Глава 19. Спрятаться под кроватью или в ванной я никак уже и не успевал, и в любом случае я не хотел лишаться свободы передвижения

Спрятаться под кроватью или в ванной я никак уже и не успевал, и в любом случае я не хотел лишаться свободы передвижения. Поэтому я ринулся вперед, стал за полотном открывающейся двери и затаил дыхание.

В комнату вошел мужчина – невысокий, худой и взъерошенный. Темные, начинавшие седеть волосы были собраны в хвост на затылке. Верхнюю одежду его составляли темные брюки и темный пиджак; на плече висела пухлая сумка-кофр. Он прикрыл за собой дверь и огляделся по сторонам. Впрочем, как и большинство людей, теряющих способность ясно мыслить от волнения, он увидел меньше, чем стоило бы, и хотя краем глаза он должен был заметить меня, этого не случилось. На первый взгляд он производил впечатление вполне приличного человека: четко очерченный подбородок, волевые скулы.

Он пересек комнату и замер, уставившись на окровавленную постель. Я увидел, как руки его судорожно сжались в кулаки. Он издал странный, сдавленный звук, потом резво опустился на четвереньки и принялся шарить руками под кроватью. Поиски его становились все более лихорадочными, и я услышал, как он громко выругался.

Пальцы мои нащупали в кармане гладкую поверхность коробочки. Так-так. Таинственный фотограф, прятавшийся на улице у дома Виктора Селлза, сам явился сюда искать пленку. Я ощутил чувство сродни тому, какое испытываешь, уложив на место последний кусок особо сложного пазла – забавное удовлетворение, к которому примешивается изрядная доля самодовольства.

Я тихонько поставил свои жезл и посох в угол у двери и прицепил на грудь своей черной ветровки полицейский пропуск с моей фотографией. Потом потуже запахнул куртку, чтобы из-под нее не было видно двусмысленной футболки, и постарался поверить в то, что незнакомец слишком взвинчен и передрейфил, чтобы обращать внимание на мои тренировочные штаны и ковбойские сапоги.

Держа руки в карманах, я захлопнул дверь каблуком.

– Так-так, – произнес я, не давая ему опомниться. – Вернулись на место преступления, да? Я так и знал, что мы поймаем вас, стоит только подождать немного.

В любой другой день реакция незнакомца заставила бы меня покатываться от хохота. Он дернулся, стукнулся головой о низ кровати, взвыл, вынырнул из-под нее, повернулся, попятился и опрокинулся на кровать, увидев меня. Я поменял мнение о его внешности: губы у него были пухловаты, глаза, напротив, мелковаты и слишком близко посажены, придавая ему вид хищного, настороженного хорька.

Я холодно прищурился и не торопясь двинулся к нему.

– Не могли удержаться подальше от этого места, так?

– Нет! – выпалил он. – О Господи! Вы же не поняли! Я фотограф. Фотограф, ясно? – он порылся в висевшей на боку сумке и достал фотоаппарат. – Я снимаю. Для газет. Я и сюда пришел, чтобы посмотреть, не найду ли чего интересного.

– Бросьте, – дружески посоветовал я ему. – Мы оба прекрасно знаем, что вы здесь не для того, чтобы снимать. Вы искали вот это, – я достал из кармана коробочку с пленкой и повертел у него перед носом.

Он закрыл рот и как оглушенный уставился на меня. Потом на коробочку. Потом облизнул пересохшие губы, но так и не сумел выдавить из себя ни звука.

– Кто вы, – спросил я, стараясь говорить резко и внушительно. Я пытался представить себе, как бы держалась в подобной ситуации Мёрфи, будь я сейчас у нее в центре, на допросе.

– Э... Уайз. Донни Уайз, – он судорожно сглотнул, не сводя с меня перепуганного взгляда. – Я что, попал в какую-то неприятную историю?

Я снова холодно прищурил взгляд.

– Там видно будет. Документы с собой?

– Э... Да, конечно.

– Дайте-ка глянуть, – я смерил его подозрительным взглядом. – Медленно, – добавил я.

Он опасливо покосился на меня и нарочито медленно полез в карман брюк. Одной рукой он выудил оттуда бумажник, расстегнул его и раскрыл, показывая вложенные в прозрачный кармашек водительские права. Я подошел к нему еще на шаг, взял бумажник и внимательно осмотрел. Фотография и имя совпадали с тем, что он мне назвал.

– Что ж, мистер Уайз, – начал я. – Продолжим допрос. До тех пор, пока вы будете оказывать мне содействие, полагаю, у нас с вами не...

Тут я заметил, что он уперся взглядом в мой пропуск, и замолчал. Он выхватил бумажник у меня из рук и отступил на шаг.

– Да вы не коп! – возмущенно заявил он.

Я надменно вздернул подбородок.

– О'кей. Может, и нет. Но я работаю с копами. И у меня ваша пленка.

Он снова выругался и принялся запихивать свою камеру обратно в кофр, явно намереваясь смыться.

– Нет. Ничего у вас нет. Ничего, что связывало бы это дело со мной. Я здесь ни при чем.

Я повернул голову, глядя, как он делает шаг мимо меня, к двери.

– Не спешите, мистер Уайз. Мне кажется, нам с вами есть о чем поговорить. Ну, например, о коробочке из-под пленки, забытой под верандой дома на Лейк-Провиденс в прошлую среду вечером.

Он поднял на меня взгляд и тут же опустил.

– Мне нечего вам сказать, – пробормотал он, – кем бы, черт подери, вы ни были, – он был уже у двери и взялся за ручку.

Я протянул руку к стоявшему в углу посоху и, постаравшись придать своему голосу как можно больше драматизма, рявкнул: «Vento servitas!» Повинуясь заклинанию, подхваченный туго скрутившимся потоком воздуха, посох выпрыгнул из угла и захлопнул дверь прямо перед носом у Донни Уайза. Тот застыл как вкопанный, потом с округлившимися глазами повернулся ко мне.

– Боже мой! Вы один из них. Не убивайте меня, – пролепетал он. – Господи! Да отдам я вам ваши картинки. Не знаю я ничего. Ни-че-го, слышите? Я ничем вам не угрожаю, – он старался говорить спокойно, но голос его дрожал. Я заметил, как он постреливает глазами в сторону стеклянной двери во дворик, словно прикидывая, успеет ли он выскочить в нее прежде, чем я успею остановить его.

– Спокойнее, мистер Уайз, – сказал я. – Я здесь не затем, чтобы вредить вам. Я охочусь за человеком, который убил Линду. Помогите мне. Расскажите то, что знаете. Об остальном позабочусь я сам.

Он нервно хихикнул и сделал шажок, нет, полшага в направлении стеклянной двери.

– Чтобы меня потом убили? Как Линду, как тех, остальных? Нет уж, спасибочки.

– Нет, мистер Уайз. Расскажите мне все, что вам известно. Я положу конец убийствам. Я отдам убийцу Линды в руки правосудия, – борясь с нарастающим раздражением, я старался говорить ровным, успокаивающим голосом. Черт, я бы с удовольствием потряс его за грудки, но не хотел пугать его настолько, чтобы он рыбкой прыгал сквозь стекло. – Я хочу остановить этих людей никак не меньше вашего.

– Но почему? – удивился он, продолжая недоверчиво смотреть на меня. – Что она для вас значила? Вы что, тоже с ней спали?

Я мотнул головой.

– Нет. Нет, просто она – еще одна из тех, кто не должен был погибать.

– Но вы же не коп. С чего вам рисковать своей задницей ради этого? С чего биться с теми людьми? Вы что, не видели, на что они способны?

Я пожал плечами.

– А кто, если не я? – он не ответил, поэтому я помахал в воздухе коробочкой с пленкой. – Что там, на этих фотографиях, мистер Уайз? Что такого снято на эту пленку, если из-за этого убили Линду Рэндалл?

Донни Уайз вытер вспотевшие ладони о бедра. Хвостик у него на затылке мотнулся – он оглядел комнату, нету ли в ней кого еще.

– Предлагаю сделку. Вы отдаете мне пленку, а я расскажу вам все, что знаю.

Я покачал головой.

– Мне может понадобиться то, что здесь снято.

– От того, что здесь снято, вам не будет никакого прока, если не знать, на что смотреть, – возразил он. – Я вижу вас первый раз в жизни. Мне не нужно никаких неприятностей. Все, чего я хочу – это унести свою задницу отсюда целой и невредимой.

С минуту я молча смотрел на него. Если я пойду на сделку, я останусь без пленки и всего, что на ней запечатлено. Если не пойду, и если он говорит правду, пленка мне не поможет. Пока что след привел меня сюда, к нему. Если я не нарою нити, ведущей куда-то дальше, меня можно считать покойником.

Поэтому я щелкнул пальцами, позволив посоху со стуком упасть на пол. Потом бросил ему кассету. Он уронил ее и, опасливо косясь на меня, наклонился поднять ее с пола.

– Как только я выйду отсюда, – сказал он, – мы квиты. Я вас не видел, и вы меня тоже.

– Идет, – кивнул я. – Пусть будет так.

Донни сглотнул, провел рукой по волосам и нервно подергал себя за кончик хвоста.

– Ну, я с Линдой близко не был знаком. Я снимал ее – для портфолио. Я вообще много девушек фотографирую по всему городу. Они все... ну, большинство, мечтают попасть в журналы.

– Журналы для взрослых? – уточнил я.

– Нет, – фыркнул он. – Журнал Дядюшки Эбнера для малышей. Разумеется для взрослых. Ну, ничего такого уж сногсшибательного, но кое-какие деньги можно сшибить, даже если ты не Хью Хефнер.

– В общем, в среду Линда пришла ко мне. Она сказала, у нее есть для меня работа. Я сниму для нее кое-что и отдам ей пленку, а получу за это... ну, в общем, мы столковались. Все, что от меня требовалось – это показаться там, где она скажет, отщелкать пленку через окно и слинять. Передать ей пленку наутро. Ну, так я все и сделал. А теперь она мертва.

– Ездили в Лейк-Провиденс? – спросил я.

– Угу.

– Что вы там увидели? – поинтересовался я.

Донни Уайз тряхнул головой, и взгляд его снова скользнул с меня на окровавленную постель.

– Линду. И еще нескольких. Ни одного знакомого. Они там устроили вечеринку. Со свечами и всем таким. Гроза была черт-те какая, то гром, то молнии, так что я их и не слышал почти. Поначалу я боялся, что меня кто-нибудь заметит в свете молний, но они там, наверное, были слишком заняты.

– Сексом? – уточнил я.

– Нет, – фыркнул он. – Играли в канасту. Ясное дело, сексом. По-настоящему, а не имитировали для камеры. По-настоящему это никогда не выходит зрелищным. Линда, еще какие-то женщины, трое мужчин. Я отщелкал пленку и смотал удочки.

Я ухмыльнулся, но он, похоже, не заметил подвоха. В наше время настоящие, высшей пробы подонки – большая редкость.

– Вы можете описать этих мужчин?

Он мотнул головой.

– Я не очень-то приглядывался. Но уж во всяком случае, не заурядные личности, если вы меня понимаете. Мне аж тошно стало.

– Вы не знаете, зачем Линде нужны были мои фотографии?

Он посмотрел на меня как на слабоумного и хихикнул.

– Бог мой, приятель. Как вы думаете, зачем вообще кому-то нужны такие картинки? Хотела прижать ими кого-то. Блин, ей-то фото ее самой в гуще оргии репутацию уже не испортят. А вот кому-нибудь из остальных, что резвились с ней там – запросто. Что ж вы за коп-простофиля такой?

Я проигнорировал его вопрос.

– Что вы собирались сделать с пленкой, Донни?

Он пожал плечами.

– Выкинуть, возможно, – я увидел, как забегали из стороны в сторону его глазки, и понял, что он мне солгал. Он бы проявил пленку, выяснил, кто на ней снят, и – если решил бы, что ему это ничем не грозит – попытался бы извлечь из нее максимум прибыли. Он производил впечатление именно такого типа, а я доверяю своим инстинктам.

– Тогда позвольте уж мне, – сказал я и щелкнул пальцами. – Fuego!

Серая крышка коробочки исчезла в небольшой огненной вспышке, Донни Уайз взвизгнул и проворно отдернул руку. Красная пластмассовая коробочка вместе с кассетой вспыхнули, уже падая на пол, и приземлились на паркет бесформенным, дымящимся комочком.

Разевая и закрывая рот как рыба на песке, он переводил взгляд с остатков пленки на меня и обратно.

– Надеюсь, мне не придется обнаружить, что вы мне лгали, Донни, – спокойно сказал я.

Он побледнел как полотно, клятвенно заверил меня в том, что мне не придется этого делать, потом повернулся и почти бегом вылетел из квартиры, запутавшись по дороге в лентах полицейского ограждения. Дверь за собой он не закрыл.

Я не стал его задерживать. Я ему поверил. Он не производил впечатления человека, умеющего сочинять на ходу, тем более в таком вздрюченном состоянии. Я испытал короткий приступ торжества, злости и острого желания отыскать этого типа, кем бы он ни оказался – человека, использовавшего исходные силы жизни и творения с тем, чтобы нести разрушение и гибель – и отправить его на свалку, где ему и место. Кем бы он ни был, убийца с помощью магии и – пусть не сразу, но постепенно – с помощью «Третьего Глаза», я хотел уничтожить его. Мои мозги наконец-то включились на полные обороты, ибо получили повод потрудиться вместо того, чтобы покорно ожидать смерти.

Линда Рэндалл намеревалась кого-то шантажировать. Не требовалось особенной проницательности, чтобы предположить, что этим «кем-то» был Виктор или кто-нибудь еще из присутствовавших в его доме на той вечеринке. Но зачем? Фотографий у меня больше не было, только информация, которую я получил от Донни Уайза. Я не мог позволить себе промедления. У меня не оставалось иного выхода, как следовать по нити, которую он дал мне, если я хотел докопаться до дна всего этого и выяснить, кто убил Линду.

Как это я ухитрился вляпаться во все эти неприятности за какие-то несколько дней? И еще интереснее: как это я ухитрился по чистой случайности натолкнуться на этот хитроумный заговор в доме на берегу, занимаясь совершенно другим расследованием?

Ответ был прост: никакая это не случайность. Все было подстроено. Меня подвели к этому. Кто-то хотел, чтобы я съездил в домик у озера, хотел, чтобы я влип в эту историю и выяснил, что же там происходит. Кто-то, кто как черт ладана боялся чародеев, кто долго отказывался называть мне свое имя, кто старательно ронял фразы, призванные уверить меня в полном ее невежестве, кому пришлось поспешно взять назад свое поручение, и кто с готовностью расстался с полусотней баксов, только бы завершить телефонный разговор на несколько секунд раньше. Кто-то выманил меня на открытое место, где я привлек к себе внимание разнообразных недоброжелателей.

Вот вам и ключ.

Я подобрал свои посох и жезл, и вышел на улицу.

Самое время было побеседовать с Моникой Селлз.