Варвара. 3 page

- Говори за себя, - недовольно поморщился Арат. - Почему-то когда дело доходит до твоей собственной судьбы, ты становишься удивительно бесхарактерным и безвольным.

- Кто бы говорил, - отмахнулся капитан. Они замолчали, повисла нехорошая напряжённая тишина.

- Что-то случилось? - осторожно поинтересовалась я, напоминая себе, что я вообще-то по официальной версии ни слова из этой речи не поняла.

- Нет, арая, всё хорошо. Это по службе, - спокойно откликнулся Инг, поцеловал меня куда-то в макушку и выпустил из объятий.

- Кто-то меня предупреждал не употреблять всяческие компрометирующие выражения при посторонних? - съехидничала я. Я ведь поверила, что это по работе; у меня ведь нет причин не верить. А прежде чем устраивать скандал, следовало всё хорошо обдумать.

- Арату я доверяю как себе, - успокоил меня Инг. - Поужинаешь с нами?

- Не откажусь, - с мрачным вздохом ответил первый помощник, одарив меня тяжёлым грустным взглядом. Чудесно, меня ещё в чём-то обвиняют? Или он так, из общего негодования?

Вечер, впрочем, прошёл вполне мирно и уютно. Мрачные мысли я старательно отгоняла, откладывая их на потом, а мужчины вели себя почти нормально. Уточню, нормально с моей точки зрения; то есть, примерно так, как положено друзьям. Спокойно общались на разные темы, даже иногда шутили.

Ночью случилась ещё одна маленькая радость: сабля была оставлена в углу. То есть, у Инга даже мысли не возникло вернуться к этому дикому обычаю, что несказанно порадовало. Не то чтобы я всерьёз верила, что он после всего, что было днём, вспомнит про дурацкий кусок железа, но... не удивилась бы. И потому опасалась.

На моё счастье, мужчина уснул почти мгновенно, что было довольно предсказуемо. В конце концов, если он всё время общения со мной находился в морально очень взвинченном состоянии, это была естественная реакция организма. Мне же это его состояние было сейчас на руку: можно было обдумать подслушанный разговор.

Правда, придумать ничего толкового я так и не сумела, только опять расстроилась. Потому что... я точно не останусь здесь, и очень хорошо, что Инг это понимает; я действительно очень быстро задохнусь в этом обществе, не говоря уже о том, что моя мечта о звёздах окончательно будет похоронена. Нет, Инг замечательный, даже со всеми своими тараканами, но... не хочу я пока семью и тихий домашний быт. Может, когда-нибудь, лет через двадцать, такие мысли у меня ещё возникнут, но сейчас? Когда жизнь только-только начала подбираться к самому интересному? Я слишком сильно пошла в папу, ему тоже на месте не сиделось лет до пятидесяти. Но мужчине в этом вопросе проще, а женщине при наличии семьи не погулять.

Да и если бы Инг полетел со мной, ничего бы это не изменило, и никакого светлого будущего нам бы не подарило. У меня контракт на десять лет, а он со своими представлениями и моральными принципами просто не выживет за пределами родного мира. Оставалось только смириться, что у нас есть несколько дней, а потом всё закончится. Совсем всё. И останется всё это лишь приятным воспоминанием. Приятным, но очень горьким.

Хотелось заплакать, но я была бы не я, если бы поддалась этому желанию. Вместо этого я обиделась и разозлилась; на себя за такую несвоевременно возникшую душевную привязанность, на Инга за его фатализм и за то, что он такой замечательный. А больше всего -- на этот проклятый дикий мир, в котором вся жизнь регламентирована древними бессмысленными традициями, придуманными какими-то сволочами и садистами.

Очень удачно, что наши с дорийцем выводы относительно собственной судьбы совпали. Мы совершенно не задумывались о будущем, стараясь насладиться каждым мгновением бытия. Кажется, именно так должен выглядеть в идеале "медовый месяц"; за тем только исключением, что у нас было всего несколько дней.

Но это, пожалуй, были лучшие дни в моей жизни. И провели мы их только вдвоём, не расставаясь дольше, чем на пару минут. Моё знакомство с Дорой продолжалось, но на этот раз Инг (надо думать, специально) выбирал самые глухие уголки природы. И я во всех смыслах была не внакладе: я люблю дикую природу, а ещё можно было, не оглядываясь по сторонам, проявлять чувства, вдоволь целоваться и заниматься другими приятными вещами прямо под светлым сине-зелёным небом планеты.

Оборвалась эта беспечная жизнь предсказуемо, как всегда и бывает с жизнями мотыльков, но всё равно внезапно. Мы сидели дома на диване, выбирая по трёхмерным картинкам, что я хочу увидеть завтра, когда Инг вдруг замер, уставившись куда-то в пространство. Я уже выучила, что подобным образом он вёл себя в двух случаях: когда погружался в медитацию, пытаясь восстановить контроль над эмоциями (чего с ним за последнее время не случалось), и когда разговаривал с кем-то по этому своему чипу в голове.

А потом он моргнул, возвращаясь в реальность, и по тому, как изменилось выражение его лица, я поняла сразу всё.

- Когда? - тихонько спросила, обеими ладонями вцепляясь в его обнимавшую меня руку.

- Утром, - глубоко вздохнув, сообщил мужчина. Некоторое время мы просто молча сидели, пытаясь осмыслить сказанное и привыкнуть к мысли, что осталось нам очень немного. А потом одновременно потянулись друг к другу для поцелуя.

В эту ночь мы почти не спали. В несколько часов пытались уместить всё то, что люди переживают за целую жизнь. Безудержную страсть на грани взаимной ненависти; трепетную нежность, от которой хотелось плакать; радость встречи и боль расставания, бесконечное неделимое одиночество и полное слияние до потери всяких границ, отчаянное желание жить и одну на двоих неотвратимую и неизбежную смерть. За эту ночь мы узнали друг друга так, как порой не знают люди, прожившие вместе долгие годы. До каждой родинки на коже и самой потаённой мысли.

А потом пришло утро. Мы молча вместе приняли душ, оделись, позавтракали. Со вчерашнего вечера не было сказано ни одного слова; да оно и к лучшему. Ощущения и прикосновения, взгляды сказали всё гораздо лучше, ещё ночью. А теперь оставалась только щемящая боль в сердце.

Я чувствовала себя смертельно усталой, пустой и разбитой. После бурной ночи ломило всё тело, и память о пережитом наслаждении мешалась во мне с раздражением в его же адрес. Зачем? Зачем всё это? Мне и так было бы сложно забыть, а теперь... больше никогда не случится чего-то даже близко похожего. Потому что с Ингом любые ощущения умножались на два: и радость, и тоска. Как можно надеяться, что в этой крошечной галактике есть хотя бы один человек, хоть отдалённо на него похожий?

Дорога, Дворец Совета, какие-то церемонные речи; всё это было затянуто липкой горькой дымкой усталости и отчаянья. У меня что-то спрашивали, кажется, по поводу отсутствия или наличия жалоб на моего хранителя. Очень хотелось обвинить его в чём-нибудь страшном и ужасном, чтобы стереть из этого мира, из собственной памяти, чтобы больше не было его, а ещё лучше -- и меня заодно. Но я, качнув головой, чужим слабым голосом выдохнула своё бесконечно усталое "нет".

Выходя из зала и оставляя там своего затянутого в чёрное хранителя, я не обернулась; боялась, что тогда мне просто не хватит сил уйти. "Ведь он же был так нежен, так терпелив, так добр; ведь тебе же так понравилось, так почему ты уверена, что вместе вам будет плохо? Может быть, стоит попробовать? Если что, потом, через годик, можно будет попроситься обратно домой", - увещевала какая-то часть меня. Я знала, что будущего нет, но было так заманчиво поверить этому настойчивому шепотку! Рискнуть, сдаться, плюнуть на всех, обнять этого неулыбчивого мужчину и согласиться сразу на всё, что он мне предложит, оптом. Лишь бы не оставлял одну.

Но разум был непреклонен и суров. И я упрямо шла своей дорогой, ведущей меня прочь с этой планеты.

Нас погрузили в несколько леталок, почему-то отделив меня от делегации землян. Но я была благодарна за это; мне даже с отцом не хотелось сейчас разговаривать. Хотелось забиться куда-нибудь в угол, уснуть, проснуться и выяснить, что всего этого никогда не было. Ни этого странного мира с его дикими обычаями, ни Инга - достойного сына своего мира. К этому моменту я уже ненавидела зеленоглазого дорийца, про себя костерила его слабаком и трусом.

С каким-то мазохистким удовольствием ковырялась в собственной кровоточащей ране, зло говоря себе, что, значит, не так уж я ему и нужна была. Была бы нужна -- попытался бы сделать хоть что-то, а не отпустил со спокойным равнодушием. Весь мир бы перевернул, если бы был настоящим мужчиной, а не слюнтяем.

Глас разума, упорно твердивший, что я поступила точно так же, да и сама была свято уверена, что совместного будущего у нас нет, достучаться до меня в тот момент не мог. Я слишком была увлечена собственной болью, чтобы слушать его.

На космодроме было ветрено. Особенно сильный порыв едва не сбил меня с ног, когда ноги только коснулись серого шершавого покрытия, заставив плотнее закутаться в куртку. Рядом возник отец, обхватил меня за плечи, укрывая от ветра. Я нашла в себе силы кивнуть и благодарно улыбнуться, но на большее меня не хватило.

Мне казалось, я рассыпаюсь на части подобно карточному домику. И всё тот же сильный и почему-то удивительно холодный, - или мне просто так казалось? - ветер подхватывает тонкие невесомые пластиковые квадратики, прихотливо расшвыривая их. Заметая по трапу в нутро земного звездолёта, отбрасывая обратно в леталку и загоняя под сиденья, подхватывая и унося куда-то в зелёные дали. Навсегда оставляя пугающе большую часть меня этому миру, а всё остальное, лишнее по его мнению, заталкивая внутрь корабля и подгоняя побыстрее проваливать с этой планеты.

- А ну-ка, кроха, пойдём, пошепчемся, - строго сообщил отец, когда мы оказались внутри. И обратился к своим спутникам: - Если что, я буду в своей каюте.

- Не думаю, что будут какие-то проблемы, занимайтесь своими делами, - отмахнулся представительный мужчина весьма солидной наружности. Кажется, это был капитан корабля.

Я же только покорно кивнула и позволила себя увести. Мне не хотелось разговаривать, хотелось молча сидеть и жалеть себя, оплакивая разбитую жизнь. С другой стороны, плакать всегда приятнее, когда кто-то тебя искренне жалеет, поэтому я особо не протестовала.

- Ну, давай, ребёнок, жалуйся, - иронично предложил отец, пропуская меня в каюту. - Поведай своему старому отцу, что там с тобой на этой Дыр... э, Доре делали на самом деле?

- Да ничего такого, - поморщилась я, притуляясь к нему под бок на диване. Почему-то в этот момент меня вдруг и резко отпустила та мучительная грызущая боль, что преследовала с самого утра. Нет, не сбежала вовсе, но свернулась калачиком где-то внутри, осторожными укусами не давая о себе забыть. Но я всё-таки вздохнула гораздо свободнее, и нашла в себе силы оглядеться, менее безнадёжно посмотреть в завтрашний день и принять, что жизнь продолжается. Рядом с отцом все мои проблемы всегда казались мне жалкими и ничтожными. С нынешней так не получилось, но, во всяком случае, она предстала вполне переносимой. Хотя прикинуться решаемой даже не попыталась, что было очень честно и благородно с её стороны.

- Тогда что было "не такого"? - уже вполне ехидно уточнил он и с молодецким "эк!" перетащил меня к себе на колени. - Ты погоди отпираться, а то я решу, что ты совсем не рада меня видеть, если сидишь с таким унылым видом.

- Ну, как ты мог так подумать? - возмутилась я. - Я рада, просто... Пап, мне кажется, я у вас такая дура получилась, - посетовала я, утыкаясь лбом ему в шею.

- Но-но, не смей критиковать родителей!

- Так я же не вас...

- Дурость детей -- прямая заслуга родителей, - наставительно сообщил он. - Или при воспитании что-то упустили, или когда делали -- недостаточно старались.

Несмотря на плохое настроение, я не удержалась от улыбки. Нет, всё-таки, папа -- это папа. Лучший мужчина на свете, и никакие дорийцы с ним не сравнятся.

- Хотя, погоди, дай я догадаюсь, а то уж больно симптомы знакомые. Дело в том парне? Ну, который Зеркало Чести и твой бывший хранитель по совместительству?

- Угу, - не стала отпираться я. - А как ты догадался?

- Ну, вы оба выглядели самыми несчастными существами если не во всей галактике, то на Доре -- точно. А влюбиться безответно моя дочь не могла. Просто потому, что не полюбить её в ответ невозможно, а то и опасно для жизни, - он иронично хмыкнул. - Скажи хоть, насколько у вас всё серьёзно?

- Да не бойся, внебрачных детей не будет, - мрачно пошутила я. - Я у вас предусмотрительная девочка.

- Жаль, - на полном серьёзе вздохнул он. - Ну, что ты на меня уставилась? Мы с мамой уже соскучились по всей этой возне и детским воплям. Точнее, она упорно доказывает мне, что я именно от них и сбегал в свои командировки, и с ребёнком просто не справлюсь. Я же тактично не напоминаю ей, какими словами она меня ругала, когда рожала тебя, и как клялась, что больше в её доме маленьких детей не будет никогда. В любом случае, спор получается пока бесплодный: вы с братцами упорно не желаете обзаводиться семьёй. Тебе ещё везло; пока ты училась, тебя мать не трогала. А мне мальчики регулярно жалуются, как их... утомили мамины намёки вместе с прямыми вопросами "когда уже наконец". Если по её словам судить, она мечтает этих детей просто отобрать в своё личное пользование. Зуд у неё воспитательный, проще говоря; вы-то выросли, уже не слушаетесь, а идти преподавать ей уже лень.

- Ты только маме не рассказывай подробностей про все эти приключения, ладно? - напоминание о маме окончательно меня встряхнуло. Стоило представить, что она вот сейчас здесь, и в курсе моей проблемы, и я резко пришла к выводу: ничего страшного со мной не случилось, жизнь прекрасна, всё хорошо и... домой я сейчас очень не хочу. - Ну, то есть, о том, что ты догадался, что я в Инга... Что я с Ингом... короче, ты понял. Пусть мама лучше не знает, ладно?

Отец неопределённо хмыкнул в ответ, потрепал меня по голове.

- Эх, кроха! Неужели ты думаешь, что твоя мать ничего не заметит?

- Заметит. Но о личности знать не будет, это несколько проще. Постараюсь продержаться до отправки, - вздохнула я.

- По поводу твоей отправки у меня есть немного другая мысль, - загадочно улыбнулся он. - Ты представляешь, что ты от мамы услышишь по поводу своего плена, её потраченных нервов и перспективы твоей работы в глубоком космосе? Во-от, вижу, представляешь. Поэтому предлагаю тебе сделать ход конём. По дороге мы встречаемся с кораблём, куда тебя назначили, и тебя туда пересаживаем. Твои документы, болталка, кое-что из вещей у меня с собой, форму выдадут. До первой зарплаты хватит, а там жизнь наладится, - весело хмыкнул отец.

- Пап, ты всё-таки самый лучший, - умиротворённо вздохнула я.

- Я и не спорю, - улыбнулся он.

- А очень было заметно? - через несколько секунд молчания осторожно уточнила я.

- Что именно? - растерянно уточнил он.

- Ну, ты сказал, мы с Ингом выглядели очень несчастными. Со мной ладно, а по нему это было очень заметно?

- Что, хочешь удостовериться, что он тоже страдает? - ехидно ухмыльнулся отец.

- Тьфу на тебя, скажешь тоже! Я бы предпочла, чтобы вообще не страдал, - я грустно вздохнула. Но вовремя опомнилась и поспешила пояснить. - Просто как бы у него проблем не было с этими их старейшинами. Думаю, среди них тоже есть проницательные ребята.

- Ты же не пожаловалась, какие могут быть претензии? - он слегка пожал плечами.

- С их шизанутыми традициями? Любые! - сделав страшные глаза заверила я.

- Да ладно, традиции как традиции, обычный патриархальный мир. Экая ты нетерпимая, - папа хмыкнул. - Даже в чём-то красиво, и, уж поверь, это отнюдь не самый худший вариант. На некоторых закрытых мирах человеческие жертвоприношения в ходу, местами рабство процветает, и ничего.

- Не понимаю, как так можно жить?! - упрямо возразила я. - Вся жизнь расписана по минутам, сплошные условности...

- Варюх, я об их традициях и обычаях знаю гораздо больше, чем ты, - он рассмеялся. - Не надо пытаться подходить к чужой культуре со своими линейками. Они так живут, и их всё устраивает. В любом случае, нести всему миру свои ценности -- не лучшая идея, это можно отлично проследить из истории. Обычно "одариваемый" очень недобро воспринимает таких благодетелей и в итоге умывает их кровью.

- Да я не в том смысле, - я стушевалась. - Не собиралась я их просвещать, больно надо, сама -- тот ещё просветитель. Мне просто...

- Хахаля жалко, - проницательно припечатал отец с насмешливой ухмылкой.

- Вот ты смеёшься, а он между прочим на полном серьёзе рассматривал вариант самоубийства! Я, знаешь ли, законченная эгоистка, и такой груз на совести мне даром не нужен! - надулась я.

- Кроха, он взрослый мужик, а не кисейная барышня, - поморщился он. - Переживёт, никуда не денется. А решит самоубиться -- точно дурак, и зять мне такой не нужен.

- Да такого в любом случае не будет, не переживай, - отмахнулась я, в ответ на что получила только насмешливое фырканье. Очень хотелось объяснить отцу, что всё это видимость, и на самом деле Инг -- глубоко несчастное существо с искалеченной бывшей женой жизнью и кучей комплексов. К счастью, мне хватило ума не высказывать сию глупость вслух. Опыт и здравый смысл подсказывали, что, во-первых, вероятность того, что отец ошибётся в человеке, а я окажусь права, стремится к нулю, а, во-вторых, мужчине всё-таки проще понять и предсказать другого мужчину.

И вообще, хоть мне сейчас в это не верится, но ведь гласит народная мудрость: с глаз долой -- из сердца вон. Может, за миллионы световых лет от Доры мысли о зеленоглазом капитане меня оставят? Да и он тоже быстренько выкинет меня из головы, а глубину наших чувств я сильно преувеличиваю по неопытности.

Ещё говорят, что первая серьёзная любовь всегда несчастная. Так ведь люди всё это переживают, и ничего, нормально потом личное счастье находят! А я в принципе существо крепкое, вон какая у меня наследственность замечательная.

- А куда меня всё-таки назначили, расскажешь? - полюбопытствовала я, переводя тему на что-то менее эмоциональное.

- Не-а, сюрприз будет. Но тебе понравится, это я обещаю, - рассмеялся отец. - Ты мне только пообещай периодически давать о себе знать, ладно? И с базы, куда мы тебя высадим, обязательно с мамой свяжись. Понимаю, приятного будет мало, но...

- Да я понимаю, она ведь очень волновалась, надо её успокоить. Хотя, чувствую я, мы с ней поругаемся, - я тяжело вздохнула.

- Как поругаетесь, так и помиритесь, это нормально, - он махнул рукой. - Ты, главное, не кисни, кроха. Это со всеми бывает. Ты-то, надеюсь, самоубиваться с горя не надумаешь?

- Я, может, дура, но всё-таки не до такой степени, - поморщилась я. - Ни один мужик этого не стоит. Хотя... Такой как ты, может, и стоит. Но второго такого нет.

- Подлиза, - усмехнулся он. - Пойдём, я тебе каюту твою покажу. Есть у меня ощущение, что тебе сейчас стоит поспать. Если всё совсем плохо будет, обращайся, тут медблок есть, снотворного тебе всегда предложат.

- Ну ладно уж, совсем меня в истерички припадочные записать решил?! - возмутилась я. - Уже и погрустить немного нельзя.

- Почему? Можно. Я же тебе и предлагаю грустить с комфортом, без излишеств. Погрустила -- и спать! Ладно, не сопи так сердито. Знаешь ведь, шучу. И я знаю, что активно жалеть вредно, это только всё усугубляет. А так я тебя подбодрил, развеселил, и ты уже немного похожа на мою дочь, а не на её бледную тень. Вот выспишься, и завтра я тебя окончательно смогу признать. Возражений нет?

- Нет, мой генерал! - торжественно заявила я, левой рукой изобразив шапочку, а правой лихо козырнув. - Кстати, хоть мама-то в курсе, что ты немного не подполковник?

- Естественно. Ещё мне не хватало подозрений в измене из-за командировок, - фыркнул он. - Сейчас-то я очень редко с Земли выбираюсь, но вот до столицы приходится мотаться часто. А мама у нас ужасно ревнивая.

- Вот как? Не замечала, так хорошо маскируется...

- У-у, - протянул он, как-то мечтательно сощурившись. - Ты просто не помнишь, ты тогда ещё маленькая была, сейчас-то она немного поутихла. Мне кажется, до неё начинает потихоньку доходить, что я от неё в любом случае уже никуда не денусь. Кому я нафиг нужен в моём возрасте, с моими протезами, больной спиной, циничным характером и четырьмя проблемными великовозрастными детьми, - весело улыбаясь, сообщил он.

- Верно, никому! - злорадно заявила я. - И нечего кокетничать и напрашиваться на комплименты! Ты и так знаешь, что ты у нас ещё ого-го, и на тебя все мои одногруппницы заглядывались. Правда, до того момента, как Вовку во плоти увидели, - в ответ на это заявление он расхохотался, крепко обнимая меня одной рукой, а я счастливо захихикала. Нет, как же я его всё-таки люблю! - Кстати, меня же теперь уже можно считать достаточно большой девочкой, и я могу наконец узнать эту леденящую кровь историю знакомства скромного лейтенанта спецвойск и бравой учительницы младших классов? - ехидно поинтересовалась я.

- Можно. Но -- завтра, а сейчас отдыхать. Пока не приобретёшь естественный цвет лица, никаких рассказов не будет. Пойдём.

Я поднялась на собственные ноги, следом неловко, избегая опираться на левую, поднялся отец.

- Ты чего? - настороженно поинтересовалась я.

- Да, протез заедает, регулировать надо, всё никак не соберусь, - поморщился он. - Нормально всё, не волнуйся.

Выделенная мне каюта оказалась рядом, через дверь от отцовской, и была такая же небольшая и с точно такой же обстановкой. Низкий диван со столом и креслами возле входа, в дальнем углу -- широкая койка, складывающаяся в стену.

- Всё, кроха. Спать. Если что -- я рядом, - он легко поцеловал меня в макушку и шлепком пониже спины подтолкнул в комнату. От этого я буквально влетела внутрь, с шипением потирая пострадавший филей: папа опять немного не рассчитал сил. Но с ним это часто бывает из-за протезов, поэтому я даже не обернулась, чтобы метнуть на него укоризненный взгляд.

Вместо этого я послушно пошла к кровати. Ни в душ, ни куда-то ещё не хотелось. Правильно папа сказал, надо сначала выспаться, и только потом обдумывать собственную загубленную жизнь.

К собственному удивлению, уснула, едва забравшись под одеяло. Не просто уснула; буквально выключилась из реальности, без снов и мыслей. То ли благотворно сказалось присутствие отца, то ли это была естественная реакция вымотанного переживаниями организма.

Проспала я махом пятнадцать часов, о чём узнала из небольшого информационного табло над дверью, где, как это принято на обыкновенных пассажирских рейсах, крутились данные о текущем корабельном времени, о дате на Земле, о температуре воздуха внутри корабля, о температуре за пределами корабля (милая традиция, пришедшая из ещё атмосферных перелётов и превратившаяся в бестолковую шутку). Там же появлялись всяческие оповещения от капитана корабля.

Так вот, когда я ложилась спать, по корабельному времени было одиннадцать утра, а когда проснулась -- два часа уже следующего дня. Порывшись в собственных мыслях и ощущениях, нашла там мрачную решимость, лёгкое здоровое раздражение и огромное желание съесть чего-нибудь вкусное и большое.

"Здоровый аппетит -- хороший признак", - оптимистично решила я и принялась потрошить сумку с вещами, выданную мне отцом. От мысли, что окружают меня сейчас нормальные люди с привычными представлениями о приличиях, мне несколько полегчало. Хотя мысль эта была здорово приправлена грустью: такими голодными зелёными глазами на меня больше никто...

Раздражённо прорычав грязное ругательство, я вытряхнула содержимое сумки на диван и закопалась в образовавшуюся кучу. Короткие шорты, свободная футболка, лёгкие тапочки. Собрав волосы в два хвоста (почему-то такая детская причёска всегда придавала мне воинственно-задиристый вид), я наконец-то прилепила к уху болталку. Прозрачная аморфная субстанция обтекла ухо, подстраиваясь под анатомические особенности, вытянула ложноножку вдоль нижней челюсти к подбородку и застыла. Вызвав меню, - голографический экранчик появился перед глазами3, - придала устройству привычный зализанный вид и раскрасила разводами в тон причёске.

Вот теперь из зеркала на меня смотрела я, а не какое-то влюблённое недоразумение с дикой планеты. Жалко только, верной гравидоски нет. С другой стороны, а где на ней гонять внутри маленького кораблика? М-да, с любимым развлечением придётся расстаться надолго. Увы.

- Горазда же ты спать, - весело поприветствовал меня отец. Общее помещение на корабле было одно, и совмещало в себе пищеблок, столовую и кают-компанию. Генерал Зуев и тот знакомый-незнакомый мужчина, который возглавлял делегацию землян, оккупировали небольшой диван со столиком в углу. Стол был завален документами, среди документов гордо возвышались две пузатые жёлтые кружки.

- Зависть -- низкое чувство, - наставительно изрекла я. - Доброе утро, - безадресно сообщила я, проявляя вежливость.

- Здравствуй, здравствуй, - благодушно откликнулся тот мужчина. - Заставила батю понервничать. Молодец, ему полезно.

- Кхм, - озадаченно ответила я. - Надеюсь, моё похищение никому ни в чём не повредило?

- Не волнуйся, - хмыкнул чиновник. - Даже, скорее, наоборот, помогло и ускорило. Дорийцы хоть и странные ребята, но прекрасно отдают себе отчёт в собственных поступках, и ничего невыполнимого или особо невыгодного от нас бы таким образом требовать не стали.

- А если бы стали? - поинтересовалась я прежде, чем сообразила, что это не только невежливо, но, может, вообще не по моему допуску. Хотя, подумав, извиняться не стала; имею же я право знать, какая судьба могла меня ожидать.

- Ну, тогда всё было бы именно так, как бывает с обычным захватом заложников, - пожал плечами мой собеседник. - Группа спецназа аккуратно бы тебя выкрала, и Дора бы подложила себе самой большую свинью.

- Варь, а ты сюда поговорить пришла? - вкрадчиво, с насмешливой улыбкой в уголках губ поинтересовался отец.

- А! - опомнилась я и отмерла, покидая центр комнаты и направляясь к синтезатору. - Нет, я покушать.

- Дим, ты всё-таки зануда. Когда ещё у старика выдастся возможность по душам поговорить с симпатичной молодой девочкой? - весело хмыкнул мужчина. Странно, но когда он улыбался, он становился как будто значительно моложе и гораздо приятней внешне.

- Это не симпатичная молодая девочка, это моя дочь, - неожиданно серьёзно, даже раздражённо проговорил отец. Я настолько удивилась подобной реакции, что, не удержавшись, озадаченно на него оглянулась. Генерал с мрачным видом сверлил взглядом какой-то документ.

- Не ругайся. Видишь ли, дитя, - нашёл нужным обратиться ко мне этот странный тип. Я обернулась, даже не пытаясь сделать вид, что не слушаю или что мне не интересно. - Твой отец никак не привыкнет, что я уже вышел из того возраста, когда женское общество доставляет какое-то удовольствие, кроме эстетического. Но, увы, от старого сердцееда сейчас осталось только прилагательное, - он тихо засмеялся. - Присядь к нам, - вдруг проговорил он, когда синтезатор мелодично тренькнул, говоря о готовности еды. И послышался в этих словах очень властный и не терпящий возражений приказ. Я растерянно хмыкнула, но, вооружившись тарелкой, пошла и невозмутимо плюхнулась в кресло, пристраивая свою добычу на подлокотнике. После чего стряхнула тапочки и угнездилась уже со всем возможным комфортом.

Ну, подумаешь, покомандовать человеку захотелось! Я, конечно, не помню, кто он такой, но явно крупная шишка, да и человек интересный. И мне, кстати, самой любопытно, что он ещё интересного расскажет; да и завтракать в компании всё-таки веселее.

- Саш, оставь ребёнка в покое, - проворчал отец. Ага. Уже что-то проясняется: зовут его, судя по всему, Александр.

- Не рычи на меня, - с ироничной усмешкой отмахнулся тот. - Устал я уже от документов, хочется с живым человеком поговорить. Ну что, Варвара, как тебе понравилось дорийское гостеприимство?

- Ну, так, - я неопределённо поводила вилкой в воздухе. - Со скидкой на местный колорит, вполне неплохо. Я слышала, что у них к Заложникам Чести особенное отношение, но не ожидала, что буду чувствовать себя как на курорте. Ну да вы в их тараканах, надо думать, гораздо лучше разбираетесь, чем я.

- Разбираться-то я разбираюсь, но всегда интересно выслушать мнение человека со стороны, со свежим незамутнённым взглядом. Как тебе их традиции?

- Чудовищно, - честно скривилась я. Александр совсем не смутился таким ответом, а отец почему-то с угрюмым видом копался в бумагах, не принимая участия в разговоре.

- Чем именно? - с усмешкой поинтересовался мой собеседник.

- Ну, как-то у них... пафоса слишком много, - наконец-то сформулировала я собственное впечатление. - Всё такое красиво-торжественное, церемонное. Это здорово, когда иногда и по хорошему поводу, а жить в этом -- отдаёт безумием. Я понимаю Парад Победы; действительно, торжественное событие, всё-таки вспоминается гибель миллиарда людей, здесь всё должно быть красиво и строго. А дорийцы умудряются с тем же сурово-сосредоточенным видом подходить к мелким бытовым вопросам, и на мой взгляд в итоге получается довольно глупо, - я пожала плечами.

- И какое же решение этой ситуации ты видишь? - провокационно уточнил Александр. А вот фиг ему; меня на этом уже вчера ловили, второй раз не поддамся!

- Больше никогда не летать на эту планету, - хмыкнула я. - И друзьям того же пожелать!

- А как же бедные дорийцы? - глаза моего собеседника насмешливо сверкнули, хотя тон был предельно серьёзный.

- Да их вроде бы всё полностью устраивает, а насильно счастливым ещё никого сделать не удалось. Если человек хочет вести себя как полный идиот, кто ему может это запретить? - хмыкнула я.