталась выкинуть из головы представлявшиеся ей уже непрерывным потоком картины — он и она, разгоряченные, сплетенные вместе. И чувства, о которых ей не хотелось вспоминать, ощущения, доселе не испытанные, — хотела бы она навеки позабыть все это.

Я хочу поехать домой.

Его серые глаза смягчились, и он не сразу ответил:

У вас нет дома.

Она проглотила застрявший в горле комок, вспоминая замок Эскетон, вспоминая Кастлмейн и Шанид.

Я хочу поехать к отцу. — Ее голос дрожал, и она подумала, что похожа на ничего не понимающего испуганного ребенка.

Пират уставился на нее глазами, полными непонятных ей эмоций.

Значит, вы хотите вернуться к Фитцджеральду, хотите жить с ним и с его ни на что не годной женой в изгнании, в бедности, в позоре?

Я хочу выйти замуж. Выйти замуж за ирландца и вернуться в Ирландию. Я хочу иметь детей и свой собственный дом. Мой отец найдет мне подходящего мужа, я в этом уверена.

Думаете, найдет? — мягко спросил Лэм.

— Да!

И за кого же вы теперь можете выйти замуж, леди Фитцджеральд? Вы собираетесь стать женой клерка или фермера?

Этого она даже представить себе не могла — выйти замуж за клерка или фермера. Сама эта мысль так потрясла ее, что почти целую минуту она не могла вымолвить ни слова, желая только, чтобы он перестал смотреть на нее так, как будто сочувствует ее бедственному положению.

Мой отец устроит брак, соответствующий моему положению.

У вас теперь нет никакого положения. Она обхватила себя руками.

— Перестаньте! Я требую отпустить меня, чтобы я могла поехать к нему!

— Но ведь вы — моя добыча, — без улыбки возразил он. — Я завоевал вас на море. Теперь вы принадлежите мне. И я не могу просто взять и отпустить вас.

Почему? — в отчаянии спросила она. Вместо ответа он уставился на нее непроницаемым взглядом.

Катарина заколотила кулаками по покрывалу.

Будьте вы прокляты!

На его лице мелькнула улыбка.

Монастырская воспитанница, и ругается? Бросьте, Катарина, леди это не подходит.

Она обожгла его взглядом.

— Отправляйтесь к своей овдовевшей графине!

— Думаете разочаровать меня, выказывая свой дурной характер? Ничего у вас не выйдет. — Он продолжал улыбаться.

Катарина с ужасом уставилась на него.

Значит, вы собираетесь удерживать меня против моего желания?

Он не отвел глаз.

Я намерен изменить ваше желание, Катарина.

Вы дикарь! Пират! Кровожадный варвар О'Нил! — закричала она. — Вам никогда не изменить моего мнения о вас! Возможно, со временем вы могли бы завладеть моим телом… — Она не могла говорить — по ее щекам катились слезы.

Стиснув зубы, он мрачно смотрел на нее испепеляющим взглядом.

— Может быть, я и дикарь, и пират, и я уж точно О'Нил, но теперь вы моя, и с этим вы ничего не поделаете.

— Нет! Никогда этому не поверю!

Теперь он подошел к ней и остановился у кровати.

— Я — ваша судьба, Катарина. Как мне убедить вас в этом?

— Я должна собственными глазами увидеть, что Десмонда больше нет. Должна услышать собственными ушами, что выкуп невозможен.

Лэм оглядел ее долгим задумчивым взглядом.

Так тому и быть, Катарина, — сказал он.

Шлюпка тяжело переваливалась на волнах. Катарина сидела, завернувшись в подбитую мехом накидку. В эти предутренние часы море окутал густой туман, и холод пронизывал до костей. Ее и пирата сопровождали три матроса, двое из которых ворочали огромными веслами. Рядом с ней сидел Макгрегор возможно для того, чтобы не позволить ей совершить что‑нибудь глупое или бессмысленное. Но Катарина вовсе не собиралась броситься в пучину, тем более теперь, когда ей наконец‑то повезло. И бежать она тоже не собиралась. Теперь она намеревалась ждать, пока ее отец устроит ей освобождение.

Лэм О'Нил стоял на носу шлюпки, как будто не замечая ни холода, ни темноты, ни болтанки. Казалось, он составляет одно целое с лодкой, одно целое с морем. Катарина не могла оторвать взгляда от его широкой, укрытой плащом спины, невольно задумываясь над тем, что же все‑таки он за человек. В итоге она решила, что это не имеет значения. Скоро она от него избавится, и все, что останется от него, — это несколько неприятных воспоминаний.

Около устья Темзы, где сталкивались течения, волнение стало просто пугающим. Катарина прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, когда маленькая лодка взбиралась на гребень волны и взлетала в воздух, после чего круто ныряла в провал между волнами. Когда лодка опять вставала на дыбы, она цеплялась за сиденье. Ее поразило, что О'Нил оставался на носу; он стоял там, совершенно безразличный к опасности. Один раз он повернулся и взглянул на нее. В туманной темноте ночи Катарина заметила, что он улыбается, как будто поездка доставляла ему удовольствие. Его зубы сверкнули белизной даже во тьме.

Катарина склонила голову и принялась молиться. Он просто безумец, они все безумны, и, наверное, вскоре все они погибнут. Но немного спустя она осознала, что лодку уже не с такой яростью то вздымает на гребень, то швыряет вниз. Пожалуй, у качки даже появился какой‑то ритм. Катарина подняла голову и открыла глаза. Они уже зашли в реку, и волны стали более длинными и плавными.

Вскоре дно лодки заскрипело по прибрежному песку. Матросы выскочили в воду и вытащили ее на берег. О'Нил тоже выскочил и стоял, дожидаясь, пока лодка приблизится. Катарина осторожно встала. Он протянул к ней руки, поднял ее и опустил на глинистый берег.

Она вырвалась из его рук и осмотрелась, пытаясь понять, где же они находятся. Конечно, вдали от Лондона, расположенного в нескольких милях от устья реки. Она поразилась отваге пирата. Если бы его поймали в Англии, то вменили бы ему в вину множество преступлений и приговорили к смерти. В лучшем случае его просто обезглавили бы; в худшем — четвертовали или повесили. Да, с его стороны это была отчаянная смелость — появиться в Англии; смелость и безрассудство.

Но она знала, что он вовсе не безрассуден. Катарина взглянула на него исподтишка. Лэм негромко и отрывисто что‑то говорил своим людям. Его лицо с чеканным суровым профилем казалось высеченным из камня. Матросы поспешили исполнить приказ командира. Он был пиратом, человеком, которого она терпеть не могла, но невозможно было отрицать, что он был рожден командовать людьми. Катарина подумала, что решение сойти на берег можно объяснить его высокомерием и исключительной уверенностью в себе.

Лэм кивнул Макгрегору, и шотландец повел Катарину вдоль берега следом за пиратом. Другие два матроса остались на месте. Из клочьев тумана вдруг совсем неподалеку выглянула крыша замка с башенками по углам. Пока они шли, туман то сгущался, то рассеивался, так что становились видны каменные стены замка. Небо начало светлеть. Незаметно наступил рассвет.

Не уверенная в том, что будет, если их заметят, Катарина прошептала:

— Где мы, О'Нил?

— Вы видите замок Тилбери, — тоже негромко ответил Лэм. — Подождите здесь с Маком.

— А вы куда?

Не отвечая, он скрылся в полутьме.

Медленно тянулись минуты. Катарина знала, что ему не проникнуть в замок, потому что ворота будут заперты до восхода солнца. Но поблизости должна быть деревня. Наверняка он отправится туда в поисках экипажа. Ей подумалось — какая наглость, увести лошадей от самого замка, из‑под носа его коменданта! Она была просто поражена. Он мог быть высокомерным и наглым, но, с неохотой признала она, в мужестве ему не откажешь.

Он вернулся без экипажа. Сидя верхом на крупной темной лошади, в развевающемся плаще, он казался разбойником с большой дороги. У двух лошадей, которых он вел на поводу, на губах висели клочья пены. Не успела Катарина глазом моргнуть, как ее уже усадили на мерина, что был помельче, и еще через мгновение они быстрой рысью направились в сторону Лондона.

— Вы умеете ездить верхом? — спросил он, касаясь ее колена своим.

— Не поздновато ли спрашиваете? — огрызнулась Катарина, усаживаясь поудобнее, довольная тем, что сидит по‑мужски, а не боком.

Он улыбнулся.

Ирландская девушка вроде вас должна уметь ездить верхом. В противном случае я был бы здорово разочарован.

На мгновение она встретилась с ним взглядом, думая, что он просто сумасшедший, если ему все это нравится, потом решила сосредоточиться на лошади. Ребенком она неплохо ездила верхом, но с тех пор прошло много лет. И темнота еще не рассеялась, так что дорогу было почти не видно. Катарина решила позволить лошади самой выбирать путь.

Но какой подозрительной эта предрассветная поездка должна была показаться любому встречному! Катарина глянула через плечо на удаляющийся замок, и холодок пробежал по ее спине. Что если бы их схватили люди королевы? Ее бы освободили — или нет? Тут было о чем задуматься.

Ее отец был узником королевы. Что сделала бы Елизавета с ней, дочерью человека, признанного изменником? Может, ее вместе с Джеральдом содержали бы в заточении в Саутуарке? Может, их пленение также означало бы для нее потерю свободы, крушение надежд?

Катарина решила стараться не привлекать внимания к себе и своим спутникам. Во всяком случае, пока.

Несколько часов подряд они ехали быстро и без остановки. Туман рассеялся. Солнце — горящий оранжевый шар — взбиралось в посеревшее небо. Вскоре впереди показалась громада Лондона; На фоне безоблачного неба вырисовывались башни, шпили, крыши, и над ними возвышался громадный купол собора святого Павла. Катарина искоса бросила взгляд на ехавшего рядом Лэма и увидела на его лице только решимость без малейших признаков страха.

Они въехали в ворота. Стук копыт разносился по пустынным улочкам. Город должен был вот‑вот проснуться, но они еще никого не встретили. Время от времени доносились крики, непристойные песни и громкий хохот пьяных компаний. Лэм, казалось, знал эти улочки как свои пять пальцев. Этого она не могла понять.

Они проехали у стен Тауэра. Катарина глазам своим не верила. Она решила, что он все‑таки сумасшедший. Ни один человек, кто нарушал закон в поисках средств к существованию, не осмелился бы приблизиться к этому ужасному месту, в котором ему, возможно, суждено было оказаться. Ни один человек, каким бы отважным и дерзким он ни был.

Они проскакали по Лондонскому мосту, повернули на восток и оказались в оживленном квартале, с пивнушками и борделями на каждом шагу. Из одного такого дома как раз выходили несколько прилично одетых джентльменов. Катарина сделала вид, что не заметила стоявших на углу полуодетых женщин. Одна пышнотелая бабенка помахала пирату рукой и даже окликнула его пронзительным голосом, недвусмысленно предлагая себя. Лицо и уши Катарины горели. Лэм как будто и не слышал заманчивого предложения.

Они оказались перед приземистым, похожим на склад зданием, перегородившим улицу. Лэм свернул влево, Катарина следовала за ним. На другой стороне стоял большой двухэтажный дом с крутой остроконечной крышей, окруженный каменной стеной. Лэм вдруг остановил лошадь и соскользнул на землю.

— Ждите здесь, — приказал он Катарине и Макгрегору.

Он не пошел к воротам, но крупными шагами двинулся к углу стены и исчез из вида. Пятнадцатью минутами позже ворота открылись. Лэм стоял в тени ворот, откинув плащ за плечи. Теперь было видно, что на нем надеты высокие сапоги, бриджи и безрукавка поверх рубашки. Он сделал нетерпеливый жест. Катарина пришпорила лошадь. Ее сердце вдруг заколотилось от внезапного, необъяснимого возбуждения. Наконец‑то она увидит отца!

Девушка соскользнула с лошади и поспешила к двери, оставив Лэма позади. Она постучала. Никто не ответил, и она постучала еще раз.

Внутри послышался женский голос.

— Кто там, в такой неурочный час?

— Элинор! — воскликнула Катарина. — Это я, Катарина Фитцджеральд!

Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь открылась. Не веря своим глазам, Элинор уставилась на Катарину, потом взглянула на пирата.

Боже милостивый! Как же вы здесь оказались?

Это была небольшого роста хрупкая женщина исключительной красоты. Светлые волосы обрамляли овальное лицо без малейшего изъяна. Когда она говорила, было видно, какие у нее ровные белые зубы. Она была из рода Батлеров, дочь барона Дюбойна, и ровно на три года старше Катарины.

Я вернулась домой, — прошептала Катарина, улыбаясь дрожащими губами.

Элинор, не улыбнулась ей в ответ.

Какой же это дом, — горько сказала она, отступая в сторону. — Ну и сюрприз для вашего бедного отца, а он еще и нездоров. Заходите. — С явным неудовольствием она жестом пригласила Катарину, Лэма и Макгрегора пройти в дом.

Лэм обернулся и коротко приказал:

Оставайся здесь, Мак. Свистни, если кто‑нибудь появится.

Макгрегор кивнул и исчез, двигаясь с поразительной для такого крупного мужчины быстротой и изяществом.

Элинор заперла за ними дверь.

— Тебе следовало предупредить о своем приезде, — резко сказала она.

— Я написала множество писем. Разве отец их не получил?

Я получила несколько твоих излияний, но не хотела нарушать его душевное спокойствие эгоистическими требованиями избалованной дочки. Видит Бог, у него хватает забот.

Катарина чопорно ответила:

— Разве эгоистично просить о возвращении домой и устройстве брака?

— А скажи, будь добра, на какое приданое ты можешь рассчитывать? Две коровы и поросенок? — ядовито спросила Элинор.

Катарина не могла поверить в то, на что намекала Элинор. Она отлично знала, что мачеха невзлюбила ее с того самого дня, как впервые появилась с Джеральдом в замке Эскетон — прекрасная смеющаяся новобрачная. Катарине все еще больно было вспоминать об этом, не потому, что Элинор казалась такой счастливой, а потому, что ее отец так и лучился радостью, улыбаясь во весь рот. Не прошло еще и месяца со дня похорон матери Катарины, Джоан.

— Не может быть, чтобы ничего не осталось, — сказала Катарина. — Наверняка что‑нибудь найдется для приданого.

— У нас все отобрали или уничтожили! — в ярости выкрикнула Элинор. — Мне пришлось просить подаяния у соседей! Мы живем на хлебе и воде!

Катарина отказывалась верить своим ушам.

Где отец? Я должна его увидеть!

Джеральд спит, но раз и О'Нил здесь, я его разбужу. Ждите здесь. — Держа в руке свечу под стеклянным колпаком, Элинор протиснулась мимо Катарины и стала торопливо подниматься по ступеням узкой лестницы.

Катарина взглянула на Лэма, раздраженная тем, что Элинор его знает, потом вспомнила, что много лет назад у ее отца были какие‑то дела с главой клана О'Нилов, Шоном. По правде говоря, Ирландия являлась тесным мирком для ее уроженцев. Наверняка отец Элинор, барон Дюбойн, тоже якшался с О'Нилами. Но какие же дела мог иметь Дюбойн с этим человеком?

Пока она нетерпеливо ожидала в темном холле появления отца, ей стало не по себе. Неужели положение Джеральда еще хуже, чем она предполагала?

Камышовая циновка на полу дурно пахла — ее давно надо было сменить. Темнота не позволяла сказать с определенностью, но у Катарины появилось неловкое ощущение, что холл совершенно пуст. Она вспомнила потертые, много раз чиненные ночную рубашку и халат Элинор. Пять лет назад ее мачеха всегда одевалась в меха и бархат и была просто увешана драгоценностями. Сейчас Катарина вспомнила, что не заметила ни единого кольца на пальцах Элинор, и у нее упало сердце.

Катарина ощутила, что Лэм испытующе вглядывается в нее, и резко повернулась к нему спиной. Если Элинор говорила правду, то что же с ними будет, Боже милостивый? И что будет с нею самой?

Она подняла голову, невольно встретившись глазами с немигающим взглядом Лэма. И со страхом подумала о том, что ей предстоит.

Проснитесь! — позвала Элинор, зажигая свечу и ставя ее на единственный небольшой сундук, стоявший рядом с узкой кроватью, на которой лежал ее муж.

Джеральд уселся, протирая глаза. Его ночной колпак съехал набок.

Черт побери, женщина, в чем дело? Кричишь, как на пожаре.

Джеральд, ваша дочь здесь! — воскликнула Элинор, усаживаясь рядом и хватая его за руки.

Джеральд заморгал, окончательно проснувшись. Это был худощавый мужчина с поразительно белой кожей и черными как смоль волосами.

— Моя дочь? — эхом отозвался он.

— Наконец‑то Господь внял моим молитвам! — возбужденно выкрикнула Элинор. — Он послал к нам вашу дочь — но не одну, а с Владыкой Морей!

Джеральд уставился на нее.

Что ты такое несешь, Элинор? Рехнулась ты, что ли?

Вовсе нет! — торжествующе сообщила Элинор. — Это Лэм О'Нил! Вот за этой самой дверью в холле стоит знаменитый пират, сын Шона О'Нила! О Джеральд, наконец‑то! Наконец‑то Господь предоставил нам редчайшую, замечательную возможность, разве вы этого не понимаете?

Не отвечая, Джеральд вскочил на ноги. Раздражение исчезло с его лица. Он улыбнулся, глядя на дверь.

Да, дорогая, понимаю. Пригласи их сюда, — сказал он.

Лэм тронул ее за плечо. Катарина чуть не подскочила и повернулась к нему.

Идемте, — мягко сказал он. — Нас зовут.

Катарине не нужны были ни его жалость, ни сочувствие, просто невероятно, что именно их она заметила в его глазах! С дико бьющимся сердцем Катарина заторопилась впереди Лэма по плохо освещенной лестнице, пересекла холл и зашла в комнату хозяина дома. Ее отец в ночной рубашке стоял в середине маленькой пустой каморки. Катарина вскрикнула, увидев его. Джеральд с улыбкой обнял дочь.

Катарина обхватила его и закрыла глаза, уткнувшись лицом ему в грудь. Он исхудал, но от него исходило ощущение теплоты и силы. Он наверняка найдет выход из ее ужасного положения.

— Кэти, у тебя все в порядке? Катарина с усилием улыбнулась.

— Да. Я… со мной ничего не случилось. Джеральд коротко взглянул на Лэма, потом снова стал рассматривать дочь.

Как ты выросла! — У него на глазах вдруг выступили слезы. — Какой ты стала красавицей — точь‑вточь как твоя мать. Никогда бы не подумал!

Шесть лет назад длинную и тощую Катарину вряд ли можно было назвать хорошенькой. Услышав сравнение со своей красавицей матерью, она вспыхнула от удовольствия.

— Я совсем не похожа на нее, — прошептала она.

— Очень даже похожа.

Катарина переводила глаза с отца на Лэма, глядевших друг на друга в напряженном молчании, невольно сравнивая их между собой. Джеральд был не просто тощим и изможденным, но и очень бледным, гораздо бледнее, чем она его помнила, и она не думала, что эта бледность объяснялась только его пребыванием в четырех стенах. Вдобавок в уголках его рта и глаз залегли глубокие морщины, как будто он все время хмурился. Чуть поморщившись, он отстранил ее и неуверенными шагами двинулся к креслу. Теперь Катарина поняла происхождение морщин — он хромал и жил с постоянным ощущением боли.

Она снова взглянула на пирата. Лэм О'Нил был крепко сложен, молод и силен. От постоянного пребывания на воздухе и солнце не только волосы, но и его кожа приобрела золотистый оттенок. Он возвышался над Джеральдом и всеми остальными, и от него исходило ощущение силы, настоятельное и подавляющее.

Отец, что случилось с вашей ногой? — спросила Катарина.

Он неловко опустился в кресло.

Чертово бедро. После сражения при Эффейне оно так толком и не зажило. Мушкетная пуля. Хуже всего зимой по ночам. Сейчас не так уж плохо. — Он чуть улыбнулся ей.

Катарина опустилась у кресла на колени.

Отец… как могло случиться, что все перешло в собственность короны, а вы живете в изгнании в такой бедности? Неужели не осталось никакой возможности, никакой надежды на справедливость?

Черные глаза Джеральда сверкнули, он сжал подлокотники кресла.

Надежды почти никакой, Кэти, во всяком случае не на справедливость королевы.

Катарина шумно вздохнула. До этой минуты она в глубине души как‑то по‑детски надеялась, что все окажется просто нагромождением чудовищной лжи. Или что ее всемогущий, неуязвимый отец найдет способ исправить положение. Она старалась сдерживаться, чтобы не заплакать. Когда‑то Джеральд Фитцджеральд, граф Десмонд, был самым могущественным из ирландских лордов, так же как его отец и отец его отца. Он был рожден для власти и богатства, от рождения зная, что вечно будет властелином Десмонда и повелителем других ирландских лордов. Большей несправедливости Катарина не могла себе представить.

Кэти, изгнание мне нелегко дается. Я живу только мыслями о возвращении в Ирландию. Не надо плакать, милая. Во всяком случае, меня не заточили в Тауэр. Благодаря Элинор. — Он улыбнулся жене. — В прошлом году она перевернула небо и землю, чтобы добиться аудиенции у королевы, и в конце концов убедила Елизавету поместить меня под надзор сэра Уорэма Легера. — Он перевел взгляд на Лэма. — Как вам удалось миновать охрану, О'Нил?

Лэм улыбнулся.

Очень просто. Они были слишком заняты выпивкой и игрой в кости. Теперь им снятся выпивка и игра в кости.

Катарина вытерла глаза кулаком.

А как моя девочка оказалась с вами, О'Нил? Странно видеть вас вместе.

Лэм положил руку на плечо Катарине, прежде чем она успела что‑то сказать.

Ваша дочь сумела уговорить аббатису отпустить ее из монастыря, куда вы ее поместили. Я захватил корабль, на котором она добиралась домой. У нее не было покровителя, поэтому я решил выступить в этой роли.

Катарина вскочила на ноги.

Отец, он захватил меня! И держит против моей воли! Он хочет, чтобы я стала его… его любовницей!

Джеральд, упираясь в подлокотники, поднялся с кресла.

Катарина, сообразив, что ей следовало помолчать, застыла, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Они не сводили глаз друг с друга, как готовые к дуэли соперники. Элинор также наблюдала за ними сверкающими от любопытства глазами.

Наконец Джеральд нарушил молчание.

Вам очень повезло, О'Нил, что моя капризная дочь решила удрать из французского монастыря, а я, изгнанник без средств, не имею возможности что — либо поделать с вами.

— Да.

Но, отец, не может быть, чтобы вы не сумели заплатить ему хотя бы небольшой выкуп! — воскликнула Катарина. — И отговорить его от этого ужасного намерения.

— Тихо, девочка, — сказал Джеральд. Катарина отступила на шаг. У нее перехватило дыхание. Но она не в состоянии была молчать, когда на карту ставилось все ее будущее.

Отец, вы должны меня освободить! Я не могу оставаться с пиратом… я хочу выйти замуж… наверняка мой дядя сможет раздобыть приемлемую сумму…а если нет, вы можете как‑то договориться с пиратом.

Выражение лица Джеральда чуть смягчилось, и он обернулся к дочери.

Кэти, у меня нет ничего, кроме одежды, прикрывающей тело, и воздуха, которым я дышу. Я не могу заплатить пирату ничего — ни большую сумму, ни маленькую. И я не могу найти тебе мужа — сейчас, во всяком случае. Ни один уважающий себя мужчина тебя не возьмет — ни один.

Она задохнулась. — Но…

Ты собираешься со мной спорить? Катарина чуть съежилась, потом расправила плечи и высоко подняла голову.

Нет, — прошептала она.

Джеральд глубоко вздохнул. Он весь дрожал.. — У меня не осталось ничего! У меня все отобрали. Отобрали и раздали англичанам, будь они прокляты. У меня нет ничего, а ты жалуешься, что у тебя нет мужа!

Катарина уставилась на отца. Ее глаза туманили внезапно выступившие слезы.

Десмонд полностью уничтожен, — пронзительным голосом добавила Элинор. — Честолюбивый кузен вашего отца, Фитцморис, поторопился занять его место, пытаясь объединить других ирландских лордов и выгнать англичан. Но, видит Господь, он сжег все деревни, а что осталось, разграбил сэр Генри Сидни! Сейчас ирландцы прячутся в лесах и болотах — простые и благородные, мужчины, женщины и дети — все голодные и замерзшие до полусмерти! — Элинор вытерла глаза. — Десмонд уничтожен, отец потерял все, что имел, а ты приезжаешь сюда, полагая, что мы найдем тебе мужа? У нас слишком серьезные проблемы, чтобы заниматься такой ерундой. Катарину охватили угрызения совести. Она решила, что и вправду чересчур эгоистична.

— Простите.

— Хотел бы я знать, чем сейчас занимается Фитцморис! — яростно вскричал Джеральд. — Чертов кузен, будь он проклят!

— Новый лорд‑президент Мюнстера загнал его в долину Ахерлоу, — сказал Лэм. Все, включая Катарину, уставились на него. — Фитцморис решил перезимовать там, но я думаю, что очень скоро он появится и возобновит битву.

— Да, весна — подходящий сезон для войны, — задумчиво произнес Джеральд.

— Фитцморис объявил себя графом Десмондом вместо твоего отца, — добавила Элинор. — В уме ему не откажешь. Он уже заручился поддержкой Испании и Папы Римского, и он не успокоится, пока не вырвет Десмонд из рук его законного повелителя!

У Катарины краска схлынула с лица, сердце ее отчаянно билось.

Я ничего этого не знала, — прошептала она. Ее мысли вернулись к Л эму О'Нилу. Откуда он мог все это знать, если, как он сам сказал, у него не было ни клана, ни родины — ничего, кроме жизни на море?

Теперь ты все знаешь. — Джеральд в бессильной ярости затряс головой. — Тебе надо было оставаться во Франции. Я ничем не могу помочь тебе, Кэти.

Катарина обхватила себя руками.

Я помогу ей, — спокойно проговорил Лэм. Джеральд обжег его яростным взглядом.

Нет. Я не позволю вам пользоваться моей дочерью, как какой‑нибудь крестьянской девкой. Она принадлежит двум великим домам.

Лэм чуть заметно улыбнулся.

Боюсь, что в данном случае вы не сможете мне помешать.

Джеральд не сводил глаз с Лэма, как будто в комнате больше никого не было.

Насколько вы похожи на своего отца? Лэм с безразличным видом пожал плечами.

— Точь‑в‑точь как он. Во всяком случае, так говорят.

— Я этого не думаю, — сказал Джеральд, мрачно улыбаясь. — Я думаю, что вы очень даже отличаетесь от Шона О'Нила. Доказательством может служить то, что с Кэти пока ничего не случилось.

Можете думать что вам угодно, Фитцджеральд. — Лэм пожал плечами. — Но теперь я продемонстрировал Катарине, что ей не остается ничего другого, как оставаться со мной, и мы с ней можем удалиться.

Нет, — прошептала Катарина, глотая сдерживаемые слезы. Она с нескрываемой враждебностью уставилась на Лэма — сына известного мерзавца Шона О'Нила. Он не сказал ей этого, но она могла бы сама догадаться. Ее отец ошибался. Пират был точно таким, как Шон, — она знала это не понаслышке.

У меня есть к вам деловое предложение, О'Нил, — заявил Джеральд.

Вот как? — скептически произнес Лэм. — Что вы можете предложить такого, что заинтересовало бы меня хоть самую малость?

Катарина переводила глаза со своего отца на своего тюремщика, обеспокоенная поворотом, который принял разговор. С каждой секундой страх ее нарастал.

Отец даже не взглянул в ее сторону.

Как сильно вы ее хотите?

Катарина ахнула, уверенная, что ослышалась.

Достаточно, чтобы удерживать ее против ее воли и невзирая на самые разумные соображения, — спокойно ответил Лэм.

Джеральд, хромая, подошел к Лэму вплотную.

Достаточно, чтобы жениться на ней? Катарина в ужасе вскрикнула, но на нее никто не обратил внимания.

Лэм несколько мгновений молчал, потом произнес:

С какой стати мне обременять себя женой?

— Любому мужчине нужна жена. У нее нет приданого, но я дам вам мое благословение, — сказал Джеральд. — Хотя я разорен и Десмонда больше нет, но в жилах Катарины течет благородная кровь. Линия Фитцджеральдов восходит к самому Завоевателю. И она — точная копия своей матери. А ее мать дала графу Ормонду семерых отличных сыновей. У вас не будет лучшего выбора. Вы — ублюдок, О'Нил, сын англичанки. Ваш клан никогда не объявит вас своим повелителем. Ваши родичи не признают вас своим. Англичане ненавидят и боятся вас. — Черные глаза Джеральда горели. — Но я вас признаю, Лэм.

— Отец! — воскликнула Катарина, не в силах сдержать дрожи. — Не надо!

Глаза Лэма превратились в узкие щелки.

Чтобы иметь сыновей, мне не требуется жена, и вы это знаете. Да сыновья мне и ни к чему. Как вы совершенно точно заметили, я не из благородного рода. Что они могли бы унаследовать? Скалу, которую я зову домом? Мои три пиратских корабля? — Он хрипло рассмеялся. — Мне не нужна жена, Фитцджеральд. Мне никогда не требовался клан. И если она даст мне сына, его кровь будет не красной, а голубой.

Со временем, — лихорадочно прошептал Джеральд, — ваш сын мог бы унаследовать часть Десмонда.

Катарина изо всех сил обхватила себя руками, стараясь убедить себя, что этого разговора нет. Его просто не могло быть.

В улыбке Лэма мелькнула насмешка.

Ваше предложение — пустые слова. Десмонда больше нет.

Катарина уставилась на жесткое красивое лицо пирата, ненавидя его больше, чем когда‑либо прежде.

Джеральд молчал несколько долгих напряженных мгновений — мгновений, в течение которых оба мужчины скрестили взгляды, оценивая друг друга. Джеральд прервал нараставшее напряжение.

— Если бы я все еще был графом Десмондом, вы бы в мгновение ока взяли ее — будь она хоть совершенным уродом — без всякого приданого!

Лэм склонил голову.

Возможно.

Джеральд не сводил с него глаз.

Поскольку вам не удалось разубедить меня, милорд, мы отправляемся, — негромко сказал Лэм.

Катарина беззвучно заплакала. Остатки гордости не позволяли ей броситься к ногам отца и уцепиться за его колени, подобно маленькому ребенку, который боится, что его оставят одного или отдадут чужим людям. Его предательство она восприняла как удар кинжалом в грудь.

Вы поплатитесь головой, О'Нил, — наконец сказал Фитцджеральд. Но в его голосе не было угрозы, и глаза его не потеряли блеска.

Вот как? Желаю удачи. — Лэм повернулся к Катарине. — Идемте. Не будем задерживаться.

Катарина подняла глаза и сквозь завесу слез увидела, что происшедшее нисколько его не тронуло и не убавило решимости. Но он‑то был к этому готов. Для него это была игра, ничего более. А вот она оказалась совсем наивной. Потому что думала, что Джеральд приложит все усилия, чтобы перехитрить ее тюремщика, но он этого не сделал. Вместо этого он предложил ее пирату в жены.

Серые глаза Лэма встретились с ее глазами. Он взял ее за руку. Она до того ничего не воспринимала, что даже не пыталась вырваться.

Идемте, Катарина, — сказал он почти сочувственно, — вы проиграли.

Катарина подавила рыдание.

Джеральд бесстрастно уставился на них.

Лэм крупными шагами двинулся к двери, обхватив одной рукой еле переставлявшую ноги Катарину. Она решила ни о чем не думать. Это было слишком больно.

Когда они уже оказались в темном холле внизу, Элинор окликнула их. Лэм замедлил шаг, все еще не отпуская Катарину. Элинор торопливо спустилась по лестнице.

— Вам следует знать еще кое‑что, О'Нил. Лэм остановился.

— Только быстро.

Катарина не хотела слышать ничего из того, что могла сказать ее мачеха, но невольно подняла на нее глаза. Элинор улыбнулась.

Хотя я не думаю, что он станет вмешиваться, я не могу быть в этом уверена. Возможно, он придет в ярость, потому что вы украли то, что принадлежит ему.

Лэм раздраженно сказал:

Вы говорите загадками, а у меня нет времени их отгадывать. Говорите ясно, леди Фитцджеральд.

Ладно, поясню. Я говорю о Хью Бэрри. Услышав имя своего суженого, Катарина замерла.

— Что это значит? — вскричала она. — Хью мертв. Он погиб при Эффейне, долгих шесть лет назад.

— Нет, Катарина. Разве ты не знала, что он оправился от ран? Мы чуть было не похоронили его вместе с другими погибшими, но вовремя заметили, что он жив. Жизнь в нем чуть теплилась, и прошло много недель, прежде чем врачи сообщили, что он выкарабкается. Они сказали, что это чудо, дар Господень. Он жив, Катарина. Хью Бэрри жив.

Катарина покачнулась. Лэм не дал ей упасть. Она знала, что это ложь, ужасная злонамеренная ложь. Потому что если бы Хью был жив, он давным‑давно послал бы за ней. И все же вряд ли Элинор стала бы так лгать. Пол, казалось, покачнулся под ногами девушки, и все перед ней поплыло. Она тяжело осела в руках Лэма.

Когда пират заговорил, его голос прозвучал незнакомо и как‑то издалека.

— И кто такой этот Хью Бэрри, черт побери?

— Детская любовь Катарины, за которого она должна была выйти, когда ей исполнится пятнадцать. — Элинор одарила Лэма долгим взглядом. — Может, вы все‑таки решите жениться на Катарине, О'Нил.

Date: 2015-11-13; view: 246; Нарушение авторских прав