Глава 24. Угроза «оранжевой» революции в РФ и состояние политической системы

Мы можем принять как факт, что угроза «оранжевой» революции для РФ признается вполне реальной и обществом, и властью. Основания для этого в виде «сигналов» с Запада, где и находятся центры разработки и дизайна современных «бархатных» революций, приведены в гл. 17. «Своих» сигналов тоже вполне достаточно.

Сама нынешний премьер—министр Украины Ю. Тимошенко заявляла, что опыт “оранжевой революции” следует перенести и на Россию: “У вас тоже есть что делать”. Другой «революционер» с Украины, Николай Томенко, открывая митинг на майдане Незалежности, заявил: “Сегодня президенты постсоветских стран с ужасом говорят о нашей “оранжевой” революции. Поэтому мы должны помочь братским народам провести такие же демократические революции в России, Беларуси, Туркмении, Таджикистане, Узбекистане”.

На элитарных тусовках в РФ поговариват, что “пора Касьянова травить диоксином и делать из него Ющенко”. Политологи из числа «статусных» пишут такие вещи: “Недовольство режимом Путина в российском обществе нисколько не уступает недовольству режимом Кучмы в Киеве. Ментальный прессинг государственных СМИ на тему о “всесхваченности” и “рейтинге в 103%” не дает пока что этому недовольству проявиться публично, но оно уже вполне достаточно для того, чтобы его можно было превратить в нечто типа киевской майданной оперы, предоставив ему отдушину для проявления. В силу этого группа Ч и их атлантические друзья вряд ли станут ждать 2008 года для повторения этой истории в Москве. Найдут что‑нибудь повеселее фальсификации очередных выборов”351.

Даже кремлевский советник Г.Павловский, потерпев фиаско в Киеве, пессимистически смотрит на оборону Москвы. Э.Михневский пишет об этих настроениях околовластных интеллектуалов: “Маститый стратег [Глеб Павловский] не только намекает, но и говорит прямо: “Человек, который способен раскрутить пару рок‑групп, способен раскрутить и революционного вождя средней вредности. Можно ли применить эту технологию к России? Конечно, и это будет делаться. “Разрушить Россию” могут и местные специалисты”. И далее: “наша политическая система не готова к новым революционным технологиям эпохи глобализации. Сочетание внутреннего ослабления и внешнего давления может привести к тому, что мы сорвёмся в новую революцию”352.

Итак, по словам Павловского, есть риск сорваться в новую революцию. Как он этот риск оценивает и как будет действовать власть, вот вопрос. В интервью 8 апреля 2005 г. он уточнил: «Объективно система работает на изоляцию Путина. Если она не войдет в режим идеологического и партийного обновления заранее, то к 2007—2008 году она способна подвести общество к популистскому коллапсу, который, увы, придется подавлять»353.

Итак, по мнению советника администрации президента, созданная Кремлем система толкает к революции («работает на изоляцию Путина»), и если она за год принципиально не обновится, причем даже идеологически, то подведет общество к коллапсу. Видимо, имеется в виду эта самая революция. Как же власть будет ее преодолевать? Подавлять! Как сказал Павловский, увы. В принципе, советник после такого признания должен пойти и повеситься. Довести до революции при таких ценах на нефть и при избытке денег у государства — это надо уметь.

Как же видит Павловский разумный способ избежать революции? Ведь в этом сейчас, казалось бы, главная работа интеллектуальной бригады Кремля. Его и спрашивает корреспондент «Независимой газеты»: «Так что же делать?» Ответ поражает своим убожеством (если только это не притворство): «Оптимальный вариант — умеренно прогрессистский. Это достройка в реальную партию, укрепление и усиление самой „Единой России“. Что предполагает прежде всего обновление ее способности работать на региональных выборах. Достроить систему подготовки политических кадров для партии. Создание периферии молодежных организаций, которых тоже пока фактически нет. Создание мозговых центров — то есть центров выработки партийной политики. Этого нет начисто».

Что‑то неладно у нас наверху с рациональностью. Кто спрашивает Павловского про «оптимальный вариант»? Когда дело идет о катастрофе, и речи нет об оптимуме — надо определить необходимые и достаточные средства для того, чтобы предотвратить катастрофу. А тут — прогресс, региональные выборы, подготовка политических кадров, создание каких‑то мозговых центров… К чему обо всем этом говорить, если «этого нет начисто»? Вас, г‑н Павловский, как раз и создали как «мозговой центр» — и что вы насоветовали? Какая «достройка», какое усиление «Единой России»? На какой основе?

Сами эти рассуждения — свидетельство полного банкротства, полной беспомощности всей политической конструкции В.В.Путина. Вот чем угрожает Павловский «оранжевым» революционерам: «Надо честно и вслух сказать, что заигрывание с идеей дубль‑перестройки, дубль‑революции означает не что иное, как желание положить конец свободе. В стране, заплатившей 30 миллионами жизней за суверенитет, свобода невозможна без суверенитета. Требование переворота означает намерение лишить граждан России суверенных прав на жизнь, которой они живут. Зимние дворцы и белые дома ни штурмовать, ни блокировать нельзя. Для чего у властей должны быть особые законные средства. Всем ясно, что некоторые из видов массовых действий, разрушительные для страны и опасные для ее соседей, получат силовой отпор. Это норма любого политического класса — что в Англии, что в России».

Получат силовой отпор! Как в Англии! Мы не в Чикаго, моя дорогая… Мы даже не в России, а конкретно в РФ — России сокращенной, обобранной и с ограниченным суверенитетом. Какие такие «особые законные средства» имеет сейчас власть — особый законный вопрос. И такую нелепицу вещает наш «мозговой центр» (если, конечно, это не провокация).

Что же мы видим за окном, какую «периферию молодежных организаций»? Как только молодежь примкнула к протестам по поводу монетизации льгот, она сразу привнесла с собой «оранжевый» оттенок (по крайней мере в столицах). Пресса пишет о январских демонстрациях в Петербурге: «Центр города на Неве окрасился в цвет украинской революции. Протестующие против замены льгот денежными компенсациями установили на трамвайных путях на пересечении Садовой улицы и Hевского проспекта (возле Гостиного двора) пять детских палаток оранжевого цвета. Как символ прихода в Питер „оранжевой революции“. Движение по обеим магистралям вновь полностью блокировано. „Палатки будут стоять, пока нам не вернут льготы“, — заявляют протестующие…

Волнения в Северной столице стали обретать политическую окраску. В воскресенье в толпе появились красные флаги, в понедельник, как уже говорилось, к ним прибавился и оранжевый цвет. При этом контингент протестующих значительно помолодел. Пенсионеры теперь здорово «разбавлены» нацболами, лозунги становятся все агрессивнее. К примеру, в воскресенье толпа дружно скандировала: «Путина — на нары!», «Зурабова — в больницу!», «Долой Матвиенко!», «Путин, уходи сам!». У некоторых митингующих в руках появились пустые кастрюли и колотушки»354.

Многие видят признак надвигающейся революции в действиях самой власти, как будто решившейся на самоубийство. Вот типичный для первых дней «революции льгот» комментарий пользователя «Живого журнала» (Livejournal.com) от 17.01.2005: «…Либеральный чекизм по государственной глупости бьет все рекорды. В казне денег девать некуда, так ты дай пенсионерам чуть больше, дай компенсацию на проезд хотя бы 500 рублей, и пенсионер возблагодарит Власть за заботу. Инфляция? Ерундовая, а с учетом стимуляции внутреннего спроса и соответственной стимуляции экономического роста — одна лишь польза для экономики. Так нет же, Они Там решили цинично обобрать пенсионеров — выморить неэффективных русских старушек. А ведь старики были самой верной опорой путинского режима, буквально молились на Володечку‑заступника, и он им устроил веселый Новый год. Накануне 2005 года я не думал, что власть решит ускорить революционные процессы и дискредитировать свою последнюю опору в стране — веру народа в Путина‑заступника. Теперь в перспективах «бархатной революции» 2008 года не может быть никаких сомнений».

При этом монетизация льгот показала лишь кончик той дубины, которую представляет для населения вошедший в действие «закон 122». Теперь от самой власти зависит, с какой интенсивностью она будет злить основную массу граждан — применяя или не применяя, по своему усмотрению, те или иные положения этого закона.

Р.Вахитов пишет об этом: «22 августа 2004 года Президентом РФ был подписан Федеральный закон №122‑ФЗ. Законом была определена дата вступления в силу его основных положений — 01.01.2005. Этот закон вносит изменения в 152 федеральных закона и полностью или частично отменяет 112 законов и иных нормативных правовых актов. Большая часть из них вообще не имеет отношения к натуральным льготам.

Этим законом отменен закон “О социальном развитии села”, где установлена 25‑процентная надбавка для сельской интеллигенции, а это вовсе не натуральная льгота. Отменено постановление Верховного Совета, регулирующее уровень родительской платы в детских дошкольных учреждениях. Сейчас уже во многих регионах жалуются на то, что в результате этого (хотя и не только этого) резко пошла вверх плата за содержание детей в детских дошкольных учреждениях. Отменен закон о компенсационных выплатах на питание для малообеспеченных детей в школах, техникумах и ПТУ. Это отнюдь не натуральная льгота, это денежная компенсация. Этим же законом отменен закон о моратории на приватизацию образовательных учреждений. При чем здесь натуральные льготы или монетизация? Этим законом внесены изменения в закон “О социальной защите инвалидов”, которые не имеют никакого отношения к монетизации, никакого отношения к распределению полномочий между субъектами власти. По новому закону поддержка инвалидов по группам инвалидности заменена поддержкой по степеням утраты трудоспособности, чего определить вообще никто не может. Насенен также существенный материальный ущерб работникам милиции.

Ликвидирована также норма, запрещающая сокращать бюджетные учебные места, сокращены налоговые льготы, что приведет к повышению платы за обучение на внебюджетной основе в государственных и негосударственных вузах.

Своеобразный “подарок” от власть имущих получили родители, имеющие малолетних детей. В начале января, аккурат после путинской праздничной десятидневки, те из них, кто явился со своими чадами в детские поликлиники, услышали, что… бесплатная медицина, как пережиток проклятого тоталитарного прошлого, отменена. Это значит, что пока родители не получат медполис на ребенка, то врач его принимать не будет. Более того, даже если у ребенка температура, то по новым законам вызывать врача из поликлиники можно только при наличии полиса».355

Предвидя последствия реализации доктрины социальной реформы в целом, Ю.М.Лужков и заявил, что дальнейшее продолжение правительством этой реформы чревато «не только потрясениями Государства Российского, но и утратой российской государственности».

Очевидно, что угроза назрела, и общество напряглось в ожидании связного объяснения ситуации и намерений власти в отношении этой угрозы. Предполагалось, что эта проблема будет если не главной, то одной из главных в Обращении президента к Федеральному собранию 2005 года. В Москве даже прошли совещания и «круглые столы», на которых обсуждались возможные варианты трактовки этой проблемы в Послании.

Что требуется от такого послания на подходе к новому перекрестку, к моменту нового исторического выбора, где возможен срыв? Ведь в этот момент повторять послания того же типа, что и предыдущие пять лет абсолютно неприемлемо. В этот момент от послания требуется рефлексия над тем, что происходило пять лет до этого. Было пять посланий, все они вызывали серьезную критику, были сделаны замечания по их фундаментальным положениям. Сейчас надо дать ответ, что было верно, а что было кардинально ошибочно в том проекте, которому следовали все пять лет.

Требуется сказать, как выполнялись три главных функции, обязательные для любой государственной власти. Все пять лет в посланиях имел место уход от целеполагания. Куда мы идем? РФ жила без проекта в ожидании, что наконец‑то он будет обнародован, и в этот раз уходить от этого нельзя. Вторая функция — это определение поля возможного, тех ограничений, которые мы не можем преодолеть. Ведь первая обязанность власти — обеспечить выживание страны и народа. В обществе разлито ощущение, что власть этого не обеспечивает. Четырнадцать лет мы болтаемся в условиях кризиса легитимности нашей государственности, но нынешнего перекрестка она может не пережить. Критический момент, который сейчас наступает, эту слабую легитимность отметет сходу. Третья фундаментальная функция, от которой тоже президент уходил в своих посланиях — это изложение критериев деятельности власти. Что хорошо, что плохо? Во всех посланиях ставились задачи и не говорилось — а что хорошего в том решении, которые принимает власть? Зачем, например, РФ вступать в ВТО? Ведь нашу больную, почти на грани издыхания, экономику, это убьет. Ну пусть хоть скажет — зачем. Что вы хотите сделать с Россией в результате этой операции? Зачем надо ликвидировать российскую систему высшего образования, которая складывалась триста лет?

Наконец, в послании должно быть сказано, как власть видит угрозы, перед которыми оказалась РФ. Люди чувствуют, что над нами навис целый ряд совершенно новых, неосвоенных в исторической памяти угроз. Власть должна выложить «карту угроз» и сказать, какими силами мы располагаем, чтобы эти угрозы отвести. Речь, в частности, идет и об угрозе «оранжевой» революции.

Как известно, В.В.Путин нисколько не изменил тип своего Послания и не коснулся угрозы «оранжевой» революции ни словом, ни намеком. Таким образом, власть решила игнорировать очевидное. Начиная с 2000 г. по новой (“постграмшианской”) теории революции и по схеме, предположительно предложенной Соросом, было проведено свержение поздних советских (почти антисоветских) или квази‑советских режимов в Сербии и ряде бывших республик СССР. Часть “освобожденной” территории невнятно обещают принять в ЕС, другая часть реально превращается в безгосударственное контролируемое Западом периферийное пространство. Эта программа пока не выполняется в «авторитарных» республиках с сильным влиянием культуры ислама, а в европейской части произошел сбой в Белоруссии из‑за успешного контрнаступления национального государства, быстро построившего систему защиты.

В настоящее время осталось лишь одно крупное постсоветское европейское государство, не вполне интегрированное в контролируемую периферию Запада — Российская Федерация. Инфраструктура для какой‑то разновидности “оранжевой” революции здесь быстро создается, хотя ее технологическое оформление, видимо, будет иным, чем в Грузии и на Украине.

То, что администрация президента РФ, единственная минимально дееспособная властная структура, делает вид, что не замечает этих процессов, является тревожным признаком. А.Чадаев пишет: “Нет ничего более опасного, чем обманываться заклинаниями вроде “Россия не Украина” — точно так же за полгода до оранжевой революции в Киеве все, кому не лень, говорили, что “Украина не Грузия”. Гораздо прагматичнее будет ошибиться в обратную сторону: признав возможность революции, тем самым уничтожить её неизбежность”356.

Р.Шайхутдинов отмечает опять же очевидный факт: “Власть ни на Украине, ни в России не действует как современная власть, способная конкурировать на мировой арене с созданными за последние годы технологиями власти… Оппозиция на Украине выигрывает — это четверть беды; однотипные оппозиции выигрывают раз за разом в зоне исторического влияния России — это полбеды; но настоящий кризис, подлинная беда в том, что никто не видит, за счёт чего это делается… Украина — лишь один из плацдармов проводимой стратегии на распространение новой империи. И ни одно государство постсоветского пространства не может ничего противопоставить этому распространению”357.

Важным фактором, объясняющим неразумное поведение власти, является присущий ей аномальный тип сознания, в котором соединились обрывки советского исторического материализма с его уверенностью в стабильности политической системы, если «нет признаков революционной ситуации», с деформированными за последние двадцать лет нормами рационального мышления, подавившими интуицию и здравый смысл. Политолог В. Гущин пишет: «У государственных руководителей, вышедших из советской партийно‑аппаратной среды, инстинкт самосохранения давно атрофировался. Им до самой последней минуты казалось, что их властные политические позиции непоколебимы, а все желаемое, собственно, и есть действительность, от которой они танцевали. Эту генетическую особенность очень точно подметил один из телекомментаторов: „События в Грузии, на Украине и в Киргизии наглядно продемонстрировали, что распад Советского Союза происходит как бы во второй раз. Теперь психологический. Трудно поверить, что этот процесс минует Россию“358.

То, что пытается противопоставить импорту «оранжевой» революции нынешняя власть, говорит о полной неадекватности господствующих во властной верхушке представлений о природе этой революции. Иным объяснением было бы признание верным предположения о намерении власти совершить «самоубийство».

Первое объяснение кажется более правдоподобным, потому что «бригада чекистов» и их политтехнологов по своему типу мышления является типичным постсоветским образованием. Это мышление — продукт советской «номенклатурно‑диссидентской» интеллектуальной традиции. Номенклатура, преданная советскому строю, не поняла природы ведущейся против него информационно‑психологической войны и строила его оборону исключительно с помощью танков и ракет.

Уже говорилось, что как “технология” перестройки была использована теория революции Антонио Грамши. Казалось бы, сведения о принятии ее на вооружение антисоветизмом должны были быть восприняты с полной серьезностью. А посмотрите, как пишет об этом историк, специалист по ЦРУ проф. Н. Н. Яковлев: “Для ЦРУ Поремский [деятель антисоветской эмигрантской организации Народно‑трудовой союз — НТС] сочинил “молекулярную” теорию революции. НТС вручил ЦРУ наскоро перелицованное старье — “молекулярную доктрину”, с которой Поремский носился еще на рубеже сороковых и пятидесятых годов. Под крылом ЦРУ Поремский раздул ее значение до явного абсурда… Этот вздор, адресованный Западу, конечно, поднимается на смех руководителями НТС, которые в своем кругу язвят: “у нас завелась одна революционная молекула, да и то пьяная”359.

Н. Н. Яковлев приводит доклад об этой доктрине, сделанный в НТС в 1972 г. и точно отражающий ее суть, — и издевается над ним. Какая, мол, чушь! Издевается в 1985 г., когда “молекулярная агрессия” продолжалась уже десять лет.

Диссидентская часть, составляющая интеллектуальный костяк постсоветской власти, также не поняла природы этой войны, хотя и приняла в ней активное участие на стороне противника СССР. Это видно по тому замешательству, в которое пришли искренние диссиденты (и западники, и патриоты) при виде того, к каким результатам для России привела их деятельность. Большая идеологическая кампания по празднованию 60‑летия Победы поражает своим «расщеплением». Власть явно стремилась консолидировать общество, обращаясь к его патриотическим архетипам, а телевидение и пресса под прикрытием «ура‑патриотической» ширмы вели подрыв символа Отечественной войны как главного актуального устоя национального сознания.

В результате положение таково. Те силы, которые явно объявили о своей поддержке «оранжевой» революции, власть квалифицировала как «пятую колонну», которую будет преследовать (разумеется, в рамках демократических правовых норм). Даже на Западе это воспринято как странная тупость. Л.Арон пишет с удивлением, как будто подозревая подвох: «В интервью, которое большинство наблюдателей восприняли как установочное заявление о политике Кремля, заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков заявил, что чеченские террористы „работают на политические технологии“ неназванных врагов России, которые, по его утверждению, уже двести лет пытаются „взорвать южные границы“ страны. Далее Сурков отметил, что любые предложения, альтернативные нынешнему подходу Кремля „попахивают изменой“, а их сторонников заклеймил как „пятую колонну“360.

Речь идет об интервью В.Суркова «Комсомольской правде» (29 сент. 2004 г.). Там он сказал: «Фактически в осажденной стране возникла пятая колонна левых и правых радикалов. Лимоны и некоторые яблоки растут теперь на одной ветке. У фальшивых либералов и настоящих нацистов все больше общего. Общие спонсоры зарубежного происхождения. Общая ненависть. К путинской, как они говорят, России. А на самом деле к России как таковой»361.

Таким образом, администрация президента собирается останавливать «оранжевую» революцию методами контрреволюции — путем подавления мелких очагов подрывной деятельности, как хозяйка на кухне бегает за тараканами с тапком в руке. Это путь, ведущий к провалу даже в случае революции «марксистско‑ленинского» типа. Просто не верится, что все это говорится всерьез, а не является частью еще более сложного спектакля, чем сама «оранжевая» революция. Г.Павловский дошел даже до того, что пригрозил нашим «оранжевым» самым примитивным силовым отпором. Это уже не театр, а цирк.

Примером лобового и заранее обреченного на провал ответа «оранжевым» может служить создание в рамках пропутинского молодежного движения «Идущие вместе» другой, более массовой организации — «Наши». Это что‑то вроде молодежного либерально‑демократического варианта Союза русского народа, который пытался защитить российскую монархию от революции.

Эта идея поддерживается и некоторыми политологами. Так, в «Русском журнале» Я. Греков пишет: «Было бы глупо предполагать, что, будучи осведомленной о существовании технологии „революции“‑переворота, современная российская, избранная демократическим путем, власть не стала бы превентивно противостоять попыткам создания всевозможных ПОР и ОТПОРОВ… Именно поэтому действующая власть имеет полное право на создание полувоенных контрреволюционных молодежных политических движений, ибо как „оранжевая революция“ является политической технологией, так и контрреволюционное движение является контрполиттехнологией»362.

Да, «власть имеет полное право», да не о праве речь, а об адекватности. Попытка действовать против революции «симметричными» методами заведомо означает поражение, об этом говорит весь исторический опыт. Грекову возражает А. Чадаев конкретно по поводу «контрреволюционных молодежных политических движений»: «Один из самых любопытных сюжетов, общих для Киева и Бишкека — это провал попыток мобилизации провластного низового актива, „федаинов“ и „партизан порядка“. Оказалось, что эти „добровольцы режима“ работают скорее в минус, нагнетая градус нестабильности и увеличивая критическую массу „революционной ситуации“ — но при этом категорически не в состоянии противостоять оппозиционерам, организованным „снизу“ и выступающим не за власть, а за себя… И, значит, не надо никаких федаинов»363.

Ю.Громыко отвечает с более общих позиций: “Обратим внимание, что “не давать захватить власть” более слабая позиция [чем у революционеров]. Поэтому “стражи существующей власти” либо проигрывают, либо сами превращаются в политических рейдеров и захватывают власть… В поле взаимодействия партий, готовящихся к выборам, различить оранжевых и неоранжевых невозможно. Они выявляются только из метаполитической позиции, исходя из которой могут быть различены три принципиально разных случая: 1) отсутствие проекта национального масштаба; 2) наличие в качестве основания действия нероссийского проекта и, наконец, почти невероятный случай 3) наличие проекта, заданного с позиции России”.

Вот в чем проблемы нынешней РФ — «различить оранжевых и неоранжевых невозможно». Только выработка «проекта национального масштаба» позволяет преодолеть «оранжевую» слабость государства.

Ввиду отсутствия такого проекта Ю.Громыко пишет, уже меланхолически: “Нам представляется, что попытка укрепить власть Путина подобным путём [контрреволюции], приведёт к её окончательному слому и очень тяжёлым последствиям. Дело в том, что огромной массе населения невозможно самоопределяться в рамках “защитников” власти Путина. Проект национального масштаба и сценарий реализации подобного проекта отсутствует.

В этих условиях переключить население на критику коррупции властных структур, произвола бюрократии в обществе, ухудшения социального положения, ограничений свободы слова очень легко. И передовые “чёрные сотни” “контрреволюционной” молодёжи здесь не помогут… Попытка построить неаутентичное самоопределение завершится не борьбой с революцией, а окончательным развалом России и кровавым мятежом ”.

Е.Холмогоров указывает на этот классический прием превращения тупой контрреволюции в инструмент свержения власти: «При этом и сама “революция”, и страхи, с ней связанные, тоже без всякого труда могут быть вписаны в общий деструктивный план. Ведь неумная и неверная “самозащита” власти от революционных взрывов не меньше способствует их возникновению, чем беспомощная капитуляция. Вполне законный и понятный народный протест против “социального террора” вполне может быть объявлен “провокацией иноземных сил”, от начала и до конца “проплаченный иноземными спецслужбами”. На этом основании вполне могут быть предприняты попытки его игнорировать, подавлять его силовыми методами и списывать любой протест против чиновнических безобразий по иностранному ведомству. Подобное отношение к социальному протесту — самая надежная гарантия, что он будет доведен до крайних форм, а порядочному человеку будет очень сложно выбрать верную сторону в конфликте»364.

Если говорить об РФ, то культурные ресурсы и власти, и ее политической базы, и оппозиции неадекватны философскому, культурному и технологическому арсеналу “оранжевых революций”. Внутренние силы, претендующие на свержение нынешней власти, получат этот арсенал извне, как получили его революционеры в Грузии и на Украине. Силы, потенциально противостоящие этой революции в РФ, симметричного арсенала создать не могут. Они или должны мобилизовать альтернативные культурные средства (как это сделано, например, в Белоруссии), или будут побеждены.

Здесь — корни главной организационной проблемы. Актуальные (на уровне стереотипов и идеологии) культурные ресурсы позднего советского общества не выдержали столкновения с ресурсами цивилизационного противника СССР в холодной войне. Однако главные политические организации и государственный аппарат РФ — наследие СССР времен перестройки. Мировоззрение и идеология людей, “наполняющих” эти организации и госаппарат, находятся в длительном кризисе, из которого не видно выхода. Их стереотипы и рациональность остались на уровне 80‑х годов или даже находятся в состоянии деградации.

Рациональность кадров властной верхушки, “Единой России”, правых (СПС и “Яблоко”) и левой оппозиции (КПРФ, “Родина”) представляет собой смесь упрощенных и сильно подпорченных норм Просвещения и советского традиционализма. Из этого блока выпадают лишь организованные маргинальные течения — ЛДПР и молодежные левые радикалы (НБП, новые красные, антиглобалисты, молодые консерваторы). Большинство их (за исключением консерваторов) в случае “оранжевой революции” в РФ вольется, скорее всего, в ряды революционеров.

Неадекватность рациональности (характера мысли, слова и дела) главных политических организаций РФ структуре “оранжевой революции” не зависит от их политической позиции и формальной идеологии. В.В.Путин говорит о либеральных ценностях, Гайдар о рыночной экономике, Зюганов о справедливости и русской духовности — все это не о том. Все эти понятия потеряли силу в результате краха всего проекта Просвещения — и в его либеральной, и в марксистской версии. На Украине не шла речь ни о рынке или плане, ни о распределении доходов, ни о национализме или интернационализме. Все это — тематика модерна.

Недееспособность постсоветских партий как формы организации политической борьбы граждан за свои фундаментальные интересы имеет ту же самую природу, что и неспособность структур постсоветского государства выполнить свои функции по защите государственности. Постсоветские структуры напоминают оружие, из которого вынута незаметная, но необходимая деталь (например, боёк из винтовки). Перестройка уже была открытой фазой большой программы по изъятию из советских структур всех этих «бойков», и результат мы могли наблюдать в 1991 г.

Здесь мы обсуждаем конкретную и срочную проблему. Существует вполне определенная, локализованная во времени и пространстве угроза обществу и государству. Существуют структуры, которыми общество и государство располагает, чтобы преодолеть эту угрозу самому их существованию. Обнаруживатся несоответствие этих структур данной конкретной угрозе.

Угроза эта — «оранжевая» революция, то есть операция по «хирургическому» уничтожению (или «пересадке» от несовместимого с нами донора) жизненно важных для нашего общества и государства органов. Известны авторы замысла этой опрации, ее будущие исполнители и те инструменты, которыми они располагают. На наших глазах эта операция производилась в обществах и государствах, похожих на наши. Только что эта операция с успехом была проведена на Украине, причем и государственные службы, и общественные организации из РФ принимали участие в тех событиях, пытаясь противодействовать этой операции, — и оказались несостоятельны. Нам говорят, что в ближайшее время (1‑3 года) эта операция начнется и на нашей территории, и никто этого не отрицает. И что же? Полная апатия и безучастие. У всех винтовок, которыми располагают государство и общество, вынуты бойки.

Характер размежевания в обществе по отношению к этой угрозе известен, все делается открыто. Цели «оранжевой» революции отвечают интересам ничтожного меньшинства населения РФ и работников государственного аппарата. Если бы большинство смогло организоваться хотя бы в минимальной степени для того, чтобы выразить свою волю в явной, осязаемой форме, то угроза была бы отведена. Потому что вся ее технология предполагает, что победа достигается в виртуальной сфере спектакля, при полном исключении осязаемых форм, хоть какого‑то действия большинства. Как только большинство вырывается из зазеркалья этой виртуальной сферы в реальную жизнь, наваждение испаряется, а вместе с ним и «оранжевое» меньшинство.

В 1991 г. СССР был сломан спектаклем в Москве, где для этого была организована толпа, составлявшая 1% населения Москвы и 0,03% населения СССР. Даже одни только члены КПСС составляли 6,4% населения СССР, а они в подавляющем большинстве были противниками тех «оранжевых». Но КПСС не то чтобы не организовала эти 6,4% на осязаемое волеизъявление, она его не допустила. Как и государственные структуры не позволили своему личному составу противодействовать «оранжевым». «Агрессивному большинству», как его тогда называли, было приказано молчать, и оно не осмелилось нарушить этот приказ.

Такое же положение в существующих структурах и сегодня. Главная политическая партия — КПРФ и ее осколки. Весь смысл существования этой политической организации трудящихся — предотвращение следующего цикла антироссийской «оранжевой» революции, который добьет Россию и ввергнет население в уже бездонную социальную катастрофу. Все остальное сейчас — это волосы на нашей голове, которую собираются отрубить. Но об этом — ни одного ясного слова.

Ничего не изменилось в программных установках и образе действий с 1991 г. Это показали и январские протесты. Роль политической партии в момент острого социального конфликта — показать людям связь этого частного конфликта с фундаментальными противоречиями. Тогда люди увидят, что, выступая против конкретного действия власти (в данном случае против монетизации льгот), они борются не ради своего небольшого интереса, а за судьбу всей страны, за идеал справедливости для всех. Но ораторы на митингах принижали проблему, сводя дело к тому, что правительство обидело пенсионеров — отняло льготы натурой, а денежная компенсация маловата.

А ведь эта «монетизация» — уже подготовительная акция «оранжевой» революции в РФ. И бороться против нее надо было не просто ради защиты тощего кошелька пенсионеров, а ради защиты российской государственности, которую «оранжевые» министры и депутаты готовят к сдаче теневому мировому правительству. «Монетизация льгот» — акт государственной измены, что и должны были понять вместе и пенсионеры, и ОМОН, который их пытался мягко остановить.

Левые не нашли языка, на котором можно верно описать главные угрозы нашему бытию. Марксистские и торжественно‑державные понятия, которыми полны программы и выступления левых политиков, скользят мимо, не выражают той беды, которую интуитивно чувствуют люди.

Слабость программной и идеологической работы в КПРФ обусловлена той организационной и идейной матрицей, которая была в нее заложена уже при создании и унаследована от поздней КПСС. Отрезать эту пуповину было необходимо, но этого не было сделано, хотя все признавали, что КПСС проиграла битву и в сфере идей, и в сфере организации. Значит, низовые организации той же КПРФ и отдельные ее члены в виду грядущей угрозы всем трудящимся и будущему страны обязаны действовать помимо организационной и идейной матрицы КПРФ. Они обязаны исходить из своего разума, чувства и опыта и использовать то ценнейшее народное достояние, которое им вверено — организацию, для собирания граждан в их противодействии «оранжевым». Для этого не надо рыться в цитатах Маркса и Ленина, надо объяснить людям суть угрозы в простых земных понятиях на простом обыденном языке. И это будет самое верное объяснение, потому что угроза является земной и обыденной.

Информационно‑психологические и «оранжевые» гражданские войны — это войны без ясной линии фронта, без тыла, а часто и без связи. Чтобы их вести, хотя бы в обороне, нужно иметь навыки автономных действий, в том числе в самых трудных условиях — когда штаб твоей армии уничтожен или перешел на сторону врага. Эти навыки начисто утрачены в поздних советских структурах и не восстановлены в постсоветских. Устоять против «оранжевой» революции можно только, если все ячейки общества, все «сгустки» человеческих связей смогут определить свою линию поведения и проводить ее в жизнь, даже не получая команд «сверху», просто следуя ориентирам, заданным главными идеалами и интересами. Иными словами, когда возникнет воля и ее определенное направление на молекулярном уровне. Тогда туманные заявления Зюганова или Рогозина не помешают ячейке КПРФ или «Родины» действовать против «оранжевого» нашествия — и при этом не вступать в разрушительный конфликт ни с Зюгановым, ни с Рогозиным.

В том‑то и сила западного гражданского общества, что его ячейки в случае общественного конфликта будут на своем уровне в прямом диалоге вырабатывать свою позицию, а затем отстаивать ее независимо от того, что там решит правительство, либералы или консерваторы. В этом обществе развиты навыки самоорганизации. В условиях резко ослабленной и «дырявой» государственности, как сейчас в РФ, мы не можем уповать на институты власти, мы должны выстраивать оборону на всех доступных нам уровнях и прежде всего на низовом.

Таким образом, сложившиеся в РФ организованные политические силы, вышедшие из перестройки и сохранившие рациональность поздней КПСС, не могут противопоставить “оранжевой революции” арсенал постмодерна собственного производства. В то же время, они не могут противопоставить “оранжевой революции” и арсенал советского Просвещения — он находился в кризисе уже в позднем СССР, а затем был добит перестройкой и реформой. Обновленные средства советского культурного арсенала, которые с успехом использовал Лукашенко, требуют политической и организационной базы, которая отсутствует в РФ и для создания которой уже требуется революция (антагонистическая “оранжевой”). Чтобы она вызрела, надо продержаться с помощью подручных средств — сети личных контактов и перевода встающих перед нами проблем и угроз на язык простых и однозначных понятий. Таких, которые выводят нас из зазеркалья в реальный земной мир.

Date: 2015-11-13; view: 273; Нарушение авторских прав