Поселок Ухват, он же северо-камчатск

Геолог Людмила Безрукова окончила Иркутский политехнический институт и в первых числах августа 1973 года прилетела по распределению в Петропавловск-Камчатский. Молодых специалистов тогда отправляли, в основном, на два главных объекта управления - в Сергеевскую и Агинскую партии. Людмилу направили в Сергеевскую.

"В Сергеевке меня встретил на вертолетной площадке старший геолог Георгий Поликарпович Шипицын, - делится воспоминаниями Людмила Александровна. - Он был, мне кажется, рад, что в партию приехал еще один специалист. Я оказалась в партии как раз в то время, когда она уже стала разведочной. Начальник партии Виктор Павлович Романов все время находился между штольнями и посадочной площадкой, потому что постоянно прибывали вертолеты, везли горючее. Он очень деятельно проводил время и, по-моему, даже не спал тогда, потому что за короткий срок началась проходка двух штолен - одной и второй. И постоянно не хватало ГСМ, чтобы проходка шла без перебоев. Все лето держались только на вертолетном подвозе, а уж зимой горючее по зимнику тракторами повезли.

Я в свой первый летне-осенний период помаршрутила, познакомилась с участком, месторождением. Георгий Поликарпович правильно сделал, посылая меня в маршруты. Он понимал, что без обзорности трудно будет. И, потом, он человек в житейском плане понятливый, а потому постарался запихнуть меня на документацию штольни. Я сопротивлялась, потому что еще не понимала, что если не в штольню, то - на канавы, а там холодно. А бурения тогда практически не было, шли муки творчества. И поставили меня на документацию штольни № 5, которая шла по жиле Ржавой.

В поселке тогда уже несколько домиков стояло. Их так и называли - домики. В одном жили канавщики. Другой построил кто-то семейный. И был еще домик, в котором жили комендант партии Йозис Гурскис и Георгий Поликарпович Шипицын. Остальные прозябали в палатках. Зимой в них было холодно, но мы основное время проводили в камералке. Это была десятиместная палатка с печкой. А в феврале 1974 года пришел балок, который поставили под камералку, и нам совсем хорошо стало, потому что можно было поставить микроскоп без боязни, что он ночью замерзнет и лопнут линзы".

Лето 1973 года Шамиль Гимадеев со своим поисковым отрядом работал за рамками Сергеевского месторождения - в междуречье Кубавеема и Пенжины. Работы велись по Чехминскому проекту с целью расширения площади месторождения. Основное внимание было уделено Ревякинскому участку, названному так в честь погибшей Ольги Ревякиной. Вместе с Гимадеевым в работах принимали участие многие геологи Сергеевской партии - Людмила Гимадеева, Т. Полоротова, Виктор Сухарев, С. Куникив, горный мастер Валентин Плюснин. Практически вместе с отрядом Гимадеева работали геологи Кубавеемской партии Ярослава Александровича Семенова, проводившей групповую геологическую съемку масштаба 1:50 000. Практически здесь же работали геофизики ГФЭ КТГУ под руководством Г. В. Лащинского, проводившие магнитометрию и электропрофилирование. Одним словом, на самой Сергеевке и вокруг нее начались активные работы, похожие на ажиотаж. Ведь даже с воздуха шли исследования территории - вертолеты с геофизическими приборами облетывали площадь, производя магниторазведку и гамма-спектрометрию.

В результате всех работ вокруг Сергеевки список жил увеличился до 120, участок Ревякинский перешел в разряд перспективных.

В сентябре в партию приехала новый геолог Нина Парфеновна Зайцева, окончившая Ленинградский горный институт. Приехал горный инженер Геннадий Петрович Белодед, которого поставили горным мастером на подземку. С ростом численности сотрудников рос и поселок. Работали лесосека и пилорама. Леса хватало и для крепежных стоек, и для строительства, и на дрова. Желающие начали строить себе домики.

С наступлением зимы поисковые работы гимадеевского отряда не прекратились. Сергеевцы уже имели опыт зимней проходки канав, поэтому снега их не остановили. На штольнях продолжались скоростные проходки. Работа кипела всюду. Начальник партии Виктор Павлович Романов умел четко организовать дело. Он рассказывает:

"У нас был сухой закон. А праздники проводили организованно. Но, учитывая пристрастие большинства контингента к выпивке, я в праздничные дни не выпивал, дежурил, следил. В этом у меня была строгость. Как и в технологии, графике работ. Нарушений я не спускал. Вообще, старался сбалансированно подходить к кадровому вопросу. С одной стороны, проявлял к людям, их быту внимание, а с другой стороны, спрашивал за дисциплину и работу. Для проходчиков построили баню, душевые, раздевалки теплые. Построили столовую, в которой работали классные повара. У Ольги Бауман получались замечательные пирожки, у Валентины Ивановны Ульяновой вообще все получалось. Причем всего было до отвала, сколько хочешь. Желающим давали лес для строительства своих домиков, помогали распиливать на плахи, доски, делать оконные и дверные блоки. Соколов, Дворяк, Белоусов - эти первыми себе дома поставили".

В одном из личных дел, хранящихся в отделе кадров Северо-Камчатской экспедиции, читаю: "Приказ по Сергеевской ГРП № 30-к от 16 марта 1974 года, пос. Ухват. В результате устроенной 4 марта с. г. пьянки Сальминым А. А., взрывником Долгих В., рабочим Гурскис И. М., трактористом Солодовниковым Н. на участке подземных работ смены мастеров Гришатова В. В. и Сальмина А. А. были оставлены без технического надзора, результатом чего явилось практически полная бездеятельность на зарезке штольни № 3 и проходке штольни № 2. Приказываю…".

Этот приказ, кстати, не только иллюстрирует нравы некоторых сергеевцев и строгость начальника, но и информирует, что база партии уже в то время носила собственное имя - поселок Ухват. На карте Камчатской области до последнего времени значился населенный пункт Северо-Камчатск. Это и был поселок, в котором жили разведчики Сергеевского месторождения. Как видим, сначала он назывался Ухватом, по ручью, на котором стоял. Затем, когда поселок разросся, в нем появилась даже школа, встал вопрос об официальном наименовании.

"Я стал думать, как его назвать, - вспоминает Романов. - Позвал на помощь местных женщин - у нас работали несколько, спросил: как по-корякски можно назвать геолога, человека, работающего с землей, с недрами. Они назвали слово "малгитанин". Я его обрезал, и получилось название Малгитан. Так и отправил в Палану. Некоторое время спустя мне звонят: "Ваше название задробили, потому что дошло до Москвы, а там это слово расшифровали, как "колонизатор". Мы предлагаем назвать Пенжинском". Я ответил, что подумаю. Подумал и решил назвать Северо-Камчатском. Дал об этом телеграмму. В Москву ушли два варианта: Пенжинск и Северо-Камчатск. Утвердили Северо-Камчатск. Правда, статус поселка наша база получила уже без меня, в конце 1985 года".

ЗДЕСЬ БРОДИЛА МОЛОДОСТЬ…

В июле 1974 года в Сергеевской ГРП ввели новую должность - главный геолог партии. Первым главным геологом назначили Арчила Григорьевича Малтизова, только что приехавшего с Сахалина. Это был уже опытный геолог, окончивший в 1955 году Северо-Кавказский горно-металлургический институт, успевший поработать на разведке нескольких месторождений, имевший ученую степень кандидата геолого-минералогических наук. Правда, он больше был россыпником, нежели рудником, но общий опыт говорил за себя. Георгий Поликарпович Шипицын оставался старшим геологом партии.

Буквально в эти же июльские дни прилетел в партию студент-практикант Московского геологоразведочного института Виктор Хворостов. Он рассказывает: "На Камчатку мы прилетели вместе с женой Любой. Она поехала на Агинское месторождение с группой из ЦНИГРИ, а я, чтобы не дублировать дипломный проект, выбрал Сергеевку. Когда прилетел в Корф, мне предложили поработать в съемочной партии, но я настаивал на Сергеевке. Дело в том, что у нас в институте и специализация разведочная была, и на предыдущих практиках я именно металлами занимался, поэтому хотел на разведку. Тогда же состоялась моя первая встреча с Юрием Павловичем Рожковым, он был главным геологом экспедиции. До института я окончил техникум, успел поработать старшим техником-геологом, но он, когда я пришел представляться и проситься на Сергеевку, ответил мне: "Пойдешь геолрабочим". Я начал возражать, но он как-то так холодно к этому отнесся… Так я и числился геолрабочим, хотя фактически вел документацию на буровых, на штольне, занимался геологией даек, то есть исполнял чисто геологическую работу".

В июле начали свою работу на севере Камчатки Валерий Тимербулатович Вильданов и Виталий Анатольевич Кошелев, которые потом пройдут здесь большой трудовой путь: первый - до начальника Северо-Камчатской экспедиции, второй - до заместителя генерального директора ЗАО "Корякгеолдобыча". А тогда они устроились горнорабочими на Сергеевке, хотя оба имели за плечами Октябрьский нефтяной техникум и службу в армии, были по профессии техниками-геофизиками.

1 августа в Сергеевскую партию прибыл переводом из Ростова-на-Дону буровой мастер Сергей Павлович Рожков - родной, младший брат Юрия Павловича Рожкова. 29 августа прилетела выпускница Казахского политехнического института маркшейдер Татьяна Смахтина (теперь она Ворогушина). 4 сентября прибыла после окончания Ленинградского горного института геолог Любовь Кравченко. Через несколько дней прилетел выпускник Ростовского государственного университета геолог Сергей Зайцев. Еще через несколько дней прибыл выпускник Томского политехнического института горный инженер Валерий Виноградов. 24 сентября прибыл молодой лейтенант, отслуживший срочную, а до этого окончивший Пермский госуниверситет, геолог Владимир Мелкомуков - будущий первооткрыватель камчатской платины. В октябре поступил на работу в Сергеевскую партию Александр Дьяченко - будущий знаменитый промывальщик и радиооператор Севера Камчатки. В ноябре прилетела выпускница Ростовского университета геолог Ирина Зайцева - жена Сергея Зайцева. Таким образом, Сергеевка буквально зазвенела молодыми голосами. Жизнь здесь забурлила ключом. Если добавить, что до вновь прибывших здесь уже было много молодежи, то смело можно утверждать: Сергеевская партия в те годы стала кузницей специалистов камчатской геологии и Камчатки вообще. Теперь эти вышеперечисленные люди в большинстве своем стали известными на Камчатке и за ее пределами, добились значительных успехов в своей геологической деятельности, и не только в ней.

А тогда они были еще робкими, начинающими, местная жизнь была им в диковинку.

"Когда я прилетела из Петропавловска в Корф, в экспедицию, он произвел на меня ужасное впечатление, - рассказывает Любовь Ивановна Кравченко. - Казалось, что дома стоят хаотично, ведь улиц как таковых тогда не было, я все время путалась. Ветер, деревьев нет, непривычно. А вода… О, это было самое ужасное. Поселили меня в знаменитый "Рейхстаг", а там комнатки, как клетки, маленькие. В коридорах темнота, и прямо в коридоре колодец, из которого надо доставать эту противную, соленую воду…".

Рассказ подхватывает Татьяна Ивановна Ворогушина: "У меня тоже удручающие воспоминания от первой встречи с Корфом. Когда пришла в экспедицию, мне в приемной секретарь говорит: "Нам маркшейдер не нужен". Я обрадовалась: "Тогда дайте мне открепление". Она: "Надо по этому вопросу с начальником встретиться". Но когда я зашла к Рожкову, представилась, он так обрадовался, что я именно маркшейдер".

Л. И. Кравченко: "Когда я пришла в здание экспедиции, первым, кто встретился, был Виктор Петрович Хворостов. Он еще был практикантом, вылетел с Сергеевки. "О, - говорит он, - молодая специалистка! Сейчас в Сергеевку отправят, а там сразу замуж возьмут". Я отвечаю: "Нет, замуж не выйду, тебя подожду". Он отвечает: "К сожалению, я уже женат". Следующая встреча - с начальником отдела кадров Григорием Петровичем Шкарупой. Тот сразу набросился на меня: "Нам геологи уже не нужны. О чем там, в Петропавловске, думают? Возвращайтесь назад! Я дам Вам открепительный талон, и возвращайтесь". Я уперлась: "Не поеду". Он пошел к главному геологу Леониду Леонидовичу Ляшенко. Тот меня вызвал, говорит: "Есть место в Сергеевку старшим техником-геологом…".

Т. И. Ворогушина: "В Сергеевской уже проходили штольни, поэтому мое назначение как маркшейдера было предопределено. Люди говорят: "В Сергеевке ничего нет, все покупайте здесь - от ниток и иголок".

Л. И. Кравченко: "И мне также говорили. Я пошла в магазины. После Ленинграда они мне буквально пустыми показались. Собственно, так и было. Потом посадили в вертолет. Полетела я в Сергеевку. Под вертолетом красотища!"

Т. И. Ворогушина: "Я летела на "Аннушке" с геофизиками. В полете меня укачало. Когда прилетели, смотрю: никакого поселка нет. А он был дальше, от полосы не видно. Под ногами грязь. А я в сапожках…".

Л. И. Кравченко: "Я прилетела 4 сентября. Виктор Павлович Романов таким строгим, суровым мужчиной показался. Поселил меня в палатке, где жила Люда Безрукова. Палатка была неутепленной, холодно".

Т. И. Ворогушина: "Меня тоже в палатке поселили. Но она была теплой. Там жили муж с женой, улетели в отпуск, вот меня и поселили. Я с геологией не сталкивалась, готовилась на рудниках, шахтах работать, поэтому к полевым условиям пришлось долго привыкать. Особенно мучила печка, точнее - дрова. Виктор Павлович говорит: "Дрова там-то будете брать, топить". "А как топить? Я не умею". Он: "Значит, истопника ищите. Или замуж выходите". Вот так.

До меня маркшейдера в партии не было, занимался этим горный мастер Сальмин. Он мне сразу: "Приходи на штольню, я тебе все покажу, сдам все дела". Я пошла, в чем была. Ведь думала, здесь, как на шахтах: раздевалка, дадут спецодежду. А он дал мне только каску и фонарь. Заходим в штольню, а там холод, как зимой на улице. Пока мы с ним гнали контрольный теодолитный ход, я вся измерзлась, зуб на зуб не попадал. Он, видя такое дело, говорит: "Ладно, закончим пока. А в следующий раз ты тепло одевайся". В другой раз я уже была одета как надо. Но зато у него было дурное настроение. Он быстренько мне все отдал и - разбирайся, как знаешь. Что делать, стала разбираться. И сразу стала требовать от проходчиков уклон полотна, прочие параметры штольни, как учили в институте. Они не привычные к этому были, ругались. Среди ночи меня поднимали: иди, замеряй. Я шла, замеряла, принимала. Они поняли: раз встаю, иду ночью, значит, требую правильно, надо выполнять. Тогда уже нашли общий язык. В штольне многое надо было исправлять, но Сальмин мне доказывал: выработка геологоразведочная, временная, ее после проходки все равно бросят, поэтому ничего исправлять не надо. Но я вела дела добросовестно".

Л. И. Кравченко: "Спальники выдавали только бывшие в употреблении, поэтому я не стала брать, еще в Корфе купила одеяло, накрывалась им. Оно атласное, без пододеяльника, сползает. От холода я просыпалась в 5 утра и начинала топить печь. Людмила в спальнике, ей не так холодно, вот она и удивлялась: "Как у тебя мужества хватает в такую рань и в такой холод вставать"?

Меня поставили на документацию буровых скважин. Помню, как мы с Татьяной Ивановной первую скважину на местности выставляли. Снег был уже глубокий, а лезть нам нужно было на сопку. Вот и полезли. Одеты тепло, плотно, снег - по пояс… Я говорю: "Таня, мы не дойдем…". Встанем, постоим, отдышимся и дальше лезем. А я тогда девушка в теле была, да еще без тренировки. В общем, все пришлось проходить с нуля.

Керн документировать пришлось на улице, на морозе. Пятеро штанов надену, а все равно холодно, и руки мерзнут. Иногда ребята-буровики жалели меня, заносили ящики в буровое здание. Но и оно холодное, печка на соляре тепла не давала. Правда, ветра не было. Буровики норовили приписать проходку, выход керна, растянуть керн. Приходилось бороться, ругаться. Как раз на бурение с пневмоударником перешли, по рудным зонам нужно было укороченными рейсами бурить, поэтому надо было смотреть, контролировать. Были ссоры, не нравилось буровикам, что я требую. Мастером был Саша Евдокимов, он погиб потом. Пошли они с главным инженером Сахно на охоту, и у того ружье нечаянно выстрелило. Пока Сахно донес его, он умер. А очень хороший был человек. Мой муж работал у него в бригаде помощником бурильщика - Саша Базелеев, там мы с ним и познакомились. Бурильщиками были Юра Дубовой и Валера Половников. Юра исключительно хороший буровик, до последних дней экспедиции работал, сейчас в Петропавловске живет".

Кстати, Татьяна Ивановна тоже в Сергеевке с мужем познакомилась - Валерием Виноградовым. Семьи в партии росли как на дрожжах. "Много было красивых девчонок, - говорит Виктор Хворостов. - Почему-то их всех отправляли в Сергеевку. Они почти сразу выходили там замуж. Есть фотография, на которой сергеевские дети, так их было человек 25. Даже садик пришлось строить".

Но садик был позже, а в ту глубокую осень 1974 года заканчивали строительство общежития. Пора было переселять людей из палаток.

"Общежитие построили отличное, - рассказывает Виктор Павлович Романов. - На 100 мест. Это было рубленое, теплое здание, внутри обшитое фанерой и оклеенное обоями. Доводку бесплатно делали жены семейных: клеили, красили. Но когда настала пора заселяться, многие отказались: настолько привыкли и обжились в палатках. День проходит, второй - не заселяются. Тогда я выделил коменданту Йозису Гурскису трактор с санями и говорю: "Если не захотят сами, вытаскивай вещи, грузи и перевози". Вечером прихожу с объектов, зашел в общежитие, смотрю: не заселились. Спрашиваю коменданта: "В чем дело?" Он: "Грозятся побить". Тогда пришлось мне подключаться. Кое-как, с руганью переселили всех. Вскоре один проходчик мне говорит: "Виктор Павлович, теперь у Вас другая проблема может быть - как нас выселить. Ведь там же отопление". Действительно, мы в общежитии сделали отопление: грели воду и гоняли насосом. Отпали проблемы с дровами.

По проекту весь лес у нас должен был быть привозным, в том числе рудстойка, но мы делали всё на месте. Из-за этого у нас чуть было скандал не разразился. Стройбанк, который финансировал наши работы, направил к нам своего инспектора по фамилии Горбушин. Он из геологов, поэтому, видимо, и направили. В экспедиции, как принято, организовали все для его приятного времяпрепровождения. Прикрепили к нему начальника планового отдела Петра Николаевича Дрынова и отправили их куда-то отдыхать. Позже мы послали за ними вездеход, чтобы привезти Горбушина на базу, к вертолету, но при этом сделали тактическую промашку - провезли его мимо нашей лесосеки. Там все было на высоком уровне организации труда - пилы, трелевочник, штабелевка. Но он понял, что мы отклоняемся от проекта. В поселке еще раз пристально осмотрел наши новенькие дома и окончательно обо всем догадался. На этом основании он сделал нам перерасчет стоимости работ - снял стоимость завозки леса и рассчитал его как заготовленный на месте, по факту. В результате мы теряли приличную сумму - около 25 тысяч рублей. Поднялся шум. Для того чтобы разобраться в вопросе, из управления прилетела комиссия из двух женщин - начальника партии экономических исследований Ирины Петровны Казаковой и еще одной, фамилии не помню, Светланы Сергеевны. Они прилетели и добросовестно все обмерили. Лазили по снегу, тщательно, добросовестно. А домики частников я не включал в оплату, поэтому вышло так, что у меня на 200 тысяч рублей построено больше, чем я заактировал. Получалось, что с нас не снимать надо 25 тысяч, а доплачивать 200 тысяч. Я Ирине Петровне говорю: "Может быть, не стоит на рожон лезть, доактировать? Опять комиссии пойдут, разбирательства". Она резко возразила: "Пусть комиссии приезжают, у нас точные замеры".

Позже я случайно услышал их разговор между собой. Ирина Петровна говорит Светлане Сергеевне: "Я загорелась Сергеевкой. Малетойваям, Оганча - это же палатки и балки. А здесь дома строятся, все красиво, основательно. В общежитии тепло, отопление закольцовано…". Так что выглядели мы тогда солидно. Опять же и результаты были отменными, и выполнение планов шло неплохо".

Когда Вениамин Петрович Зайцев рассказывал мне о жизни и работе в Сергеевской партии, то признался: "Это был прекрасный период. Все мы дружили друг с другом, общались. В своих палатках, а затем домиках только ночевали, а так находились в камералке. С утра собирались, и работа наша продолжалась до глубокой ночи. Рабочий день не имел никаких границ. Спорили, обсуждали, убегали на документацию штолен, скважин или канав, опять собирались, опять обсуждали, глубоко занимались петрографией. Жизнь проходила на людях, проходила очень интересно, и я вспоминаю те годы, как одни из лучших в своей жизни. Многие лучшими годами считают студенческие, а я - годы работы в Сергеевской партии. Все были молодыми, романтиками…".

Признание Зайцева дополняет Владимир Мелкомуков: "Быт был неустроен, но было весело, ведь у нас был исключительно молодежный коллектив. Дни и вечера мы проводили в камералке. Это было основное место, где мы, в общем, жили. Кто документацию подгонял, кто в карты играл. Очень интересной, запоминающейся была жизнь, наша молодость…".

Date: 2015-12-11; view: 1882; Нарушение авторских прав