Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Ведьмин клад 3 page





Больше всего сил, времени и бесценного запаса лоскутков ушло на то, чтобы вынуть из кладки самый первый камень, а дальше дело пошло чуть быстрее. Когда Настя закончила с лазом, часы показывали пять утра. Сердце больно сжалось – в это время они с сестрой Таисией уже должны были косить траву для коровы Зорьки, а сестра София с матушкой Василисой собираться в дорогу, увещевать коммунаров.

Чтобы отважиться проползти в дыру в стене, Насте понадобилось все ее мужество: каменный колодец уже был обследован и обжит, а впереди ждала полная неизвестность. И нет никакой гарантии, что из одной ловушки она не попадет в другую.

Неизвестно, сколько бы она просидела перед открывшимся лазом, если бы не жажда. Земляные работы и паника отняли много сил, пить хотелось невыносимо, а из пролома в стене доносился звук капающей воды. Настя решилась. Напоследок проверив, на месте ли весь ее нехитрый скарб, она перекрестилась и нырнула в дыру.

По ту сторону стены был проход, такой узкий, что даже Настя со своими среднестатистическими ста шестьюдесятью сантиметрами больно стукнулась головой о потолок, когда попыталась выпрямиться в полный рост. Ощущение было таким, точно она попала в лисью нору: невидимые в темноте стены давили на психику, вызывая тошнотворные приступы клаустрофобии.

– Ну и что, что нора? – сказала Настя шепотом. – Зато из норы всегда есть выход.

Подземный ход не должен вести далеко. Скорее всего очень скоро она окажется на поверхности, а там – солнце, свежий воздух и открытое пространство.

Эти мысли подстегнули, придали сил. Настя с максимальной в сложившихся обстоятельствах скоростью двинулась вперед. «Максимально быстро» означало не бегом и даже не быстрым шагом. Это означало: осторожными семенящими шажочками, одну руку вытянув вперед, а второй прикрывая лицо, чтобы не удариться о какой‑нибудь выступ в неровном потолке. Время от времени приходилось останавливаться, поджигать тряпицу и осматриваться, а потом, пока тряпица еще горела, ускорять шаг и за несколько секунд преодолевать невероятно большое расстояние в пять‑десять метров, а дальше снова брести в непроглядной темноте, замирая и обливаясь холодным потом от малейшего шороха, взвизгивая и почти теряя сознание, когда рука или, не приведи господь, лицо попадали в липкую паутину.

Настя шла уже больше часа, а подземный ход, вместо того, чтобы вывести ее наконец на поверхность, вдруг начал приобретать отчетливо ощутимый уклон книзу. Утешало, если это можно назвать утешением, только одно – она пока не обнаружила ни одного бокового ответвления. В подземном лабиринте она бы точно сошла с ума, а так оставалось только идти вперед и молить Бога, чтобы ход поскорее вывел ее хоть куда‑нибудь.

Она шла, а с потолка за шиворот начали падать холодные капли, и сапоги ступали теперь не с глухим эхом, а с противным шлепаньем. Вода. Для Насти этот факт означал сразу две вещи. Во‑первых, сочащаяся с потолка вода говорила о том, что подземный ход проходит под рекой. В окрестностях скита была только одна речка, слава богу, не слишком широкая и не слишком глубокая. А во‑вторых, она наконец смогла утолить жажду.

Метров через пять единичные лужи на полу начали сливаться в один сплошной ручей, и Настя мысленно поблагодарила сестру Агнию за резиновые сапоги. Капель над головой тоже усилилась, и, чтобы не замочить книгу и остатки лоскутков, Настя сунула торбу за пазуху. К счастью, потоп очень скоро прекратился и намокнуть она не успела, просто сдернула с головы трикотажную шапку, отжала из нее воду, вытерла лицо. Шапку хотела было выбросить, но вовремя передумала, сунула в карман телогрейки.

Чем дальше Настя отходила от реки, тем сильнее становился уклон. Теперь подземный ход однозначно поднимался к поверхности, и этот факт подгонял не хуже, чем страх.

Она плутала по подземелью уже больше четырех часов. В коробке осталось всего пять спичек, и она больше не зажигала огонь, пробиралась исключительно на ощупь.

Еще через час тоннель начал сужаться. Сначала это было почти незаметно, но каждые последующие метры Насте приходилось наклонять голову все ниже. Достаточно было просто раскинуть руки в стороны, как ладони тут же упирались теперь уже не в каменную кладку, а в спрессованную до состояния камня землю.

Очень скоро подземный ход превратился в самый настоящий лаз, и Настя запаниковала. Одна, в непроглядной темноте, под землей… И чем дальше, тем страшнее. Ведь очевидно же, что нет никакого подземного хода. Может, он и был, но со временем обрушился. Или вот‑вот обрушится и погребет ее под многотонным пластом земли. Это ж какая страшная смерть, Господи…

Стоило только подумать, что близок конец ее земному существованию, как безропотная покорность судьбе лишила ее остатков сил. Настя уткнулась лицом в ладони и заплакала. На то, чтобы заорать в голос, сил уже не осталось.

…Женский голос она услышала не сразу, сначала даже и не поверила, что это голос, подумала, что начались галлюцинации. Но вместо того, чтобы исчезнуть, голос сделался сильнее. Он, кажется, что‑то пел, что‑то неразборчивое, грустное.

Способность здраво мыслить, а вместе с ней и силы вернулись к Насте довольно быстро. Если она может слышать голос, значит, его хозяйка где‑то близко, где‑то на поверхности. Значит, и поверхность уже близко! Что же она лежит?! Нужно ползти!

Она ползла, вгрызаясь ногтями, зубами в твердокаменную землю, в кровь обдирая кожу, открытым ртом жадно вдыхая ставший вдруг свежим воздух. Когда далеко впереди забрезжил слабый свет, Настя уже пробиралась по тоннелю по‑пластунски. Измученный и напуганный ночными приключениями мозг сначала принял свет за галлюцинацию. Настя крепко зажмурилась, потом снова открыла глаза – свет не исчез. Если бы она не сорвала голос, то обязательно заорала бы во все горло от облегчения.

Дошла, доползла! Слава тебе, Господи!

Настя выползла на поверхность, упала в колючую траву и расплакалась. Плакала она недолго – сил не осталось даже на это. Силы осталось только на то, чтобы лежать на спине и смотреть в яркое августовское небо, синеющее в прорехах развесистых кедровых лап.

 

* * *

 

Тонкий писк комаров и прочей крылатой нечисти выводил из душевного равновесия почище, чем уже, почитай, трехчасовое сидение в засаде. Егор хлопнул себя по щеке и не без садистского удовольствия констатировал, что одним маленьким кровопийцей на Земле стало меньше.

– Тише ты! – зашипел на него Макар, проводник, егерь и охотничий гуру в одном лице. – Расхлопался тут.

– Так кусаются, гады, – сказал Егор шепотом.

– Кусаются, – проворчал Макар. – А ты рожу кремом намажь, и не будут кусаться.

– Намазал – не помогает, – Егор поерзал на неудобных досках лабаза, чуть не уронил вниз свой «Никон».

– Да не шуми ты! – зашипели на него уже с другой стороны.

На сей раз свое недовольство решил выразить Померанец, Антон Померанцев, закадычный Егоров дружок еще со славных институтских времен.

– А кто шумит? – Егор повесил «Никон» на шею и в который уже раз укорил себя за то, что поперся вслед за Померанцем в этот медвежий угол «на сафари». Можно подумать, настоящих африканских сафари ему было мало! Захотелось идиоту российской экзотики. Специально из Нью‑Йорка прилетел, когда узнал, что приятель собирается поохотиться на медведя в сибирской глуши.

А Померанец тоже хорош, еще друг называется. Вместо того чтобы отговорить его от этой авантюры, взял и согласился. Чуток поартачился для проформы, но аргументы его были, мягко говоря, неубедительны. «Ялаев, да на кой хрен тебе эта охота?! Ты же вон даже ружье держать не умеешь, а там дело серьезное, настоящее мужское дело. Медведь‑людоед – это тебе не хухры‑мухры. Львы и носороги отдыхают».

Вот на это «настоящее мужское дело» Егор и купился. Ну, еще и на медведя‑людоеда, само собой. А скажи Померанец, что в тайге обитают комары‑мутанты, от укусов которых рожа опухает в три секунды, Егор наверняка бы подумал, нужны ли ему такие страдания. Да и людоед на поверку оказался самым завалящим медведем. И в самой охоте не было ожидаемой романтики.

Вслед за Макаром, многоопытным в такого рода делах и демонстрирующим свое профессиональное превосходство на каждом шагу, они целый день топали по лесу. Да еще в таком темпе, что Егор, привычный к пешим походам, выдохся уже на полпути и искренне недоумевал, как же они, измученные многокилометровым марафоном, будут гоняться по тайге за медведем?

А оказалось, что гоняться‑то не нужно. Оказалось, что Макар все уже устроил самым наилучшим образом, привел их на место, где медведи давно прикормлены и от дармовой жратвы утратили бдительность. Осталось только с максимально возможным комфортом устроиться в замаскированном на краю лесной поляны лабазе и ждать.

С одной стороны, это даже хорошо, дневной марш‑бросок вымотал донельзя, а с другой, что ж это за охота такая?! Ни азарта тебе, ни погони! И ноги от неподвижного сидения в лабазе затекли, и комары проклятущие кусают. Утешением могло служить только одно – по пути Егор сделал несколько классных снимков. Не был бы он фоторепортером с мировым именем, если бы не воспользовался подвернувшимся случаем. Глядишь, и перелет из Нью‑Йорка удастся окупить. Одна только фотография Макара чего стоит! Что ни говори, а мужик колоритный: коренастый, хмурый, косматый, с будто рубленым топором мужицким лицом и с вселенской тоской в васильковых глазах. А если ко всему вышеописанному добавить еще и соответствующий фон… В общем, в каком‑нибудь «ГЕО» или «National geographic» фото с руками оторвут. А может, еще и медведя удастся заснять в самый, так сказать, кульминационный момент…

Помечтать всласть о будущем снимке Егору не удалось – рядом завозился Померанец.

– Да что же это такое?! – застонал Макар. – Вы сговорились, что ли? Или вам, чертям, охота больше не нужна?

– Мне бы по нужде, – Померанец застенчиво поскреб редкую щетину.

– Охотнички хреновы, – Макар в сердцах махнул рукой. – Ну, давай, только побыстрее. Самое время начинается.

Померанец заграбастал карабин, проворно спустился с лабаза на землю.

– А ружье‑то тебе зачем? – коротко хохотнул Макар. – Комаров стрелять?

– Не комаров, а медведей, – огрызнулся Померанец.

– Ну‑ну, со спущенными портками на медведя – это самое то!

Егор лениво прислушивался к перебранке, но сам в спор не встревал. Опыт многолетнего общения с Померанцем подсказывал, что дело тут вовсе не в естественных потребностях. Просто друг считал себя, да и был – чего уж там! – очень серьезным бизнесменом, и прожить целый день, не выяснив, как там его бизнес, было выше его сил. Для того, чтобы держать руку на пульсе, он даже захватил с собой в тайгу спутниковый телефон. А примерно двадцать минут назад телефон тихо курлыкнул. Померанец попытался совладать со своими бизнес‑инстинктами и звонок проигнорировал, а вот сейчас, видать, не утерпел. Егор пришел к такому выводу, когда заметил, что друг прихватил с собой не только карабин, но и телефон. Поперся, небось, узнавать, что понадобилось на ночь глядя его подчиненным.

Да, нелегкая у приятеля жизнь: серьезный бизнес со всеми вытекающими. Вот ему, Егору Ялаеву, живется не в пример лучше, потому как он никакой не бизнесмен, а свободный художник. И для того, чтобы получить удовлетворение от жизни, ему вовсе не нужен экстрим в виде охоты на медведя.

Конечно, ему повезло – далеко не каждый фоторепортер может попасть в штат журнала «National geographic» и своим маленьким хобби зарабатывать столько, чтобы вполне хватало на достойную жизнь, да еще и оставалось на черный день.

А все началось смешно и даже несерьезно – с конкурса, который проводил в Интернете все тот же «National geographic». Егор, тогда еще собкор заштатной районной газетенки с устрашающим тиражом в десять тысяч экземпляров, выложил свои фотоработы. Он ни на что особо не надеялся, потому как коллеги постарше убедили его, что всюду блат и коррупция, просто решил выпендриться, чтобы потом заливать барышням, что принимал участие аж в международном конкурсе.

В общем, выложил он свои работы, похвастался перед барышнями и думать забыл о конкурсе. А месяца через два на его электронный почтовый адрес пришло письмо из редакции журнала «National geographic», в котором сообщалось, что господин Ялаев занял в конкурсе первое место и приглашается в славный город Нью‑Йорк, где будут рассмотрены варианты его трудоустройства, поскольку главной целью конкурса был поиск талантливых фотографов с нестандартным видением мира. В конце письма прилагался список телефонов, по которым господин Ялаев мог связаться с сотрудниками редакции.

Честно говоря, сначала Егор решил, что это чья‑то не слишком удачная шутка, но на всякий случай заглянул на сайт журнала. Заглянул, убедился, что письмо – никакая не шутка, а самая настоящая реальность, на радостях напился, на следующий день закономерно опоздал на работу и был с позором уволен за «систематические прогулы». Положа руку на сердце, никакой системы в его прогулах не было. Да и сами прогулы можно было пересчитать по пальцам одной руки. Просто главный редактор, вредная и жутко скандальная бабенка, задумала пристроить на его место своего племянника, вот и ждала подходящего момента. Дождалась, пиранья. Впрочем, Егор особо не печалился. Бывшая патронесса своим волевым решением перерезала единственную ниточку, которая связывала его с малой родиной. Все, теперь, когда он безработный, можно очертя голову бросаться в любую авантюру.

Деньги на авантюру одолжил Померанцев, который к тому времени успел раскрутиться и из всего их институтского выпуска числился самым состоявшимся и перспективным. Хозяин собственной полиграфической компании – это тебе не заметки на злобу дня в малотиражной газете пописывать, это совсем другой масштаб!

Померанцев идею Егора лететь в Штаты не одобрял, потому что считал, что «буржуйские америкосы» станут товарища нещадно эксплуатировать, но денег в долг все‑таки дал, и, как только решились все формальности, Егор стартанул в Америку.

Будущее показало, что друг Померанец, описывая тяготы заграничной жизни, очень сильно сгустил краски. В редакции Егора встретили как родного, сильно обрадовались его вполне сносному английскому и сразу же предложили подписать контракт. Егор, ясное дело, насторожился, вспомнил разговоры Померанца про буржуйскую кабалу, но, как только увидел размер своей будущей зарплаты, бросился в кабалу очертя голову.

С того момента, как он поставил свою подпись на договоре, жизнь его раз и навсегда изменилась, и уже спустя год Егор вспоминал работу собкором как страшный сон. К слову, долг Померанцу он вернул уже в следующем месяце, и денег, оставшихся с аванса, еще хватило на то, чтобы снять скромную квартирку и купить обалденную оптику для работы. А потом все как‑то закрутилось. Наверное, Егору повезло, и он попал в струю, но теперь в его контрактах стояли суммы, намного большие той, самой первой, и известные журналы мира выстраивались в очередь, чтобы заполучить снимки от Грегори Ялаефф. Вот как!..

Приятные воспоминания спугнул громкий вопль Померанца и выстрелы.

– Твою ж мать! – заорал Макар, спрыгивая с лабаза и на ходу передергивая затвор винтовки.

Егор тоже передернул затвор, только у фотоаппарата, вслед за егерем спрыгнул на землю. Вовремя, кстати, спрыгнул: на полянку с отчаянным ревом вывалилась темная туша. Он нажал на спуск, «Никон» застрекотал, что тот пулемет, а Егор мысленно порадовался, что у него в руках всего лишь фотоаппарат, а не ружье. Потому что, будь у него ружье, он бы обязательно выстрелил в эту тушу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не медведем, а Померанцем. Вот уж точно говорят, что у страха глаза велики. Спутать худющего, точно жердь, Померанца с хозяином тайги можно было только с очень большого перепугу.

– Чего палишь?! – уже не таясь, во все горло, заорал Макар.

– Так медведь… – проблеял Померанец, дрожащими руками застегивая ремень на штанах.

– Хрен тебе теперь, а не медведь! – Егерь зло сплюнул себе под ноги.

– Я правду говорю! – Друг наконец справился с ремнем, схватил Егора за рукав куртки. – Я его ранил! Побежали, чего стоим?!

– Куда побежали?! Куда?! – взвыл Макар.

– Так за медведем! Он же раненый, далеко не уйдет!

– Так это медведь так орал? – усмехнулся Егор.

– Плохо, что ранил, – поостывший малость Макар уселся на землю.

– Почему плохо? – хором спросили Егор и Померанец.

– Потому что хуже раненого медведя в тайге зверя нет. Ему, небось, от боли и страха башку снесло. Все, конец охоте!

– Как это – конец охоте?! – Померанец, уже оправившийся после недавнего конфуза, встал в позу. – Ты что, Макар?! Я тебе такие бабки заплатил, чтобы ты нас день по лесу гонял, нашей кровушкой бесценной комаров поил, а потом сказал: «Конец охоте»?! Нет, любезный, так дела не делаются. Я тебе заплатил за медведя, а не за экскурсию по тайге. Давай, заряжай ружьишко и погнали!

– Ночью нельзя, – Макар, кажись, прочувствованной речью Померанца впечатлился и сбавил обороты. – Добирать зверя утром будем.

– Что?! Да он до утра уйдет!

– Если ранен, далеко не уйдет. Эх, опасное это дело. Для добора собаки нужны.

– А ты у нас на что? – Померанец похлопал егеря по плечу. – Ты ж у нас следопыт, профессионал! А знаешь что, а давай‑ка я тебе еще пятьсот баксов сверху накину, так сказать, вместо собак.

– Семьсот, – проворчал Макар.

– Ну не наглей же ты так! За такие бабки я себе готового медведя могу купить.

– Шестьсот долларов – и выходим на рассвете.

– По рукам!

«Вот тебе и погоня», – со смесью нетерпения и легкого сожаления подумал Егор. С нетерпением все было понятно – не будет никакого убийства из засады, а будет что‑то, хотя бы отдаленно похожее на честный бой. Медведь, хоть и подранен, но у него еще есть несколько часов форы, если проявит смекалку, то запросто может уйти от преследования. Не радовала только одна маленькая, но существенная деталь – проклятущий гнус, от которого широко разрекламированный крем «Тайга» спасал всего на пару часов.

 

* * *

 

Лежать, смотреть в небо и ни о чем не думать было хорошо. Настя бы и лежала, если бы опять не проснулся инстинкт самосохранения.

Она оказалась в лесной глуши совсем одна, без компаса, без запасов еды и питья, с пятью спичками и жалкими шерстяными лоскутками. Она совершенно не ориентируется в тайге и понятия не имеет, как далеко увел ее подземный ход от скита и в каком направлении следует искать людские поселения. А голос, тот, что вывел ее из подземелья, оказался галлюцинацией, потому что нету тут ни единой живой души. Вот такая получалась невеселая картина. Получалось, что она попала из огня да в полымя. Стопроцентная горожанка, в лесу она чувствовала себя совсем беспомощной.

Настя встала, осмотрела свою одежду. Телогрейка и джинсы выглядели ужасно: джинсы в грязи, рукав телогрейки порван. Ничего страшного, ей в этой одежде не на танцы идти. Главное, что вещи теплые, и если, не дай бог, придется ночевать в лесу, у нее есть шанс, во‑первых, не замерзнуть, потому что августовские ночи уже изрядно холодные, а во‑вторых, хоть как‑то защититься от мошкары. А еще хорошо, что она не выбросила шапку. Шапка тоже пригодится, надо только ее просушить.

Настя осмотрелась, подобрала с земли кедровую шишку, как могла, счистила с одежды комья налипшей грязи. На отломанную ветку повесила сушиться шапку, выложила перед собой содержимое торбы.

Да, вещей у нее маловато, весь скарб можно пересчитать по пальцам. Во‑первых, складной нож. Для защиты от диких зверей он, конечно, не годится, но для добычи пропитания сойдет. Во‑вторых, спички. Всего пять штук, каждая на вес золота. В‑третьих, лоскутки. Применения им Настя пока не придумала, но на всякий случай бережно свернула и сунула обратно в торбу. В‑четвертых, книга матушки Василисы. Честно говоря, Настя рассчитывала увидеть Библию, но перед ней лежала кожаная папка с тесемками. Внутри обнаружился самодельный картографический атлас. Если верить пожелтевшим страницам, выцветшим чернилам и проставленной на титульном листе дате, атлас был старый, тысяча девятьсот двадцать девятого года. Настя пожевала сорванную былинку, пролистнула шуршащие страницы с топографическими картами и написанными аккуратным бисерным почерком комментариями. Составителем атласа значился некто И.В. Мыкалов, профессор Томского политехнического института. Странно, зачем матушка Василиса хранила такую мирскую книгу?

При мысли о том, что матушки Василисы и остальных сестер, может быть, уже нет в живых, сердце больно сжалось, но Настя прогнала прочь дурные мысли, сунула папку обратно в торбу. Все, хватит рассиживаться, на часах уже половина двенадцатого. Надо двигаться вперед. Может быть, ей повезет, и она успеет засветло выйти к людям. А еще надо подумать, чем утолить голод, потому что пустой желудок уже давно жалобно подвывает.

Никакой особенный маршрут Настя не выбирала, пошла куда глаза глядят. Через час стало ясно, что голодная смерть ей не грозит. В эту пору в лесу было много ягод. Конечно, ягоды – пища не самая калорийная, зато вкусная и относительно безопасная. Были еще и грибы, их Настя есть не отваживалась, но собирала и складывала в сумку, на черный день.

Ближе к вечеру ей, можно сказать, повезло: возле старой замшелой коряги нашлась пустая консервная банка. С одной стороны, банка и сама по себе была ценной находкой, в ней можно было кипятить и хранить воду. А с другой, она свидетельствовала о том, что лес этот, хоть и дикий, но людьми все же посещаемый. Появилась робкая надежда, что до обитаемых мест не так и далеко.

Увы, надеждам этим не суждено было сбыться. Часы показывали уже половину девятого вечера, а Настя так и не встретила ни одной живой души. Ну разве что среди деревьев то тут, то там мелькала рыжая лисья шубка да слышалось тревожное тявканье. Лиса Насте попалась какая‑то смелая. Она особо и не таилась, вертелась все время поблизости, далеко не убегала. А может, это и не одна и та же лиса была. Может, это разные лисы. Кто ж их разберет… Было желание подманить лесную гостью, попытаться подружиться. Да только ж лиса – это тебе не собака и даже не кошка. Нужна ей какая‑то человеческая девчонка!

Ближе к ночи Настя вышла к лесному ручью, помылась, напилась и решила сделать привал тут же, неподалеку. Лежанку устроила под вывороченным с корнем старым кедром, между кедровыми лапами. Набросала свежих веток, соорудила что‑то вроде гнезда. Следующим в плане стояло разведение огня, и к процессу этому следовало подойти с максимальной ответственностью, особенно памятуя, что в коробке осталось всего пять спичек.

Настя справилась, через полчаса неподалеку от ее «лежбища» весело потрескивал небольшой костерок. Правда, спичек осталось всего три. К тому моменту, как она кое‑как приспособила над огнем жестянку с водой, на лес опустилась темнота. Вместе с темнотой пришли звуки: шорохи, тихое подвывание, хлопанье крыльев, мерзкий комариный писк и, кажется, лисье тявканье. По сравнению со случившимся прошлой ночью в подземелье все это казалось не таким уж и страшным. Да, она одна‑одинешенька посреди тайги, но у нее есть огонь, который отпугнет диких зверей – во всяком случае, Настя на это очень надеялась, – есть дым от валежника, отгоняющий гнус, есть кипяченая вода и ягоды. А еще она тепло одета. Вот где, оказывается, пригодилась уловка с поддетыми под юбку джинсами. В общем, до утра она как‑нибудь продержится. Главное, не засыпать слишком крепко и на забывать подбрасывать веток в огонь, а завтра… завтра, если бог даст, она выйдет к людям. Настя прочитала молитву и почти в то же мгновение провалилась в зыбкий, тревожный сон…

 

* * *

 

Утро началось с ругани и сердитого пинка в бок. Егор зевнул, потянулся, расстегнул молнию спальника. Снаружи было по‑утреннему свежо и сыро, выбираться из спальника совсем не хотелось.

– Ну, вставайте, охотнички! – зарокотал над головой голос Макара. – Разлеглись тут, понимаешь! А мишка тем временем драпает со всех лап.

– Уже вставать?! – застонал Померанец. – Макар, мы же только четыре часа назад легли.

– Можете и не вставать, оно ж дело хозяйское. Можете поспать до обеда, а потом обратно в Бирюково вернуться, – проворчал Макар.

– А с медведем что? – поинтересовался Егор. – В самом деле Антон его вчера подранил?

– Подранил. Вон все кусты в кровище. Куда ты ему целился, Антон?

– Да никуда я не целился! – Померанец выбрался из своего спальника, зябко поежился. – Я вообще на звук стрелял.

– Он на звук стрелял! – Макар с ожесточением дернул себя за бороду. – А если бы там не медведь был, а я или вон дружок твой? Если бы нам тоже по нужде приспичило?! Тьфу на вас, дурней городских!

– Э‑э, подожди, Макар, я же не думал…

– Вот именно, ты не думал! А в таком деле, как охота, сначала нужно думать, а уж потом стрелять! – Егерь в сердцах махнул рукой, принялся упаковывать вещи.

Егор выбрался из спальника, успокаивающе похлопал друга по плечу:

– Да ты так не переживай, Померанец. Когда ты из кустов валил, у меня самого руки чесались в тебя очередь выпустить. Так что радуйся, что у меня в руках был не карабин, а фотоаппарат.

– Фотоаппарат, говоришь? – мрачно поинтересовался приятель. – Ну, спасибо.

– Рано радуешься, – Егор злорадно улыбнулся. – Там такие клевые снимки получились: солидный бизнесмен Антон Померанцев в самый кульминационный момент охоты. Волосы дыбом, в одной руке карабин, во второй – спутниковый телефон, портки спущены. Вот я сейчас думаю, в какой бы журнальчик пристроить этот китчевый шедевр?

– Ты что, Ялаев?! – Померанец испуганно поддернул штаны. – Только попробуй!

– А может, фотки лучше в Интернет слить? – Егор задумчиво потер подбородок.

– Я тебе солью! Я тебя самого сейчас куда‑нибудь солью, папарацци хренов! – Померанец, давясь от смеха, прыгал вокруг Егора, пытаясь дотянуться до фотоаппарата, с которым тот не расставался даже во время сна.

– Да что вы ржете, как жеребцы?! – пресек их возню Макар. – Собирайтесь!

 

* * *

 

Настю разбудил холод. Костер, к которому она за ночь так ни разу и не подошла, давно погас. Часы показывали пять утра. Настя свернулась клубочком, попыталась еще немного подремать. Ничего не вышло, утренние холод и сырость не располагали к неге. Она встала, на самые глаза натянула шапку, спустилась к ручью, умылась бодряще прохладной водой. Лиса, старая знакомая, сидела на том берегу, близко‑близко у воды. При Настином появлении она коротко тявкнула и юркнула обратно в лес. Поздороваться приходила, что ли?

Ей подумалось, что не так уж она и одинока, на душе потеплело, а мысли в голове сделались ясными и решительными. Был соблазн развести костер и вскипятить воды, чтобы согреться изнутри, но после недолгих колебаний от этой идеи пришлось отказаться. Неизвестно, сколько еще ей придется бродить по лесу, а спичек осталось только три штуки. Нет, спички нужно приберечь до ночи, а сейчас остается дождаться солнца. Днем в лесу не просто тепло, а даже жарко: и сама она успеет согреться, и одежки отсыревшие просушить. И вообще, даст бог, она сегодня выберется из тайги.

Бог не дал. Настя проплутала в лесу еще день, кое‑как пережила ночь и утром следующего дня вышла к реке. В коробке к тому времени осталась одна‑единственная спичка. Желудок жалобно подвывал от голода и напрочь отказывался от грибов и ягод. Да и силы за два дня блуждания по лесу подходили к концу, а оптимизма заметно поубавилось. Лиса тоже куда‑то пропала, целый день мела рыжим хвостом то тут, то там, а теперь вот убежала по каким‑то своим лисьим делам…

Если бы не река, Настя бы окончательно упала духом, но река многое меняла. Если идти вдоль берега, то рано или поздно можно будет выйти к людям. Потому что всем известно, что люди предпочитают селиться вблизи рек. Вопрос только – сколько придется идти? Сибирь – это не Центральная Европа, здесь расстояния между населенными пунктами иногда исчисляются даже не десятками, а сотнями километров. Думать об этом Настя себе строго‑настрого запретила, решила мыслить исключительно позитивно.

Вот, к примеру, можно есть корневища аира, которого в достатке у берега. Нельзя сказать, что это бог весть какое лакомство, но по вкусу все же отличается от опостылевших ягод и грибов. А еще есть лягушки – какое‑никакое, а мясо. Можно наловить лягушек, а потом зажарить их на костре. И нет в этом ничего такого уж ужасного. Вон французы почитают лягушек за деликатес. Решено, она пока никуда не пойдет, отдохнет немножко, поохотится и, если повезет, поест мяса.

Охота на лягушек продолжалась два часа кряду. Нельзя сказать, что за это время Настя так уж сильно отдохнула, зато вымокла – это точно. Улов оказался небогат: всего три квакши, каждая в пол‑ладони величиной. Лягушки сидели в жестянке и печально таращились на Настю. Неожиданно она поняла, что еще недостаточно голодна, чтобы убить этих божьих тварей. Ничего страшного не случится, если еще какое‑то время она побудет вегетарианкой. Со смесью жалости и облегчения Настя вытряхнула пленниц из консервной банки. В конце концов, если сильно приспичит, есть еще и улитки – по позвоночнику пробежала дрожь отвращения, – кажется, французы их тоже едят.

Оставаться на месте больше не было смысла, и Настя тронулась в путь. Земля рядом с рекой была топкой, а воздух кишел комарами, поэтому она решила слегка углубиться в лес. И вот тут‑то ей наконец повезло. Во всяком случае, именно так она сначала подумала.

Date: 2015-11-13; view: 245; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию