Глава 15. Как выяснилось, у Линды Рэндалл имелась чертовски веская причина отменить намеченную на этот субботний вечер встречу со мной

Как выяснилось, у Линды Рэндалл имелась чертовски веская причина отменить намеченную на этот субботний вечер встречу со мной.

Линда Рэндал была мертва.

Я чихнул и поднырнул под желтую ленту временного полицейского заграждения. За ту пару минут, на которые мне разрешили сунуться к себе, прежде чем везти на квартиру Линды Рэндалл, я успел выудить из царившего там бедлама тренировочные брюки и футболку. И ковбойские сапоги. Мистер утащил куда-то одну из двух туфель, так что мне пришлось обуться в то, что оказалось под рукой. Чертова кошка.

Линда умерла этим же вечером, только чуть раньше. Прибыв на место убийства, Мёрфи попыталась связаться со мной, не смогла дозвониться и послала за мной патрульную машину, чтобы та забрала меня и доставила для исполнения обязанностей консультанта. Бдительным полисменам, которых послали за мной, пришлось задержаться, не доезжая квартала до моего дома, чтобы проверить какого-то голого психа на улице. Надо было видеть их лица, когда я оказался тем самым парнем, которого им надлежало забрать и отвезти на место преступления.

Милая Сьюзен пришла мне на помощь в этой, гм, деликатной ситуации. Она объяснила произошедшее как «ничего особенного, так вышло – хи-хи» и заверила копов в том, что с ней все в порядке, и что она прекрасно доедет до дома без посторонней помощи. Она немного побледнела, увидев свежим взглядом разгром в моей квартире, и побледнела еще сильнее при виде рваной дыры на крыле своей машины, но все же перенесла это вполне достойно и в конце концов уехала, заявив, что ей надо писать статью. Глаза ее возбужденно блестели. Уходя, она задержалась, чтобы чмокнуть меня в щеку и прошептать на ухо: «Неплохо, неплохо, Гарри!». Потом она похлопала меня по голой заднице и прыгнула в свою машину.

Надеюсь, что копы не заметили этого в темноте, но я покраснел. Полицейские продолжали подозрительно коситься на мою наготу, но с радостью пустили меня одеться. Из чистых вещей у меня оставались только треники и футболка, на которой было изображено кладбище с надписью: «ПАСХА ОТМЕНЯЕТСЯ – ТЕЛО НАШЛИ».

Я натянул их, а поверх этого свою ветровку, каким-то образом ухитрившуюся пережить нападение демона, и совершенно уже ни в какие ворота не лезущие ковбойские сапоги. А потом я сел в полицейскую машину, и мы, включив сирену, понеслись через весь город. Я нацепил на отворот куртки свою полицейскую карточку и следом за ребятами в форме вошел в дом. Один из них проводил меня к Мёрфи.

По дороге я запоминал мелкие подробности. Дом окружала толпа зевак – в конце концов, час был еще не поздний. Дождь продолжал идти – скорее, моросить – и повисшая в воздухе водяная пыль смягчала контуры. На стоянке у дома стояло несколько полицейских машин, и еще одна – на лужайке у входа в маленький, мощенный бетонной плиткой внутренний дворик. Мигалка у этой машины продолжала вертеться, с равными промежутками времени заливая двор холодным голубым светом. Повсюду виднелись желтые ленты ограждений.

И в центре всего этого стояла Мёрфи.

Выглядела она кошмарно, словно со времени нашей последней встречи не ела ничего кроме бутербродов из автомата и не пила ничего, кроме дешевого казенного кофе. Ее голубые глаза покраснели от усталости, но взгляд их оставался острым как всегда.

– А, Дрезден, – буркнула она. – Ты что, специально причесываешься под Кинг-Конга?

Я сделал попытку улыбнуться в ответ.

– Надо же попугать иногда нашу визжащую дамочку. Тебя это интересует?

Мёрфи фыркнула. Для особы с таким симпатичным носиком это выходит у нее очень даже неплохо.

– Идем, – она резко повернулась на каблуках и зашагала в квартиру так стремительно, словно ни капельки не устала.

В квартире уже работали эксперты, так что нам пришлось натянуть поверх обуви пластиковые калоши, а на руки – пластиковые перчатки, которые выдал нам стоявший у двери полицейский.

– Я пыталась тебе дозвониться, – сообщила Мёрфи, – но твой номер опять не отвечал. Сколько можно, Гарри?

– Сегодня неудачный вечер для телефонных разговоров, ответил я, стоя на одной ноге, чтобы натянуть на другую калошу. – Так что стряслось?

– Еще одна жертва, – объяснила она. – При тех же обстоятельствах, что и Томми Томм с этой его Стентон.

– Господи, – задохнулся я. – Они используют для этого грозу.

– Что? – Мерфи резко повернулась ко мне и посмотрела в упор.

– Грозу, – повторил я. – Теоретически можно использовать в своих целях энергию грозы или других природных явлений. В качестве топлива для своих затей.

– Ты мне об этом ничего не говорил прежде, – возмутилась Мёрфи.

– Я и не думал об этом до самого сегодняшнего вечера, – я потер виски. Все сходилось. Блин-тарарам, так вот как наш Человек-Тень смог провернуть все это за один вечер. Сумел призвать демона, натравить его на меня, отметившись при этом на месте в виде тени. И впридачу к этому совершить еще одно убийство.

– Вам удалось опознать жертву? – поинтересовался я.

Отвечая, Мёрфи повернулась к двери, чтобы пройти внутрь.

– Линда Рэндалл. Наемный водитель. Двадцать девять лет.

Мне сильно повезло, что Мёрфи отвернулась. В противном случае то, насколько отвисла моя челюсть, наверняка выдало бы мое знакомство с убитой, и меня ждал бы ряд разнообразных, но одинаково неприятных вопросов. Секунду я тупо смотрел в затылок Мёрфи, потом поспешно придал лицу более нормальное выражение и следом за ней вошел в квартиру.

Однокомнатная квартирка Линды Рэндалл больше всего напоминала жилой трейлер какой-нибудь рок-группы, все время которой занято исключительно концертами, разнузданными вечеринками и беспробудным пьяным сном в промежутках между этими двумя занятиями. Большая часть огромной четырехспальной кровати была завалена грязными шмотками. Необычно большую часть их составляла одежда, купленная, судя по ее виду, по каталогам «Фредерик» или «Голливуд» – шелковые, кружевные, ярких расцветок, явно рассчитанные на то, чтобы привлекать внимание. По всей комнате – вокруг кровати, на полках и тумбочках, на туалетном столике – стояли свечи, почти все прогоревшие больше чем наполовину. Ящик туалетного столика был примерно на треть выдвинут, и в нем виднелись разные причиндалы для развлечения в одиночку и в обществе. Линда Рэндалл явно любила свои игрушки.

Кухонная ниша в боковой стене производила впечатление, будто ей почти не пользовались. Исключение составляли кофейник, микроволновая печка и мусорный бак, в котором громоздилось несколько коробок из-под пиццы. Возможно, именно вид этих коробок вдруг хлопнул меня по мозгам, заставив проникнуться сочувствием и жалостью к Линде. Моя собственная кухня выглядела как правило почти так же – ну, разве только микроволновки у меня нет. Здесь жил еще один человек, который знал, каково это – жить в одиночестве. Иногда так даже спокойнее. По большей части нет. Готов спорить на что угодно, Линда знала это не хуже моего.

Только услышать это от нее самой мне так и не довелось. Эксперты-криминалисты собрались у кровати, заслоняя собой то, что там лежало. Так рой мух вьется вокруг головы преступника, закопанного по шею, как это делалось на Диком Западе. Они переговаривались негромкими, спокойными голосами, бесстрастными как при непринужденной светской болтовне, обращая внимание друг друга на ту или иную деталь или хваля друг друга за наблюдательность.

– Гарри? – негромко окликнула меня Мёрфи. Судя по интонации, она говорила это уже не в первый раз. – Ты уверен, что в форме для такого?

Меня чуть передернуло. Какая уж там форма. Никто и никогда не бывает в форме для таких вещей. Впрочем, вслух я этого не сказал.

– Ничего, – произнес я. – Просто голова болит. Извини. Давай быстрее покончим с этим.

Она кивнула и подвела меня к кровати. Мёрфи была чуть не на голову ниже большинства мужчин и женщин, работавших у кровати, зато я – почти на столько же выше их. Поэтому мне не пришлось просить кого-то подвинуться. Я просто сделал шаг вперед и заглянул поверх их голов.

В момент смерти Линда говорила по телефону. Она лежала нагишом. Даже в это время года на бедрах ее виднелась светлая полоска. Должно быть, зимой она загорала в солярии. Волосы до сих пор были влажными. Она лежала на спине, полуприкрыв глаза, и спокойное выражение лица ее почти не изменилось со времени нашей встречи.

Ее сердце тоже было вырвано из груди. Оно лежало на той же самой четырехспальной кровати футах в полутора от нее – бесформенная, губчатая, склизкая масса алого с серым цветов. В груди зияло отверстие, из которого торчали обломки развороченной грудной клетки.

С минуту я смотрел на нее, как-то отрешенно фиксируя детали взглядом. Опять. Опять какая-то сволочь использовала магию, чтобы оборвать жизнь.

Я все еще продолжал думать о ней – такой, какой она разговаривала со мной по телефону. Веселой, сметливой. Чувственной, судя по тому, как она складывала фразы. Чуть-чуть неуверенной в себе, уязвимой, что еще сильнее оттеняло другие стороны ее личности. Волосы ее были влажными, потому что она принимала ванну перед встречей со мной. Что бы там ни могли сказать о ней, о ее образе жизни, она была потрясающе живой девушкой. Была.

В конце концов до меня дошло, что в комнате стоит мертвая тишина.

Мужчины и женщины из группы экспертов – все пятеро – смотрели на меня. Ждали. Когда я оглянулся на них, все разом отвели взгляды. Впрочем, не обязательно было владеть ремеслом чародея, чтобы прочитать выражение их лиц. Страх – обыкновенный, натуральный страх. Они столкнулись с чем-то, чего не могла объяснить наука. Это потрясло их, пошатнуло все их устои – внезапное, сокрушительное и кровавое свидетельство того, что триста лет развития науки не помогают справиться с тем, что до сих пор таится в темноте.

И ответов на все это они ждали от меня.

Я не знал ответов на их вопросы. Я ощущал себя дерьмо-дерьмом, когда, не сказав ни слова, сделал шаг назад, отвернулся от Линдиного тела и вышел из комнаты в маленькую ванную. В ванне до сих пор была налита вода. На полочке под зеркалом лежали браслет, серьги, стояло немного какой-то косметики и флакончик духов.

Рядом со мной возникла Мёрфи. Она показалась мне еще меньше обычного.

– Она нам позвонила, – сказала Мёрфи. – Ее вызов зафиксировала служба «девятьсот одиннадцать». Так мы узнали, что нам стоит выехать сюда. Она позвонила и сказала, что знает, кто убил Дженнифер Стентон и Томми Томма, и что теперь они подбираются и к ней. Потом она начала визжать.

– В то мгновение, когда заклятье поразило ее. Возможно, сразу после этого телефон вырубился.

Мёрфи хмуро покосилась на меня и кивнула.

– Угу. Вырубился. Но когда мы приехали, он работал нормально.

– Иногда магия нарушает работу техники. Ты же знаешь, – глаз вдруг начал чесаться, и я потер его рукой. – Ты уже говорила с родственниками, с кем-нибудь в этом роде?

Мёрфи покачала головой.

– В Чикаго у нее никого из родных. Мы ищем, но это может занять некоторое время. Мы пытались связаться с ее боссом, но он куда-то уехал. С мистером Беккитом, – она пристально вгляделась в мое лицо, словно ожидая какой-то моей реплики. – Слышал когда-нибудь о таком? – спросила она, выждав паузу.

Я пожал плечами, не глядя на Мёрфи.

Рот Мёрфи на мгновение жестко сжался, на скулах заиграли желваки.

– Грег и Хелен Беккит, – сказала она, овладев собой. Три года назад их дочь Аманду убили в перестрелке. Громилы Джонни Марконе устроили разборку с какой-то ямайской бандой, которая пыталась оспорить территорию. Кто-то из них попал в маленькую девочку. Она прожила еще три недели и умерла, когда ее отключили от аппарата жизнеобеспечения.

Я промолчал. Но перед глазами моими стояли застывшее лицо и мертвые глаза миссис Беккит.

– Беккиты подали на Джонни Марконе в суд, обвинив в непредумышленном убийстве, но у того оказались слишком хорошие адвокаты. Собственно, тем удалось прикрыть дело еще до начала разбирательства. Кто именно застрелил девочку, так и не выяснили. Ходили слухи, что Марконе предлагал им отступные. Так сказать, в возмещение ущерба. Но они отказались.

Я продолжал молчать. Люди за нашей спиной укладывали Линду в пластиковый мешок, потом застегнули молнию. Я услышал, как кто-то из них сосчитал до трех, и они подняли ее, уложили на каталку и вывезли из комнаты. Один из экспертов сказал Мёрфи, что они пойдут перекусить и вернутся минут через десять. Она кивнула. В комнате сделалось еще тише.

– Ну, Гарри, – произнесла она. Она говорила тихо, словно боясь нарушить воцарившуюся в квартире новую тишину. – Что ты можешь мне сказать? – вопрос прозвучал со скрытым подтекстом. С таким же успехом она могла спросить меня, чего я от нее утаил. Собственно, именно это она и имела в виду. Она вынула руку из кармана куртки и протянула мне маленький пластиковый пакет.

Я взял его. Внутри лежала визитная карточка – та, которую я дал вчера Линде. Она до сих пор была чуть погнута в том месте, где я держал ее спрятанной в кулаке. Еще на ней виднелись брызги чего-то темного – судя по всему, Линдиной крови. Я посмотрел на угол пакета с ярлыком, на котором пишут индекс дела и название вещественного доказательства. Ярлык был чист. Карточку еще не приобщили к делу. Официально ее просто не существовало. Пока.

Мёрфи ждала моего ответа. Она хотела, чтобы я сказал ей что-нибудь. Я не уверен, ждала ли она, чтобы я сказал ей, скольким людям я давал свою карточку, и что я не знаю, как она оказалась здесь, или ждала, что я признаюсь в том, что знал жертву, и каким образом я вовлечен в это дело. В последнем случае не обошлось бы без новых вопросов. Таких, какие обычно задают подозреваемым.

– Готова ты слушать меня серьезно, если я скажу тебе то, что ощущаю духовно, но не знаю наверняка?

– Как так ощущаешь? – спросила она, не глядя на меня.

– Ну, ощущаю... – я помолчал, обдумывая слова. Я хотел, чтобы они звучали как можно убедительнее. – Я ощущаю, что эта женщина уже имела неприятности с полицией – возможно, в связи с наркотиками и проституцией. Я ощущаю, что она работала в «Бархатном Салоне» на мадам Бьянку. Я ощущаю, что они были близкими подругами и любовницами с Дженнифер Стентон. Я ощущаю, что, если бы полиция вышла на нее вчера и допросила бы ее касательно этого убийства, она утверждала бы, что ничего не знает.

С минуту Мёрфи переваривала мои слова.

– Знаешь, Дрезден, – произнесла она наконец полным холодного гнева голосом, – если бы ты ощутил все это вчера – или даже сегодня утром – возможно, мы успели бы поговорить с ней. Возможно, что нам удалось бы узнать от нее хоть что-нибудь. Возможно даже, – она повернулась ко мне и без труда притиснула одной левой к дверному косяку, неожиданно для меня и очень жестко – возможно даже, – прорычала она, – что она была бы сейчас жива, – она в упор посмотрела мне в лицо, и в эту минуту в облике ее не оставалось ничего от хорошенькой чирлидерши. Сейчас она напоминала больше всего волчицу, стоящую над телом одного из своих волчат и твердо намеренную отомстить за это кому-нибудь.

На этот раз уже я отвел взгляд.

– Мои карточки есть у кучи людей, – сказал я. – Я раздаю их направо и налево по всему городу. Я не знаю, откуда она у нее.

– Черт подрал, Дрезден, – сказала она, отпустила меня и отошла к окровавленным простыням на кровати. – Ты от меня что-то утаиваешь. Я точно знаю. Я могу выписать ордер на твой арест. Я могу задержать тебя для допроса, – она снова повернулась ко мне. – Кто-то уже убил трех человек. Моя работа – прекратить все это. Этим я и занимаюсь.

Я промолчал. Я все еще слышал запах шампуня и пены из ванной Линды Рэндалл.

– Не заставляй меня делать выбор, Гарри, – голос ее смягчился, хотя взгляд продолжал буравить меня. – Прошу тебя.

Я подумал еще. Я мог выложить ей все. Об этом она меня и просила: не о части рассказа, не о частичной информации. Она хотела все и сразу. Она хотела, чтобы я разложил перед ней все детали мозаики, чтобы она могла сложить картинку и взять плохих парней за жабры. Она не хотела складывать картинку, зная, что несколько деталей все еще лежат у меня в кармане.

Кому это повредило бы? Линда Рэндалл звонила мне сегодня под конец дня. Она собиралась приехать ко мне, поговорить со мной. Она собиралась сообщить мне какую-то информацию, и кто-то заткнул ей рот прежде, чем она успела это сделать.

Но в том, чтобы рассказать это Мёрфи, я видел две проблемы. Во-первых, она сразу начала бы думать как коп. Не так уж трудно выяснить, что Линда не являет собой образец нравственности. Что у нее имелись любовники по обе стороны барьера. А раз так, что, если наши с ней отношения были ближе, чем я говорил? Что, если я использовал магию для того, чтобы из ревности убить ее любовников, а потом дождался грозы, чтобы убить и ее? Все это выглядело вполне правдоподобно и убедительно. Преступление из любви – Мёрфи не могла не понимать, что прокурору придется потратить уйму времени на то, чтобы доказать возможность использования магии в качестве орудия убийства, но с пистолетом-то таких случаев – пруд пруди.

Во вторых – и это тревожило меня гораздо больше, трое людей уже погибли. И, если бы не чистая удача вкупе с моей смекалкой, их было бы уже пятеро, включая двух в моей квартире. Я до сих пор не знал, кто этот поганец. Поведав Мёрфи то немногое, что я знал, я бы мало чем ей помог. Это только заставило бы ее задать уйму новых вопросов, и она не успокоилась бы, пока не вытрясла из меня ответы.

И если голос из тени узнает, что Мёрфи руководит следствием, которое разыскивает его, и что она напала на след, он, не колеблясь, убьет ее. И тогда ее не защитит ничто. Возможно, она хорошо справляется с обычными преступниками, но весь арсенал айкидо не поможет ей в поединке с демоном.

Ну и, конечно, оставался еще Белый Совет. Люди вроде Моргана и его начальства, уверенные в собственной власти, чванливые, считающие себя выше любых законов кроме тех, которые установили они сами, они без колебаний устранят мелкого полицейского лейтенанта, открывшего тайный мир Белого Совета.

Я смотрел на окровавленные простыни и видел перед глазами труп Линды. Я представил себе кабинет Мёрфи и ее саму, распластавшуюся на полу – с сердцем, вырванным из груди, или горлом, растерзанным какой-нибудь потусторонней тварью.

– Извини, Мёрф, – выдавил я хриплым шепотом. – С радостью помог бы тебе. Но не знаю ничего, что могло бы оказаться тебе полезным, – я даже не пытался смотреть на нее, как не пытался скрыть того, что лгу.

Я скорее ощутил, чем увидел, как потух и похолодел ее взгляд. Не знаю, скатилась ли по ее щеке слеза, или она просто подняла руку смахнуть волосы с лица. Потом повернулась к двери.

– Кармайкл! – крикнула она. – Тащи сюда свою жирную задницу!

Кармайкл выглядел таким же задрипанным, как несколько дней назад, словно изменить его не в силах было даже время. Во всяком случае, оно не изменило ни пиджака, ни жирных пятен на галстуке, ни засыпанного перхотью воротника. Черт, подумал я, а ведь это, должно быть, даже утешительно: знать, что хоть что-то в этом мире неизменно. Как бы погано ни обстояли дела, какой бы жуткой и тошнотворной ни выглядела обстановка, вы можете твердо положиться на Кармайкла в том смысле, что он всегда будет как из мусорного бака. Он вошел и злобно покосился на меня.

– Да?

Она перебросила ему пластиковый пакет, и он поймал его в воздухе.

– Зарегистрируй это и подшей к делу, – сказала она. – И не уходи пока. Мне нужен свидетель.

Кармайкл опустил взгляд и увидел мою карточку. Покрасневшие глаза его расширились. Он оглянулся на меня, и я почти увидел, как переключаются передачи у него в голове, переводя меня из категории «надоевший союзник» в категорию «подозреваемый».

– Мистер Дрезден, – произнесла Мёрфи с ледяной вежливостью. – Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов. Не могли бы вы проехать в полицейское управление для дачи показаний?

Вопросы, вопросы... Белый Совет осудит и казнит меня через каких-то тридцать с небольшим часов. У меня не было времени на их вопросы.

– Мне очень жаль, лейтенант. Сегодня вечером мне нужно приводить в порядок шевелюру.

– Тогда завтра утром, – настаивала она.

– Посмотрим, – сказал я.

– Если тебя не будет там утром, – заявила Мёрфи, – я выпишу ордер. Мы сами найдем тебя тогда, и Господом Богом клянусь, Гарри, я выколочу из тебя ответы на все это.

– Как тебе угодно, – сказал я и повернулся к двери. Кармайкл сделал шаг, загородив мне дорогу. Я остановился и посмотрел на него. Он уперся взглядом мне в грудь. – Если я не арестован, – обратился я к Мёрфи, – мне кажется, я имею право уйти.

– Пусти его, Рон, – бросила Мёрфи. Голос ее звучал брезгливо, но я услышал в нем боль. – Мы с вами скоро еще побеседуем, мистер Дрезден, – она подошла ко мне вплотную. – И если выяснится, что за всем этим стоишь ты, – продолжала она безукоризненно ровным голосом, – будь уверен: что бы ты ни делал, что бы ни выдумал, я найду тебя. Ты меня понял?

Я ее понял. Правда, понял. Я понимал, как на нее давят, понимал ее досаду, ее злость, ее стремление не допустить новых убийств. Будь я героем любовного романа, я нашелся бы, что сказать – кратко, метко, душераздирающе. Но я всего лишь я, поэтому я ответил только: «Я понял, Кэррин».

Кармайкл отступил в сторону.

И я ушел от Мёрфи, которой я не смог ничего сказать, и от Линды, которую я не смог защитить. Ушел с раскалывающейся головой, усталый до мозга костей. Ушел, ощущая себя дерьмо-дерьмом.