Сага о разводе

В то время как древние римляне активно и беспрепятственно разводились по всей своей империи, в которой еще не победило христианство, а император Август редактировал брачное и разводное законодательство, неподвластные Риму народы на севере Европы тоже разводились, хотя и не столь массово.

Ирландский эпос сохранил историю многочисленных разводов, в которых участвовали герои и сиды – божества кельтской мифологии. Разводился или по крайней мере расходился со своими женами великий герой Кухулин, живший на рубеже эр. Впрочем, он был настолько хорош собой, что ирландские женщины попросту не могли устоять при виде его – ведь у знаменитого красавца было четыре зрачка в одном глазу и три в другом, на руках и на ногах имелось по семи пальцев, «две голубо‑белые, как кровь красные щеки, надуваясь, метали искры и языки пламени», а голову героя украшали «три слоя волос разного цвета». Когда же Кухулин приходил в боевую ярость, «один глаз его так глубоко уходил внутрь головы, что журавль не мог бы его достать, а другой выкатывался наружу, огромный, как котел, в котором варят целого теленка»… При такой впечатляющей и соблазнительной, с точки зрения ирландок, внешности можно только удивляться, что Кухулин обошелся весьма скромным количеством жен.

Первой супругой героя была Уатах, дочь богатырши Скатах, у которой Кухулин обучался воинскому мастерству. Знаменитый ирландец был в то время обручен с красавицей Эмер и обещал хранить ей верность, но дочка учительницы настаивала на браке, причем на браке законном – с благословения матушки и со свадебным даром, «как полагается». Страсть к учебе и почтение к учительской семье оказались сильнее верности, и герой женился. Впрочем, когда срок обучения подошел к концу, Кухулин расстался с женой и отправился обратно в Ирландию. Перед этим он успел жениться на побежденной им в единоборстве королеве Айфе. Но хотя Кухулин и называл связь со своей пленницей браком и обещал признать зачатого королевой сына, семейного очага с воинственной Айфе у него не было, поэтому и разводом их разрыв можно назвать лишь с определенной натяжкой.

В конце концов герой расстался со своими первыми женами и вступил в счастливое супружество с Эмер. Но женщины Ульстера, потрясенные красотой знаменитого воина, не собирались отказываться от своих притязаний, и это приводило к весьма печальным для всего королевства последствиям, ибо влюбленные дамы «кривели на один глаз ради сходства с ним, из любви к нему». Интересно отметить, что остальные жительницы Ульстера, которые остались равнодушны к чарам Кухулина, были влюблены либо в Конала Победоносного (и в подражание ему горбились), либо в Кускрайда Заику (и соответственно заикались). В таком окружении Кухулин без особого труда хранил верность если не жене, то семейному очагу, и хотя любовниц имел, но менять полноценную супругу на кривую или горбатую не собирался.

Но пока герой без особого труда отбивал атаки сво их окривевших поклонниц, случился развод в семействе сидов: бог моря Мананнан покинул свою жену Фанд, и свободная красавица «устремила свою любовь» к Кухулину. Фея не потребовала развода Кухулина с прежней женой, но и ограничиваться случайной связью не собиралась. Она послала к нему в качестве свата свою сестру, а для того, чтобы все выглядело прилично, руку Фанд должен был отдать Кухулину ее зять, Лабрайд. Так Кухулин стал многоженцем. Он охотно оставался бы в этом статусе, но Эмер решила избавиться от соперницы. «Она взяла нож и отправилась в назначенное место, в сопровождении пятидесяти женщин, чтобы убить девушку». Однако смертоубийства не произошло. Присутствовавший здесь Кухулин указал своей предыдущей супруге на достоинства супруги новой: «Прекрасна она собой и из высокого рода, искусна в вышиванье и всяком рукоделье, разумна, тверда в мыслях, рассудительна. Богата она конями и всяким скотом…» После чего Эмер немедленно раскаялась и не стала убивать столь достойную особу.

Неизвестно, чем бы кончилось соперничество женщин, но прежний муж Фанд, Мананнан, узнал о том, что его брошенная жена «выдерживает неравную борьбу против жен Улада». Он поспешил к ней, предложил восстановить семью, и все закончилось ко всеобщему удовлетворению. Друиды дали Кухулину и Эмер «напиток забвения», чтобы они не вспоминали о взаимных обидах. А Мананнан «потряс своим плащом между Фанд и Кухулином, чтобы они никогда больше не встречались».

Но далеко не всегда соперничество женщин с феями заканчивалось столь благополучно. Ирландская сага «Смерть Муйрхертаха, сына Эрк» рассказывает о том, как некая Син, принадлежавшая к волшебному племени сидов, влюбила в себя ирландского короля Муйрхертаха. Фея взяла с короля клятву, что он принесет ей любой дар, какой бы она ни попросила. После чего потребовала его развода с женой и изгнания последней: «…пусть Дуайбсех со всеми детьми уйдет прочь из дома…» Король так и повелел, после чего разделил не только ложе, но и дом, и трон с красавицей феей. Однако в те годы изгнать жену из дома было уже не так просто. Ирландия была крещена (это произошло в пятом веке), и отвергнутая супруга направилась прямиком «к другу души, святому епископу Кайрнеху, и поведала о своем горе». Епископ был возмущен изгнанием ничем не повинной жены и наложил проклятие на короля. В свою очередь злодейка фея, как выяснилось, вступила в брак с королем отнюдь не ради любви, а с целью погубить его. В конце концов злосчастный Муйрхертах, гонимый с одной стороны епископским проклятием, а с другой стороны – кознями духов, погиб позорной смертью, явив собой назидательный пример для неверных мужей: он пытался спастись от пожара в бочке с вином, «и сгорело его тело на пять футов длины, остальную же часть предохранило вино от огня».

В кельтских сагах разлучницами, уводящими мужей от семейного очага, очень часто бывают красавицы сиды. Но в реальной жизни сиды встречались редко и причины развода бывали вполне земными. Например, по древнему обычаю валлийцев – жителей Уэльса – жена могла оставить мужа, сохранив приданое, если он страдает проказой или импотенцией, а также «если выдыхания его неблаговонны». Если же супруги‑валлийцы разводились по взаимному согласию, все имущество делилось строго пополам. Дележ производила жена, но муж имел право выбора между предложенными ему однородными вещами. Впрочем, некоторые вещи делились согласно традиции: коза и овца считались предметами однородными, но овца доставалась мужу, а коза – жене. Жена могла забрать перину, а муж – одеяла. Вещи, имевшиеся в единственном экземпляре, разрубались надвое.

Впрочем, валлийский эпос сохранил и примеры похвальной верности, когда супруги не только не стремились к разводу, но и всеми силами пытались сохранить семью. Так, короля Пуйлла – героя валлийского цикла повестей «Мабиногион» – несколько раз пытались разлучить с его женой Рианнон, но каждый раз безуспешно. Первую попытку сделал Гваул, сын Клида, отвергнутый жених Рианнон, – он торжественно прибыл на свадебный пир Пуйлла и Рианнон и заявил, что хочет обратиться к королю с просьбой. Пуйлл, в соответствии с кельтскими обычаями, ответил, что выполнит любую просьбу, лишь бы та была в его силах, и Гваул потребовал отдать ему Рианнон вместе со свадебным пиром. После чего молодые с большим трудом, с помощью хитрости, отстояли собственную свадьбу.

Королевский брак был успешно заключен, но через три года подданные потребовали от Пуйлла развестись с женой: «…мы видим, что ты старше многих мужей этой страны, и печалимся, что нет у тебя потомства от твоей жены. Возьми другую жену, от которой ты сможешь иметь детей». Впрочем, король попросил отсрочку, и в течение года Рианнон родила сына. Новорожденного поместили в спальне королевы, в которой должны были бодрствовать шесть женщин. У семи нянек, как известно, дитя без глазу. У шести вышло еще хуже: все шестеро, естественно, заснули, а проснувшись, не обнаружили новорожденного и не придумали ничего лучше, как обвинить молодую мать в детоубийстве. Добрые валлийцы вновь потребовали от Пуйлла развестись с Рианнон; король на это ответил, «что они не вправе требовать развода по иной причине, кроме как отсутствие детей», а Рианнон хоть и детоубийца, но не бесплодна.

Верность Пуйлла была вознаграждена: через несколько лет пропавший ребенок нашелся, королева была реабилитирована и все закончилось хорошо.

Исландские саги тоже сохранили многочисленные истории разводов древних скандинавов – от конунгов до бондов и рядовых викингов. Всех их, пожалуй, превзошел конунг Харальд Прекрасноволосый, объединивший Норвегию под своей властью в десятом веке. По свидетельству Снорри Стурлусона, для того, чтобы жениться на Рагнхильд Могущественной, «он прогнал девять своих жен». Впрочем, современные комментаторы Снорри ставят такой массовый развод под сомнение, подозревая, что, возможно, конунг всего лишь отказал девяти другим невестам. Но так или иначе, развод был в средневековой Скандинавии достаточно обычным делом.

Другой правитель Норвегии, Олав, сын Трюггви, развелся лишь с одной женой, но зато произошло это после первой же брачной ночи. Олав активно внедрял христианство среди своих подданных, а некоторые из них столь же активно этому противились. Среди закоренелых язычников был некто Железный Скегги, который и был убит людьми конунга «прямо перед дверьми капища». Когда язычников насильственно окрестили, конунг, явив пример христианской кротости, решил помириться с теми, кто остался в живых, выплатить виру и жениться на дочери Железного Скегги. Но новоявленная христианка не успела в должной мере проникнуться идеей смирения и решила отомстить то ли за отца, то ли за религию предков, а скорее всего, за все сразу. Снорри пишет:

«Когда состоялась свадьба, Олав конунг и Гудрун легли в одну постель. Но в первую же ночь, когда они лежали рядом, она вытащила кинжал, как только конунг заснул, и хотела заколоть его. Когда конунг увидел это, он отнял у нее кинжал, встал с постели, пошел к своим людям и рассказал, что случилось. А Гудрун взяла свою одежду и всех тех людей, которые за ней туда последовали, и они с ней отправились своим путем, и Гудрун больше никогда не ложилась в одну постель с Олавом конунгом».

Потерпев неудачу в этом (впрочем, не первом) браке, Олав через некоторое время женился вновь, причем на разведенной женщине по имени Тюри. Если Гудрун не желала быть замужем за конунгом‑христианином, то Тюри, наоборот, через несколько дней после свадьбы убежала от своего мужа Бурицлава, могущественного конунга вендов, потому что тот был язычником. Оказавшись после долгих странствий во владениях Олава, она поведала ему о своих проблемах, и конунг Норвегии, восхищенный ее стойкостью в вере, женился на Тюри. Впрочем, приверженность христианским добродетелям не помешала Тюри уже через полгода устраивать новому мужу сцены, жалуясь на то, что «в Стране Вендов у нее были большие владения, тогда как здесь в стране у нее нет никаких владений, подобающих жене конунга. Часто она умильными словами просила конунга, чтобы он добился возвращения ее имущества».

Друзья Олава долго удерживали его от опасного похода, но Тюри настойчиво требовала раздела владений с первым мужем, приводя новому мужу в пример конунга Дании Харальда, сына Горма, который, приехав в Норвегию, «опустошил большую часть страны». В конце концов Олав не выдержал семейных сцен, а быть может, вдохновился примером славного Харальда. Так или иначе, он собрал войско и отправился к Бурицлаву. По дороге к нему присоединялись союзники, и скоро армада из шестидесяти кораблей подплывала к берегам вендов. Видимо, войско оказалось достаточно большим, потому что Бурицлав не только не стал требовать возвращения жены, но и признал законность всех ее претензий. «Все притязания, которые Олав конунг предъявил, были полностью удовлетворены. Олав конунг долго оставался там летом и встретил там много своих друзей».

Если разводы конунгов могли осложняться дележкой земель и политическими дрязгами, то простые норманны разводились значительно проще. В исландской «Саге о Ньяле», которая повествует о событиях рубежа тысячелетий, речь в числе прочего идет о свадьбе, на которую в качестве гостей прибыли некто Траин, сын Сигфуса, и его жена Торхильд. На пиру Траин засмотрелся на Торгерд, дочь Глума. Это не понравилось его жене, и она устыдила мужа словами: «Ну и стыд! Уставился, так и ест глазами!» Свободолюбивый потомок викингов не мог пережить такого ущемления своих прав.

«Он тут же поднялся из‑за стола, назвал своих свидетелей и объявил о разводе с ней.

– Я не потерплю ее насмешек и брани, – сказал он.

Он так рьяно взялся за дело, что не пожелал дольше оставаться на свадебном пиру, если она не уедет. И она уехала. После этого все снова уселись на свои места, стали пить и веселиться.

Вдруг Траин сказал:

– Я не стану скрывать, что у меня на уме. Хёскульд, сын Колля из Долин, я хочу спросить тебя, выдашь ли ты за меня твою внучку Торгерд?

…Тут они стали договариваться и пришли к согласию во всем. Затем Гуннар поднялся с места, и Траин с ним, и они подошли к женской скамье. Гуннар спросил мать и дочь, согласны ли они на сговор. Те ответили, что не возражают, и Халльгерд помолвила свою дочь».

Для развода в одностороннем порядке требовались уважительные причины, список которых нам неизвестен, поскольку он не вошел в записанные позднее кодексы законов. Но, судя по сагам, особых проблем у желающих не возникало. Известно, что уважительной причиной могли быть резкие слова, публично сказанные женой в адрес мужа, импотенция мужа, дружелюбное отношение мужа к убийце брата жены и даже ношение одним из супругов одежды другого пола. Надо отметить, что скандинавские женщины пользовались в вопросе развода практически такой же свободой, как и мужчины.

Исландская «Сага о людях из Лососьей долины» повествует о печальной участи некоего богача Торвальда, полюбившего бедную девушку Гудрун, дочь Освивра. Освивр пытался предостеречь будущего зятя от неравного брака, но тот ответил, что «сватается к женщине, а не к деньгам».

«Тогда Гудрун была помолвлена с Торвальдом, и Освивр назначил условия брака, и было решено, что Гудрун сама будет управлять их имуществом, когда их подведут к одной постели, и половина имущества станет ее собственностью, будет ли их совместная жизнь долгой или короткой. Он должен будет также покупать для нее украшения, так что ни у одной из женщин, равных ей по богатству, не должно быть лучших украшений».

Но через некоторое время у молодоженов возникли разногласия по поводу того, какие именно драгоценности имелись в виду в контракте. Тем более что «не было таких драгоценных украшений на западных фьордах, которые Гудрун не считала бы необходимым приобрести, и, как бы дорого они ни стоили, она проявляла свою враждебность к Торвальду, если он их не покупал». Кроме того, молодая жена завела откровенный роман с неким Тордом, сыном Ингунн. Скандинавы уважительно относились к женщинам, и оскорбленный супруг не стал применять к корыстолюбивой изменнице никаких карательных мер. Но одну пощечину от своего благоверного она все‑таки схлопотала. Это переполнило чашу терпения любительницы украшений, и она решила развестись. По совету любовника Гудрун сшила мужу «рубашку с таким вырезом, которого достаточно для развода». По традиции рубахи с глубоким вырезом носили женщины, а ношение мужем женской одежды было серьезным проступком, но оскорбленный супруг не разбирался в тонкостях кроя. Он надел рубашку, сшитую любимой женой, и тем самым подписался под собственным разводом. «Этой же весной Гудрун объявила, что она разводится с Торвальдом, и вернулась в Лаугар. После этого разделили имущество Торвальда и Гудрун, и она получила половину всего и была теперь богаче, чем раньше. Они прожили вместе две зимы».

Еще один развод по инициативе женщины описан в уже упоминавшейся «Саге о Ньяле». Некто Хрут обручился с Унн, дочерью Мёрда. Отец невесты поставил условие, что в доме мужа приданое жены должно увеличиться на одну треть, если же Унн родит детей, то ей будет принадлежать половина семейного имущества. Сговор состоялся, но свадьбу отложили, и жених отправился в Норвегию искать приключений и добычи. Повоевать ему случилось, и не без успеха, но главной добычей викинга стала любовь Гуннхильд, матери норвежского короля. Высокопоставленная особа оказывала своему фавориту немалое покровительство, а когда настала пора разлуки, наложила на него заклятие: «Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то не будет у тебя утехи в Исландии с женщиной, что у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься чего хочешь».

Герой‑любовник вернулся в Исландию, женился на ничего не подозревавшей Унн и увез ее на свой хутор. Через некоторое время молодая жена навестила отца и пожаловалась на то, что ей плохо живется с мужем. Унн недвусмысленно намекала на развод, но Мёрд поговорил с соседями и домочадцами дочери о ее муже, а те «отозвались о нем очень хорошо и сказали, что она распоряжается всем в доме, как хочет».

«Тогда Мёрд сказал: – Поезжай‑ка ты домой и живи со своим мужем, потому что все свидетели говорят в его пользу, а не в твою. – И вот Хрут с женой вернулись с тинга (общее собрание мужчин. – О.И.) домой и жили в добром согласии все лето. Но когда наступила зима, дело у них разладилось, и чем ближе к лету, тем больше».

Унн снова отправилась к отцу и наконец решилась признаться ему во всем: «Я хочу развестись с Хрутом, и вот почему. Нет мне от него как от мужа никакого проку, хотя силой мужской он не обижен… Когда он приходит ко мне, плоть его так велика, что он не может иметь утехи со мной, и как мы оба ни стараемся, ничего у нас не получается. Но по всему видно, что по силе своей мужской он не хуже других мужчин».

Видимо, заклятие королевы оказалось действенным. Мёрд согласился, что у дочери есть уважительная причина оставить мужа. Теперь для того, чтобы развод имел законную силу, о нем следовало объявить трижды: у супружеского ложа, у дверей дома и на Скале Закона, возле которой собирался альтинг – всеисландский тинг. Но если с первыми двумя объявлениями проблем не возникало, то до Скалы Закона надо было еще добраться: муж или его родственники могли попросту не выпустить жену из дома. Поэтому отец посоветовал дочери вернуться домой, притвориться ласковой, а потом и вовсе сказаться больной, «чтобы за тобой ухаживали как можно лучше». А когда муж и другие мужчины уедут на тинг, Унн следовало собрать свои вещи и созвать близких людей: «Ты призовешь их в свидетели у твоего ложа и объявишь себя разведенной с ним так, как об этом полагается объявлять на альтинге и в согласии с законом. То же самое повтори у дверей дома». После этого Унн следовало «тайной дорогой» ехать к отцу, а он возьмет дело в свои руки.

Унн все исполнила в точности, после чего Мёрд «пошел на Скалу Закона и объявил о ее разводе с Хрутом. Это было новостью для всех. Затем Унн поехала с отцом домой и больше никогда не возвращалась туда, на запад».

Позднее Мёрд начал тяжбу с Хрутом по поводу приданого дочери, «предъявив иск на девятьсот локтей сукна. Он требовал немедленной уплаты, а также возмещения в три марки в случае отказа от немедленной выплаты». Но брошенный муж настаивал, чтобы дело решил судебный поединок, и отец отказался от своих притязаний. Однако от них не отказалась бывшая жена. После смерти отца Унн обратилась за поддержкой к своему родственнику, Гуннару. Тот, в отличие от старика Мёрда, был воин хоть куда, и теперь уже Хрут отказался от поединка. В результате Унн хотя и с запозданием, но получила все, что ей причиталось при разводе. А Хрут получил хороший урок о том, что не стоит изменять невесте со сведущими в ворожбе женщинами, хотя бы и с королевами.

Свобода разводов, существовавшая в традиционном праве скандинавов, вошла в первые своды писаных законов, составленные уже после победы христианства. Правивший в тринадцатом веке норвежский король Магнус, прозванный «Исправителем законов», никаких серьезных препятствий разводящимся супругам не чинил: «Если какая‑либо причина нарушает совместное проживание супругов… пусть каждый из них получит свое имущество». Даже к неверным женам толерантный Магнус предлагал применять всего лишь экономические санкции: «…если женщина ложится с другим мужчиной, а не со своим мужем, или расходится с ним вопреки Божьим законам и людским, в таком случае она лишается своего свадебного дара». Муж изменницы получал право «распоряжаться всеми частями имущества», но лишь в том случае, если он готов простить неверную супругу и «предлагает ей жить вместе, а она не хочет». Если же муж не делал попыток спасти семью, то терял не только супругу, но и имущество, что, наверное, было не вполне справедливо, но зато способствовало росту толерантности. «А если они мирятся, и он берет ее обратно к себе после этого, пусть поступают так, как будто их дело чисто». Лишь повторная измена жены давала мужу право лишить ее приданого, не делая попыток примирения: «И если она снова совершит такое злодеяние, пусть он распоряжается всеми частями ее имущества, пока она жива, даже если он больше не хочет сходиться с ней». Впрочем, владельцем жениного имущества муж не становился ни при каких условиях – он мог лишь пользоваться им, а после смерти изменницы должен был возвратить приданое ее наследникам.

В те годы обязательного венчания у католиков еще не было, даже присутствие священника на свадьбе считалось необязательным. К разводам, несмотря на то что они были запрещены религией, скандинавы по старой памяти относились достаточно просто, видимо считая, что коль скоро брак заключен без участия Церкви, то и расторгнуть его можно без участия оной. А если брак все‑таки был заключен по католическому обряду (что практиковали прежде всего люди, принадлежавшие к правящей верхушке), то расторгнуть его было нельзя, но зато его можно было объявить недействительным. Иногда авторы хроник и их переводчики называют такую процедуру «разводом», хотя это и не совсем точно.

Шведская «Хроника Эрика», описывающая события тринадцатого века, упоминает о том, как герцог Вальдемар был «разведен… с данною Богом супругой своей».

А потому разводился он с ней,

что больше вместе жить не могли.

Трудно сказать мне, как дни их прошли,

только известно: коль нету раздоров,

то про развод не ведут разговоров.

…Сватали их совсем молодыми,

были они друг для друга чужими.

Как рассказывает хронист, расстаться супруги смогли потому, что «обладали духовным родством» – отец невесты был крестным отцом жениха. Это обстоятельство считалось препятствием к заключению брака, но на него могли в свое время закрыть глаза. Теперь же это давало супругам возможность получить полную свободу:

Им разрешили епископы вскоре

снова жениться, коль будет их воля.

Впрочем, не будь «духовного родства», какую‑нибудь причину для расторжения брака, скорее всего, нашли бы – католицизм, категорически запрещая разводы, предлагает целый ряд причин, по которым брак может быть признан недействительным.

«Жена моя Фатима свободна»

В исламе, несмотря на разрешенность и доступность развода (по крайней мере, по сравнению с нормами христианства, иудаизма и конфуцианства), он не поощряется. Мухаммед говорил, что из всех дозволенных действий развод более всего ненавистен для Всевышнего. Пророк оставил много указаний по поводу того, как супруги должны обращаться друг с другом, чтобы поддерживать мир в семье. Но если мир сохранить невозможно, мусульмане разводятся, причем развод не ложится пятном на репутацию женщины, и она может снова выйти замуж.

Знаменитый персидский историк рубежа XIII–XIV веков Рашид ад‑Дин писал: «Человека, который любит жену, нельзя разлучить с нею и сотней хитростей и понуждений, а тем, у которых нет согласия, лучше разойтись как можно скорее, дабы избавиться друг от друга и обоим была польза, так как опытом установлено, что есть некоторые жены, которых мужья не любят, но когда им дают развод, их сватают другие и любят, следовательно, развод содержит в себе пользу для обеих сторон».

Развод возможен как по инициативе мужа, так и по инициативе жены. Брачный контракт, который обязательно подписывается на свадьбе, может включать условия развода, в том числе и равноправные для супругов. Если же это отдельно не оговаривается, то шариат предлагает несколько традиционных форм.

«Талак» происходит только по инициативе мужа. У людей, плохо знакомых с исламом, часто бытует мнение, что мужу‑мусульманину достаточно трижды произнести формулу развода и он становится свободен, а жена должна убираться из дома. Но на самом деле это совсем не так. Быть может, какие‑то торопливые супруги и ускоряют развод вопреки правилам, но по нормам шариата «талак» – это достаточно долгая и сложная процедура. Прежде всего, его можно объявить далеко не в любое время, а только в так называемый «чистый период» – когда менструация у женщины уже закончилась, а в половые отношения с мужем она еще не вступала. Это дает гарантию того, что женщина не беременна. Только в эти недолгие дни муж имеет право произнести заветную фразу: «Завджати Фатимату талик» – «Жена моя Фатима свободна» (или любую другую из семнадцати узаконенных ритуальных формул). Но фраза эта пока что чисто риторическая: супруги еще далеко не свободны друг от друга. Муж должен по‑прежнему содержать жену и заботиться о ней, а жена обязана жить в доме мужа в течение трех менструальных циклов или трех месяцев, если менструаций у нее по каким‑либо причинам (кроме беременности) нет. От такого долгого ожидания освобождаются только те супруги, которые поссорились сразу после свадьбы, не успев вступить в брачные отношения. А если женщина беременна, то супругам придется дождаться родов.

Все это время у супругов остается возможность помириться. Мужу для этого достаточно произнести фразу: «Я вернул тебя». А если он помириться не хочет, но в половые отношения со своей женой нечаянно вступит, то отсчет времени придется начать сначала. Если же супруги (или во всяком случае, муж) верны своим намерениям, то через три месяца развод получает законную силу. Теперь жена может забрать полученный от мужа «брачный дар» и другое имущество, которое причитается ей по договору, и выйти замуж за другого мужчину. Но может и не выходить: у нее есть право снова выйти за своего прежнего мужа, если он этого захочет. Впрочем, захотеть придется достаточно сильно: ведь в этом случае муж должен повторить свой брачный дар и заново сыграть свадьбу. Если супруги после новой свадьбы поссорятся снова, то все начнется сначала, и так до трех раз.

Встречаются решительно настроенные мужья, которые не оставляют жене надежду на примирение и хотят разойтись раз и навсегда. Таковым мужьям дозволяется без всяких промежуточных примирений произнести формулу развода трижды. Но делать это надлежит с месячными интервалами. Так что развод, так или иначе, произойдет через три месяца, но будет уже необратимым.

После третьего «талака» ни примирение, ни повторный брак уже невозможны. Теперь женщина должна выйти замуж за другого мужчину. И только после развода с ним она снова может вернуться к своему прежнему мужу, если вдруг бывшие супруги все‑таки решат помириться. Это странное на первый взгляд правило имеет глубокий смысл: оно удерживает мужей от слишком вольного обращения с формулой развода. Не будь такого правила, некоторые мужья могли бы так и гонять своих жен туда‑сюда, из своего дома в родительский и обратно. Мысль о том, что жена изгоняется не к родителям, а к другому мужчине и что примирение с ней в ближайшие несколько месяцев, по крайней мере до ее нового замужества и развода, будет невозможно, может сыграть роль серьезного барьера – ведь фиктивные браки в исламе запрещены… Нередко бывает, что раскаявшийся муж сам подбирает для бывшей жены нового супруга, с которым уже оговорены условия грядущего развода. Но брак этот должен быть полноценным, если только его участники не желают нарушать нормы шариата.

Интересно, что «талак» может быть предостерегающим, «условным». Например, муж говорит жене: «Ты разведена, если войдешь в дом соседей». После этого «талак» вступает в силу в тот момент, когда жена нарушает предписание мужа.

Для развода «талак» согласие жены не требуется, но и материальных расходов она при этом не несет: это самый щадящий для ее кошелька вариант. Женщина при «талаке» забирает с собой и брачный дар, и свое личное имущество, а в некоторых странах может выговорить себе алименты. Но возможен и развод супругов по взаимному согласию, этот развод называется «мубара’ах». Формально он тоже происходит по инициативе мужа, но в таком случае женщина несет некоторые убытки, как правило, теряет часть брачного дара. Процедура этого развода может утверждаться через суд.

Существует и развод по инициативе женщины – «хул’». Жена вправе через суд требовать развода по некоторым уважительным причинам, например при отказе или неспособности мужа материально содержать семью или выполнять свои супружеские обязанности. Если ее претензии будут признаны законными, она сохранит свое имущество и свадебный дар. Но если уважительной причины нет, а совместная жизнь кажется невыносимой, «хул’» дает жене возможность «откупиться» от мужа. Она предлагает ему некоторую сумму, которая может равняться брачному дару или даже превышать его. Это считается справедливой компенсацией мужу за его попранные чувства (ведь он разводится против своей воли), а также за понесенные им расходы.

И наконец, существует так называемый развод «ли’ан» – к нему прибегает муж, который обвиняет жену в супружеской измене. Впрочем, хотя кара за измену по нормам шариата бывает очень суровой, доказать ее почти невозможно: она должна подтвердиться независимыми показаниями четырех непосредственных свидетелей. А поскольку жена, если уж она изменяет мужу, обычно делает это не в присутствии столь многочисленной публики, доказать измену очень трудно, тем более что свидетелям, если их показания не подтвердятся, в свою очередь грозит суровое наказание. Впрочем, суд может принять к рассмотрению клятвы обвинителя и обвиняемой. Но даже если вина женщины не доказана, брак, подвергшийся столь тяжкому испытанию, обычно расторгают как непримиримый.

У шиитов, в отличие от суннитов, есть еще одна возможность расторгнуть брачные узы – у них разрешены временные браки, которые сами собой распадаются по истечении срока брачного контракта. Впрочем, развестись можно и до истечения этого срока.

Несмотря на то что Мухаммед советовал мусульманам всеми силами сохранять семью, можно отметить одну ситуацию, когда он прямо призывал к разводам. Дело в том, что до возникновения ислама мужчины Аравийского полуострова могли иметь любой гарем. Однако кораническим откровением, ниспосланным Пророку, количество жен для мусульманина ограничивалось четырьмя. Поэтому арабы‑многоженцы, принявшие ислам, должны были отпустить «лишних» жен. Мухаммед сказал: «Выбери из них четырех и разведись с остальными». Самому Пророку было позволено сохранить тех жен, которые были у него на этот момент.

Несмотря на то что права мужчины и женщины в браке по шариату не равны и женщина находится в подчиненном положении, дети после развода чаще остаются с матерью. Считается, что ребенок должен жить с матерью до тех пор, пока он нуждается в ее опеке. Четкие сроки шариат не называет, в разных странах они определяются по‑разному. Но обычно мальчик остается с матерью по крайней мере до семилетнего возраста, а девочка – до совершеннолетия (которое, впрочем, у мусульманских девочек наступает в девять лет). Нарушается это правило только в том случае, если разведенная жена повторно выходит замуж. Известна история о том, как одна женщина обратилась к Пророку со словами: «О посланник Аллаха! Поистине, мое чрево было для моего дитяти жильем, а мое молоко было для него питьем, а теперь его отец развелся со мной и хочет забрать его у меня!» Мухаммед ответил: «До тех пор, пока ты не выйдешь замуж за другого, у тебя больше прав на ребенка».

Преимущественные права на ребенка имеет и его бабушка по матери. Однажды к Абу Бакру, ближайшему сподвижнику и тестю Мухаммеда, обратились разведенный отец и бабушка мальчика – каждый хотел, чтобы ребенок жил с ними. Абу Бакр решил спор в пользу женщины.

Принимается во внимание и желание самих детей, если они достаточно велики, чтобы осмысленно высказать его. Известно, что однажды разводящиеся супруги обратились к Мухаммеду с вопросом, кто из них должен воспитывать сына. Пророк сказал ребенку: «Это – твой отец, а это – твоя мать. Возьми за руку того, кого захочешь». Мальчик выбрал мать, и они ушли вместе… Впрочем, кто бы ни воспитывал ребенка, обеспечивать его материально должен отец.

Несмотря на недвусмысленные указания, которые оставили на этот счет и Мухаммед, и Абу Бакр, приоритет матери соблюдается не у всех мусульман. Например, у курдов Ирана было принято, что дети после развода родителей оставались с отцом и мать могла видеть их только с разрешения бывшего мужа.

Кстати, у курдов существовало немало интересных обычаев, связанных с разводом. Этнограф А.А. Аракелян пишет, что курдские судьи «кази» держали специальных агентов, которые в народе носили прозвище «ослов казия» – они, вопреки запрету, за вознаграждение вступали в фиктивные браки с разведенными женами, чтобы затем вновь передать их мужьям, которые поторопились с разводом. Но некоторые мужья боялись оставлять любимых, хотя и разведенных жен наедине с представителями этой сомнительной профессии. Тем более что агенты порой отказывались расторгать свой вполне «законный» брак с приглянувшимися им женщинами. Чтобы устранить это недоразумение, курдские мужья ввели обычай, который, конечно, имеет к исламу достаточно косвенное отношение, однако прижился в недрах народной традиции. Аракелян пишет: «Они сочетают браком разведенную жену с люлеином (глиняный кувшин для совершения омовения); жена спит несколько ночей с этим люлеином, держа его в объятиях». В такой ситуации муж мог быть вполне спокоен за жену, но увы, даже раскованная фантазия курдов не могла сделать так, чтобы кувшин, не обладающий собственной волей, «развелся» с женой. Поэтому «супруга» надлежало «убить», т. е. разбить, после чего его «вдова» могла с чистой совестью вступить в новый, а точнее, старый брак. Но благородные курды считали, что убивать можно лишь на поле брани. Убить соперника, пусть даже он и предстал в облике кувшина, считалось у них бесчестьем. «И вот есть люди, – пишет Аракелян, – которые по бедности соглашаются за известное вознаграждение совершить такой большой грех, как разбить люлеин‑супруга. Разбит люлеин – и жена свободна. Но эти “убийцы‑курды” презираемы всеми».

Вопреки распространенному мнению о том, что инициатором развода у мусульман обычно является мужчина, это далеко не всегда и не всюду бывало так, и процессы глобализации здесь ни при чем. Например, по статистике в 1866 году среди мусульман Уфимской губернии России зарегистрировано 268 разводов‑«талаков» по инициативе мужей и 1313 разводов‑«хул’» по инициативе жен. Впрочем, этнограф А.З. Асфандияров, который приводит эти цифры, уверяет, что далеко не все эти жены хотели разводиться. «Талак» невыгоден для мужчины, поэтому многие мужья, решив развестись, попросту делали жизнь своих жен невыносимой и толкали их на вынужденный развод‑«хул’». С другой стороны, тот же Асфандияров отмечает, что среди башкир женщин всегда было меньше, чем мужчин (о причинах этого он не говорит), поэтому жены достаточно легко соглашались на развод, зная, что за новым замужеством дело не станет.

Муж оформлял разводное письмо, а мулла делал запись в метрической книге. В уфимских архивах сохранилось, например, такое разводное письмо, написанное почти два века назад: «1846 года, генваря 18 дня, я, ниже подписавшийся, будучи в здравом рассудке, дал сие разводное письмо о том, что я при свидетелях добровольно развел жену свою Кинзесултану Мухаметгалину с получением от нее кобылу мухортою, жеребца сивого, штофнаго халата, быка и всех вещей, какия были мною отданы в калым. В чем башкирец Абдултариф Арсланбаев руку приложил. Значующиеся в сем письме лошади и вещи, отдав мужу Арсланбаеву, я по доброй воле развелась с ним, и в том женка Кинзесултана Мухаметгалина тамгу приложила».

Даже в расположенных в разных местах общинах одного и того же народа взгляд на развод может очень сильно отличаться. Так, А.Б. Клот‑Бей, проведший пятнадцать лет в Египте и оставивший труд «Египет в нынешнем своем состоянии» (в середине девятнадцатого века), писал: «Арабы более всего употребляют во зло право развода. Некоторые из них переменяют жен более пятидесяти раз». В Аравии же, как сообщал в 1815 году «Вестник Европы», «без самых сильных причин арабы никогда не пользуются правом бросать жену, потому что сей поступок считается постыдным в глазах тех людей, которые заботятся о добром своем имени».

Сегодня законодательства очень многих стран мусульманского мира стараются, не вступая в прямое противоречие с нормами шариата, все‑таки ввести разводы в какое‑то административное русло. В Египте принят закон, по которому после объявления «талака» муж должен нотариально заверить его у нотариуса и передать копию документа жене. Вопросы алиментов рассматриваются в суде. Если египтянин разводится с женой просто потому, что она ему надоела, он обязан обеспечить ее материально на два года безбедной жизни, а если брак длился достаточно долго, то сумма может возрасти. Сын должен оставаться с матерью по крайней мере до десяти лет, а дочь – до пятнадцати. Суд может продлить этот срок до пятнадцати лет для мальчика и до замужества для девочки.

В Брунее муж тоже обязан регистрировать свой «талак» у судьи, а судья может обязать его обеспечить разведенной жене тот уровень жизни, который она имела до замужества.

Марокканские мужья тоже регистрируют «талак» в присутствии жены и двух свидетелей. После этого сыновья остаются с матерью до совершеннолетия, а дочери – до замужества.

В сегодняшнем Иране «талак» действителен только после его утверждения судом. А женщина может требовать развода не только по традиционным поводам, но и в том случае, если муж на три года угодил в тюрьму, завел вторую жену без согласия первой, на полгода уехал из дома без уважительной причины или же замечен в «плохом поведении» и общается с «дурной компанией».

Date: 2015-11-13; view: 291; Нарушение авторских прав