Глава 8 Дилер

— Двадцать третий — Зениту. Ты что, уснул там?!

— Слушаю вас, слушаю!

— Ну, ты разобрался?

— Нет, пока нет.

— Что значит — «пока нет»? Стреляли, нет?

— Да вроде бы стреляли.

— Ну, а труп?

— Нету трупа. Кровь есть — трупа нет.

— Так отправлять группу, нет?

— Да не знаю я! Пока не понял.

— Ну давай, разбирайся. Там еще есть кто?

— Патруль с рынка. Сказали, сейчас участковый подъедет с местным опером.

— Ну, пусть опрашивают. Там полно народу, кто-нибудь наверняка что-то видел.

— Да, они уже опрашивают. Пока — ничего...

Вот такие дела. Мы едем домой. То есть по Дмитровке на север. Собакин слушает рацию, настроенную на милицейскую волну. Никаких тебе «перехватов», «колец» и прочих мероприятий заградительного характера. Как-то у них все вяло и неторопливо. Зато соплеменники Анвара шустрые — дальше некуда. Пока мы добрались до Тимирязевской, кто-то забрал труп. Нормально!

— «Таких не берут в космонавты»...

Собакин в приподнятом настроении. Послушал рацию, прибавил звук автомагнитолы, фальшиво подвывает.

— Таких не берут в космонавты...

Тупая песня. Если бы в прямом эфире расстреляли тех, кто ее поет, я бы, наверное, порадовался...

Я в трансе. Мне кажется, что это дурной сон: то, что сейчас происходит, мне видится как бы несколько со стороны, словно все это не со мной... Кровь прилила к голове, в ушах щелкает, как при перепадах давления, в горле комок, трудно дышать. В таком состоянии ясно и трезво размышлять непросто. А надо...

На моих глазах только что убили человека. Я, конечно, врач, видел немало травм, оказывал первую помощь в «полевых условиях» — на обочине, в машине, в канаве... Но такого — чтобы на моих глазах, с моей же подачи...

Нет, давайте сначала. Сначала они убили Исаева. Убили, убили, не сам он спрыгнул с крыши — теперь-то понятно... Потом меня попросили показать Анвара: «Встретиться надо». Показал. «Бах» — и нет человека. И спокойно уехали.

Да, он гад — героином торговал. Я знал его целый год, привык, приспособился, и даже перестал считать гадом, хотя, естественно, лучше он от этого не стал.

Я тоже торговал героином. Значит, тоже гад. Вывод? Нет, может, я сейчас плохо соображаю, чтобы отчетливо представить себе всю мотивационную подоплеку, разобраться в намерениях, которые движут этими людьми... Но я почему-то сейчас уверен, что...

— Гляди бодрей, все нормально! — Собакин дружески хлопнул меня по плечу и весело подмигнул.

Хлопнул от души — ручища у него увесистая, и этим хлопком как будто выдрал меня из прострации.

Я — следующий. Это даже к гадалке не ходи.

Не умею прятать эмоции. Раньше никогда не надо было, практика отсутствует. Собакин, только глянув мне в глаза, мгновенно все «расшифровал»:

— Гхм-кхм... Слушай, ну ты успокойся... В самом деле — все нормально. За город выедем, я тебе все объясню...

«За город»!

Жить мне осталось минут пятнадцать...

Когда миновали развязку у Петровско-Разумовского, я решился. Да, таких, как я, не берут в космонавты. Но тяга к жизни присутствует даже у такого никчемного существа. Когда-то я этак сторонне размышлял, что неплохо было бы угодить под баржу и таким образом рассчитаться со всеми своими ошибками и проблемами.

Теперь я понял, что это все наносное.

Я хочу жить. Я слаб по сравнению с Собакиным, мне с ним не тягаться. Ему даже пистолет не понадобится — голыми руками задушит.

Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти свою дрянную шкуру...

Ждать пришлось недолго: неподалеку от рынка наша машина встала на светофоре.

Ну, ноги, не подведите...

Дернул ручку — дверь не открывается.

Еще разок. Безрезультатно. Замуровали!

Волна паники мгновенно смыла остатки здравого смысла и лишила возможности быстро соображать. Физиология тотчас же пустилась вразнос: сердце шибануло о грудную клетку так, что казалось, сейчас ребра сломаются, и забухало с тяжкой отдачей, как баскетбольный мяч об тонкую трехслойную фанеру.

— Тошнит? — озабоченно прогудел Собакин севшим на три тона голосом и медленно потянулся к бардачку. — Щас-ссс...

Нет, это у меня все медленно. Кровь вязнет в жилах, виски вибрируют в такт тяжким ударам сердца, багровый мир вокруг загустел и набух.

Не боец я, увы. Надо бы сейчас двигаться молниеносно, соображать быстро, а получается все наоборот. Вот так, наверное, и погибают в первом же бою такие, как я — обычные неподготовленные люди, не умеющие обуздать свою физиологию и просто впадающие в ступор перед лицом смертельной опасности.

— Нет ничего, — вязко сообщил Собакин, поковырявшись в бардачке. — Давай через окно, хрен с ним...

И, потянувшись через меня, нажал кнопку стеклоподъемника.

Стекло поехало вниз.

Я послушно поволок тяжелую голову в окно и взглядом зацепился за «утопленный» по самую шляпку штырек блокировки.

Ду-би-на...

Разблокировал дверь, открыл, полез наружу.

— Эй, ты че делаешь...

На негнущихся ногах (это не метафора — ноги и в самом деле едва слушались, казались чужими) обогнул стоявшую в соседнем потоке «Газель»...

— Ты куда, Бубка? Совсем сдурел?!

...перемахнул через парапет и, подвывая от ужаса, бросился в переход.

— Извините... Простите... Пардон...

Народу много, это хорошо. Собакин в два раза толще, у меня преимущество. Ага, я, кажется, уже начал продуктивно соображать! Это хорошо, сейчас это очень кстати...

Попетлял по рынку, встал в укромном уголке, отдышался. Осмотрелся — массивной фигуры моего страшного попутчика нигде не было видно. Это ничего не значит: вызовет подмогу, прочешут рынок, быстро найдут. Надо быстрее двигать отсюда.

Быстро пересек рынок, выскочил к стоянке такси.

— В Долгопрудный поедем?

— Хоть в Монте-Карло. Любой каприз за ваши деньги.

Сел, поехали. Кажется, никто не преследует. Уффф...

Поживем еще.

Вроде бы выпал из ступора — вспотел, правда, как свинья. Врач ведь, мог бы догадаться: когда у тебя паника, надо двигаться. Перед лицом смертельной опасности организм самопроизвольно впрыскивает себе гормональный допинг: чтобы кровь лучше свертывалась в случае ранения, чтобы можно было работать на пределе своих немалых возможностей. Если тупо сидеть на месте, можно запросто сдвинуть лыжи от «адреналинового передоза». Надо гонять кровушку, двигаться, драться, бежать...

Почему в Долгопрудный? Не знаю, просто это первое, что в голову пришло. В нашем направлении, в то же время несколько в стороне от трассы. Надо убраться из Москвы, а дальше видно будет...

Выйдя в Долгопрудном и расплатившись с таксистом, я первым делом позвонил Люде.

Трубку долго не брали. Неужели отключили? Вот только этого сейчас не хватало. Мобильного у Люды нет и, насколько помню, не было никогда, за проводной он не платит в принципе (принцип такой: ни цента на коммунальные расходы, все до копеечки — на «дурь»). Свет и телефон у него не отключают только из уважения к заслугам семьи и ввиду уверенности в щедрой компенсации. Обычно брат приезжает и оплачивает разом все задолженности и пени, а также благодарит добрых людей разными подношениями. Но бывает так, что брат отсутствует по полгода и более...

Наконец Люда взял трубку и ответил расплывающимся трюфельным голосом:

— Нннэ? Базза торпфедных катерофф. Мичман Бенкендорфф у аппфарата.

Ай как плохо... Товарищ уже крепко в производственном цикле. То есть адекватной оценки ситуации ждать не приходится. А она сейчас не помешала бы!

— Люда, возьми себя в руки. Мне нужен твой ясный ум.

— Оо-оу, это вы, виконт!

— Люда, мать твою! Слушай меня внимательно!

— Слушаю!

— За мной гонится банда киллеров. Едва оторвался...

— По полной оторвался?!

— Люда, соберись! Сейчас тебя приедут убивать, ты понял?!

— Не понял... В смысле — «принимать»? Ты разругался с Собакиным? Я сейчас же все спрячу...

— Люда — убивать приедут! У-би-вать! Они только что хлопнули Анвара, я еле ушел!

— Мне кажется, ты чем-то расстроен, — Люда сострадающе вздохнул. — Даже и не знаю, что тебе сказать, друг мой...

— Не надо ничего говорить, ты слушай.

— Я слушаю.

— Бери самое необходимое и немедленно уматывай из дому. Спрячься где-нибудь у камрадов. Ты понял?

— Понял.

— Дома тебе быть нельзя, ты понял, нет?

— Точно, ты расстроен. Ты разговариваешь со мной, как с последним дебилом.

— Короче, тебе нельзя находиться дома. Немедленно удирай!

— Понял я, понял. Еще что?

— Это все. Убирайся из дому. Не мешкая. Иначе тебе крышка...

Отговорив с Людой, бросил телефон на асфальт и тщательно растоптал его ногами. Останки запинал в решетку водостока.

Я тоже не лыком шит, меня голыми руками не возьмешь. Я видел в кино, как по мобильному отслеживали всяких-разных агентов. И даже ракеты с самолетов наводили. У меня дорогой телефон с кучей «наворотов», в которых даже, по-моему, дипломированный связист не разберется. Не знаю, может, там, в числе прочего, есть какая-нибудь скрытая функция определения местонахождения абонента. Пусть теперь попрыгают, сволочи, поищут меня безо всего...

Прогулялся по местным торговым точкам, приобрел «набор для выживания» в произвольном формате: две полуторалитровые бутылки «Аквы», два батона сырокопченой колбасы, три зажигалки, складной нож, шерстяное одеяло в плотном пластиковом пакете на молнии, две пары трусов, футболок и носков, спрей от кровососущих насекомых, небольшой рыболовный набор и фонарик.

Все, я готов к жизни изгоя. Прими меня, природа-Мать твою так, я иду к тебе!

* * *

Так... Долгопрудный в качестве буфера для перехода в первобытное состояние мне как-то не приглянулся. Далековато. Решил я перебраться поближе к дому, взял такси и убыл в Яхрому. Почему в Яхрому? А все, наличные кончились, на большее денег не хватило. Да и не надо мне было ближе. Это, как я тогда посчитал, могло быть опасно...

Покинув Яхрому, я добрался до Астрецово. Здесь я почувствовал себя надежно удаленным от полного опасностей Дмитровского шоссе и прямо через поля двинулся на север. Неспешно брел по зеленовато-золотистым просторам, периодически сверяясь с солнцем, чтобы не сбиться с направления, и хвалил себя за предусмотрительность.

Собираясь сегодня утром в Москву, я надел кроссовки. Дорогие, прочные, удобные. А также джинсы и плотную джинсовую рубаху — у нас с утра прохладно было. Хорош бы я был сейчас, одевшись, допустим, как Анвар, в модельные мокасины, белые брючата и шелковую рубашонку.

Вообще, куда ни кинь, кругом я молодец. Нашел в себе силы геройски удрать от страшного Собакина и волевым решением вырвал свою хилую тушку из сферы контроля спецслужб и злобных мафиози. Пусть теперь ищут меня в населенных пунктах, на шоссе, железной дороге и транспортных узлах.

А я в полях. Широка Россия. Есть где укрыться беглому человеку.

Я сделал привал в небольшой рощице: поел колбасы с хлебом, умылся из бутылки, с удовольствием повалялся на травке, давая отдых усталым членам.

Хорошо здесь было. Покойно. Пахло травами. По небу с ленивой величавостью плыли жирные облака, было удивительно тихо — только птички негромко щебетали, да где-то, на пределе слышимости, сыто и уютно урчал трактор. Прелесть-то какая! Лепота...

Повалялся, успокоился, даже вздремнул немного.

Пригрезилось мне тематическое видение в цвете: голый Анвар на столе в секционном зале. С черной дыркой во лбу, предположительно без затылка. Ага...

Вздрогнул, подскочил, перекрестился. Фу ты, господи, привидится же такое!

Это какое-то неправильное видение. Если соплеменники забрали, должен бы, по идее, явиться при полном параде и в ковре. У них принято хоронить до захода солнца.

Прозевался, попил водицы, спрыснул личико, окончательно пришел в себя.

Ничего, жить можно. Не так уж все и плохо. И вообще, лучше скитаться по полям, чем валяться без затылка в какой-нибудь тухлой яме.

Я собрался, уложил вещи в пакет с одеялом, пошел далее, все так же держа направление на север.

Зачем на север? Там мой город, место, где я родился и вырос, родной дом. Понятно, что сейчас мне нельзя появляться дома, но... Мне просто больше некуда было идти.

Ближайшую задачу жизни я сформулировал так: добраться до окраины города, оборудовать какое-нибудь временное убежище, затаиться и думать. Думать, думать... Я товарищ неглупый, должен в конечном итоге придумать что-нибудь толковое. Есть мнение, что если долго и упорно соображать в заданном направлении, то можно найти выход из любой, даже самой тупиковой ситуации.

От Яхромы до Черного Яра по прямой немногим более шестидесяти километров. Шоссе у нас далеко не европейского качества, но этот небольшой отрезок пути я обычно проскакивал на своей машине минут за сорок.

Путешествие пешком по бездорожью — это несколько иной формат перемещения. Я все это предусмотрел и сделал соответствующие расчеты: полпути пройду сегодня до исхода дня, переночую на свежем воздухе, с первыми лучами солнца встану, свеж, бодр и полон сил, где-то к полудню буду на месте и сразу приступлю к оборудованию уютной берлоги.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А по ним ходить...

Да уж... Вообще, по молодости мне довелось бывать в полях и вкусить малую толику сельского быта. В институте каждую осень ездили в колхоз турнепс дергать. Было там весело и необременительно: поработали до шести вечера, обильно поужинали — и на дискотеку. До упаду. Насчет «экстази» и ЛСД мы тогда были не в курсе, а для поднятия тонуса вполне обходились местными аперитивами: бражкой и самогоном. Спали вповалку на матрацах в спортзале местной школы, а было ли жестко, не помню, поскольку ни разу не ложился почивать настолько трезвым, чтобы объективно оценить комфортабельность своего спального места...

Поля здесь, оказывается, неровные — сплошь в каких-то кочках и буераках. И вообще, местность в этом районе сильно пересеченная, полно балок, оврагов, ручьев, действующих и пересохших, и прочих разновидностей нерукотворного ландшафтного дизайна.

В общем, не буду перегружать вас деталями, просто скажу, что гулять тут тяжело и неудобно.

Я героически плелся на север до самого заката.

К тому моменту, когда западный край небесного свода покраснел, сострадая моему бедственному положению, я в буквальном смысле шатался от усталости и едва держался на ногах.

Когда солнце село окончательно, я выбрал местечко поровней и рухнул на ночевку.

Вообще, по плану следовало бы развести костер, пожарить на прутике хлеб и колбасу, а потом мечтательно таращиться в огонь. Хорошее средство для снятия стресса. Увы, на это уже не было сил. Сил хватило только на то, чтобы съесть кусок колбасы с хлебом и выпить воды. Потом я побрызгался спреем и, завернувшись в одеяло, практически мгновенно уснул.

Проснулся от жуткого озноба. Посветил фонариком на часы — два пополуночи. Днем я потел от жары, а сейчас было страшно холодно — по крайней мере, так мне тогда показалось. Темень — глаз выколи, ночую в поле, дров для костра не собрать. От непривычной нагрузки все тело гудело, суставы противно ныли, любое движение причиняло боль. Отвык организм от работы, год валял дурака, жирок копил. Нечто подобное у меня было год назад, после первого рабочего дня в бригаде грузчиков. Правда, с душевным состоянием тогда все было в порядке и чувствовал я себя вполне бодро.

Сейчас состояние было настолько скверным, что хотелось умереть.

Да, теперь понятно, что при комплектации «набора для выживания» я дал маху. В нем катастрофически не хватало литра водки. Или хотя бы поллитра. Сейчас бы это здорово пригодилось.

До рассвета я промучился, борясь с ознобом. Трясло меня не на шутку, челюсти сводило так, что даже стонать было трудно.

Думаю, это было больше нервное, нежели просто реакция на непривычную физическую нагрузку. Этакий психофизиологический «отходняк». Да, перемкнуло меня здорово: врач, как-никак, в первую очередь должен был подумать о том, что после таких потрясений надо будет расслабиться сугубо народным методом.

Когда рассвело, я с большим трудом взял себя в руки и опять побрел на север. Какая там, к чертям, бодрость и свежесть! Чувствовал себя окончательно разбитым и изломанным. Шел в буквальном смысле «на автопилоте». Просто потому что поставил сам себе такую задачу: надо идти, и все тут.

Зачем я все это рассказываю? Возможно, бывалые люди посмеются над злоключениями «дитяти асфальта», но то, что я пережил в эти сутки, было для меня серьезным испытанием. Вспомнил поневоле Владимира Семеновича:

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв.

Изнывая от мелких своих катастроф...

Вот это точно — про меня. Теперь я понимаю, что писатели-"приключенцы" скорее всего безбожно врут нам, вдохновенно живописуя, как обычный офисный клерк, не державший за свою жизнь в руках ничего тяжелее... эмм... ну, скажем, ручки, попадая в смертельно опасные передряги, совершает чудеса мужества и героизма, лихо удирая по лесам, пустыням и техногенным зонам от злобных киллеров и нечистых на руку сотрудников спецслужб. Это ничего, что убийцы специально обучены и подготовлены, обычно клерк (хоть он, по сути, всего лишь простой книжный червь) до того ушлый, что просто уши в трубочку сворачиваются. Бегает этот клерк от спецов сутками напролет, мытарится по канализациям и складам, при этом на ходу умудряется экстренно придумывать всякие хитрости-премудрости, всех подряд «накалывает», пускает по ложному пути и так далее. «В эти страшные часы, когда на карту была поставлена сама жизнь, его интеллект работал с полной отдачей, как внезапно стартовавшая гоночная машина с мощным мотором, до сего момента сонно дремавшая в гараже под пыльным брезентом...»

Хе-хе... Нет, даже так: хрю-хрю.

Я не клерк. У меня по части мытарств есть определенная практика: бессонные ночи на дежурствах, работа с травмами и несколько месяцев тяжелого физического труда.

Так вот, всего лишь на второй день испытаний мой интеллект не работал вообще. Просто, скотина этакая, взял отпуск: «Ушел в себя, не беспокоить!» Это я еще ни от кого не бегал, не ползал под пулями, не был ранен — просто шел! Топал и топал на север. Бездумно, безучастно, как заведенный механизм.

Пакет с вещами я скоро бросил (отсыревшее за ночь одеяло показалось мне свинцово тяжелым). Просто руку разжал, он и выпал...

Не помню, чем я тогда руководствовался в выборе оптимального пути... Смотрю — топаю уже по проселку. Идти заметно легче. А то, что это небезопасно, уже вроде бы и несущественно. Плевать на все...

В общем, в третьем часу пополудни я по обочине трассы дотопал прямо до Черного Яра и, падая с ног от изнеможения, ввалился в первый же попавшийся по пути знакомый адрес.

Эта квартира некогда была и моей тоже: сейчас здесь проживали моя дочь и моя бывшая супруга.

— Пить... — хрипло прорычал я, когда мне открыли.

— Боже мой... На кого ж ты похож! — У бывшей супруги от удивления глаза стали размером с юбилейный рубль.

— На папу! — пробурчал я, бездумно глядя на свое отражение в трюмо — да, пугало еще то. — Чего вылупилась — пить дай!!!

— Сейчас... — Бывшая супруга опасливо попятилась и юркнула в кухню. — Секунду...

Вместо нее в прихожую вышли двое двоюродных братьев Собакина. То есть такие же здоровенные и угрюмые. А по-моему, даже и физиономическое сходство присутствовало.

У меня уже не было сил визжать от ужаса. Сполз по косяку на пол, обхватил голову руками, прохрипел:

— Обидно... На фига, спрашивается, мучился?! — и горько заплакал.

— Да, док, не бережешь ты себя, — участливо заметил один из «родственников» Собакина. — Дайте ему воды, да поедем.

— А он не буйный? — опасливо уточнила с кухни бывшая супруга.

— Сама ты буйная, б... такая! — взрыднул я. — Предательница!!!

— Ты ругаешься матом?! — удивилась дочь академиков, передавая мне через посредника стакан воды. — Боже, как ты пал! Хорошо хоть, дочери нет — не увидит тебя в таком ужасном состоянии.

Я с огромным наслаждением выпил стакан воды, смачно просморкался в футболку...

— Фу, животное...

...и заявил отсыревшим голосом:

— Дочь меня уже никогда не увидит. Сейчас меня убивать повезут. Спасибо тебе, родная, услужила.

— А говорили — не буйный...

— Да нет, это так... Временное помешательство, — «родственники» Собакина нежно приняли меня под локотки и повлекли на выход, — не обращайте внимания, мы это дело быстро поправим...

* * *

Угадайте, куда меня повезли? Не в подвал, в коллектор или на пустырь... А просто домой. В мое уютное холостяцкое гнездышко.

В моем гнездышке царил Собакин. Ходил в моих тапочках и моем же банном халате, не запахивавшемся на его могучей волосатой груди. Это меня поразило до такой степени, что я мгновенно утратил остатки разума и с рычанием бросился на узурпатора.

Успокоили в секунду — с такими не забалуешь. С ними был какой-то тип не из их стаи — худенький, постарше всех и с умными глазами. Это оказался мой коллега — достал из саквояжа шприц и быстренько соорудил мне инъекцию.

— Цианид?

— Реланиум, — поправил меня коллега. — А теперь — в душ.

— А если не пойду?

— Тогда они вас помоют, — кивок в сторону «родственников» Собакина.

— Ладно, я сам...

Помылся в душе, послушно выпил чаю с молоком и улегся в постель. И почти мгновенно отъехал в царство Морфея...

Проснулся на следующий день, часов в десять утра. Привычно проанализировал свое состояние: сонливость, вялость, слабость. Апатия. Полное безразличие к дальнейшей судьбе: ну и ладно, если надо, пусть убивают...

Минут десять сидел на кровати, бездумно таращась в стену. Потом побрел в кухню — на запах.

Собакин варил кофе. Топтался у плиты в моем халате, фальшиво напевая: «Таких не берут в космонавты...». Ага! Значит, он не железный. Отпечаталось в подкорке.

На столе стояла самая большая сковорода из тех, что у меня были. В сковороде аппетитно шкворчала яичница.

— Давай, садись, а то я уже проголодался, — сказал Собакин, узрев мой силуэт боковым зрением.

Потом развернулся, посмотрел на меня и хмыкнул:

— Может, хоть трусы наденешь?

Я гол? Точно, как-то даже и не обратил внимания.

— Халат отдай.

— Держи. — Собакин послушно скинул халат на стул, оставшись в трико и с голым торсом, и вновь бросился к плите: как раз в этот момент процесс варки кофе вступил в завершающую стадию.

— Ты теперь будешь здесь жить? — Я понюхал халат, он пах Собакиным.

— Что? А, нет, не бери в голову, — Собакин сгрузил кофе на подставку и приветливо улыбнулся: — Просто я тут в засаде сидел. Сей момент же съеду...

Позавтракали.

Побеседовали.

— Вижу, убивать меня вы не собираетесь...

— Дурак ты, Бубка, — Собакин неодобрительно покачал головой. — Ты, вообще, с чего взял, что тебя собрались убивать?

— Анвара шлепнули...

— И что? Может, скажешь, что он этого не заслужил?

— Я тоже торговал героином. Получается, что тоже заслужил?

— Ты врач. Ты торговал героином, но относился к своим клиентам, как хороший врач относится к пациентам. Это уникальный случай. И мы это оценили.

— И чего вы от меня хотите?

— Да я же тебе сказал уже. Просто будешь работать. Ничего сложного делать не надо, все тебе знакомо... Короче, сам увидишь.

— Тут меня один вопрос занимает...

— Да?

— Андрея Ивановича вы убили?

— А, вон что тебя занимает... Гхм... Ну, тут еще как посмотреть...

— Что значит «как посмотреть»? Тут одно из двух: убили или нет!

— Да нет, тут не все так просто... «Вели» его долго. Собрали компромат — на три пожизненных потянет. Побеседовали, ознакомили. Он долго размышлял. Потом принял решение.

— И все?!

— А что, мало? — у Собакина кристальный взгляд непорочного ребенка — он верит в то, что говорит. — Знаешь, я бы на его месте тоже особо долго не раздумывал. Ну прикинь: а если бы он не сиганул с крыши? Арест, следствие, позор семье, позор органам. В итоге все равно — пожизненное. Вот ты, окажись на его месте, что бы сделал?

— Ну... Даже и не знаю...

— Короче, думай, как хочешь. Я тебе сказал. Если судить по причине, да — мы его убили, по факту так и выходит.

— Ну ясно...

После завтрака Собакин дал мне десять минут привести себя в порядок и сказал, что мы едем на работу.

— Куда?!

— На работу.

— Это куда?

— Поехали, сам все увидишь...

* * *

Собакин привез меня в учреждение, которое, судя по вывеске, являлось лечебно-диагностическим центром «Последняя надежда». Я видел, как ремонтировали этот дом, спрашивал знакомых, что это за учреждение, «от кого» будет работать, но толком никто ничего объяснить не мог. Загадка! Обычно в нашей деревне по мероприятиям такого рода все известно еще задолго до того, как первый мазок раствора ляжет на свежеошкуренную стену.

Теперь понятно, откуда такой «режим секретности».

— Ну вот, это твоя клиника.

— Моя?

— Да, — Собакин широко улыбнулся. — С завтрашнего дня ты — заведующий этой клиникой.

— Эмм... Гхм-кхм... Эмррр... Даже и не... А что, меня даже не спросят, согласен ли я...

— Нет, — Собакин, все так же широко улыбаясь, покачал головой.

— То есть мое мнение в данном случае...

— Да. Не колышет никого твое мнение. Куда ты денешься, Бубка? Заведующий — неплохая должность. Скажи спасибо, что ассенизатором не заставили работать.

— Спасибо...

После такого короткого «ввода в должность» Собакин потащил меня на экскурсию:

— Сейчас я тебе все покажу и обрисую...

Турникет, рамка с фотоэлементом, охрана — парочка в отутюженной новой униформе, тоже «родственники» Собакина. У них тут что, целый питомник где-то поблизости? Эти, правда, более поджарые, собранные, чувствуется в них какая-то особая порода... Пожалуй, один такой песик запросто загрызет пару Собакиных. И дюжину Прыгуновых. Интересно...

Просторный мраморный вестибюль, диванчики, фикусы, картины на стенах, кое-где — плоские плазменные экраны разной величины. Все очень солидно, впечатляет с первого взгляда...

— Первый этаж — киоски, ресепшн, информация. Второй — кабинеты, процедуры, диагностика. Третий — стационар...

Прямо напротив входа — окно киоска с надписью «Экстази».

Ни фига себе... Поморгал, щипнул себя за четырехглавую мышцу бедра... Видение не проходит.

«Экстази». Киоск. Я сошел с ума? Беспомощно оглянулся на Собакина. Собакин широко улыбается. Что-то все утро ходит сегодня и лыбится. А при первой встрече был такой угрюмый, что я подумал — это врожденное.

— Смотри, знакомься, времени у нас полно. Что непонятно — спрашивай... Эй, там, ну-ка — картинку дай.

— Сию минуту...

Смотрю. На окне табличка: "Лица до восемнадцати не обслуживаются. Отпуск — таблетка в одни руки. При первой покупке вы автоматически заноситесь в нашу базу данных для упрощения дальнейшего обслуживания. При себе иметь паспорт и справку о состоянии здоровья. Если нет справки, можно пройти экспресс-обследование в кабинете функциональной диагностики на втором этаже. Приятных глюков!"

Над окном киоска — большой плазменный экран. А вот и картинка: видеозапись с молодежной дискотеки. Обдолбленные в дым хлопцы и девчата активно дрыгаются под... Да нет, не «под», а просто дрыгаются и издают звуки. Какие-то рукастые товарищи отфильтровали музыку. Эффект — просто полный улет. Представьте себе, в полной тишине, что называется, на ровном месте, ребятки с остекленевшими взглядами и зверским оскалом скачут, как заведенные, хрюкая, подвывая и вопя нечто нечленораздельное.

Очень неожиданно, надо признать. Я бывал на дискотеках. С музыкой все это смотрится вполне органично. А вот без музыки... Ребята и девчата (вне дискотеки, видимо, нормальные люди) выглядят сейчас как гамадрилы в период гона. Короче, полный зоопарк.

По верхнему и нижнему обрезу экрана — бегущая строка.

Снизу: "С пятого августа на всех дискотеках и танцполах Черного Яра вводится тотальный видеоконтроль. Купи «витаминку» — и завтра тебя покажут здесь. Приводи родню, пусть полюбуются, какой ты кульный и стильный!"

Сверху: "Человек — это целая вселенная. Все, что только можно себе представить, есть в человеке. Человек с богатым воображением может легко извлечь из своей сущностной бездны самые яркие ощущения, погрузить себя в экстремально острые переживания, мысленно путешествовать по невероятным, фантастическим мирам. Но Господь создал людей разными. Не всем в этом мире достает силы воображения. Ты не умеешь грезить наяву и мечтать без психоактивных веществ? Очень хорошо! Здравствуй, тупое животное, — ты наш клиент!"

Справа от экрана — сверху вниз — профессионально выполненная фотосессия. Девочка с мальчиком у вот этого же киоска — милые лица, приятные улыбки. Девочка с мальчиком на танцполе — дебильные рожи, позы павианов. Мальчик, пардон... вставляет девочке у мусорного бака. Позиция «а-ля краб», у мальчика зверский оскал, у девочки глаза косые, изо рта течет слюнка. Далее: девочка одна — с безумной тоской во взоре смотрит вправо. Это самое нижнее фото, далее события развиваются по горизонтали. Слева мальчик — удирает прочь, подтягивая штаны и испуганно озираясь на ходу. А справа...

Справа четыре фото разных новорожденных: даун, заячья губа, ребенок со сросшимися ножками и просто какой-то бесформенный кусок мяса. Все — в цвете.

Рядышком табличка с неброской надписью красным по черному: «Не бери в голову, подруга. Есть и хорошие новости: скоро мы будем самой уродливой нацией в мире. И все будут нас бояться...».

В киоске сидит... Химик.

— Здорово, шеф!

—?!

— Он теперь тут работает.

— Нормально...

Химик — наш клиент. Удивительно уродливое и неряшливое существо. Просто натуральный Страшила. На нем фирменная майка с надписью на пузе: «MDMA».

Однако...

Справа от входа — киоск с кокаином. Все, уже привык, не удивляюсь. Допуск: «Лица до тридцати лет, без диплома о высшем образовании и результатов теста не обслуживаются». Справа дверь с табличкой: «Тест IQ».

В окне видна Фиалка. Поэтесса из местной богемы, жутко страшная, похожа на лягушку, но не царевну, серьезно страдает сексуальной озабоченностью. Увидела нас:

— Ух, сейчас отдамся!

— Да не дай бог! — Собакин в испуге шарахнулся от окна. — Пошли лучше к твоему приятелю...

Слева киоска нет. По центру — дверь без каких-либо табличек и надписей. Над дверью — вывеска, красным по черному:

"Хочешь быть больным и разлагаться заживо?

Нет проблем! Регистрация в 222 кабинете, на втором этаже".

Рядом с дверью, справа и слева, огромные плазменные панели. На левой, разделенной на несколько экранов, разные наркоманы в крайней стадии ломки. Зрелище не для слабонервных, даже описывать не стоит. Ни одного знакомого лица.

— Потом мы сюда поместим особо злостных из твоих клиентов. Специально пропустим их через это, чтоб наглядно было: вот они, свои, родные, все их знают.

— Думаешь, они согласятся?

— А кто их спросит? — Собакин фыркнул. — Это нетрудно. Изолируем, не будем давать дозу. И будем все это снимать...

— Садисты.

— Это же для пользы дела...

На правой панели медленно крутится какая-то трехмерная фигура, похожая на человека. Камера плавно наезжает на фрагмент фигуры... Фу, какая гадость! Это истыканное иглами предплечье наркомана. Места живого нет. Отличное разрешение, отчетливо видна каждая пора, а дыры от игл, увеличенные в десятки раз, выглядят как отвратительные рваные раны. Камера отъезжает, фигура крутится, опять наезд — на этот раз лодыжка...

В кабинете несколько медицинских кушеток, стол, стеклянные шкафчики. За столом сидит Люда, весь в датчиках и проводах. Рядом крутятся трое в синей униформе.

— Голограмму снимают, — пояснил Собакин. — К вечеру должны закончить.

— Я теперь как Белка и Стрелка, — пожаловался Люда. — Хорошо, хоть в космос без скафандра не запускают...

Пошли на второй этаж, присели у меня в кабинете. Кабинет скромный, небольшой, обставлен сугубо по-офисному.

Обсудили перспективы.

— Это, конечно, здорово — агитация и все такое прочее... Но многие люди не любят публичности. Это я говорю о здоровой молодежи, которая иногда употребляет «экстази» и ЛСД. Про «системных» вообще говорить не стоит, они к этому заведению на пушечный выстрел не приблизятся.

— Ну, если здоровая молодежь будет стесняться сюда ходить — тем лучше. Пусть привыкают отдыхать без «экстази». — Собакин мудро прищурился. — А что касается всех остальных, у них просто не будет выбора.

— Выбор всегда есть. Будут покупать у яких «левых» барыг, найдутся предприимчивые типы, станут возить сюда...

— Никто ничего возить не будет, — уверенно заявил Собакин. — И покупать будет не у кого. Перекроем все каналы. Клиника станет единственным местом, где можно будет что-то приобрести. Любую попытку проноса-провоза будем жестоко карать.

— А как карать, если не секрет?

— А как получится. Особо настырных будем просто валить без разговора...

Вот так все сурово. Вообще, с трудом верится, что из этого получится что-то толковое. Больно уж утопично выглядит вся эта затея...

Представляете вообще, что это такое? Вся мафия, которая получает от нелегального оборота наркотиков просто невероятные деньги, вдруг одним движением отправляется на пенсию. Раз! И гуляйте, ребята. Вы теперь не нужны.

— Слушай, Собакин...

— Гриша.

— Да, Гриша... Ты, вообще, понимаешь, что это — война?

— Да, понимаю, — Собакин с готовностью кивнул.

— Нет, секунду... Я тут немного крутился в этом деле, кое-что знаю... Это ведь целая система. Могущественная и боеспособная, широко разветвленная, с большими связями...

— Игорь, хватит мне лекцию читать, — Собакин перестал улыбаться и одарил меня серьезным взглядом. — «Я тут немного крутился»... Я пятнадцать лет занимаюсь борьбой с незаконным оборотом наркотиков. И тоже кое-что знаю. Так что ты не беспокойся — насчет войны я в курсе.

— Ну, извини... А могу я узнать, какими силовыми резервами вы располагаете?

— Не можешь, — покачал головой Собакин. — Но будь уверен — располагаем. Мы тут не одни. За нами люди стоят...

— Ага, понял... Знаешь — Андрей Иванович тоже говорил что-то в таком же духе...

— А потом он умер — ты это хочешь сказать?

— Ну, в общем...

— Правильно подметил. Только тут есть небольшая разница. За Исаевым стояла вот эта самая мафия, с которой нам предстоит воевать.

— А за вами?

— За нами, Игорь, — за нами! Ты теперь с нами, поезд едет, прыгать на ходу нельзя — разобьешься.

— Ну, за нами...

— За нами стоит государство. И весь народ, который несет страшные потери в этой войне. Игорь, война уже идет. Давно. Просто до этого момента мы сидели в глухой обороне, а сейчас переходим в наступление. Вот и все.

— Занятно...

— Да ты не бери в голову, все будет нормально. Твоя задача простая, ты врач. Работай спокойно, с войной тут найдется кому разобраться. Потом — это все будет не сразу, с бухты-барахты, не завтра и даже не через неделю. Так что для адаптации времени у нас достаточно...

— Ладно, посмотрим...

* * *

Вечером того же дня, когда я в гордом одиночестве валялся дома на диване и размышлял о превратностях судьбы и странностях последних дней, мне по проводному телефону позвонил... Мамед.

— Здравствуй, дорогой! Что-то ты пропал куда-то, не слышно тебя, не видно...

С Мамедом я не общался год — с того момента, как он пристроил меня к Анвару. Ничего хорошего я ему сказать не мог, а за плохое, подозреваю, мог быть наказан. Мой телефон, судя по всему, он взял из записной книжки покойного Анвара — других объяснений у меня нет.

— Что ты хочешь?

— Зачем такой сердитый, э? Разве так с друзьями разговаривают?

— Что ты хочешь, Мамед?

— Ух, какой... Ладно. Ты в курсе, что случилось с Анваром?

— Да, в курсе.

— Жалко Анвара. Хороший парень был.

— Да, парень был нормальный. Когда человек погибает, всегда жалко...

— Теперь ты будешь работать с другим человеком. Подъезжай завтра к десяти утра на старое место, познакомишься.

— Я завязал.

— Не понял. Что ты сказал?

— Я не буду больше работать с вами. Все, хватит, я выхожу из дела.

— Шутишь?

— Нет, не шучу.

— Ну, если не шутишь, тогда все равно приезжай. Поговорим, обсудим наши дела, перспективы.

— Я не приеду. Нечего мне с вами обсуждать.

— Да нет, дорогой, нам есть, что обсудить. Хотя бы по Анвару: ты откуда знаешь, что с ним случилось?

— В каком плане? — Я вдруг почувствовал, что начинаю покрываться противной испариной страха. — Что ты имеешь...

— Кто тебе сказал, что он погиб? Кто конкретно, фамилия?

— Я в газете видел... И потом, по телевизору...

— Игорь, не ври мне.

— С чего ты решил...

— Наши сразу забрали тело. Ни в газетах, ни по телевизору об этом ничего не было. Ты можешь знать об этом, только если сам его убил или видел, как это было.

— Я не...

— Я верю, что ты не мог его убить. Ты не такой человек. Значит, ты видел, как это было, да?

—...

— Игорь, зачем молчишь?

— Я не знаю... Я ничего не знаю!

— Ладно. Не хочешь приезжать, мы не гордые — сами приедем. Давай, до встречи...

Ду-би-на...

Минут десять я сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь наподобие китайского болванчика.

Ну все — допрыгался. Теперь-то уж ты попал окончательно, никчемный докторишка...

Потом вдруг вспомнил:

«Мы тут не одни. За нами люди стоят...»

Дрожащими руками достал из портмоне визитку Собакина, даденную им мне накануне, набрал номер.

— Слушаю.

— Это я... Есть новости.

— Это уже не новости.

— В смысле?

— Извини, но у тебя там микрофоны торчат кое-где. Ты ведь теперь у нас объект физической защиты номер один, находишься под круглосуточным контролем.

— Так... И что мне теперь делать?

— Записывай.

— Секунду, — я взял ручку и листок бумаги. — Готов.

— Плотно поужинай...

— Угу...

— Пойди погуляй на свежем воздухе...

— Так... Ты что, издеваешься?

— Нет. Ты спросил, что делать. Я тебе отвечаю.

— А что с Мамедом?

— Ну, это пусть тебя не беспокоит. Мы решим эту проблему.

— Каким образом?!

— Пусть это тоже тебя не беспокоит.

— Ну, я даже и не знаю...

— Не бери в голову. Я же тебе сказал: занимайся спокойно своей работой. А все остальное мы решим.

— А если Мамед опять будет звонить?

— Пошли его в ж...!

— Что, прямо вот так...

— Ну, прямо, криво — это твое дело. Тебе ведь этого хочется?

— Ну, в принципе...

— Ну вот и доставь себе удовольствие. И не только в ж... — пошли его везде и всюду. И не беспокой меня по пустякам!

Я положил трубку и отправился готовить ужин. Поставил сковороду на плиту, достал из холодильника яйца...

Потом подумал: а почему бы и нет? Зачем ждать, когда он мне позвонит?

Ткнул кнопку АОН, набрал номер последнего звонившего мне абонента.

— Мамед?

— Ай молодец! Хорошо, что позвонил. Знаешь, между друзьями иногда бывают недоразумения...

— Мамед!

— Да?

— Пошел ты в ж.... Мамед.

— Что-что?!!!

— Ты че, в уши долбишься? Я сказал — пошел в ж...!!!

И с чувством исполненного долга отключил телефон.

Все, говорить нам больше не о чем.

Теперь все вопросы с тобой будет решать товарищ Собакин и прочие волкодавы из его питомника...