Каталонский узел

Центральную роль в исходе политического кризиса в Республике весной 1937 г. сыграли события в Каталонии, где на противоречия общеиспанского характера накладывалась также специфика, связанная с национальной автономией. Каталония с ее промышленностью была ключом к политической победе Республики и в Республике. Она была оплотом НКТ и ПОУМ, а значит – главным препятствием для осуществления политической стратегии КПИ и ее союзников. Она была промышленным сердцем республиканской зоны. Без компромисса с каталонцами – и националистами, и анархистами, не могла состояться победа. Но проблема заключалась не только в отношениях Республики и Каталонии, но и в конфликтах внутри Каталонии. Они завязались в настоящий Гордиев узел.

После Гвадалахары политические процессы стали сдвигаться во встречных направлениях. С одной стороны, у Ларго Кабальеро стали наконец налаживаться отношения с НКТ, а у ОСПК – с Компанисом. Но с другой стороны, стал нарастать конфликт между анархо‑синдикалистами и ПОУМ с одной стороны и другими каталонскими партиями – с другой.

Во время Гвадалахары в Каталонии усилилось движение за сплочение сил республиканцев и помощь фронту, была проведена неделя помощи Мадриду. Собрали 1 млн песет, 14 вагонов с 140000 кг муки[963]. Вопреки представлению об эгоизме вождей Арагонского фронта, они спорили о том, какие части снова послать на помощь Мадриду. Анархо‑синдикалисты не соглашались, что под Мадрид нужно отправить дивизию Маркса. Исглиес настоял на формировании 9 батальонов разных партий, «чтобы и анархисты участвовали в боях центра»[964]. Однако под Гвадалахарой справились без новых подкреплений из Каталонии.

Этот эпизод показывает, что силы Арагонского фронта можно было привлечь и к операции в Эстремадуре, где так нужна была их артиллерия.

Правительство также пошло навстречу Каталонии. 8 марта было заключено соглашение, вводившее представительство Каталонии в Главном совете обороны и Центральном штабе[965]для того, чтобы голос Арагонского фронта учитывался в общем военном планировании. Каталония признала право Центра назначать командующего фронтом, но по согласованию с Каталонией.

Отношения с центром постепенно налаживались. К этому времени в Каталонии был создан запас снарядов в 82000 штук, и в Центр отправлялось 1500 снарядов в день. В обмен каталонцы требовали оружия[966]. Однако Прието и Асенсио не спешили удовлетворять каталонские заявки, а «роман» НКТ и Ларго Кабальеро только начинался. Советские специалисты признавали, что, «не давая Каталонии оружия, центральное правительство подрывает общереспубликанский фронт, содействует анархистам и сепаратистам»[967]. За этой неуклюжей формулировкой, вроде бы направленной против анархистов и националистов – признание их фактической правоты в вопросе об оружии.

Анархо‑синдикалисты в это время обрушились на Прието с тяжкими обвинениями: «…Прието, человек, который не колеблется принести в жертву тысячи людей на Севере (имеется в виду Северный фронт, отрезанный от основной республиканской зоны – А. Ш.) ради того, чтобы добиться определенного финала…»[968]Обвинения Прието в капитулянтстве на Северном фронте были связаны с отказом от переброски авиации на север основной республиканской зоны, откуда она могла бы помочь блокированной Стране Басков. Если в критические осенние дни 1936 г. анархисты отправили на Центральный фронт свои лучшие части, то теперь, когда напряжение войны сместилось на Север, министр не спешил отправлять туда силы, без которых активные боевые действия были невозможны.

В 1937 г. Прието был готов подчиняться сталинским требованиям, так как он также опасался усиления Каталонии. Военная сторона дела считалась второстепенной. В октябре 1937 г. пассивная стратегия Прието увенчается падением Северного фронта и разгромом Страны Басков. «Определенный финал» будет достигнут, и то, что в мае могло показаться домыслами анархистов, станет печальной реальностью.

* * *

Пытаясь как‑то улучшить положение с оружием, анархисты развернули кампанию за хотя бы частичное разоружение тыла. 14 марта было принято воззвание барселонского комитета НКТ, испанского и краевого комитетов ФАИ и Либертарной молодежи: «Все вооруженные силы Каталонии – в распоряжение и под руководство военного министерства Каталонского правительства. Оружие – для фронта, люди – на фронт, средства питания – на фронт»[969]. Но когда Исглиес попытался отправить 2 тысячи национальных гвардейцев на фронт, Компанис отменил это решение[970].

Дело было не только в том, чтобы отправить как можно больше вооруженных людей в окопы. Важно, чтобы после этого не оказаться в застенках у тех, кто сохранил козырь в рукаве – силовые структуры тыла. Советские специалисты с горечью отмечали: «Сейчас партии свои усилия направили не на то, чтобы бить фашизм, а на увеличение и вооружение своих частей, чтобы быть готовыми бить друг друга при разделе шкуры еще не убитого медведя»[971]. «В комитетах (политических партий и организаций – А. Ш.) имеются элементы, которые считают неизбежным столкновение внутри единого фронта, а отсюда – каждый из партийных комитетов стремится различными путями, под разными предлогами сохранить для этой будущей работы живую силу и как следует самовооружиться»[972]. Командир дивизии К. Маркса Дельбарио прямо говорил советским товарищам: «Нам нужно кроме дивизии „К.М.“ сформировать еще одну дивизию для того, чтобы воевать с анархистами»[973].

Анархо‑синдикалисты не собирались оставлять силовые структуры Каталонии в руках их оппонентов, особенно – ОСПК. Поэтому в Каталонии развернулась острая борьба за контроль над органами безопасности. За этот вопрос отвечала Хунта внутренней безопасности. Во время обсуждения вопроса об организации внутренней охраны развернулась настоящая склока между членами Хунты от НКТ и ОСПК. Как докладывал Антонов‑Овсеенко, «Фернандес приставил пистолет к виску начальника полиции совета Саласа, но Айгваде пригрозил своим пистолетом Фернандесу»[974]. Эта ненависть силовиков противостоящих политических блоков друг к другу (Фернандес – НКТ, Айгуаде – Эскерра, Салас – ОСПК) сыграет свою роль в дальнейшей эскалации конфликта.

Таким образом, сохранение части вооруженных сил в тылу было следствием взаимного недоверия партий и движений. Каждый призывал на фронт других и придерживал силы в тылу на случай столкновения. При этом анархо‑синдикалисты, контролировавшие пост военного министра (советника) Каталонии, были в большей степени настроены на укрепление фронта за счет тыла, чем ОСПК и националисты.

Тем не менее, долгое время столкновения удавалось избежать. Спонтанные стычки вызывали возмущение всех сторон, и любители поиграть оружием тут же ретировались.

19 марта ФАИ выступила с манифестом, где потребовала коллегиального управления полицией, чтобы она не стала орудием одной партии. Компанис сначала возмутился опубликованием этого манифеста, назвал его «объявлением войны», но затем успокоился и только сказал, что анархисты могли бы выступить с этим месяца через 3–4, когда обстановка станет поспокойнее. Но анархистам нужно было именно сейчас сформулировать позицию по вопросу о силовых структурах, когда он стал центральной политической темой[975].

ФАИ выдвинула Фабрегаса на пост генерального директора безопасности[976]. Компанис ответил, что можно назначить гендиректором и анархиста, но с безупречной репутацией[977]. Действительно, Фабрегас был человеком неуравновешенным. Однако теперь неуступчивость «включил» первый секретарь ОСПК Коморера. Антонов‑Овсеенко с неудовольствием докладывал, что он «упорствует на требовании отстранения анархистов от ответственных постов»[978].

Негрин, Прието, Альварес дель Вайо и Ларго Кабальеро советовали делегатам ОСПК не уступать анархистам[979]. Позиция первых трех понятна. Если верна информация о такой же позиции премьер‑министра, это значит, что в марте он вел двойную игру с анархистами, нащупывая контакт с ними в противоборстве с коммунистами и смыкаясь в борьбе против них с правыми социалистами.

Неуступчивость Комореры серьезно накалила обстановку, генсек НКТ Васкес убеждал Антонова, что именно первый секретарь ОСПК является «основой раздора»[980].

Последней каплей стал захват членами ОСПК с помощью поддельных документов 26 изготовленных анархо‑синдикалистами бронемашин, предназначенных к отправке на фронт[981].

26 марта в знак протеста против этой выходки анархо‑синдикалисты покинули Женералитат. Начался правительственный кризис.

Сначала относительно быстро удалось договориться о восстановлении коалиции, при котором НКТ получала 4 места (раньше 3) и пост комиссара полиции Барселоны. Однако теперь «уперлись» радикальный анархо‑синдикалистский лидер Шена и вполне договороспособный прежде Доменеч[982]. Их не устраивало, что безопасность отходила к ОСПК.

Вместо того, чтобы договариваться дальше, Компанис создал временный Женералитат, куда включил помимо себя еще двух националистов, двух представителей от НКТ, одного от ВСТ и одного представителя робасайрес[983].

Областной комитет НКТ 28 марта потребовал провести чистку органов безопасности, создать хунту безопасности из представителей разных сил, проводить совместное расследование конфликтов делегациями НКТ и ВСТ. Ради поста генерального директора безопасности либо министра (советника) внутренних дел НКТ была готова пожертвовать постом военного министра[984]. Также предлагалось объединить все силовые структуры тыла в единый корпус безопасности[985].

В итоге долгих переговоров только 20 апреля был сформирован новый Женералитат. Кабинет покинул Абад де Сантильян, его заменил бывший председатель Экономического совета Капдевилья. Фернандеса переместили с безопасности на здравоохранение[986]. Это было проигрышем НКТ. Также ослабли и позиции военного советника – были созданы Высший военный совет и Совет военной промышленности под председательством Компаниса[987].

По словам Антонова‑Овсеенко, вся эта «„кризисная“ борьба резко обострила отношения социалистов и анархистов»[988]. Если в начале года рассматривались возможности организационного объединения НКТ и ВСТ через Комитет связи, то теперь эта работа заглохла. «Надо точно отметить – тут дело не в анархистах. И социалистическое руководство явно остыло к „Комитету связи“»[989].

* * *

Отношения анархо‑синдикалистов и коммунистов становились все более напряженными и в масштабах Республики. Острая критика компартии звучала на пленуме НКТ 16–20 апреля, который стал в этом отношении переломным. Пленум высказался за «отделение службы общественного порядка от коммунистических элементов», так как коммунисты используют свое положение для произвольных арестов[990].

Выступая на пленуме, арагонцы отмечали «большой антагонизм между марксистскими силами и нами». Марксисты вмешиваются в управление, как они привыкли это делать на других фронтах, и пытаются указывать, кому оставаться в тылу, а каким подразделениям идти на фронт. Астурийцы также говорили об «обструкции марксистов».

Каталонская организация указывала на «бойкот со стороны центрального правительства» в отношении Арагонского фронта и Каталонии, особенно в отношении просьб об авиационной поддержке и закупке материалов для производства за границей. И это в то время, когда НКТ организовывала военное производство, поставляла амуницию и бойцов на другие фронты[991].

В этой накаленной обстановке росло влияние наиболее радикальных групп. 27 апреля 1937 г. две батареи Арагонского фронта и активистов НКТ‑ФАИ в Колонхе приняли резолюцию, предложенную радикальной группой «Друзья Дуррути» (т. н. «Резолюция в Колонхе»): «19 июля НКТ и ФАИ могли воспользоваться положением, которое им давало оружие, отнятое у побежденного фашизма, и революционное положение, которое они почти контролировали, чтобы провозгласить водворение своей социальной доктрины, либертарного коммунизма…»[992]Провозгласить – дело не хитрое. А вот как воплотить в жизнь? Но 19 июля анархо‑синдикалисты пошли другим путем, более благородным по мнению «Друзей Дуррути»: «НКТ, подавая пример великого либерального[993]духа, подавая пример благородства и ясного антифашистского духа, призвала все организации и партии, чтобы вместе сотрудничать в деле строительства нового общества, которое не должно было принадлежать одной определенной группе, одной тенденции … этому делу только она и посвятила свои усилия, не считаясь с тем, что должна была отступить от своих постулатов, от своих подлинных идеалов»[994]. И эти уступки не были по достоинству оценены коварными сторонниками государственности. Так что время уступок кончилось: «Мы не можем отождествить себя с ролью терпеливого Иова»[995]. Прежде чем вороны в тылу растолстеют «на внутренностях трупов наших павших в боях» товарищей, «мы предпочитаем, чтобы преступный сапог фашизма раздавил всех», как новый Атилла. «Но мы надеемся, что это не понадобится, так как революция еще не закончилась и сметет все препятствия в тылу»[996]. За этой перенасыщенный образами фразой крылось простая мысль – необходимость держать фронт против фашизма не может быть основанием для дальнейших уступок в тылу. Не нужно бояться франкизма больше, чем перерождения тыла. Это перерождение приведет или к поражению, или к новому подъему революции. Не нужно бояться новых столкновений, даже если это повредит фронту.

Такой дух авантюризма пока овладел лишь меньшинством анархо‑синдикалистов. Но и «Солидаридад обрера» 30 апреля поставила своих оппонентов на одну доску с фашизмом: речи коммунистов против социализации – «самая лучшая контрреволюционная работа и потому – отдел (часть – А. Ш.) подстерегающего нас врага»[997]. Впрочем, коммунисты уже давно отождествляли с фашизмом ПОУМ и радикалов ФАИ.

* * *

Получив пост советника (министра) внутренних дел, лидер ОСПК Коморрера развернул борьбу против рабочих патрулей – вооруженных формирований профсоюзов в тылу. Патрули обвинялись в экспроприациях, несанкционированных арестах и даже убийствах. Анархо‑синдикалисты отвергали большинство обвинений и соглашались расследовать каждый случай, в случае необходимости наказывая виновных. НКТ категорически воспротивилась роспуску патрулей, увидев в нем разоружение рабочего класса перед лицом внутренней контрреволюции. «Вооруженные рабочие – это единственная гарантия революции. Пытаться разоружить рабочих – значит поставить себя по другую сторону баррикад», – писала «Солидаридад обрера»[998]. Этот новый конфликт накалил и без того неспокойную обстановку.

При этом ОСПК запасалась где только можно оружием. Так, в декабре 1936 г. Генеральный секретарь ОСПК и советник Женералитата Х. Коморера вел переговоры с басками о поставке 500 револьверов и пулеметов для удара по НКТ. «Он готов был платить наличными и ожидал получить оружие самолетом». Министр Центрального правительства от басков М. Ирухо советовал баскскому президенту Х. Агирре «принять предложение, потому что это способствовало бы разгрому анархистов и за счет этого увеличивало влияние баскских промышленников и политиков»[999]. Во Франции закупкой короткоствольного (то есть нужного в тылу, а не на фронте) оружия занимался член ОСПК Р. Кортада. Об этом было известно Х. Негрину[1000], которому подчинялись пограничники. Но у Негрина и республиканских пограничников был жесточайший конфликт с анархо‑синдикалистами за право контролировать границу. Отряды НКТ еще в июле заняли несколько погранпостов, через которые перебрасывали оружие и добровольцев из Франции. Негрин решил силой восстановить правительственную монополию на пограничный контроль (и, следовательно, на помощь из‑за рубежа). Он нашел для этого на редкость «удачный» момент. 25 апреля карабинеры Негрина атаковали занятый анархистами пост Пучерда, где завязались бои.

В этой обстановке 25 апреля Р. Кортада был убит при невыясненных обстоятельствах. Поскольку он был бывшим анархо‑синдикалистом, ОСПК обвинила в убийстве «мстительных» анархистов (хотя причины его гибели могли быть и совсем другими). Национальный комитет НКТ содействовал аресту в Молен де Лобрегат подозреваемых в убийстве Кортады[1001]. Расследованию дела помешала вспыхнувшая вскоре междоусобица.

Гибель Кортады была использована Коморрерой, контролировавшим по должности национальную гвардию Каталонии, для попытки разоружить рабочие патрули. Вооруженные отряды ОСПК и националистов при этом не распускались. Попытки разоружения вызвали перестрелки и гибель нескольких рабочих НКТ. Взаимные убийства рабочих произвели на лидеров синдикалистов удручающее впечатление. Для них, воспитанных на классовой рабочей морали, это была трагедия. Обращаясь к Х. Коморрере на заседании кабинета, представитель НКТ А. Капдевилья говорил: «Нельзя позволить, чтобы такое происходило. Рабочие убивают товарищей – рабочих». Коморрера, по‑адвокатски повысив голос, ответил: «Это не имеет особого значения». Комментируя этот эпизод, Капдевилья продолжает: «Он не был человеком, который испытывал какие бы то ни было чувства к рабочему классу. Буржуа, холодный и амбициозный, он душой и телом отдался коммунистам»[1002]. Эти люди не считали друг друга товарищами.

В ответ на попытку разоружать патрули НКТ в Барселоне 29 апреля анархо‑синдикалисты стали возводить баррикады, но на следующий день договорились их разобрать[1003]. Однако 1 мая ОСПК отклонила предложение ФАИ обсудить возможности предотвратить взаимное столкновение между членами двух организаций[1004].

Анархо‑синдикалисты ждали от ОСПК удара в спину. 2 мая «Солидаридад обрера» писала, что они «хвалят нас пером, а в другой руке держат флорентийский кинжал»[1005]. «Кинжал» будет пущен в дело буквально на следующий день.

Обстановка в Каталонии накалилась до предела. Любой неосторожный шаг мог вызвать взрыв.

Date: 2015-11-15; view: 306; Нарушение авторских прав