ВВЕДЕНИЕ 3 page. Среди тех отношений, в которые вступают люди в условиях общества, одними из наиболее характер­ных и важных являются воспитательные отношения

ДЕТЕРМИНАНТЫ РАЗВИТИЯ МОТИВАЦИИ ЧЕЛОВЕКА

Среди тех отношений, в которые вступают люди в условиях общества, одними из наиболее характер­ных и важных являются воспитательные отношения, направленные на формирование новых мотивацион-ных ориентации. Без преувеличения можно сказать, что на протяжении всей жизни буквально с первых ее недель человек подвергается постоянному, тотально­му и хорошо организованному, хотя часто и противо­речивому давлению со стороны других людей и спе­циальных социальных институтов, преследующему цели воспитания и предписывающему принимать од­ни и отвергать другие ценности, нормы, идеалы и т. п. Изначально воспитательные воздействия исходят из ближайшего окружения: родители, сотрудники до­школьных учреждений, да и все взрослые, общаясь с ребенком, обычно не оставляют позиций воспитателя и используют все подходящие случаи для того, чтобы указать, каким он должен быть и что недостойно в жизни. Впоследствии по мере приобщения человека к культуре и вхождения в социальную жизнь источ­ники воспитательных воздействий становятся значи­тельно более разнообразными; наиболее прямо за формирование определенной мотивационной направ­ленности человека отвечают школа, средства массо­вой информации, искусство, общественные организа­ции, работа, правоохранительные органы; фактиче-ски от этой функции не освобожден ни один соци­альный институт или конкретный человек, который за неверное воспитание, например, вовлечение под­ростков в асоциальную деятельность, может понести даже уголовное наказание⁸. Неправильно было бы думать, что человек как объект тотальных воздействий по формированию пристрастных отношений остается пассивным сущест-

⁸ Влияние различных социальных институтов на развитие мотивации человека и конкретные способы этого влияния ана­лизируются в работах Б. Ф. Скиннера (Skinner, 1953, 1969, 1972). Деньги, например, этим автором рассматриваются как «генерализованный подкрепляющий фактор par excellence» (1953. Р. 79)

ром, безропотно впитывающим все, что содержится в созданной вокруг него воспитательной атмосфере. Первые проявления характерного для человека стремления отстаивать собственные ценности можно усмотреть уже в обидах ребенка, обвинениях в адрес матери «ты нехорошая», угрозах «не буду тебя лю­бить» и т. п. Эти сначала наивные и беспомощные попытки изменить воздействия и требования взрос­лого в подростковом возрасте могут принять форму уже систематического сопротивления, проявляющего­ся в виде негативизма, упрямства, «аффекта неадек­ватности», демонстративной самостоятельности, от-вержения принятых ранее ценностей (Драгунова, 1972; Краковский, 1970; Неймарк, 1965; Славина, 1966). Следует признать, что такие попытки воспи­тания воспитателей уже не являются безуспешными, так как, не сталкиваясь с кризисными явлениями подросткового возраста, взрослые, по-видимому, зна­чительно дольше оставались бы на удобной для себя авторитарной позиции и видели бы в ребенке только послушного преемника своих ценностей и идеалов. Отстояв некоторое право на самостоятельное, не задаваемое целиком извне мотивационное развитие, подросток с полной отдачей погружается в характер­ную для этого возраста деятельность интимно-лич­ностного общения со сверстниками (Гогичаишвили, 1974; Драгунова, 1967; Эльконин, 1971), которая по функциональному значению (см. Мудрик, 1986) мо­жет быть названа деятельностью коллективного са­мовоспитания. Ценности взрослых, литературные образцы, житейские нормы подвергаются в подростко­вых группах обсуждению, пересмотру и обыгрыва­нию, и те из них, которые такое испытание выдержи­вают, становятся «своими», активно отстаиваемыми и распространяемыми, ибо «...всякий стремится, на­сколько возможно, к тому, чтобы каждый любил то, что он сам любит, и ненавидел, что он ненавидит» (Спиноза, 1957. С. 481). Важно подчеркнуть, что уже в этом возрасте фор­мирование представлений о правах, чести, вкусах, до­стойных увлечениях происходит в условиях совмест­ного выяснения не только мнений, но и на этой поч­ве взаимных отношений с привлечением таких средств, как почитание, признание авторитетности

или осмеяние, игнорирование, презрение, вплоть до доводов физического порядка. Все это придает обще­нию подростков характер активного взаимовоспита­ния и обеспечивает согласованное развитие их моти-вационных отношений. Отношения взаимовоспитания между представите­лями одного и того же поколения, устанавливающие­ся в подростковом возрасте и проявляющиеся в одобрении и поддержке людей, мотивационные отно­шения которых человек разделяет, и осуждении невер­ных, с его точки зрения, ценностей и принципов, со­храняются на протяжении всей жизни. Конечно, дви­жущие силы, форма, значение таких отношений по­степенно меняются. По мере становления взрослым человек избавляется от юношеского максимализма, учится понимать и уважать взгляды других людей, привыкает выражать свое отношение к ним в обще­ственно принятых формах. С другой стороны, по ме­ре осознания и уточнения своих политических, нрав­ственных, культурных ориентации у человека форми­руются принципиальные отношения к определенным типам людей или социальным группам, выражая ко­торые он может не находить нужной излишнюю сдер­жанность. Короче, мотивационные воздействия на других людей постепенно теряют характер импульсив­ного сиюминутного настроения и все чаще обнаружи­ваются, особенно в официальной жизни, как проду­манные, нравственно выверенные, согласованные с действиями других людей или совместные поступки. В реальных человеческих взаимоотношениях та­кого рода поступки выходят за пределы традицион­ной практики воспитания, для которой формирование новых мотивационных отношений является специаль­но преследуемой целью, подчиняясь значительно бо­лее широкому кругу решаемых человеком задач. Од­на из характерных особенностей социальной жизни состоит в том, что многие из таких задач не могут быть решены только собственными усилиями челове­ка или формальным применением административной власти, которой он наделен. Продвижение некоторой идеи или дела часто зависит от умения увлечь, «за­разить» ими других людей, обесценить в их глазах альтернативные идеи. В психологических терминах это означает изменение их мотивационных отношений.

Разумеется, человек не только пытается скорри-гировать мотивацию других людей сообразно своим представлениям и жизненным целям, но одновремен­но сам является постоянной мишенью для множества такого рода попыток. По этой причине сложившуюся систему мотивационных отношений взрослого челове­ка, обычно отличающуюся устойчивостью ряда основ­ных характеристик, тем не менее следует представ­лять динамическим образованием, находящимся в постоянном взаимодействии с мотивацией других лю­дей и испытывающим в этом взаимодействии как под­держивающие, так и разрушающие влияния. В силу этого человеку некоторое мотнвационное отношение часто приходится не столько иметь, сколько уметь отстаивать, причем люди, очевидно, различаются вы­раженностью такого умения. Поражает разнообразие форм, в которых могут предприниматься попытки внести личностный «вклад» (Петровский, Петровский, 1982) в мотивационные отношения другого человека. Кроме прямого одобре­ния-осуждения, варьирующего от выраженного в вежливой форме сомнения до резкого замечания, в непосредственном общении этой цели могут служить приветливый или холодный тон разговора, ирония, подчеркнутое удивление, в официальных отношени­ях — предание данных о поступках человека гласно­сти, различные поощрения и наказания, в безличных формах социального взаимодействия—агитация, про­паганда, реклама, сатира и многое другое. Понятно, что обмен мотивационными воздействиями как специ­фическая разновидность и важнейший компонент че­ловеческих взаимоотношений не может быть свобод­ным от социального контроля, поэтому в каждом обществе существует целая система культурных тра­диций и административно-правовых предписаний, нормирующих условия и формы этого обмена. Конечно, не всякое мотивационное воздействие является воспитательным, причем не только в том смысле, что оно, как это часто бывает, оставляет че­ловека равнодушным и не изменяет его устойчивых мотивацнонных отношений, но и в том, что оно такой цели не преследует. Речь идет о случаях, в которых человек побуждается к совершению необходимых действий при помощи различных благ или угроз на-

казания, т. е. о воздействиях, направленных на фор­мирование «внешней» по отношению к этим действи­ям мотивации⁹. Однако следует отметить, что за пре­делами явных случаев разграничить мотивационные и воспитательные воздействия сложно как в теории, так и на практике. Так, родитель, предупреждающий ребенка, что он не пойдет гулять, пока не наведет по­рядок в комнате, может руководствоваться исключи­тельно прагматическими соображениями и не рассчи­тывать, что от этого изменится его отношение к по­рядку. Но если разобраться в подтексте данного воздействия, напоминающего ребенку о его обязан­ностях, о накапливающемся недовольстве им взрос­лого и т. п., то нетрудно убедиться, что и оно вносит свой вклад в создание вокруг ребенка упоминавшей­ся тотальной воспитательной атмосферы. Наконец, такое воздействие лишний раз открывает ребенку, что порядок ценится взрослыми, а это значит, что это явление приобретает в его глазах и некоторое устой­чивое мотивационное значение, если, конечно, он не полностью равнодушен к ценностям взрослых. Ниже, где это имеет значение, термин «мотивационное воз­действие» используется как более широкий, охваты­вающий случаи формирования не только «внутрен­ней», но и «внешней» мотивации. Воспитательными же будут называться воздействия, нацеленные на из­менение мотивационных отношений человека. Для полноты картины следует добавить, что че­ловек воспитывается не только специально организо­ванными воздействиями, но и, подчас без всякой преднамеренности, самими по себе условиями жизни, наблюдаемыми в ней примерами. Существование этих «двух источников воспитания» и важность взаи­модополнения ими друг друга подчеркивались В. А. Сухомлинским. 'Воспользуемся для иллюстра­ции одним из приводимых этим автором примеров: «Воспитатель группы продленного дня ведет детей в школьную столовую... В столовой ребенок не только ест, но и видит. Видит и хорошее и плохое. Вот семи­классник оттеснил от буфетного столика первокласс­ника, купил, что нужно, а малыш оказался в конце

⁹ О различении «внутренней» и «внешней» мотивации см.: Мильман, 1987; Ярошевский, 1971.

очереди... Ребенок видит у умывальника грязное по­ лотенце. Хочешь — мой руки, не хочешь — не мой, но потому, что никому не хочется заниматься еще одним делом, никто не моет рук. На окне стоит горшок с розой. В горшок складываются огрызки яблок. Окно засижено мухами. С кухни доносится сердитый голос: мужчина кого-то ругает за то, что не вымыли окна, не побелили стену под умывальником. •<...>• Из всего, что видел ребенок в течение двадцати.. минут в школьной столовой, в его подсо­ знании отразилось много хорошего, но отразились и факты, резко расходящиеся с поучениями, которые детям, конечно, часто приходится слышать от воспи­ тателя» (1980. Т. 3. С. 317—319). Обобщенный вывод из такого рода примеров можно передать словами этого же автора: «Воспитывает каждая ми­ нута жизни и каждый уголок земли, каждый человек, с которым формирующаяся личность соприкасается подчас как бы случайно, мимолетно» (1967. С. 39). Существующее множество различных и часто взаимоисключающих воспитательных влияний ставит человека в условия, при которых его активность в -формировании собственной мотивации имеет харак­ тер выбора среди разных открывающихся вариантов удовлетворения и развития потребностей (см. Сафин, Ников, 1984; Файзуллаев, 1985, 1987). Понятно, что изначально этот фактор мотнвационного развития большого значения не имеет (хотя в случае воспита­ тельных разногласий 'в семье ребенок имеет некото­ рую возможность выбора уже в раннем детстве), од­ нако при окончательном оформлении мотивационной сферы личности, требующем выбора того или иного способа жизни, иначе говоря—определенного вари­ анта удовлетворения сложившихся потребностей, он становится одним из главных. В сжатом виде это пе­ редают слова Б. Ф. Поршнева: «...история личности— это история отклоненных ею альтернатив» (1969. С. 348). А поскольку мотивационные выборы челове­ка часто определяются не только сложившимися по-гребностями, но и «зоной ближайшего развития» мо­тивации (Бодалев, 1986), перед ним неизбежно вста­ют задачи самовоспитания (Ковалев, Бодалев, Г958; Кочетов, 1967; Рувинский, 1984; и др.). Итак, практика формирования мотивации челове-

ка не сводится к односторонним воспитательным воз­действиям на него в ранние периоды жизни, охваты­вая самый широкий круг его взаимодействий с дру­гими людьми и культурой, в которых он выступает и как объект, и как субъект воспитания. Впослед­ствии мы будем возвращаться к этой повседневной практике, психологический анализ которой может дать, как представляется, не менее ценные данные, чем проводимые в этой области научные экспери­менты.

СИТУАТИВНОЕ И ОНТОГЕНЕТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ МОТИВАЦИИ

В заключение описательной характеристики чело­веческой мотивации и частично в дополнение к ней обозначим основные проблемы, изучаемые в психо­логии мотивации и подлежащие дальнейшему обсуж­дению в данной работе. Феноменологически мотивация обнаруживается как особый пласт «образа мира», составляемый мно­жеством пристрастных отношений субъекта ко всему, что в некоторый момент им отражается¹⁰. Данное обнаружение пристрастности зафиксировано в имею­щем древние традиции положении, выделяющем и противопоставляющем в психическом интеллект и аффект (познание и чувства, знание и переживание, значение и смысл). Несомненны как сложность, раз­нообразие п взаимосвязанность человеческих моти-вацнонных отношений, так и отсутствие явных или легко выявляемых признаков для их упорядочива­ния, следствием которого является практически пол­ное отсутствие общепринятых различении и термино­логических обозначений в существующих попытках их упорядочивания в психологической теории (Хек-

¹⁰ «В процессе отражения явлений внешнего мира проис­ходит и определение их значения для индивида и тем самым его отношения к ним (психологически выражающегося в форме стремлений и чувств), В силу этого предметы и явления внеш­него мнра выступают не только как объекты познания, но и как двигатели поведения, как его побудители, порождающие в че­ловеке определенные побуждения к действию,— мотивы» (Рубин­штейн, 19.37. С. 244).

хаузен, 1986; Granich, 1932; Koch, 1951; Peters, 1967), Такое состояние психологии мотивации придает фе­номенологическим данным значение одной из немно­гих надежных опор для обозначения рассматривае­мых вопросов и предварительного структурирования Проблематики. Если упомянутое обнаружение в психическом об­разе множества мотивационных отношений и побуж­дений обозначить как главное феноменологическое проявление человеческой мотивации, то в плане даль­нейшего ее освещения наиболее естественными и важ­ными представляются прежде всего два вопроса: во-первых, чем эти отношения и побуждения обуслов­лены, каково их происхождение и, во-вторых, к чему они приводят, каковы их последствия? Очевидно, что эти два вопроса адресованы к достаточно различным линиям исследования мотивации, а именно — онтоге­нетическому и ситуативному ее развитию (Вилюнас, 1979; Bindra, 1959. Р. 290). Существующие концепции мотивации различаются тем, каткое место в них занимают обе линии исследо­вания. Так, ситуативное развитие мотивации практи­чески не рассматривается во многих концепциях на­учения из-за свойственной им энергетической интер­претации потребностей (Brown, 1953; Madsen, 1965 и др.), при которой поведение объясняется не раз­витием в ситуации мотивационнных побуждений, а актуализацией присвоенного опыта. Психоанал-из же, наоборот, не только признавал, но и убедительно по­казал существование и значение ситуативной моти-вационной динамики, вскрыв ряд ключевых феноме­нов этого процесса, таких как конфликт, защита, вы­теснение (Фрейд, 1916, 1924; Rapaport, 1960). В ака­демической психологии данная линия исследований была заложена уделявшей ей преимущественное вни­ мание концепцией К. Левина (Lewin, 1935, 1952; см. Бибрих, 1978; Орлов, 1979), следующими словами ука­завшего на специфику своего подхода; «Вместо того, чтобы связывать потребность прямо с моторикой, она связывается с определенными свойствами окруже­ния. Затем окружение определяет моторику» (цит. по: Madsen, 1968. Р. 139).' Благодаря важности процессов ситуативного раз­вития мотивации, а также относительной доступно-

сти экспериментальному контролю, их исследования получили широкое распространение и стали домини­ рующим направлением изучения мотивации в совре­ менной психология (см. Хекхаузен, 1986). Среди тем, пользующихся наибольшим вниманием, можно отме­ тить мотивационные конфликты (Festinger, 1962; Miller, Swanson, 1966; Yates, 1965), фрустрацию (Левитов, 1967; Lawson, 1965; Maier, 1949), защит­ ные механизмы (Plutchik а. о., 1979; Sjoback, 1973; Symonds, 1946), влияние на возникновение побужде­ ний субъективной ценности целей и предвосхищаемой вероятности успеха (Atkinson, 1957; Festinger, 1942; Rotter, 1955), интенсивное изучение которого нача­ лось с исследований уровня притязаний (Бороздина, 1985; Lewin а. о., 1946; Rotter, 1942) и мотивации достижений (Вайсман, 1973; McClelland а. о., 1976; Nygard, 1975), и др. Главное и общее назначение ситуативной мотива- ционной динамики состоит в согласовании и «когни­ тивной разработке» (Nuttin, 1964, 1984. Ch. 5) воз­ никающих побуждений—определении на основе по­ знавательных процессов их возможности и целесооб­ разности, в результате которого они могут быть как отклонены, задержаны, так и приняты в качестве ос­ новы для конкретных действий. К сожалению, систематический обзор этой линии исследования мотивации представляет собой отдель­ ную и сложную задачу из-за господствующей в ней методологии позитивизма, направляющей на выявле­ ние в рамках «факторного подхода» (Бибрих, Орлов, 1977) множества эмпирических зависимостей и не способствующей выяснению лежащих в их основе психологических процессов. В данной работе главным предметом обсуждения будет онтогенетическое развитие мотивации. Однако при таком направлении исследования процессы си­ туативного развития мотивации не могут быть цели­ ком оставлены в стороне. Дело в том, что их функ­ циональное значение не исчерпывается отмеченным выше отвержением или санкционированием возни­ кающих побуждений к действию. Какими бы ни бы­ли внешние воздействия, определяющие стабильные изменения в мотивации, они не могут влиять на эти изменения иначе чем через конкретную ситуацию: пе-

ред тем как приобрести устойчивое мотивационное значение, предмет сначала должен быть отражен, причем не просто как о.бъект познания, а в качестве имеющего то или иное отношение к удовлетворению потребностей (например, как цель, условие, препят­ствие, сигнал и т. п.). Это значит, что он должен при­обрести некоторое ситуативное мотивационное зна­чение, побуждающее субъекта по отношению к нему к той или иной активности. Известно, что такие зна­чения обычно долго не сохраняются, поэтому возму­щение некоторым человеком вовсе не означает, что так к нему мы будем относиться всегда. Но известно также, что ситуативные значения способны оставлять следы в опыте индивида, фиксироваться в нем, по­этому возмутивший нас в конкретной ситуации чело­век в будущем может перестать казаться симпатич­ным и вызывать меньшее доверие. Способность ситуативных мотивационных значе­ний повлечь изменения устойчивых мотивационных отношений позволяет рассматривать ситуативное раз­витие мотивации как своего род а первую фазу, веряее, необходимое, хотя и недостаточное условие ее онто­генетического развития, наступающего в случае фик­сации ситуативных мотивационных значений в опыте индивида (Вилюнас, 1986. С. 194). Те аспекты си­туативного развития мотивации, которые имеют пря­мое отношение к ее онтогенезу, будут рассмотрены в следующей главе работы.

В советской психологии распространена традиция объяснять онтогенетическое развитие мотивации про­цессом опредмечивания потребностей, который по придаваемому значению имеет статус теоретического принципа. Данный принцип означает, что изначаль­но «...потребность выступает лишь как состояние нужды организма, которое само по себе не способно вызвать никакой определенной деятельности; ее функция ограничивается активацией соответствую­щих биологических отправлений и общим возбужде­нием двигательной сферы, проявляющимся в нена­правленных поисковых движениях» (Леонтьев, 1975.

С. 87) "; для того, чтобы такая потребность стала основой для целенаправленного поведения, она дол­ жна получить определенность в отношении отвечаю­ щих ей внешних объектов, т. е. опредметиться, «на­ полниться» содержанием, объективироваться и тем как бы передать функцию организации деятельности предмету, способному ее удовлетворить,— мотиву; момент, дающий начало этому процессу, характери­ зуется как «встреча потребности с предметом», как «чрезвычайный акт» в ее развитии (там же. С. 88). Следует отметить исключительное методологиче­ ское значение принципа опредмечивания потребно­ стей (Вилюнас, 1983; Иванников, 1983). По существу он направлен против упоминавшейся энергетической интерпретации потребностей, которая отрывает их от познавательной сферы отражения и тем делает не­ разрешимым вопрос о том, каким образом примитив­ ная и слепая энергия потребностей приводит в дви­ жение тонко дифференцированные структуры приоб­ ретенного опыта. В противоположность разрыву энер­ гетического и содержательного полюсов мотивации принцип опредмечивания подчеркивает, что уже на самых первых этапах ее онтогенетического развития устанавливается единство этих полюсов. Это значит, что слепая энергия потребности не проявляется в психическом в качестве независимо действующей си­лы, что она обогащается приобретенным опытом по­знавательного характера, который процессом опред­мечивания вводится в механизм потребности, форми­рует его содержание и становится неотъемлемым его компонентом. Только такая объектнрованная энер-, гия, или, иначе, энергетизированный объект, вступа­ет во взаимодействие с процессами отражения, обес­печивая организацию деятельности и в конечном ито­ге удовлетворение потребности. Однако важно подчеркнуть также и то, что сама по себе формулировка принципа опредмечивания только ставит, но не освещает вопросы о том, при каких условиях и как некоторая потребность «на­полняется» предметным содержанием, какие кон-

" Об общей ненаправленной активности см.: Баканов, Иванников, 1983; Нюттен, 1975. Гл. 3; Baumeister а. о., 1964; Shirley, 1929,

кретно-психологические механизмы обеспечивают этот процесс, т. е. что лежит за аллегорией встречи потребности с предметом. Не дает ответа на эти во­просы также и положение о производстве предметов человеческих потребностей общественными силами, становящимися благодаря этому главной детерми-нантой их развития (Леонтьев, 1971; Мильман, 1982). Само по себе производство предметов материаль-яой и духовной культуры автоматически их цен­ностью не наделяет, и, как было показано выше, от общества требуются значительные и постоянные уси­лия, причем не всегда достигающие успеха, для то­го, чтобы эти предметы приобрели мотивационное значение для отдельных людей. В чем состоят эти усилия, какие изменения они производят в индиви­дуальном сознании, чем определяется их эффектив­ ность — такого рода вопросы требуют уже не прин­ципиально-методологического, а конкретно-психоло­ гического анализа проблемы развития человеческой мотивации. В данной работе этот анализ будет начат с обсуждения наиболее общих психологических ме­ ханизмов онтогенеза мотивации.

Глава 2

МЕХАНИЗМЫ РАЗВИТИЯ МОТИВАЦИИ ЧЕЛОВЕКА

ПРОБЛЕМА СПЕЦИФИКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МОТИВАЦИИ

Для анализа механизмов развития мотивации человека большое значение имеет предварительное уточнение вопроса о том, в какой мере они являются специфически человеческими и в какой сохраняют сходство с механизмами, сложившимися в биологиче­ ской эволюции. С целью такого уточнения рассмотрим сначала специфические признаки человеческой моти­ вации, выделяемые в затрагивающей этот вопрос ли­ тературе. Многие из признаков, составляющих в целом до­ статочно пестрый перечень, уточняют и развивают основополагающее положение о социальном проис­ хождении мотивации человека, объясняемом, в част­ ности, тем, что предметы его потребностей являются продуктом общественного производства (Здравомыс- лов, 1986; Леонтьев, 1971; Мильман, 1982). Подчерки­ вается, что в отличие от биологической мотивации, за которой стоят нужды индивида и вида, собственно человеческая мотивация в конечном счете отвечает нуждам общества (Веденов, 1956; Раппопорт, 1976; Рейнвальд, 1974). Таким ее происхождением объясня­ ются как ее разнообразие, изменчивость, историчность (Бестужев-Лада, 1974; Донченко и др., 1984; Шоро- хова, 1974), так и тот факт, что она в онтогенезе раз­ вивается не спонтанно, а в результате специально направленных формирующих воздействий, составляю­ щих основное содержание воспитания человека (Иван- чук, 1986; Симонов, 1987; Чхартишвили, 1974). • Другой важный фактор, определяющий специфику мотивации человека, — это ее опосредствованность ин­теллектом, речью, сознанием (Ковалев, 1981; Хекхау-зен, 1986; Buck, 1985), осуществление при помощи волевых процессов (Иванников, 1985; Селиванов, 1974, Узнадзе, 1966). С этим связана устойчивость, надси-

туативность, функциональная автономность от состоя­ний организма человеческой мотивации (Петровский, 1975; Файзуллаев, 1987; Allport, 1937), направлен­ность на отдаленные жизненные цели (Барамидзе, 1974; Обуховский, 1974; Nuttiri, 1964), негомеостатиче-ский характер, «бесконечность» (Алхазишвили, 1974; Асеев, 1976; Harlow, 1953), трансгрессивность (Ко-zielecki, 1987). Отдельно можно выделить признаки, характери­зующие внутреннюю организацию и динамику моти­вации человека: иерархическую соподчиненность мо­тивов (Божович, 1968; Леонтьев, 1975; Maslow, 1943), полимотивированный характер деятельности, полива­лентность мотивов по отношению к потребностям (Додонов, 1984; Имедадзе, 19846; Магун, 1983), пла­стичность, взаимозаменяемость (Дилигенский, 1975) и др. Как можно видеть, большинство из перечисленных отличий имеют феноменологический характер, скорее констатируя, чем объясняя наблюдающиеся факты. Это обусловлено тем, что выделение специфических отличий по своему назначению фиксирует движущие силы и конечные результаты развития мотивации че­ ловека, а не сам процесс развития, без знания кото­ рого, очевидно, полнота понимания и объяснения мотивации невозможна. Развитие же не может быть охарактеризовано только данными об отличиях, тре­ буя обозначения того, с чего оно начинается и как происходит: какие «низшие» мотивационные процессы преобразовываются социальными силами, формирую­ щими «высшую» человеческую мотивацию, какие кон­ кретно-психологические механизмы этого процесса, что именно опосредуется интеллектом, и т. п. Такого рода вопросы предполагают выяснение не отличий, а сохраняющегося сходства между социально развитой и биологической мотивацией—проблемы, которая в советской литературе, рассматривающей и подчерки­ вающей преимущественно отличия, освещена явно не­ достаточно. Для выявления общих моментов между социальной и биологической мотивацией важное значение имеет дифференциация различных аспектов мотивации, в частности ее содержания и механизмов. Дело в том, что при уточнении вопроса о специфике мотивации

J

человека эти два ее аспекта получают различное зна­ чение. Содержательные различия между биологической и собственно человеческой мотивацией могут быть констатированы без особых оговорок — настолько они существенны и очевидны. Тот факт, что мотивация человека формируется прижизненно в зависимости от социальных условий и в результате воспитательных воздействий, направляющих ее на общественно значи­ мое содержание, т. е. что она имеет свой особый ис­ точник и движущие силы развития, объясняет как неизбежность этих различий, так и ту их принципи­ альность, при которой постановка вопроса о ее спе­ цифике. едва ли имеет смысл. Специфическим по от­ ношению к другому явлению может быть нечто, преж­ де всего с этим явлением сходное, но имеющее также и различия, которые понятием специфики, собственно, и охватываются. Содержание же биологической и со­ циальной-мотивации прежде всего различно. Это не оспаривают даже биологизаторские концепции (бихе­ виоризм, психоанализ), отстаивающие сходство про­ исхождения и механизмов мотивации человека и жи­ вотных, но не ее содержания. В отличие от содержания механизмы различных уровней мотивации столь резко противопоставляться не могут. Актуализация потребностей в виде устано­ вок, наиболее общие эмоциональные механизмы гене­ тического и ситуативного развития мотивации и т. п., с одной стороны, не являются продуктом антропоге­ неза, с другой-—используются в ее формировании и обнаружении у человека. Те феноменологические осо­ бенности, которые отличают механизмы собственно человеческой мотивации (опосредствованность интел­ лектом, волей, направленность на отдаленные жизнен­ ные цели и т. п.), не отрицают действия биологических механизмов, наоборот, согласно общему принципу формирования высших психических функций на осно­ ве натуральных (Выготский, 1983а), предполагают их как то, что в историческом развитии подвергается совершенствованию и преобразованию, т. е. как необ­ ходимое условие своего возникновения. Не случайно эти особенности появляются в онтогенезе сравнитель­ но поздно как итог социального развития мотивации, а не как его предпосылка.

Человека обычно не приходится учить желать, бояться или гневаться, хотя на протяжении всего развития он подвергается беспрерывным воздействиям по части того, чего ему следует или не следует же­ лать или бояться, на что можно и когда недостойно гневаться, и т. п. Это значит, что новое социально обусловленное содержание, по крайней мере на на­ чальных этапах онтогенеза, становится для человека мотивационно значимым на основе механизмов, сло­ жившихся в биологической эволюции. Это вполне естественно, так как самой по себе необходимости в том, чтобы человек к новым, биологически ему не свойственным целям побуждался непременно новыми механизмами, в антропогенезе не существовало. Разумеется, то сложное содержание, которое полу­ чает мотивационное значение з социально развитой психике, не может быть уложено только в примитив­ ные биологические формы, что, собственно, создает необходимость в возникновении специфически челове­ ческих механизмов мотивации, однако это не исклю­ чает использования таких примитивных форм в раз­ витии к действии сложных механизмов. Эти предварительные замечания должны были показать, что при обсуждении вопроса о специфике человеческой мотивации недостаточно рассматривать ее как целостное явление без выделения составляю­ щих ее аспектов ¹. Одно и то же утверждение, напри­ мер, «дихотомия биологического и социального как метод объяснения перехода от «базовых» к высшим производным потребностям человека в целом непри­ емлема» (Дилигенский, 1976. С. 35), получает разное значение в зависимости от того, к которой из состав­ ляющих мотивации оно применяется. В отличие от содержания механизмы биологической и социальной мотивации не обнаруживают того принципиального разрыва, который не позволял бы искать перехода от изначальных природных образований и процессов к более сложным, формирующимся по мере накопления социогенных преобразований в человеческой психике.

Date: 2015-10-21; view: 256; Нарушение авторских прав