Взаимоотношения Геббельса с элитами Третьего рейха в контексте проблемы континуитета

Исследуя проблему континуитета Третьего рейха нельзя не обратить внимание на такую тему, как взаимоотношения Геббельса с представителями традиционных элит: аристократами, офицерским корпусом, крупными промышленниками а также с таким влиятельным функционером режима как Герман Геринг.

Понятно, что Геббельс, как человек левых политических убеждений, мягко говоря, не мог испытывать никаких симпатий к аристократам. Вот одна из фраз его дневника, как нельзя лучше характеризующая мнение автора о них: «Эти древние княжеские семейства, Габсбургов и Бурбонов, надо убивать как крыс»[714]. О смерти Вильгельма II Геббельс пишет следующее: «Вчера умер Вильгельм II. Даем холодный комментарий. В нём не слишком много любви и не слишком много горя. Он заслуживал куда более суровой отповеди, но всё же как-никак мертв. Он надолго пережил свое время»[715].

Взаимоотношения национал-социалистов с представителями старой управленческой элиты варьировались от лояльности и сотрудничества до конфликтов и взаимной неприязни. Немалый интерес представляет сотрудничество с режимом одного из «отцов» «национал-социалистического экономического чуда» президента рейхсбанка Ялмара Шахта. То, что национал-социалистам удалось победить безработицу и перевооружить армию, является в немалой степени заслугой финансового гения этого высококлассного специалиста. Чем дольше продолжалась его служба новым властям, тем сильнее он выражал свое недовольство их политикой.

Шахт не одобрял действия комитета по Четырехлетнему плану, возглавляемого Германом Герингом. Одной из задач этой структуры было достижение экономической автаркии рейха, а для этого необходимо было наладить производство всех важнейших материалов внутри страны, дабы не зависеть от импорта. Шахт же, для которого экономическая эффективность была главным показателем, не понимал, почему нужно отказываться от импорта дешевого сырья, производя его дорогие эрзацы. С 1936 г. Шахт начинает критиковать политику наращивания вооружений из-за нехватки валюты и бюджетных средств[716]. С 1937 г. дистанция между Шахтом и режимом заметно увеличивается. Он настаивает на утверждении себя в качестве главы рейхсбанка всего на 1 год вместо четырех обычных, говорит о готовности покинуть свой пост, и открыто пытается противодействовать антисемитизму режима. После «хрустальной ночи», обращаясь к служащим банка, он заявляет, что уволит каждого, кто будет замечен в дурном обращении с евреями. Незадолго до этого в частной беседе он сказал: «Мы попали в лапы преступников, как это можно было предвидеть?»[717]

Геббельс уже с осени 1935 г., судя по записям в дневнике, по приказу сверху начинает плести интриги против банкира: «Собрал против Шахта материал, который фюрер хотел получить. Материал просто уничтожающий. Председатель рейхсбанка в ночной рубашке!»[718].

После образования имперского протектората «Богемия и Моравия» в результате ввода немецких войск в Чехию и обретения независимости Словакии перед Гитлером возник вопрос о главе этого образования. Гитлер остановил свой взор на бывшем министре иностранных дел консервативном политике бароне Константине фон Нейрате. Вот как Гитлер аргументировал свой выбор: «Среди англосаксов он считался благородным человеком. На международное сообщество его назначение подействует успокоительно, ибо за этим они угадают мое намерение не лишать чехов их народной жизни»[719]. Но Геббельс, по воспоминаниям Шпеера, отреагировал на кандидатуру Нейрата следующей фразой: «У этого человека нет с нами ничего общего, он принадлежит совершенно другому миру»[720].

До 1938 г. Геббельс почти не сталкивался с военными, не говоря уже о том, чтобы конфликтовать с ними. Но с 1938 г. в связи с угрозой войны рейхсминистр пропаганды стал опасаться их влияния: «Скоро Гитлер будет слушать только своих генералов, и мне придется очень тяжело»[721], - беспокоился Геббельс.

С началом войны геббельсовская пропаганда превозносила победы германского оружия и полководческий гений фюрера, но молчала о германском офицерском корпусе как о корпоративном сообществе. Геббельс ненавидел офицерскую элиту вообще и прусскую ее часть в особенности. Причины этого кроются в снобизме, замкнутости, «буржуазности» этого сообщества, а главное, в том, что, видимо, Геббельс осознавал ее недостаточную лояльность новому режиму и недостаточную совместимость с ним. Геббельс видел в них реликт старой, буржуазной Германии. Действительно, среди фельдмаршалов и генералов почти не было истинных национал-социалистов, и их победы выглядели как победы германской штабной культуры, их стратегии и интеллекта, но никак не победы режима, в них не было идеологической подоплеки.

Об отношении руководства Третьего рейха к командованию сухопутных войск - главной части вооружённых сил государства генерал-оберст Гейнц Гудериан писал следующее: «С целью улучшить политическую подготовку офицерского корпуса, в особенности генералитета, в Берлине был прочитан цикл лекций, причем наряду с другими лекторами выступали также Геббельс, Геринг и, наконец, 23 ноября сам Гитлер. Слушателями были главным образом генералы и адмиралы, но присутствовали также преподаватели и офицеры-воспитатели военных школ до обер-лейтенанта включительно. В лекциях трех названных лиц повторялась примерно одна и та же мысль: «Генералы военно-воздушных сил, действующие под целеустремленным руководством партайгеноссе Геринга, - абсолютно надежные люди в политическом отношений; также и адмиралы надежно воспитываются в духе указаний Гитлера; однако к генералам сухопутных войск у партии нет полного доверия»[722].

В записи от 20 марта 1942 г. Геббельс, критикуя высшее офицерство за отсутствие выдержки, упрекает его в том, что оно слишком мало воспитано на образах своих прусских предшественников[723]. Он не конкретизирует и не развивает своё утверждениё, но можно предположить, что для него существует разница между прусскими военными традициями эпохи Фридриха Великого, к которому он относился с уважением, что демонстрируют его дневники[724], и «обуржуазившимися» критикуемыми им генералами, которые достались Третьему рейху в наследство от кайзеровской Германии.

В записи от 9 марта 1943 г. Геббельс, созвучно критике ван ден Бруком элит кайзеровской Германии упрекает руководство вермахта в кастовости и кичливости своим привилегированным положением: «Нехватка руководящих умов в вермахте поистине пугающая. Это связано главным образом с тем, что здесь практиковался совершенно неправильный подбор на командные посты, ориентировавшийся больше на сословное и имущественное положение и образование, чем на естественные склонности и качества характера»[725]. Затем он заключает, что воспитание генералитета было неправильным в течение многих поколений и это проявляется в высшем офицерском корпусе[726].

Однако Геббельсу нужны были герои для военной пропаганды. На эту роль он первоначально приметил молодого капитана-подводника Гюнтера Прина, который еще в октябре 1939 г. сумел, несмотря на все охранительные меры англичан, потопить линкор «Арк Роял», стоявший на рейде в Скапа-Флоу. Но вскоре Прин из-за интриг командования, завидовавшего славе своего подчиненного, был арестован, и Геббельсу пришлось искать новых идолов.

Из девятнадцати фельдмаршалов вермахта было только три человека, к которым Геббельс относился с уважением. Это Эрвин Роммель, Вальтер Модель и Фердинанд Шёрнер. Ни один из этих людей не был потомственным военным и не являлся продолжателем традиций прусского офицерского корпуса, его корпоративного духа и штабной культуры. Они имели мелкобуржуазное происхождение, своим взлетом по карьерной лестнице были обязаны режиму и были значительно моложе своих более «традиционных» коллег-фельдмаршалов, таких как Гердт фон Рунштедт, Вильгельм фон Лееб, Вальтер фон Браухич, Эвальд фон Клейст и Максимилиан фон Вейхс[727].

Роммель, Модель и Шёрнер, хотя формально-юридически не были членами НСДАП, все же отличались от вышеперечисленных фельдмаршалов бóльшей степенью лояльности режиму. Вальтер модель, по свидетельству фельдмаршала Эриха фон Манштейна, попросил у Гиммлера себе адъютанта из СС, чем вызвал резкую критику со стороны офицерского корпуса[728].

Первым в поле зрения Геббельса попал Эрвин Роммель. Он стал настоящей находкой пропагандиста: сравнительно молодой, не аристократ, не принадлежал к клике генералов кайзеровской формации[729]. Геббельс уже с 1940 г. начал создавать ореол славы вокруг Эрвина Роммеля. Постепенно Роммель начал дистанцироваться от режима, понимая, что нацисты ведут Германию к гибели, и возможно стал участником антигитлеровского заговора. После неудачного покушения на жизнь Гитлера в результате взрыва в его ставке, произошедшего 20 июля 1944 г., гестапо стало известно о причастности Роммеля к заговору. Фельдмаршала заставили принять ампулу с ядом, дабы не разрушать его героический миф, способствуя тем самым росту пораженческих настроений в обществе. По официальной версии он умер от кровоизлияния в мозг[730]. Даже из его похорон Геббельс устроил эффектный пропагандистский спектакль.

Необходимо отметить, что неприязнь во взаимоотношения Геббельса с офицерской элитой в некоторой степени была взаимной. Так, например, офицеры самого аристократического 9-го Потсдамского пехотного полка, в котором в период кайзеровской Германии начинало свою службу большинство Гогенцоллернов, из которого участников антинацистского Сопротивления вышло больше чем из любого другого подразделения вермахта, именовали министра пропаганды «кровавым Дзержинским Гитлера»[731].

Отдельно стоит рассказать о роли Геббельса в подавлении заговора 20 июля 1944 г., так как министр пропаганды был самым высокопоставленным функционером режима, находящимся в тот момент в Берлине и принимал активное участие в стремительно развивавшихся событиях того дня.

По плану заговорщиков, после взрыва в ставке Гитлера «Вольфшанце», в результате которого он должен был погибнуть, командованием армии резерва, находящимся в здании на Бендлерштрассе, объявлялся кодовый сигнал «Валькирия». Этот сигнал предназначался для оповещения воинских и полицейских частей в случае возникновения различных внештатных ситуаций, вроде бунта заключенных концентрационных лагерей. Под этим предлогом верные заговорщикам части должны были захватить стратегически важные объекты.

Лейтенант Хаген – офицер национал-социалистического руководства в вермахте, пришедший в полк берлинского гарнизона читать лекцию, узнал, что Гитлер якобы погиб и что полку приказано занять район правительственных зданий. У Хагена зародились сомнения, а так как до призыва в армию он работал в министерстве пропаганды, то решил позвонить в резиденцию Геббельса. Министр приказал явиться к нему. «Это военный переворот», - заявил Хаген, Геббельс выглянул в окно и увидел солдат, окружавших правительственные учреждения. Тем временем к Геббельсу явился в сопровождении двух солдат некий майор Ремер. Министр решил, что он пришел его арестовать и набросился на офицера с грозными обвинениями, делая упор на то, что Гитлер жив. В качестве доказательства он позвонил в ставку Гитлера. Поговорив с фюрером, Геббельс передал трубку Ремеру, после чего майор со своим батальоном перешел в подчинение министра пропаганды. Начиная с этой минуты, Геббельс принялся подавлять путч.

Геббельсу удалось собрать верных и надежных людей; главным его успехом стал арест исполняющего обязанности коменданта Берлина генерал-лейтенанта Пауля фон Хаазе, который сам явился к Геббельсу, чтобы арестовать его. Кроме того, министру пропаганды удалось изолировать целый ряд офицеров, которых он подозревал в заговоре[732]. Таким образом, к восьми часам вечера, когда в Берлин прибыл Гиммлер, исход дела был практически предрешен. Это была победа Геббельса над консервативной оппозицией режиму.

В партийных кругах открыто высказывалось сожаление о том, что в 30 июня 1934 г. Рем потерпел поражение. Гауляйтеры считали, что если бы Рем выиграл, он бы создал армию, пропитанную национал-социалистическим духом, недостаток которого привёл к поражениям Германии[733]. Геббельс выскажет аналогичные мысли чуть позже.

Тему «поликратии» целесообразно продолжить, рассматривая взаимоотношения Геббельса с другим влиятельным функционером режима – рейхсмаршалом Германом Герингом.

Герман Геринг своим происхождением несколько отличался от других членов национал-социалистического движения. Он родился в 1893 г. в семье, принадлежащей к верхней части среднего класса, имеющей шансы подняться еще выше по социальной лестнице. Отец Германа Генрих Геринг был крупным чиновником кайзеровской Германии и лично знал Бисмарка[734].

Генрих Геринг был губернатором германской колонии в юго-западной Африке на территории современной Намибии, затем он был германским консулом на Гаити. Так как семья находилась в постоянных разъездах, воспитанию Германа уделялось недостаточно времени. Крестным отцом Геринга стал врач Герман Эпенштейн – еврей по национальности, сколотивший огромное состояние на неэквивалентной торговле с африканскими туземцами[735]. Позже Эпенштейн стал любовником матери Германа и уделял немало своего времени воспитанию ребёнка. Учась в элитном пансионе в Ансбахе, мальчик хвастался своим богатым и могущественным крестным, а сверстники дразнили его тем, что его любимый крестный – еврей[736].

Герман Геринг с отличием закончил элитную кадетскую школу в Лихтерфельде, за что получил похвалу самого кайзера Вильгельма II, лично поздравившего выпускников[737].

Когда началась Первая мировая война, Геринг стал лейтенантом пехотного полка. Однако окопная война вскоре ему надоела, и он вопреки всем правилам направился в Дармштадт, где размещался лагерь подготовки военных летчиков. Военный суд приговорил его к трем неделям заключения, но приговор так и не был исполнен[738].

Вскоре Геринг стал прекрасным результативным летчиком, служившим в знаменитой эскадрилье Рихтгофена. Позже он стал капитаном, получил ранение, удостоился множества наград, а после гибели Рихтгофена стал командиром эскадрильи, которую удостаивали своего внимания влиятельнейший люди Второго рейха, в том числе члены императорской семьи.

Геринг с болью и ненавистью воспринял Ноябрьскую революцию, и вскоре после нее в Мюнхене ему пришлось спасаться от толпы, стремившейся сорвать с него награды[739].

Герингу с большим трудом удалось устроиться на работу в сфере авиации, да и то по протекции высокопоставленного английского офицера, благодарного ему за хорошее обращение во время пребывания в немецком плену.

В 1923 г. Геринг женился на шведской аристократке Карин фон Фок, семейство которой обладало солидным состоянием и значительными связями в высших кругах Швеции, Германии и Великобритании.

В 1922 г. Геринг познакомился с Гитлером и 8-9 ноября 1923 г. он в качестве командира штурмовиков принял участие в «пивном путче». Это событие закончилось для него печально: две пули полицейских, стрелявших по колонне национал-социалистов, попали ему в бок и в бедро. Если бы не семья еврейского торговца мебелью Баллина, жена и сестра которого промыли и перевязали ему раны, а затем отвели его в частную клинику[740], то развязка для Геринга могла быть фатальной. Чтобы снять адскую боль, врачи кололи пациенту морфий, и ему стоило больших усилий преодолеть эту зависимость.

К концу 20-ых гг. Геринг стал депутатом рейхстага и одним из влиятельнейших людей в окружении Гитлера. Одним из главных достоинств Геринга было то, что он достаточно много знал о функционировании консервативного общества, а это могло быть полезным для Гитлера[741]. В доме Геринга часто проходили встречи влиятельных деятелей политики и экономики, хотевших быть в курсе событий и оказывать поддержку Гитлеру.

Даже члены бывшей императорской семьи стали помогать НСДАП, а принц Август-Вильгельм вступил в СА и стал помощником Геринга, сопровождая его в поездках по стране[742].

Геринг сыграл немалую роль в приходе нацистов к власти, он вел переговоры с представителями крупного бизнеса. Геринг был понятен и близок влиятельным и знатным представителям общества, страшившихся непредсказуемости Гитлера и радикализма Геббельса, ненавидящего не только евреев, но и буржуазию и филистеров. Геринг поддерживал и укреплял в обществе свой образ умеренного и добропорядочного деятеля правого толка, отмежевываясь от крикливой «революционности Геббельса», которого иногда в частных беседах называл «национал-большевиком» и указывал на свою «независимость» от Гитлера[743]. Геринг играл в национал-социалистическом движении роль своеобразной «добропорядочной умеренной правоконсервативной витрины», которую движение демонстрировало, когда ему нужно было произвести благоприятное впечатление на консервативный истеблишмент за рубежом или внутри страны. Так, например, 27 марта 1933 г. Геринг, собрав ведущих промышленников страны, обещал им воздерживаться от вмешательства в дела бизнеса[744].

В Третьем рейхе Геринг занимал множество постов: министр авиации, президент рейхстага, главнокомандующий люфтваффе, то есть ВВС, министр-президент Пруссии, генеральный имперский уполномоченный по Четырехлетнему плану и даже главный имперский лесничий, и обладал положением национал-социалиста № 2, то есть сразу после Гитлера.

Помимо связей в высшем обществе Германии Геринг имел еще и связи в высших кругах Британии. Используя эти связи, Геринг в августе 1939 г. через своего друга шведского бизнесмена Биргера Далеруса пытался вести переговоры, дабы избежать войны. Британский посол в Германии сэр Невилл Чемберлен говорил, что Геринг часто лгал, но признавал, что с ним легче иметь дело, чем с другими немецкими руководителями[745].

Конечно, Геринг не был в полном смысле этого слова представителем элиты старой, кайзеровской Германии. Но он был тесно с ней связан, и часть его идентичности тяготела к консервативным, прусско-монархическим ценностям. Геринг в НСДАП был своеобразным «мостом», соединяющим старую консервативную буржуазную элиту с новой нацистской элитой. Эту двойственность один из людей его окружения Зоммерфельдт сформулировал следующим образом: «Этот человек живет противоречивой жизнью. Днем, облачившись в коричневую форму и выступая среди своих друзей-нацистов, он ведет себя как истый «штурмовик» и «революционер», шумит и скандалит, отстаивая смелые планы завоевания власти; а вечером, надев прекрасно сшитый фрак, принимает своих знатных гостей и чинно беседует с ними о политике»[746].

Практически с того самого момента, когда эти два человека вынуждены были часто встречаться и вместе участвовать в различных мероприятиях, у Геббельса возникла стойкая неприязнь к Герингу. Видимо, министру пропаганды претила чрезмерность тщеславия, страсть к роскоши и ношение им огромного количества униформ самых разных цветов и исполнений, не предусмотренных никакими уставами. 23 августа 1933 г. Геббельс пишет: «Пришел Геринг, старый негодяй. Он хочет стать генералом. Почему бы не фельдмаршалом? Опять новая униформа. Действует на нервы»[747]. 29 августа 1933 г. Геббельс продолжает тему: «Теперь Геринг наконец генерал. Собственно, сколько же у него титулов? Возможно, потому, что он любит униформы. От этого рвет каждого»[748].

В период «Machtergreifung» отношение Геббельса к Герингу варьировалось от критики его политики как «реакционной» до приветствия его назначения на пост Министра-президента Пруссии[749].

Несмотря на все конфликты и неприязнь, Геббельс, осознающий влияние, могущество Геринга и его популярность среди народа, не исключал сотрудничества с ним и использовал его в своих пропагандистских акциях.

В 1938 г. отношения Геббельса и Геринга испортились окончательно и переросли в открытую вражду. Геббельс завел роман с чешской актрисой Лидой Бааровой. Магда не стала долго терпеть и пожаловалась супруге рейхсмаршала Эмми, бывшей театральной актрисе, на которой он женился спустя четыре года после смерти Карин. Эмми Геринг рассказала все мужу, а тот – Гитлеру. Гитлер вызвал Геббельса и прочел ему длинную лекцию на высоких тонах, смысл которой заключался в том, что люди, вершащие историю, не имеют права на личную жизнь, и приказал ему расстаться с Бааровой[750].

Когда началась война, Геббельс стал критиковать Геринга за некомпетентность, пренебрежение служебными обязанностями и крикливую роскошь, неуместную на фоне военных тягот. В 1943 г. между Геббельсом и Герингом разразился конфликт из-за самого дорогого фешенебельного ресторана Берлина «Хорхерс», столь любимого рейхсмаршалом. Геббельс, проводивший тотальную мобилизацию, хотел его закрыть, как и все другие кафе и рестораны, но Геринг препятствовал этому. Тогда Геббельс приказал своим людям ночью разбить стекла в ресторане, чтобы затем, пользуясь полномочиями гауляйтера Берлина, его закрыть под предлогом народного возмущения. После этого Геринг выставил вооруженную охрану возле заведения. По воспоминаниям сотрудников Геббельса, рейхсмаршал и рейхсминистр пропаганды сорок пять минут ругались по телефону из-за ресторана. В конце концов, Геринг пригрозил, что если Геббельс его закроет, то он завтра же будет открыт под видом клуба для офицеров авиации[751].

О взаимоотношениях Геббельса с элитами Третьего рейха можно сделать два вывода. Во-первых, в глубокой и осознанной ненависти Геббельса к консерваторам, аристократам и генералам кайзеровской формации прослеживается чёткий разрыв с традициями Германской империи. Для него они были рудиментом старого, несоответствующего национал-социализму буржуазного мира XIX столетия. Во-вторых, интерпретация конфликтов Геббельса и Геринга с точки зрения проблемы континуитета является приписыванием концептуально-мировоззренческих оснований тактической борьбе за власть и влияние. Но это не исключает наличия некоторых аспектов в их взаимоотношениях, которые можно интерпретировать с точки зрения проблемы континуитета. Так, например Геринг, называя Геббельса национал-большевиком, подчёркивал его ненависть к традиционным немецким элитам, а Геббельс, называя политику Геринга «реакционной» выражал недовольство его сотрудничеством с такой частью традиционной немецкой элиты как представители крупного бизнеса.

Date: 2015-11-14; view: 1813; Нарушение авторских прав