Физическое воспитание

Дабы предотвратить возможные беспорядки, предусмотрительный белорский самодержец назначил местом стрельбищ, игрищ и гульбищ добротно огороженную базарную площадь на окраине города, где по воскресеньям торговали оптом и в розницу. Центр площади расчистили от мусора, возвели грубый дощатый помост для судий, нечто вроде шатких стремянок для герольдов, и роскошное, обтянутое парчой и шелком возвышение, на которое водрузили запасной трон из королевского хранилища, подведя к оному алую ковровую дорожку. И трон, и дорожку охраняли восемь алебардистов и четыре мечника – а ну как злоумышленники-террористы подложат гвоздь али булавку под царское седалище?

Оставив кобылу у коновязи, я злорадно расплатилась с конюхом из денег, выданных Учителем на увеселения и развлечения Повелителя Догевы. Осмотрелась. К непосредственно стрельбищам все было готово – дорожка размечена, мишени расставлены, луки и стрелы лежали на столе возле черты, за судейским столом шла запись участников. Тут же, рядом, в шутейной палатке, зеваки упражнялись в стрельбе из плохоньких луков. Призом победителю был петух, а стоило это удовольствие целых две монеты. Я помялась у входа, но порог не переступила. Все-таки некрасиво расшвыриваться чужими деньгами, подожду Лёна.

И тут мне в голову пришла замечательная мысль. Участникам состязаний полагалось три пристрелочных выстрела, причем совершенно бесплатно! Не сказать, чтобы я так уж хорошо стреляла, но по неподвижной мишени промахивалась редко – правда, попасть в «яблочко» удавалось в лучшем случае один раз из двадцати. Ну, хоть развлекусь сама и развлеку остальных.

Без проблем получив деревянный, аляповато позолоченный значок участницы, я углубилась в торговые ряды. Увечные и юродивые путались под ногами, с причитанием хватая прохожих, с виду побогаче, за кошели и подолы, обнажали искусно наведенные язвы и струпья, клянчили «меночку на пропитание». В ответ на мой отказ и встречное предложение быстро и бесплатно исцелить несчастных страдальцев от страшных хворей попрошайки в ужасе отступали и торопились затесаться в толпе.

В рядах вовсю шла торговля. На Праздник Урожая съехалась вся Белория и половина Волмении в надежде что-нибудь продать или купить на память об этом славном дне. Добро бы со скидкой. Я приценилась к яблокам и не поверила своим ушам. Еще вчера за эти деньги можно было купить не три фунта, а пуд. Хорошо хоть за погляд денег не брали, и скоро у меня зарябило в глазах от бессчетных сапог, шуб, лаптей, веников, колющего и стрелкового оружия, пирамид фруктов и гор овощей, кухонной утвари, лошадей, расписных игрушек, ковров, нижнего белья и бездарных картин.

Стриженую макушку Лебки с выбритой на затылке звездой, цеховым знаком оракула, я заметила издалека, еще проходя по соседнему ряду. Вещал Лебка от случая к случаю, экзамены «валил» регулярно, но в прошлом году именно он предсказал появление кометы и эпидемию холеры в северных провинциях. Хаотичность Лебкиных прозрений никак не давала ему перейти на девятый курс, да и на седьмом он сидел два года, пока не осчастливил преподавателя сообщением о нашествии саранчи. Несмотря на принятые меры, саранча сожрала весь урожай и, не поблагодарив агрономов, улетела в теплые края.

Лебка покупал сливы. Поздоровавшись и пристроившись у оракула за спиной, я наблюдала за процедурой взвешивания, то бишь обвешивания – пять слив на фунт, это же какие у них должны быть косточки, не иначе свинцовые! Парень хранил скорбное молчание, пока торговка не закончила манипулировать подпиленными гирьками и выжидающе не уставилась на покупателя.

– Женщина… – неожиданно тоскливо и обреченно провыл оракул. – Что же вы делаете, женщина? Зачем вам эти гроши, вы ведь завтра умрете, женщина…

Упитанная, румяная баба в самом расцвете сил так навалилась грудью на прилавок, что сливы захрустели, лопаясь.

– Это с чего бы? – тупо спросила она.

Лебка многозначительно вздохнул, положил на свободную чашу весов требуемую плату и начал неторопливо складывать отвешенные сливы в глубокую переметную суму.

– Прощайте, – грустно сказал он, готовясь удалиться.

– Э, нет, постой, ведун! – баба уцепилась за Лебкин рукав с отчаянием утопающего. – Погодь минуточку!

Оракул меланхолично повиновался, продолжая отстранено глядеть в пустоту перед собой. Торговка торопливо сыпанула в прорезь сумы пригоршню слив, крупных, иссиня-черных. Лебка не препятствовал.

– С чего мне помирать-то, а? – баба заискивающе заглядывала в бледное, одухотворенное Лебкино лицо. – Отродясь не хворала, трех мужиков пережила, детишек не меряно, сливы вчерась дотемна обтрясала, и хоть бы что, даже поясницу не ломит, а ты брешешь – помру.

– Судьба, – многозначительно вздохнул Лебка, помогая бабе наполнять суму отборными плодами. – Уж что человеку на роду написано… Эй, эту не кладите, у нее бочок гнилой!

– А чево на ём писано-то?

Лебка выдержал паузу, во время которой мы наполняли суму в шесть рук.

– Открывается… – оракул закатил глаза и весьма убедительно изобразил зубовный скрежет. – Вижу… Доски… Вода… Мутная, зеленая… Плывет кадушка со щелоком… Подштанники… Белые… В цветочек… В незабудочку…

Я хрюкнула, Лебка предостерегающе стиснул мою руку. Но баба, посеревшая, растерянная, ничего не услышала, всецело поглощенная жутким, но красочным пророчеством.

– Шарахаются мальки… – продолжал оракул. – И опускается… Опускается на песочек… Тело белое!

Последнюю фразу Лека рявкнул так, что торговка подпрыгнула.

– Батюшки-светы! – залепетала она. – Это ж мостки супротив моей хаты, а я как раз белье с утречка постирать собиралась. И порты мои любимые, из сукна заморского, тестем дареные… Людечки добрые, это что же деется! Чуть не потопла, да спасибо доброму человеку, надоумил! Что б я еще к тем мосткам подошла, да никогда в жизни! Спасибочки тебе, ведун, преогро… Э? Ведун? Ты куда делся?

Нас давно и след простыл. Пристроившись в тени гномьей палатки, откуда великолепно просматривался помост для глашатаев, мы с интересом наблюдали за суматохой, царившей на площади.

– Если она обманывает, то почему мне нельзя? – философствовал Лебка, неторопливо разламывая по бороздке сочную, оранжевую изнутри сливу.

– Ладно, но откуда такие подробности? Цветочки, незабудочки…

– Сие есть таинства магические, – нравоучительно сказал оракул. – Угощайся. Да бери, бери, не стесняйся, куда мне столько. Ишь, расщедрилась толстуха. Чувствую, отыграется на других покупателях. Ладно, мне пора. Надо до стрельбищ купить еще кой-чего, а то потом палатки закроются.

Минут десять я сидела в одиночестве, с интересом наблюдая, как настырный торговец тканями норовит всучить маленькой хрупкой женщине кусок полотна противного серо-зеленого цвета в черную крапинку.

– Но мне не нравится эта расцветка! Она какая-то неживая! – возражала женщина.

– Так возьмите на саван! – тут же нашелся торговец.

Женщина суеверно перекрестилась и троекратно сплюнула через левое плечо.

Досмотреть торги мне не удалось – на меня, тенек и сливы наткнулся Вал, вооруженный до зубов и всклокоченный до кончиков пальцев.

– Сидишь, цыпа?

Я плюнула в него косточкой.

– Тебе-то что?

– Да вот интересуюсь, сколь ты из бутыли отпить успела, прежде чем обмылки распознала?

Я расхохоталась, рассыпая сливы.

– Ну, удружили… То-то Учитель свирепствовал!

– А что, ты для него покупала?! – неподдельно ужаснулся Вал.

– Ну не для себя же, – увильнула я от прямого ответа. Морда тролля побледнела, затем позеленела, как кабачковая завязь. Вал предпочел бы сразиться с легионом демонов, чем подложить свинью могущественнейшему архимагу Белории. – Да ничего вам не будет, успокойся. Я все взяла на себя.

– Ты настоящий друг! – наконец выдохнул Вал. – Я твой должник. Хошь, погуляем по обжорному ряду? Я тебе бублик куплю.

– Нет уж, спасибо. Скоро придет мой друг.

– Ну и что, я ему руку сломаю, он и отстанет, – беззаботно отмахнулся тролль.

– Лёну-то?

Вал снова позеленел.

– Ва-ва-вампир?!

– А что тут такого? Вампиров никогда не видел?

– В том-то и дело, что видел, – тролль очумело покрутил башкой, – не то плохо, что вампир – в постели один гхыр. Но ЭТОТ вампир… Как у тебя с историей, цыпа?

– Плохо. Все время влипаю, – невесело пошутила я.

– Слова «Пятнадцатая война» тебе что-нибудь говорят?

– Война людей с вампирами. Закончилась перемирием после того, как на сторону вампиров встали эльфы, гномы и прочие нелюди, а также большая часть Ковена Магов, – заученно отбарабанила я.

– А до перемирия было гхырово, – подытожил Вал. – Вампиры дрались, как мракобесы. На одного убитого вампира приходилось до двадцати человек, но, тем не менее, вы постепенно брали верх, исключительно численностью. А теперь поскрипи мозгами. До этой войны на десять вампиров приходился один беловолосый. После – один на две-три тысячи. Дошло?

– Дошло. Беловолосые гибли чаще.

– Как думаешь, почему?

– Не умели драться? – предположила я.

– Напротив. Они умели драться. И дрались в первых рядах. Беловолосые – не только телепаты и судьи. Они еще и прирожденные воины, созданные для битвы. Причем битвы смертной, неравной, ибо намного превосходят обычных вампиров силой, ловкостью и живучестью: могут некоторое время сражаться с распоротым животом, пробитым сердцем, потеряв девять десятых крови. Сражаются, не щадя ни себя, ни других, посему обычно выносятся с поля боя по кускам. И если Лён покинул Догеву, вывод очевиден – дело государственной важности, то бишь кому-то набьют морду.

Я не поверила троллю:

– Чушь. Он приехал на стрельбища.

– Мораан! – Вал в сердцах сплюнул под ноги. – А я так хотел поучаствовать!

– А что тебе сейчас мешает?

– Встать на пути у Повелителя? Ну уж нет. Гхыр с ним, с призом.

Зная о любви тролля к деньгам, а в особенности к дармовым деньгам, я не на шутку обеспокоилась.

– Он же не собирается подтасовывать результаты, правда?

– Да нет, вряд ли, – брезгливо передернул плечами тролль. – Морду можно и после стрельбищ набить…

Между нами протиснулась торговка с лотком подовых пирогов на меду.

– А вот кому пирожки? – заверещала она, опасно жонглируя лотком. – С пылу, с жару, медяшка за пару!

Мы отоварились. Торговка исчезла так же стремительно, как и появилась, иначе именно ей пришлось бы щеголять с подбитым глазом. «С пылу, с жару» пирожки были в лучшем случае позавчера.

– Вал, у тебя что, крыша поехала? Лён великолепный стрелок. Вполне естественно, он хочет попытать счастья. Я тоже.

– Ты участвуешь? – удивление Вала не имело границ. – Да ты хоть лук в руках держать умеешь?!

– Боевой – нет, – честно призналась я. – Ничего, так даже интереснее. Посмотрим, что скажет Лён, когда я окажусь по другую сторону черты.

– Ну, тогда я в команде, – повеселел тролль. – Прикроешь меня, если что. А вообще поосторожней с ним. Это тебе не человек.

– Знаю.

– Не знаешь. Поверь мне, цыпа, уж я-то в вампирах разбираюсь. Лён – машина уничтожения, совершенная и безжалостная. Видал я этого вампирюгу в деле, натаскали его знатно – одинаково хорошо рубится обеими руками, навскидку стреляет из лука и арбалета, способен ребром ладони перерубить закаленный меч или голой рукой вырвать сердце прямо через кольчугу. И если он рассвирепеет, то, как говорят селяне в восточных землях, «трымай порты, ховайся у бульбу», пока башка цела. Ты не хихикай, а слушай спеца. Потом не до веселья будет.

– Чтобы Лён да рассвирепел? – хохотнула я. – Я две недели пыталась вывести его из терпения, но тщетно. Да скорее легендарный старминский отшельник посетит «Ретивого бычка»!

– Долгое воздержание – благодатная почва для греха. Я бы на твоем месте обзавелся парочкой амулетов. На всякий случай. А какой отшельник? В ските над речкой, рядом с женским монастырем? А я-то все думал, что ж он там по ночам роет и ведрами землю с обрыва высыпает…

– Какие амулеты? Я магичка!

– Расскажи это своей кобыле. Беловолосые неуязвимы для прямого магического удара. Амулетики понадежней будут, да и то не гарантия. А Лёна я уже не один год знаю. Упрямый, как вагурц. Его даже невеста приструнить не смогла.

– Невеста? – Я с трудом удержалась на ногах. – У него есть невеста?!

– Потом, – Вал шарахнулся в сторону и торопливо затесался в толпе.

– Ну, вот и я, – Лён выглядел великолепно. Новая кожаная куртка с заклепками сидела на нем элегантнее, чем на выставочном манекене. Темно-коричневые брюки из мягкой оленьей кожи плотно облегали узкие бедра. Красивое мужественное лицо и рукоять меча, висевшего за спиной, воскрешали в памяти образы эпических героев. Мне было даже неловко стоять с ним рядом, ибо это место по праву принадлежало ослепительной блондинке с ногами от ушей и фигурой дриады. – Ты прекрасно выглядишь, дриада тебе и в подметки не годится… ха-ха, да ты никак пополнила ряды моих конкурентов?

– Лён! Ты опять за старое? Не смей больше так делать!

– Вольха, ты не понимаешь, чего просишь, – укоризненно и вместе с тем жалобно сказал он. – Я не прилагаю никаких усилий для чтения мыслей, для меня это так же естественно, как видеть и слышать. Я не могу слушать – и не слышать, видеть – и не замечать.

– Мог хотя бы притвориться, что не замечаешь.

– В большинстве случаев я именно так и поступаю, – парировал он, предлагая мне руку. Этот жест настолько меня ошеломил, что я затравленно оглянулась по сторонам. Влюбленных парочек на рынок стеклось великое множество, так что я более-менее представляла, как выглядит конструкция из двух человек, которую мне предлагалось довершить. Однако я еще ни разу не ходила под руку с вампиром, и меня глодало смутное подозрение, что ничем хорошим это не закончится.

Пока я думала, а Лён терпеливо и серьезно ждал, нашелся еще один претендент на мое приятное общество.

– Крошка, этот смазливый хорек тебе мешает? – послышалось за спиной. Лён нехорошо сузил глаза. Я медленно обернулась. Мне сально подмигивал прыщавый тип откровенно бандитской внешности, ухмыляясь во все пятнадцать кариозных зубов и напоказ поигрывая бицепсами и трицепсами. Кожаная жилетка многозначительно трещала по швам. На худощавого вампира он смотрел с явным презрением.

– Так как, милашка? Бросай этого ублюдка и идем со мной, уж я тебя уважу!

– С вами я соглашусь пойти только на кладбище, при условии, что вас будут нести, а меня подрядят заколачивать крышку, – с достоинством ответила я, на всякий случай отступая под защиту широких плеч и крыльев вампира.

Тип произнес три непечатных слова и засучил рукава.

С двенадцати лет я мечтала о красивом, сильном, благородном рыцаре, способном уложить моих обидчиков в аккуратный штабель. К пятнадцати годам я более-менее поднаторела в оборонной магии, и необходимость в защитнике отпала. Зачем нужен мужчина, если ты сама можешь дать достойный отпор?

Совершенно зря. Никогда не представляла, что это так приятно – стоять за спиной мужчины, который сражается за тебя. Стоять и хихикать, уверенная в его победе.

Лён спокойно взял прыщавого за шиворот. Подергавшись, тот встал на цыпочки, оторвался от земли и заболтал носками сапог.

– Что ты сказал? – вежливо переспросил вампир.

– Д… дерьмо, – захрипел прыщавый, придушенный воротом.

– Приятно познакомиться.

Лён обернулся ко мне, не разжимая рук.

– Где здесь ближайшая сточная канава? – поинтересовался он.

Я показала.

– Боюсь, не долетит, – с притворным сомнением вздохнул вампир, прикидывая расстояние до канавы.

– А ты попробуй.

– Н-не надо… – прохрипел тип со странным именем.

– Риск – благородное дело, – ласково объяснил Лён прыщавому, – кто не рискует, тот не пьет… сточных вод.

С этим напутствием подвывающий от страха тип взмыл в воздух и угодил аккурат в середину канавы. Она оказалась не такой уж мелкой, но прыщавый, как и одноименный отход жизнедеятельности, не тонул, а барахтался и крутился.

Лён снова предложил мне руку. Я галантно ее приняла.

Кратчайшая дорога к площади пролегала вдоль рыбного ряда. Вонь там стояла страшная, свежая рыба, по моему разумению, так пахнуть не могла. Под ногами путались бродячие кошки, торговцы наперебой зазывали клиентов, перекидывая с ладони на ладонь скорбные пучеглазые тушки. Только-только мы успели выбраться на расчищенное место, как издалека донеслось пение труб и в широко распахнутые ворота рынка въехала царская карета. Белые зашоренные лошади бежали слаженной танцующей рысью. Алые султаны пламенем трепыхались на ветру. На дверях позолоченной кареты сплелись в рельефном гербе зубр и медведь. Из-за задернутых занавесок нет-нет да и выглядывал подозрительный глаз монарха.

Карету сопровождала восьмерка рыцарей на гнедых конях в серебристых чепраках с золотыми трилистниками. Кольчуги бряцали, копыта цокали, рыцари пытались укрыться за щитами от града цветов с вкраплением гнилых помидоров (в любой толпе найдется пара-тройка недовольных нынешним правительством). Все было очень торжественно.

Карета остановилась у края дорожки, где заранее столпилась вся правящая верхушка, включая главного министра и моего Учителя, трубачи исполнили три аккорда на «бис», и расфуфыренный градоправитель, почтительно склонив голову, распахнул дверцу кареты. Первыми, боязливо озираясь по сторонам, вылезли дюжие стражники, готовые в случае чего нырнуть обратно. Толпа восприняла их благосклонно: диким свистом и капустными кочерыжками. Приняв на себя основной удар, стражники расступились. Из кареты выскочил серебристый мопсик и немедленно задрал лапу над сапогом вытянувшегося по струнке министра обороны. Вслед за мопсиком мы имели счастье лицезреть самого монарха. Одарив подданных фальшивой улыбкой (толпа недовольно заурчала – с утра прошел слух, будто его королевское величество будет раздавать милостыню и даже выпустил для этой цели тысячу кладней серебряными монетками), король Наум прошествовал к трону и с явным облегчением сел. По обе стороны трона немедленно возникли две ослепительно рыжие красотки, то ли охранницы, то ли фаворитки.

Последней, с грехом пополам, из кареты выбралась всеми забытая королева Вероника. Презрительно отвергнув руку главного министра, она запуталась в оборках платья и чуть не упала. Рыцарь, вовремя поддержавший ее под локоток, был вознагражден ласковой, многообещающей улыбкой.

Королеву проводили и усадили на роскошное кресло рядом с троном, министры, магистры и охрана заняли боковые фланги, народ выжидающе уставился на сильных мира сего, а мопсик вспрыгнул на руки королеве и спесиво задрал уродливую мордочку.

– О, мой славный народ! – начал король, поднимая руку.

«Славный народ» утих, с обожанием глядя на мешок, лежавший по правую руку монарха.

– В этот прекрасный день, – продолжал Наум, – мы собрались здесь, дабы вознаградить по заслугам достойнейшего из достойных, от всей души уповая, что оный проявит себя в честном состязании на луках!

Король сделал паузу, во время которой казначей почтительно, с поклоном, вложил в его наугад протянутую руку длинный сверток.

– Призом в состязании будет… – король эффектно сорвал со свертка кожаный лоскут, – …меч великого рыцаря всех времен и народов, воспетого в легендах и балладах, благородного Улиона Драконоборца!

Толпа разразилась бурными аплодисментами, хотя меч явно знавал лучшие времена – зазубренное, тупое лезвие проржавело насквозь, рукоять из драконьей кожи изрядно потерлась, и лишь драгоценный камень в оголовье все так же лучился ровным, благородным голубым светом.

Откровенно говоря, Наум мог бы вытащить из закромов своей сокровищницы приз и получше.

Я оглянулась на Лёна, чтобы сказать какую-нибудь колкость по поводу этого металлолома, но осеклась на полуслове. Глаза вампира жадно горели, он весь подался вперед, пожирая глазами меч.

– Лён! – Я дернула его за рукав. – Да очнись же!

– А? – Вампир оглянулся, скользнул по мне невидящим взглядом и снова уставился на меч. – Потом…

– Что значит – потом? – возмутилась я. – Опять надеешься, что я забуду?

Если вампир и собирался ответить, в чем я глубоко сомневалась, расслышать его мне бы все равно не удалось – на площади поднялся такой гвалт, что испуганные голуби вспорхнули с ограды и закружились высоко в небе. Перед королевским троном образовалась свалка – Наум развязал-таки заветный мешок; в нем оказалось мелкое серебро, которое монарх лениво, с оттенком презрения, начал бросать под ноги толпе.

Когда (довольно быстро) мешок опустел, Наум царственно взмахнул кружевным платочком, и тут же взвыли фанфары, знаменуя начало стрельбищ.

В правилах не было ничего сложного. Стрелки по очереди выкликались к линии, троекратно пристреливались (эти очки не засчитывались), потом стреляли всерьез и уступали место очередному претенденту. Первый же промах становился последним – лучник выбывал из стрельбищ. После каждого тура мишень относили на пять шагов, усложняя требования к стрелкам.

К моему восторгу, опозориться на пристрелке мне не удалось. Расхрабрившись, я пошла на зачет. Первыми пятью заходами я набрала шестнадцать очков из пятидесяти возможных и заслуженно возгордилась. Из почти двухсот претендентов рядом со мною осталось не больше четырех десятков. Мне везло как утопленнице. Стрелы вразнобой поражали разноцветную мишень, ни разу не приблизившись к центру ближе четверки. Самым трудным в стрельбе из тугого спортивного лука оказалось натянуть тетиву. Зрители умирали со смеху, когда я, присев и зажав лук между коленями, оттягивала гудящую жилу самыми немыслимыми способами. Выпущенная мною стрела летела по недопустимой с точки зрения науки зигзагообразной траектории. Временами казалось, что она, как бумеранг, развернулась и возвращается. Мальчишка, дежуривший у мишени, завидев меня у черты, падал ничком и закрывал голову руками. Мой лук и колчан проверяли и перепроверяли несколько раз, но результат был один – стрела неизменно находила мишень и вонзалась в нее под всевозможными углами.

Вал не ударил в грязь лицом – сорок девять очков. Остальные дышали ему в спину – 48, 47, 45. Лидировал Лён – раз за разом загоняя стрелу точнехонько в центр яблочка, вампир набрал пятьдесят очков. Каждый его выход к черте сопровождался громом оваций. Девочки, девушки, женщины, старухи и древние развалины посылали вампиру воздушные поцелуи, забрасывая букетами из поздних астр и лентами из кос. Поддавшись общему безумию, я кинула в Лёна огрызком пирожка, угодившим аккурат в раструб фанфары. Щеки герольда натужно побагровели, пирог вылетел из фанфары, свистнул выеденным нутром и расплылся по лбу Учителя, сидевшего на трибуне в составе судейской комиссии. Старый маг обернулся, поймал мой испуганный взгляд и грозно потряс указательным пальцем.

Лён поджал губы, сдерживая смешок. Вскинул лук, плавно оттянул тетиву и, почти не целясь, выпустил стрелу. Та летела красиво и неспешно, как лебедушка. Она впилась в центр десятки, рука не смогла бы вонзить ее точнее.

Как и положено, отсев начался уже с первого тура. После него ряды претендентов поредели втрое – многие участники, как и я, явились на стрельбища потехи ради.

Но к восьмому туру выяснилось, что и «достойнейшие из достойнейших» почему-то не горят желанием стать счастливыми обладателями приза. Я вполне разделяла их мнение – приз был не ахти, но победа ради славы тоже стоила борьбы. А тут… Участники вылетали один за другим. Их провожали ядовитыми смешками и глумливыми выкриками, перешедшими в возмущенный свист, когда признанный чемпион, эльф Лэриен, с изумительной меткостью насадил на стрелу совершенно посторонний кленовый лист, круживший в добром локте над мишенью.

– Молочник! – тысячей звериных глоток взвыла разочарованная толпа. – Мазила! Гном кривой!

– Это кто здесь кривой?! – послышался яростный рев доброй дюжины гномов, вооруженных увесистыми секирами. Никто никогда не видел гнома-лучника, но маленький народец был твердо убежден, что меткая стрельба относится к числу его скрытых достоинств.

Эльф равнодушно, без видимого огорчения отдал лук распорядителю, поднял руки в знак поражения и с присущей его расе ловкостью затерялся в толпе. Герольд выдул из фанфары низкий стонущий звук, прочистил глотку и попытался перекричать беснующееся сборище:

– Из игрищ бесславно выбывает эльф Лэриэн, Подгайским именуемый!

– Герольда на мыло! – донесся из заднего ряда срывающийся мальчишеский голос.

– На мы-ыло! – упоенно подхватила толпа.

Герольд огрел фанфарой парочку назойливых мыловаров, воспринявших слова мальчишки буквально.

– Прочь, смерды! К черте вызывается…

На линию вышла очередная конкурсантка. Ею оказалась валькирия лет эдак тридцати, рослая, загорелая, пронзительно синеглазая, с длинной косой песочного цвета. Красивое лицо несколько портили выступающие скулы, обрамленные желваками мышц. Вся ее одежда состояла из трех-четырех ремней с заклепками, где пошире, где поуже, но все-таки ремней. Обнаженные части тела, то есть практически все, представляли собою сплошной клубок мышц, перекатывавшихся, как морские волны.

Воительнице предложили казенный лук, она сочла его… не очень качественным… и громко об этом заявила, а на предложение покинуть стрельбища ответила смачным плевком под ноги герольду. Слово «валькирия» давно стало нарицательным как по отношению к боевым искусствам, так и дурному характеру.

Герольд попытался защититься фанфарой, валькирия вырвала многострадальный инструмент и со скрипом согнула на колене под бурное ликование толпы. Не остановившись на достигнутом, валькирия завязала фанфару висельной петлей и надела онемевшему герольду на шею, после чего соблаговолила взять в руки охаянный лук.

Она плавно, как-то презрительно оттянула тетиву и… поймала взгляд Лёна. Н-да… хотела бы я когда-нибудь увидеть такое же выражение на лице любимого мужчины. Были в нем и страсть, и нежность, и неподдельное восхищение, и мольба о трепетном поцелуе.

Валькирия улыбнулась – сначала робко и недоверчиво, потом засияла, как ясно солнышко.

Вместо того чтобы ковать железо, пока оно горячо, вампир разочарованно пожал плечами и отвернулся, словно обознался и его пылкие чувства предназначались другой.

Валькирия досадливо тренькнула луком.

И, конечно, промазала, слишком затянув с выпуском стрелы.

О, как она выражалась! Это были исключительно цензурные слова, но собранные воедино, производили ошеломляющее впечатление.

Мельком глянув на Лёна, я заметила, что вампир с невозмутимым лицом что-то шепчет Валу на ухо. Тролль выслушал, ухмыльнулся и кивнул.

Тем временем очередной претендент на королевский металлолом смачно сплюнул под ноги, отшвырнул лук и удалился, прикрываясь согнутой рукой от града очистков и комьев земли.

Шел десятый тур. Участников осталось всего четверо: Вал, Лён, некий детина в шапке с орлиным пером (поговаривали, что это атаман знаменитой разбойничьей банды из Волчьей Пущи; впрочем, атаман был достаточно умен, чтобы не оставлять свидетелей) … и я, с отрывом в 62 очка!

– К черте вызываются…

То ли у Лёна дрогнула рука, то ли он невнимательно целился, но восьмерка отбросила его на третье место.

Я выбила одно очко. Всего одно, но я осталась в игре. Я торжествовала! Похоже, завтра я проснусь школьной легендой!

И тут я увидела такое, что едва удержалась на ногах! Лён, этот идеальный мужчина, Повелитель вампиров, полноправный властитель Догевы, подставил ногу спешащему к черте атаману.

Тот упал и больше не поднялся. Когда вокруг него засуетились лекари, стало ясно, что к дальнейшим состязаниям атаман не пригоден, а дорога через Волчью Пущу будет безопасной по меньшей мере месяц – время, необходимое для сращения костей голени.

Меня пробрала дрожь. Улыбка на лице Вала казалась застывшей гримасой. Тролль неуверенно шагнул к черте, оглянулся, облизнул пересохшие губы. Потянулся к стреле, а я уже знала, что «достойнейший из достойнейших» увезет меч в Догеву.

И не ошиблась.

Лён поднял лук. Казалось, он упивается мигом своего триумфа. Толпа откровенно симпатизировала светловолосому незнакомцу, в воздухе летали шапки. Конопатый мальчишка в первом ряду обстреливал герольда горохом из трубочки. Король о чем-то шептался с Учителем, бросая косые, недоверчивые взгляды в сторону вампира. Я оглянулась на охающего атамана. Он пришел в себя и теперь нечленораздельно костерил лекаря, мастерившего лубок на сломанной кости.

Решение созрело мгновенно.

– Мальчик… А ну-ка дай сюда! – я вырвала у ребенка трубочку, он удивленно захлопал глазами, собираясь зареветь. – Тихо… дай горошинку, я покажу тебе, как надо стрелять.

Мальчишка охотно вывернул карманы. Дети вообще очень способные ученики, когда дело касается всяческих пакостей. К моему восторгу, стрелял он зеленым горохом, сочным и податливым. Сорвав с груди значок участницы, я отломила от него тонкую стальную иголку. Горошину, нашпигованную иголкой, сунула в трубочку, приложила ее к губам и дунула что есть силы.

Лён мягко отпустил тетиву… и дернулся, хлопнув рукой по шее. Толпа взвыла. Король привскочил со своего места, и тут же, устыдившись, торопливо откинулся на спинку. Корова, до сих пор не возражавшая против пожизненной дойки с перспективой на гуляш, заревела дурным голосом и, подкинув задом, из которого торчала злосчастная стрела, тяжело поскакала вдоль ряда, волоча за собой скотника с намотанной на руку веревкой. Белое оперение трепетало на ветру.

Ненавидящий взгляд Лёна пронзил меня раскаленным прутом. Вампир сгорбился, скрючил пальцы, из-под приподнятой верхней губы блеснули клыки. Я попятилась. Мне показалось, что сейчас он бросится на меня, невзирая на толпу, стражников и магов.

Ничего подобного. Лён выпрямился, перевел дыхание и отошел от черты. Встал у судейского помоста, с видимым небрежением изучая облака. Корову изловили и увели, герольды сыграли туш, и, прежде чем я успела опомниться, я уже стояла на ковровой дорожке, и чья-то рука подталкивала меня сзади: мол, иди за наградой, «достойнейшая».

Растерянная донельзя, я послушно приблизилась к трону, преклонила колено. Крики и свист утихли. Воцарилась гробовая, звенящая в ушах тишина. Король встал, шурша тяжелым облачением. На мое плечо лег кончик меча.

– Достойнейший из достойнейших назван! – провозгласил король, выдержав положенную паузу. – Победителем нынешних стрельбищ стала вот эта… э… меткая девушка… как там тебя?

– Вольха Редная, – услужливо подсказал Учитель.

– Воль… – слова застряли у короля в горле. Посреди ковровой дорожки с треском разъехалась ткань, из дыры выросла здоровенная кротовина и выскочило нечто серенькое и мохнатое в четверть человеческого роста. Стрельнув по сторонам черными бусинками крысиных глаз, оно радостно пискнуло, подпрыгнуло, вырвало у короля меч и пустилось наутек, петляя под ногами у верещащих баб и подскакивающих мужиков.

– Взять его! – опомнился король. Увы, выполнить приказ оказалось не так-то просто. Мечи и лучи не годились для охоты в гуще толпы, а воришка – совсем еще молоденький валдачонок – проявил недюжинную ловкость и проворство.

…причислять валдаков к Разумным расам, как и к нечисти, было бы неправильно. Эти твари определенно обладали зачатками интеллекта, позволяющими вполне членораздельно общаться между собой и с другими существами, строить обширные подземные города, соблюдать некоторые простейшие законы, вроде «не убий ближнего своего совсем уж без причины», и знать, что золотой белорский кладень равен семи ратомосским ельцам или трем волменским золотникам. Валдаки никогда ни с кем ни воевали, никому не платили податей, никакими технологиями не владели и в территориальные конфликты не вступали, ибо жили в подземных, ими же вырытых катакомбах. Общались в основном с гномами, производя с ними натуральный обмен, – продукты на сырье для гномьей промышленности: уголь, драгоценные камни, руда. Столь же охотно валдаки якшались с условно-опасной нежитью – кикиморами, лешими, водяными, глувцами и подкаморниками. Неизвестно, какие выгоды имели обе стороны, но нежить возле валдачьих городов кишмя кишела.

Как можно заключить, особых неприятностей валдаки не доставляли, впрочем, пользы от них тоже не было почти никакой, потому и относились к ним как к пустому месту. Правда, жители окрестных деревенек частенько жаловались властям на незаконный угон скота и укоп репы… но чтобы вот так, среди бела дня, вырвать ценный приз из щедрых королевских ручонок! Этого не ожидал никто, а посему достойного отпора не последовало.

Магистрам, поработавшим ночью на совесть, оставалось лишь кусать локти от бессильной злости. Неповоротливые стражники в парадных, начищенных до блеска, но, увы, чересчур громоздких доспехах, увязли в толпе, как мухи в свежем меду. Отдельные сознательные граждане пытались огреть беглеца чем попало – палками, плетьми, сапогами и закупленными под зиму саженцами плодовых культур. Большинство ударов приходилось по пустому месту, и лишь некоторые – по соседям, не замедлившим выказать неудовольствие. В нескольких местах вспыхнула драка.

Валдак вел себя по меньшей мере странно. Казалось, он носится под ногами у людей исключительно потехи ради – воришка не торопился удирать с площади, хотя уже несколько раз мелькал возле распахнутых настежь ворот. Впрочем, как раз туда ему и не стоило бежать. Я заметила притаившегося за воротами Алмита. Магистр зорко следил за валдаком, держа наготове чуть отведенную назад и сложенную «кошачьей лапкой» щепоть правой руки – две трети заклинаний бросаются из этой позиции.

– Эй, цыпа! – тролль, бесцеремонно расшвыривая людей, пробирался ко мне. – Айда за хвыбником! Зажмем его в клещи, пока не улизнул с железякой!

Лён вынырнул из толпы рядом с нами, как змея из воды. Я только раскрыла рот, чтобы покаяться, но вампир упреждающе поднял руку, призывая ко вниманию.

– Времени нет. Он сейчас удерет. Не знаю, как, но он – знает и нарочно тянет время. Давайте пробираться ближе к углу стены – вон там, где телега стоит. Встанем цепью – мы с Валом у каждой из стен, ты по центру и, когда он окажется в углу, постараемся не выпускать. Все понятно?

– Да! – мы разбежались в разные стороны.

Как Лён и предсказывал – видно, не обошлось без телепатии – валдак, подпрыгнув и ущипнув за пикантное место пышную и дебелую купчиху, резко сменил направление. Когда он шмыгнул под телегу, мы с Валом уже заняли свои боевые посты (Лён немного отстал, зажатый толпой) и, в соответствии с инструкциями, одновременно бросились вперед. Я, пригнувшись, лавировала между людьми, Вал шел напролом, и валдак, к счастью, сосредоточил свое внимание на нем, совершенно упуская из виду других охотников.

Подпустив тролля локтя на три, валдак выскочил из-под телеги, намереваясь вновь принять участие в гонках. Но там его ждала я, приветственно раскинув руки, – в одной короткий нож, в другой неизменный меч. Тварь попятилась назад, злобно шипя, пока не уткнулась спиной в угол.

– Вольха! – предостерегающий вопль Лёна слишком поздно достиг моих ушей.

Валдак сжался в комок, прижал полупрозрачные серые уши и махнул в мою сторону скрюченной крысиной лапкой, на которой блеснуло что-то вроде золотого кольца. Мне показалось, что у меня перед глазами взорвалось солнце. Белая вспышка ослепила, окатила горячей волной.

Волна схлынула так же внезапно, как и возникла. Последовала немая сцена. Я пыталась разделить внимание между валдаком и собой, лихорадочно выискивая глазами следы крови на одежде. Отсутствие всяких последствий непонятной магии пугало больше, чем их теоретическое появление. Магия… откуда тут магия?! Площадь заговорена от всех ее видов, причем работали Магистры 1-й степени, знатоки своего дела. О, черт! Я вспомнила, что среди наших магов нет ни одного некроманта. Да и кому придет в голову жульничать с помощью некромантии? Это же в большинстве своем магия разрушения… Я что, умерла? Может, у меня болевой шок? Да нет, валдак казался ошарашенным не меньше меня – значит, ожидал видимого результата вроде оплавленного трупа в количестве одной штуки. Я метнула быстрый взгляд на столпившихся у трибуны магов. Все они недоуменно таращили глаза, и только Учитель неожиданно ухмыльнулся в белую бороду и одобрительно покачал головой.

Валдак опомнился первым. Выскалив мелкие острые зубы, он грязно выругался и припал к земле, зыркая по сторонам в поисках лазейки.

– Отдай меч, зверушка, – мрачно предложила я, поудобнее перехватывая меч. – Отдай по-хорошему!

Валдачонок показал синий раздвоенный язык и вызывающе заложил руки с моим призом за спину.

– Уйди, цыпа. Сейчас я его сделаю, – угрюмо пообещал Вал, оттесняя меня в сторону и с грозным шелестом вытаскивая из ножен обоюдоострый клинок.

– Погоди, давай сначала спросим, зачем ему понадобился меч.

– Что тут спрашивать – и так понятно. У-у-у, гхыр мохнатый, на камушек позарился?

– Пристукни его! – заорал Лён, наконец-то выпутавшись из живого затора и рванув к нам на предельной скорости. – Скорее, пока…

«Пока» наступило быстрее, чем он думал. Под мохнатыми лапками беглеца разверзлась земля, валдачонок торжествующе пискнул и нырнул в темную дыру около двух локтей в диаметре. Вал, не раздумывая, прыгнул за ним, но не тут-то было – земля снова сомкнулась вокруг его пояса, как ремень штанов.

– Вытащи меня, кудесница гхырова, мать твою так-растак! – завопил тролль, дергаясь, как крыса, прихлопнутая мышеловкой, – убить не убила, но держала крепко.

Лён, не успев затормозить, налетел на увязшего тролля, споткнулся и покатился по земле, кувыркаясь через голову. Плащ отлетел в сторону, куртка лопнула по среднему шву и, когда вампир наконец тяжело повалился на живот, царапая руками гравий, столпившиеся на площади люди увидели серые кожистые крылья летучей мыши, украшавшие спину красавца-мужчины.

Истеричный, экзальтированный вопль торговки, просыпавшей несвежие пироги, послужил сигналом к началу действий. Лён, все еще лежа, оглянулся через плечо, удостоверился в произведенном эффекте и выругался сквозь зубы.

– Вампир! Вампир!!! – надрывалась женщина, указуя на мерзавца дрожащим перстом, ежели кто сам не догадался.

Сорвав куртку вместе с рубашкой, Лён с шелестом расправил крылья. Народ отшатнулся в изумленном выдохе.

– Улетит, стервь! – жарко шепнули за моей спиной.

– Рукавом хоть лицо прикрой, бесстыжая! Вампир – он горазд порчу на девок наводить!

Это уже относилось ко мне, но мало волновало. Что он делает?! Он же не умеет летать!

Но в запасе у вампира имелись штучки похлеще. Взмахнув крыльями, он укрылся ими с головой, и серая кожистая масса тут же начала изменять форму. Крылья разжижились, облепили тело липкой дегтярной пленкой, сквозь смутные очертания рук и ног прорезались длинные черные когти. Голова сплющилась с боков и вытянулась в морду волка, разорванную зловещим оскалом. По всему телу распустились пышные хризантемы шерсти, сливаясь в роскошную шубу.

Белый волк вздыбил загривок и мрачно зарычал.

Мнения толпы разделились. Некоторые продолжали упорствовать: «Вампир! Вампир!», большая же часть сориентировалась по обстановке, и под крики: «Оборотень! Оборотень!», кинулась врассыпную, образовав вокруг Лёна широкий круг. Сплошной. Передним рядам было страшно, а задним не видно, в связи с чем они непрерывно менялись местами, постепенно ощетинивались мечами, луками и дрекольем. Священнослужитель в черных развевающихся одеяниях вскарабкался на повозку с тыквами и срывающимся голосом провозглашал анафему, щедро орошая верующих святой водой. Тыквы хрустели, в глазах священнослужителя пылал праведный гнев. На столбе, смазанном салом и украшенном колесом с призами, до которого не смог добраться ни один из участников состязания, теперь сидели: костлявый дедок, веснушчатый деревенский парень с тупо отвисшей челюстью, толстая баба с корзиной яиц, схваченной зубами за дужку, акробат из бродячего цирка и полосатый кот, сползавший под душераздирающий мяв и скрип когтей. Селянин, только что удачно выторговавший десяток поросят, выпустил мешок из рук, и розовые свинушки, задрав хвостики, с визгом метались под ногами. Тощая кляча, которую цыган выдавал за необъезженного трехлетка, при виде волка встала на дыбы, саданула хозяина копытом по виску и умчалась прочь со скоростью призового рысака. Королевские стражники, не поддаваясь всеобщей панике, целенаправленно отступали к выходу.

Как всегда, самыми смелыми оказались неотесанные деревенщины. Топоча лаптями и подбадривая себя громкими возгласами, они кинулись на Лёна, сжимая кольцо. Волк метнулся туда-сюда, подпустил селян поближе и, сделав короткий выпад, тяпнул одного из них за лодыжку. Мужик с воплем скрючился, зверь легко вспрыгнул ему на спину и, пробежав по головам и плечам атакующих, перепрыгнул на крышу крайней палатки. Толпа с разочарованным воем пустилась в погоню, опрокидывая лотки. Но куда ей! Волк пронесся по крышам, как горный козел. Помедлив, рискованно сиганул на рыночную стену, повисел, подгребая лапами, подтянулся и был таков.

Преследователи врезались в стену, как сухой горох, спрессовав самых шустрых и ретивых. Стена треснула, но устояла. Дальнейшие события разворачивались за пределами моей видимости. За стеной завизжали, заголосили, зарычали, свист мечей смешался с топотом и ржанием. Нецензурно прокляв антимагическое поле, я бросилась вдоль стены к воротам. Там вздымалось облако пыли, три или четыре лошади без седоков улепетывали в разные стороны; стражники, благоразумно пережидавшие свару за стеной, пытались обуздать храпящих, встающих на дыбы коней, а кое-кто уже валялся на земле, заковыристо поминая родню Лёна. Как позже выяснилось, волк, вместо того чтобы напасть на всадников, метнулся в самую гущу копыт и проникновенно, на леденящей кровь ноте, завыл. Лошади обезумели. Побросав мечи и арбалеты, стражники спелыми грушами посыпались на землю. Никто из них не заметил, куда исчез волк; впрочем, впоследствии некоторые утверждали, что он обернулся черным вороном и улетел на восток.

Число воронов, истребленных до захода солнца, не поддавалось подсчету.

Десятник, ругаясь и охаживая плеткой приплясывающего на месте коня, громогласно поносил своё заметно поредевшее войско, магов, вампиров, оборотней и стрельбища вообще.

Внимание толпы переключилось на укушенного селянина. Катаясь по земле, тот выл от боли, сжимая покалеченную ногу. Рек крови не наблюдалось, и страдания потерпевшего носили скорее душевный характер. По легенде, укус оборотня заразен. И толпа, и укушенный с замиранием сердца ожидали первых симптомов. Я решительно пресекла это безобразие, предъявив знак Школы Чародеев (знак выдали после сдачи экзаменов за восьмой курс – это был простенький жетон с моим именем и оттиском Школьной печати), и во всеуслышание объявила, что укус оборотня опасен только ночью. Собственно говоря, я вообще сомневалась, что слюна Лёна обладает каким-либо мутационным действием, пусть бы даже дело происходило в полночь, в полнолуние и на перекрестке трех дорог. Толпа разочарованно заурчала, мужик притих и позволил мне осмотреть лодыжку. Две пары аккуратных дырочек по обе стороны кости выглядели несерьезно, даже кровь остановилась сама собой, и я ограничилась простеньким заклинанием от столбняка. Наложив повязку из трех платков, одолженных добросердечными зеваками, я посоветовала мужику промыть рану самогоном и принять эквивалентное количество этой чудотворной жидкости внутрь. Вторую часть рецепта мужик назидательно повторил подоспевшей супруге, не без труда прорвавшей тесное кольцо зевак.

Не интересуясь дальнейшей судьбой укушенного, я выбралась из толпы и поискала глазами знакомые лица. Маги, сами толком не опомнившись, пытались навести хоть какой-нибудь порядок и прекратить панику. Начали они со столба. Если с веснушчатым парнем, акробатом и котом проблем не возникло, то толстая баба только крепче стискивала ноги-руки и мычала. Антимагическая блокада продолжала действовать, и магистры крутились у столба, как лисы под орлиным гнездом. Наконец, поддавшись на уговоры, баба разжала… зубы. Корзина перевернулась в полете, яйца рассредоточились, и ни одно не миновало цели. Все попытки желающих взобраться по столбу потерпели неудачу. Освободив рот, баба ревела дурным голосом. Дедок, сидевший выше толстухи и жаждавший поскорее очутиться на земле, пихнул бабу ногой, и она медленно заскользила вниз. Таким жестоким способом он сопровождал ее до конца столба, но вместо благодарности толстуха кинулась на него с кулаками.

От дивного зрелища меня оторвал Учитель, одновременно чуть не оторвавший мне ухо.

– Вот ты где, паршивка! – вид наставника был ужасен. Глаза метали молнии, левая щека заляпана желтком, в слипшейся бороде – куски яичной скорлупы.

Я взвизгнула и повисла на ухе.

– А ну марш в Школу! Вечером я с тобой разберусь!

– За что?!

Вместо ответа он отвесил мне такую затрещину, что в глазах потемнело. Когда тьма немного рассеялась, я увидела спину Учителя, удалявшегося, как мне показалось, с моим левым ухом в руке. Паника по поводу оборотня сменилась стенаниями по поводу убытков. Купцы, потеряв дар речи, ломали руки над товаром, частью испорченным, частью разворованным. Толстая пегая свинья со счастливым рохканьем поддевала пятачком маковые бублики, втоптанные в грязь. Где-то неподалеку истошно голосила женщина.

Первым делом я схватилась за ухо и была немало поражена его наличием. Сложившиеся обстоятельства требовали решительных действий. Метнувшись туда-сюда, я увидела свою лошадь. Она задумчиво бродила по опустевшим рядам, подбирая с прилавков то морковку, то яблочко. Повод с обломком коновязи волочился по земле.

Вытащив из рядов упиравшуюся всеми четырьмя ногами кобылу, я вскочила в седло. Немного подумав, Ромашка прогнулась. Спина у нее была гибкая, как у кошки. Из толпы посыпались смешки и ехидные выкрики:

– Слазь с кобылы, девка, пополам разломишь!

– Надо же, а с виду такая худющая!

– Совесть надо иметь – над животиной бессловесной измываться!

Бессловесная и бессовестная животина упивалась произведенным эффектом, и я довольно грубо пырнула ее каблуком в бок. Ромашка тут же выпрямилась, возмущенно всхрапнула и легкой танцующей рысцой устремилась за черной гривой, мелькнувшей в просвете между палатками. На жеребце сидел Вал. Вовремя сообразил, что нужно увести коня, пока толпа не опомнилась, пока кто-нибудь ушлый не взвалил на него грехи законного владельца. Уже имели место публичные сожжения кошек и ворон, принадлежавших колдунам, уличенным в наведении порчи и сглазе.

Грива Вольта еще пару раз мелькнула вдалеке, а потом я безнадежно увязла в толпе и потеряла жеребца из виду. Будем надеяться, Вал отведет Вольта на Школьный двор – вряд ли тролль посмеет украсть коня у Повелителя Догевы. А впрочем, не исключено. Наемник есть наемник.

– Да вот же она, упыриная девка! Держи-и-и! – раздался из придорожной канавы пронзительный, чуть ли не бабий визг. Обернувшись, я узнала давешнего прыща и немного удивилась – ведь он на моих глазах выбрался из канавы и, прихрамывая, пустился наутек. Скорее всего, он снова сиганул в нее, чтобы пересидеть панику.

Я не сразу поняла, почему вокруг Ромашки образовалось свободное пространство. Лошадка, не раздумывая, потрусила вперед. Люди перед нами разбегались, как волны перед носом корабля, пока прямо по курсу не возник риф.

Риф – косая сажень в плечах – крепко сжимал в волосатых руках мясницкий топор с черным лезвием. Белый фартук рифа был забрызган бычьей и овечьей кровью. Подпустив нас на расстояние удара, мясник с утробным хаканьем рубанул по мне топором. Я не умела вольтижировать, но нужда заставила. Свесившись с противоположной удару стороны седла, я мазнула волосами по дороге, почувствовала, что левая нога вываливается из стремени, судорожно рванулась и, к крайнему своему удивлению, снова очутилась в седле… задом наперед. Ромашка, напуганная свистом топора и жутким хаком, встала на дыбы и прошлась передними копытами по белому колпаку мясника, после чего понесла, не разбирая дороги.

Распластанный на земле мясник остался позади. Преимущества маневра были налицо – теперь Ромашкина голова не заслоняла мне обзор. С другой стороны, неплохо было бы узнать, что там впереди. Говорят, плевать через правое плечо – дурная примета. Оглядываться через него – еще хуже. Впереди была рыночная стена из грубо обтесанного камня.

– Тпр-р-у-у! – истошно возопила я. Ромашка поддала жару. Что делает эта дурная кобыла, она же видит стену, она же отлично понимает, что ей, с ее упитанным телом и короткими ногами, не допрыгнуть даже до середины?!

А она и не собиралась прыгать. Предоставила эту честь мне. Резко затормозив у подножия стены, лошадь поддала задом, придавая мне необходимое ускорение. Взмыв над гребнем, я рефлекторно замахала руками и… полетела. За стеной кончалось действие антимагической блокады.

Избавившись от лишнего веса, Ромашка выказала чудеса резвости и живости. Лягаясь, брыкаясь и подпрыгивая боком, точно коза, она расчистила себе путь к воротам и была такова.

Не удержавшись, я показала преследователям кукиш, зловеще расхохоталась, вызвала пару-тройку молний и эффектно растворилась в воздухе.

Date: 2015-10-21; view: 325; Нарушение авторских прав