Петербург Пушкина в прозаической повести «Пиковая дама»

Пушкин обращает пристальное внимание на быт и сословные отношения в самом городе. В “Пиковой даме”, “Домике в Коломне” и других “петербургских” его произведениях описания улиц, частей города настолько точны, что следуя им, можно отыскать те места или дома, где волей автора оказываются его герои. Площади, сады, бульвары и улицы запечатлелись в произведениях Пушкина.
“Пиковая дама” написана в Болдинскую осень 1833 года. В основе - мистический сюжет. Неподалеку от дома Жадимеровского, где квартировал поэт, на соседней Малой Морской улице (ныне - улица Гоголя) находился особняк, принадлежавший княгине Наталье Петровне Голициной (сейчас – дом 10). Предание нарекло этот особняк домом “Пиковой дамы”. Черты Голициной, фрейлины при дворах пяти императоров, умной, властной старухи, пережившей свой век, узнавали современники в образе пушкинской графини. “Моя “Пиковая дама” в большой моде, - записывает Пушкин в дневнике вскоре после выхода повести в свет. – Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся…” Под наслоениями перестроек, постигших особняк Голициной, угадывается “дом старой архитектуры” в одной из главных улиц Петербурга.

У обрусевшего немца, офицера Германна, рождается дикая, алчная жажда к деньгам, которая толкает его на ложь, обман и преступление. Если у Евгения (“Медный всадник”) рассудок помутился из-за горя, то у Германна в основе безумия – порок. В столице много сумасшедших: огромный город не щадит своих подданных. Трудно назвать нормальной жизнь выжившей из ума старой графини и мучимой ею воспитанницы Лизаветы Ивановны. После смерти графини она выгодно выходит замуж и … берет себе воспитанницу, с которой, вполне возможно, будет обращаться в соответствии с уроками, полученными в доме Томских.

Абсурдна жизнь председателя общества богатых игроков “славного Чекалинского, проведшего весь свой век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги…”. Молодые дворяне–офицеры также ночи напролет играют в карты или танцуют до утра… Пуста и бессмысленна жизнь столичной аристократии. Она увлекается сочинениями мистика Сведенборга, повторяет сказки о легендарном Сен-Жермене, верит в привидения и чудесные карты.

В “Пиковой даме” был окончательно создан новый, впервые явленный в литературе образ Петербурга – столицы империи, города призрачно абсурдной жизни, города фантастических событий, происшествий, идеалов, города, обесчеловечивающего людей, уродующего их чувства, желания, мысли, их жизнь. Слепая и дикая власть города над человеком объяснена Пушкиным социально.

Пушкин язвительно в эпиграфе к повести “Пиковая дама” пишет об игроках: “Так, в ненастные дни, занимались они делом”. Карты и карточная игра в конце XVIII - начале XIX века определенной культурной традицией в дворянской среде. К этой теме обращался не один Пушкин. Сюжет может показаться преувеличенно трагичным (по существу - убийство), но на самом деле Пушкин ничуть не преувеличивал “страстей”. Известен пример нашумевшей в Петербурге 1802 г. истории, когда князь А.Н.Голицин – знаменитый мот, картежник и светский шалопай, проиграл свою жену, княгиню Марию Григорьевну (урожденную Вяземскую), московскому барину Л.К.Разумовскому. По мнению Ю.М.Лотмана [5, стр.793], если одни и те же сюжеты возникают в литературе и в жизни, то, значит, введен некоторый механизм, ограничивающий разнообразие возможных поступков. Пушкин говорит о карточной игре не как о единичном случае, а социальном, надо полагать, не лучшем явлении. Азартные игры при этом формально подвергались запрещению, как безнравственные, хотя практически процветали. Весь так называемый петербургский, императорский период русской истории отличен размышлениями над ролью случая, фатума. “Счастье” русского дворянина XVIII-XIX веков складывается из столкновения многообразных, часто взаимоисключающих упорядоченностей социальной жизни. С одной стороны, система Табели о рангах, с другой, семейные и родственные связи открывали совсем иные пути и возможности, чем Табель о рангах, то есть нарушения закономерностей, воли “случая”. Пушкин очень тонко уловил все эти нюансы, его Германн видит волю счастливого случая в возможности узнать тайну удачной игры у старухи, чтобы резко и вдруг стать богатым человеком, повысить свой общественный статус.

Пушкин сам был карточным игроком, поэтому изнутри видел психологию игры, ее омут, расчет, азарт. Петербург дарил Пушкину массу сюжетов из жизни о воле случая. Пушкин не мог не знать биографии видного государственного деятеля николаевской эпохи С.С. Уварова, который был беден и незнатен, но сумел втереться в дом министра просвещения А.К. Разумовского и, разыграв сентиментальный роман, жениться на его дочери, некрасивой, но богатой, которая была старше жениха и уже потеряла надежду на брак. Благодаря женитьбе Уваров быстро пошел в гору: 32 лет от роду он сделался президентом Академии наук, занимал пост в министерстве финансов (он сыграет одну из главных неблаговидных ролей в драме жизни Пушкина). Таков Петербург, описанный Пушкиным в “Пиковой даме”.

4) Петербург в поэме Пушкина «Медный всадник».

В поэме “Медный всадник” (1833г.) город становится “действующим лицом”.Образ Петербурга, созданный Пушкиным в поэме «Медный всадник», является не просто фоном, на котором происходит действие, а прямым участником конфликта человеческой личности и истории. Именно в образе Петербурга проявляется неоднозначность решения этого конфликта. Оценка этого города в конечном счете восходит к двум противоположным точкам зрения на личность и преобразовательную деятельность Петра Великого.

С точки зрения классицистов, Петербург помогли создать божественные силы, вдохновлявшие Петра и руководившие им. Своими деяниями он возвысил Россию. Другая версия заключается в том, что Петр - это деспот, закабаливший свой народ и покушавшийся на свободу других народов, а Петербург – это город, созданный дьявольскими силами, так как на его строительстве погибло много людей. Как и в трактовке образа Петра, Пушкин не отдает предпочтения ни одной из версий о Петербурге. Его отношение к городу и Петру I, построившему его, неоднозначно.

Живя в Петербурге, столице и оплоте русского самодержавия, Пушкин не мог не видеть значения этого города, историю его создания для России. Когда Пушкин писал “Медного всадника” он был уже в поре зрелости, признанным основателем русской реалистической прозы, драматургом, историком. Это время, когда обострялся взгляд человека и художника на город. Никто, как Пушкин, не смог добавить романтики этому городу, образу Невы как одушевленному, живому существу. Для того чтобы узнать, как относился к городу сам Пушкин, надо просто читать его произведения: все, что он хотел сказать о Петербурге, сказано в них.

В поэме прославляются “великие думы” Петра, его творенье – “град Петров”, “полночных стран краса и диво”, новая столица русского государства, выстроенная в устье Невы, “под морем”, “на мшистых, топких берегах”, из соображений военно-стратегических (“отсель грозить мы будем шведу”), экономических (“сюда по новым им волнам все флаги в гости будут к нам”), для установления культурной связи с Европой (“природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно”).

Наводнение, показанное в поэме как бунт покоренной, завоеванной стихии против Петра, губит жизнь Евгения – простого и честного человека и губит жизнь его невесты – Параши. Петр в своих великих государственных заботах не думал о беззащитных маленьких людях, принужденных жить под угрозой наводнения (как не думал и о сотнях жизней о строительстве города). Пушкин первый поднял эту проблему: никакого эпилога, возвращающего нас к первоначальной теме величественного Петербурга, - эпилога, примиряющего нас с исторически оправданной трагедией Евгения, Пушкин не дает. Противоречие между полным признанием правоты Петра I, не считающегося в своих государственных “великих думах” и делах с интересами отдельного человека, и полным же признанием правоты каждого человека, требующего, чтобы с его интересами считались, - это явное противоречие остается неразрешенным в поэме.
Вступление к “Медному всаднику” написано в торжественном, классическом стиле. По своему стилю оно резко отличается от стиля всех других частей поэмы, поэтому часто воспринимается как самостоятельное произведение. От повествовательных частей поэмы оно отличается прежде всего своим торжественно-ликующим тоном. Вступление называют гимном великому городу:

Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат,
Вознесся пышно, горделиво;
Где прежде финский рыболов,

Печальный пасынок природы,
Один у низких берегов
Бросал в неведомые воды
Свой ветхий невод, ныне там
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен; корабли
Толпой со всех концов земли
К богатым пристаням стремятся;
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей,

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц и светла

Адмиралтейская игла,

И, не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

…
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!

Все другие изображения Петербурга – будь то Петербург Гоголя, Некрасова или Достоевского – всегда сопоставляются именно с “Медного всадника” Пушкина. Сами эти писатели осознавали созданные ими образы Петербурга как полемические по отношению к пушкинскому. “Люблю тебя, Петра творенье…” – повторял Достоевский пушкинский стих. И тут же отвечал: “ Виноват, не люблю его”.

Начиная с 1717 года Петербург строился очень интенсивно, ежегодно возводилось по несколько сот новых зданий, и к концу жизни Петра (1725 г.) столица была большим городом с населением 40 тысяч человек. Появление крупного города на пустом месте и в краткий срок явилось невиданным в Европе событием. Петр I приказал, чтобы высота шпиля на Петропавловском соборе превосходила высоту колокольни Ивана Великого, самого высокого сооружения в Московском Кремле. Нева определила архитектурный облик города: от нее пролегли первые дороги, в дальнейшем ставшие центральными улицами города.

Описывая наводнения, Пушкин создаёт яркий образ разбушевавшейся Невы:

Осада! приступ! злые волны,
Как воры, лезут в окна. Черны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревна, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Увы! все гибнет: кров и пища!
Где будет взять?
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен вышел он
И молвил: “С божией стихией
Царям не совладеть”. Он сел
И в думе скорбными очами
На злое бедствие глядел.
…
Царь молвил – из конца в конец,
По ближним улицам и дальним,
В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.

На следующий день Евгений, герой поэмы, выясняет, что дом его невесты смыт, и она погибла. К утру в центре города “уже прикрыто было зло”. “Чиновный люд, покинув свой ночной приют, на службу шел. Торгаш отважный, не унывая открывал Невой ограбленный подвал, сбираясь свой убыток важный на ближнем выместить”.

“Неугомонному Петербургу” нет дела до конкретного маленького человека Евгения. Что до того, что стихия забрала его счастье, отобрала ум? Безумие описано Пушкиным весьма точно: “тихонько стал водить очами с боязнью дикой на лице”. Всполох сознания Евгения обращает вину за все несчастья на “властелина судьбы”. “Обуянный силой черной” Евгений грозит: “Добро, строитель чудотворный! – шепнул он, злобно задрожав – Ужо тебе”… Но он быстро понимает, что замахнулся слишком высоко, переступил все дозволенные ему границы и в страхе бежит. Кажется ему, что медный всадник повсюду

его преследует. Пушкин завершает историю гибелью Евгения, но не завершает тему, остающуюся современной и сегодня: государство и власть как инструмент насилия подавляет человека, он бесправен по большому счету и ничего не может противопоставить произволу власти, пока, “зубы стиснув, пальцы сжав, как обуянный силой черный” человек не начнет противостоять ей.

Контраст - главный принцип изображения города, намеченный во вступлении, реализуется в двух частях «петербургской повести». Петербург в поэме полон резких конфликтов, неразрешимых противоречий. В первой части облик города меняется, снего словно спадает мифологическая позолота. Исчезают «золотые небеса», их сменяет «мгла ненастной ночи» и «бледный день». Это уже не пышный «юный» град, «полнощных стран краса и диво», а «омраченный Петроград». Город превращается в крепость, осажденную Невой, которая тоже часть города. В нем затаилась злая энергия, которую освобождает «буйная дурь» финских волн. Нева, прекращая свое «державное теченье» в гранитных берегах, вырывается на волю и разрушает «строгий стройный вид» Петербурга. Словно сам город берет себя приступом, разрывая свое чрево. Обнажается все, что было скрыто за парадным фасадом «града Петра» во вступлении.

Вся первая часть – картина народного бедствия. Осажден Петербург чиновников, лавочников, нищих обитателей хижин. Нет покоя мертвым: размыто кладбище. Впервые появляется фигура «кумира на бронзовом коне».

Во второй части показан Петербург после наводнения. Но городские противоречия не только сняты, а ещё более усилены. Умиротворение и покой таит в себе угрозу, возможность нового конфликта со стихией:

Но, торжеством победы полны,

Ещё кипели злобны волны,

Как бы под ними тлел огонь…

Петербургская окраина, куда устремился Евгений, напоминает «поле боевое» - «вид ужасный», зато на следующее утро «в порядок прежний все вошло». Город стал холодным и равнодушным к человеку. Это город чиновников, расчетливых торговцев, «злых детей», бросающих камни в безумного Евгения, кучеров, стегающих его плетьми. Но это по-прежнему державный город – над ним парит «кумир на бронзовом коне».

Если строительство Петербурга сыграло положительную роль в исторических судьбах России, то отдельному человеку с его маленькими житейскими мечтами оно только приносит горе. С этим связана тема Евгения, бедного молодого человека, надежда которого на тихое семейное счастье была сокрушена враждебной стихией потопа. В противопоставлении Петра и Евгения выразился конфликт человека и власти, личности и государства – вечна проблема, однозначное решение которой Пушкин считает невозможным.

После Пушкина к образу медного всадника обращались многие поэты: А.Блок воспевал как стража своего города, ближе к Пушкину будет Максимилиан Волошин. “О, Бронзовый Гигант! Ты создал призрак – город” - его стихотворение сочится кровью и предсказаниями невинных жертв, отданных данью за город – призрак; В.Брюсов написал “К медному всаднику”; В.Маяковский “Последняя Петербургская сказка”, где есть неубедительная, на мой взгляд, попытка выставить Петра даже в смешном виде тоскующего узника, закованного в собственном городе; Б.Пастернак написал “Вариации на тему “Медного всадника”, используя некоторые строчки Пушкина: “Песком сгущенный, кровавился багровый вал. Такой же гнев обуревал Его, и чем-то возмущенный, Он злобу на себе срывал”. Но все это было потом, после Пушкина. Каждая эпоха добавляла свое видение Петербурга и Медного всадника, но в годы испытаний именно строки Пушкина: “Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия” поддерживали людей в блокадном Ленинграде, когда 10 февраля 1942 г., не сговариваясь друг с другом, несколько ленинградцев около трех часов встретились на Мойке, под аркой у той заветной двери, через которую 105 лет назад вынесли раненого Пушкина (по воспоминаниям литературоведа В.А.Мануйлова).

Заключение.

В 1880 г. на месте дуэли находился столбик с поперечной дощечкой, на которой были написаны строки Лермонтова:

Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде, и – убит!

Далее стояла черта, а под ней слова Пушкина:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа…

Если у города есть душа, то душа Петербурга посмертно воздает дань своему великому поэту и гражданину.

Талант Пушкина мужал среди улиц, мостов и набережных Петербурга. Душевные силы и ум государственного мыслителя позволяли Пушкину жить, мыслить, страдать. Еще незадолго до смерти в письме к П.Я.Чаадаеву от 18 октября 1836 г. Пушкин простил Петербург: “Как литератора – меня раздражают, как человек с предрассудками – я оскорблен, - но, клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков”. Пушкин глядел на окружающую его действительность глазами историка, но ему чуждо было бесстрастие летописца. Каждое новое поколение узнавало в произведениях Пушкина что-то ценное и близкое, потому что все его творчество было обращено к будущему. Петербург изображен не музейными картинками далекого прошлого, а реальным, поныне узнаваемым городом. Поэтому, говоря о Петербурге, мы воспринимаем его облик таким, каким видел и верно изобразил его Пушкин в своих произведениях.

Список использованной литературы.

1. Абрамович С. Предыстория последней дуэли Пушкина. – С-Петербург: Петраполис, ДБ, 1994..
2. Гессен А.И. Набережная Мойки, 12: Последняя квартира Пушкина А.С. – Петрозаводск: Карельское книжное изд-во, 1969.
3. Жизнь и лира: Сборник статей о жизни А.С.Пушкина. – М.: Книга, 1970.
4. Зажурило В.К. и др. “Люблю тебя, Петра творенье…”: Пушкинские места Ленинграда.- Л.: Лениздат, 1989.
5. Лотман Ю.М. Пушкин А. – С-Петербург: Искусство – СПб, 1995.
6. Макогоненко Г.П. Избранные работы: О Пушкине, его предшественниках и наследниках.- Л.: Художественная литература, 1987.
7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 17 т. Т. 14. – М.: Воскресенье, 1995.
8. Пушкинский Петербург. – Л.: Ленинградское газетно-журнальное и книжное изд-во, 1949.
9. Волков Г. “Как утешение, как реквием…” - Студенческий меридиан.- 1987.- №5.
10. Пушкин А.С. Медный всадник: Кн. для чтения с иллюстрациями А.Бенуа и комментариями.- М.: Русский язык, 1980.