Четыре типа подобия в доминантном подходе

Новые пространственные и непространственные горизонты, открываю­щиеся векторизацией пространства и обращением к доминанте, могут быть встроены в более общие положения Мишеля Фуко о четырех типах подобия

[Фуко, 1994, с. 54-66]. В самом деле, через внедрение доминанты как неиз­менного атрибута КГХ, а следовательно — и места вообще — мы подходим к пониманию эклектичности связей между местами и между элементами места.

Итак, первый тип подобия по Фуко - это convenientia, или пригнан-ность. «Пригнанными являются такие вещи, которые, сближаясь, оказыва­ются в соседстве друг с другом. Они соприкасаются краями, их грани со­единяются друг с другом, и конец одной вещи обозначает начало другой. Благодаря этому происходит передача движения, воздействий, страстей, да и свойств от вещи к вещи. Таким образом, на сочленениях вещей возника­ют черты Сходства. Это сходство, состоит лишь попытаться его выявить, оказывается двойственным: во-первых, сходством места, пространства, в котором природа разместила эти две вещи, следовательно, подобием их свойств, <...> во-вторых, из этого контакта рождаются путем обмена новые сходства, устанавливается общий порядок; на подобие как на скрытое осно­вание соседства накладывается сходство, которое является зримым прояв­лением пространственной близости» [Фуко, 1994, с. 55]. Таким образом, в географии пригнанность проявляется, в основном, в категории ЭГП (сосед­ства); а в КГХ - через выражение свойств (возможно, становящихся доми­нантными), выраженных полимасштабно — в пространственных общностях, содержащих исследуемое место. Примером пригнанности может служить рассмотрение двух соседствующих районов.

Второй тип подобия - aemulatio, или соперничество. Этот тип позво­ляет сравнивать и уподоблять друг другу отстоящие друг от друга объек­ты, единицы пространства. «Здесь имеется в виду нечто подобное тому, как если бы пространственное сочленение было бы порвано и звенья цепи, раз­летевшиеся далеко друг от друга, воспроизводили бы свои замкнутые очер­тания согласно сходству, без всякого контакта между собой. В соперниче­стве есть что-то от отражения в зеркале: посредством соперничества вещи, рассеянные в мире, вступают между собой в перекличку [Фуко, 1994, с. 56]». На соперничество, таким образом, опирается, в основном, сравни­тельно-географический метод в КГХ. С другой стороны, именно подобие-соперничество позволяет нам говорить об уподоблении друг другу мест, не только удаленных друг от друга в географическом отношении (мир «торже­ствует над местом, предписанным каждой вещи» [Фуко, 1994, с. 56]), но и уподобленными только нашей волей как исследователей (или некими свои­ми признаками). В традиционной географии примером соперничества слу­жит сравнение двух районов развитой лесной промышленности. А что мо­жет лежать в основании нашей воли, если мы строим КГХ через отбор при­знаков, стремящихся к доминанте? Сама эта доминанта, то есть уподобление доминант разнохарактерных мест. Это наблюдение мы еще подвергнем раз­витию ниже, обосновывая доминантный анализ (см. 5.6).

Третий, и, вероятно, наиболее существенный, тип подобия - аналогия. «В аналогии <...> совмещаются пригнанность и соперничество. Подобно соперничеству, аналогия обеспечивает удивительное столкновение сходств в пространстве; однако она говорит, подобно пригнанное™, о взаимной при­гонке вещей, их связях и соединениях. Ее могущество велико, так как рас­сматриваемые ею подобия - не массивные, зримые подобия вещей самих по себе, а всего лишь более тонкие сходства их отношений. Облегченная таким образом аналогия способна установить неопределенное число черт родства, исходя из одного и того же момента» [Фуко, 1994, с. 58]. Мы видим, что аналогия как вообще важная сила, о которой мы говорили уже как о важ­ном угле зрения на месте (см. 3.8), выступает здесь как синтетический смысл нового уровня сравнения. Сравнения - основанного на нескольких вариан­тах подобия; сравнения, стремящегося охватить единым порывом и геогра­фические, и негеографические черты; и смысл, и форму.

Возьмем уже упоминавшуюся нами «европейскость» Петрозаводска (см. 5.2, II.11). Это определение само по себе представляемо как пригнанность -как это ни удивительно, но Петрозаводск находится в Европе, и к ней относит­ся как часть к целому. Выдающийся характер этой доминанты достигается традиционным контрастом, существующим в восприятии, но не основанным строго на пространственных иерархических отношениях. В тот момент, когда мы говорим о сравнении Петрозаводска и Петербурга, мы напоминаем об исторических сходствах двух городов, с одной стороны, и о некоторых визу­альных сходствах, общности наполненности - с другой. Теперь, наконец, когда мы поднимаем тему «европейскости» на уровень выше, повисаем как бы над Европой (с Петрозаводском и Петербургом), наше сравнение этих городов наполняется двойным смыслом - два европейских города соперни­чают друг с другом в присущих им по принципу географического положе­ния чертах «европейскости». Таким образом, наше разложение по типам по­добия позволяет в географии разделить силу аналогии на ее составные части, систематизировать те уподобления, которыми мы в любом случае будем пользо­ваться при применении сравнительно-географического метода. Но если ранее мы пользовались ими, отмечая их в лучшем случае - как удачные или более богатые - то ныне можем, разлагая их по составным, моделировать новые подобия, памятуя о возможных составляющих аналогии.

Обратимся вновь к Петрозаводску, чтобы проиллюстрировать векторы развития, предлагаемые нам двумя составляющими аналогии. Принцип при-гнанности сразу предлагает нам ряд интересных чисто географических сю­жетов, например, 1) Петрозаводск и возглавляемый им Прионежский район Карелии, 2) Петрозаводск как центр Карелии, 3) Петрозаводск и Баренц-реги­он, 4) два берега Онежского озера - Петрозаводск и Заонежье, Петрозаводск и Кижи, Петрозаводск и Шала, и др. Географическая красота аналогии в том,

что она наполняет голые пространственные близости смысловыми характе­ристиками, добиваясь этого через подобие-соперничество. Так, первое отно­шение наполняется центро-периферийными отношениями Петрозаводска как центра инноваций и закономерной социально-экономической «дыры» вокруг него. Второе уподобление позволяет нам, используя доминанту «карельскос-ти», сравнивать любые карельские города со столицей, развивая многочис­ленные смысловые сюжеты. Нечто подобное, но в другом масштабе предла­гают и остальные сюжеты. Подобно тому, как сравнительно-географический метод охватывает, включает в себя, поглощает (не уничтожая) другие мето­ды — и аналогия открывает новый простор для других типов подобия, становясь одной их продуктивнейших сил в конструировании доминант мест, в особенности - в аспекте полимасштабности (которая и сама яв­ляется одним из предложенных нами «углов зрения» на место (см. 3.5)).

Четвертый тип подобия - самый сложный и вместе с тем самый геогра­фически неординарный - симпатия. В отношении субъективности симпа­тия превосходит по своей известной степени абстрактности соперничество, которое также может быть субъективно основано на сходствах, смысловая нагрузка которых в классическом смысле необъективна. В симпатии «ника­кой путь не предопределен заранее, никакое расстояние не предположено, никакая последовательность не предписана. Симпатия свободно действует в глубинах мира» [Фуко, 1994, с. 60]. Симпатия символизирует тот элемент творчества, который непременно присутствует в акте синтеза настоящей КГХ. Напомним: «литературное мастерство географических описаний орга­нически связано с их комплексным характером. Хорошая литературная фор­ма своей предпосылкой имеет некоторую художественную эмоцию, требует более или менее художественного восприятия описываемого объекта, а та­ковым может быть в виде общего правила только восприятие целостное, комплексное» [Баранский, 1950, с. 98]. Сущность симпатии - в уподобле­нии вещей, а в географическом контексте - в уподоблении мест другим. «Симпатия обладает опасной способностью уподоблять, отождествлять вещи, смешивать их, лишая их индивидуальности, делая их, таким образом, чуж­дыми тем вещая, какими они были» [Фуко, 1994, с. 61]. Действительно, этот тип подобия может показаться в географии особенно опасным, особенно в комплексной единой географии, ведь «того, что есть везде, в географии не должно быть нигде» [Баранский, 1980а, с. 166]. С другой стороны, как от­мечает Фуко, симпатия уравновешена антипатией.

В пространственном отношении это означает, что имеет место квантита­тивная компенсация мест; каждое место не может иметь бесконечный ряд уподоблений, основанных на сходстве. Если такой доминантный ряд и будет неисчерпаемым, то в половине случаев он будет основан на противопостав­лении, неприятии, отторжении, обратном отражении. Так, например, мы

можем рассмотреть в одной КГХ Прионежья Петрозаводск и Пудож. Тогда «вертикаль» Онежского озера станет линией разграничения «европейскос-ти» Петрозаводска на западе и «азиатскостми» Пудожа на востоке. Остальные элементы КГХ будут иллюстрировать эти исходные положения, опираясь на различные признаки подобия.

«Именно постоянное равновесие симпатии и соответствующей ей анти­патии обеспечивает тождественность вещей, то, что они могут выходить друг -на друга, сближаться между собой, не поглощая друг друга и не утрачивая при этом своей неповторимости» [Фуко, 1994, с. 61]. Другими словами, соотношением симпатии (и ее анти-разновидности антипатии) достигается обоснование возможности сосуществования аналогии и индивидуальности пространства. Именно пространственная симпатия позволяет, опираясь на индивидуальность и субъективность КГХ вообще - применять аналогию как прием, как угол зрения на место. Именно симпатия предоставляет нам возможность рассматривать множественные места через уподобляе­мые доминанты векторно, т.е. как сходящийся к единой доминанте ряд элементов. Симпатия удостоверяет, что это не приведет индуктивно к все-тождественности, предъявляя в качестве доказательства своего антипода -антипатию.