Коварность излишней веры

Однако прошло десять, пятнадцать минут, но девочка не появлялась.

– Не волнуйся, – успокаивал меня Мартин, – если есть что‑то точное, так это то, что она придет. Наш номер выглядел абсолютно правдоподобным, и девочка была в восторге.

Я придерживался того же мнения, и потому мы продолжали ждать эту девушку‑подростка, с каждой минутой все более пылко желая ее. Между тем истек срок, назначенный для встречи с девушкой в вельветовых брюках, но наши мысли были так заняты девочкой в белом, что нам и в голову не приходило подняться со скамейки. А время шло.

– Послушай, Мартин, пожалуй, она уже не придет, – сказал я наконец.

– Как это объяснить? Ведь девчушка верила нам, как божеству.

– Да, – сказал я, – и в этом наша беда. Все дело в том, что она нам даже слишком верила!

– Ну и что? По‑твоему, лучше, если бы она нам не верила?

– Возможно, это было бы лучше. Излишняя вера – наихудший союзник.

Мысль увлекла меня, и я разговорился: – Когда веришь во что‑то безусловно, в конце концов доводишь свою веру ad absurdum. Подлинный приверженец какой‑нибудь политики никогда не принимает всерьез ее софизмов, а относится серьезно лишь к скрывающимся за ними практическим целям. Политические штампы и софизмы существуют не для того, чтобы в них верили; они скорее призваны служить некой общей и заранее оговоренной уверткой; безумцы, воспринимающие их всерьез, раньше или позже обнаруживают в них противоречия, начинают взбрыкивать и позорно кончают еретиками или отступниками. Нет, излишняя вера никогда не приносит ничего хорошего; и не только политическим или церковным системам; даже нашей системе, которая должна была помочь нам заполучить девочку.

– Я что‑то перестаю тебя понимать, – сказал Мартин.

– Это вполне удобопонятно: мы были для девочки всего лишь двумя серьезными и уважаемыми господами, и она, как благовоспитанный ребенок, уступающий место в трамвае старшему, хотела нам пойти навстречу.

– Так почему же она не пошла?

– Да потому, что слишком верила нам. Она принесла мамочке салат и восторженно стала ей рассказывать о нас: об историческом фильме, об этрусках в Чехии, и мамочка…

– Так, далее мне все ясно… – оборвал меня Мартин и встал со скамейки.