Африканская изумрудная кукушка

— По-прежнему без машины, — сказал Патель.

Среда, вечер. Мистер Малик в очередной раз приехал в клуб на такси.

— По-прежнему. Гарри Хан уже был?

— Да, — ответил мистер Гопес. — Но опять не мог ждать. Надеюсь, ты не возражаешь.

— Нисколько. — Мистер Малик достал из кармана пиджака блокнот и положил его на стол. — Как у него дела?

— Сколько там, Патель? Десять новых?

— Двенадцать, А. Б., — а всего сто двадцать две. Я же говорю, Малик, пора просыпаться. Он тебя порядочно обошел.

— Двенадцать, надо же. Где он был?

— Говорит, на озере Найваша, — ответил мистер Гопес.

— Плюс еще у Адовых врат, — выразительно добавил мистер Патель. — А ты где был?

— Я? Да так, на очистной станции.

— На очистной станции? — изумился мистер Патель.

— На очистной станции? — эхом повторил мистер Гопес.

— На очистной станции, старина? — громко, от бара, крикнул Тигр Сингх.

— Здесь все записано. — Мистер Малик показал на блокнот. — И пока вы, джентльмены, будете считать, сколько новых птиц я видел, — на очистной станции — я, пожалуй, выпью пива.

— Что, привкус во рту? — съехидничал мистер Патель. — Ладно, показывай, что там у тебя сегодня.

Он потянулся за блокнотом мистера Малика, открыл его и начал считать.

Полагаю, быть птицей не всегда и не во всем удобно. Так, отсутствие губ и зубов чудовищно ограничивает мимические возможности — не говоря уже о способности четко произносить некоторые фрикативные согласные. Без рук и пальцев трудновато загонять мяч в лунку. А оперение, конечно, вещь удобная с точки зрения аэродинамики и терморегуляции, однако в жаркую погоду под ним, наверное, потеешь. Но все это, безусловно, компенсируется одним главным преимуществом (при полном уважении к страусам, эму и пингвинам, которые могут это прочесть) — умением летать.

Предположим, вы — краб на морском берегу и надвигается шторм. Что вам делать? Очевидно, зарыться в ямку поглубже и положиться на судьбу. А вот если вы — птица, то вам достаточно одного взгляда на сгущающиеся черные тучи, чтобы расправить крылья и дать тягу. На кенийском побережье, если шторм с востока, вы, естественно, полетите к западу и через пару часов, скорее всего, захотите передохнуть. Что же вы увидите внизу? Длинную вереницу прудов, либо с водой, либо с восхитительной мокрой грязью. Надо же, какая удача: здесь можно чудесно посидеть, заморить червячка-другого. Вот поэтому в Кении при сильных штормах одно из лучших мест для наблюдения за птицами — найробийская муниципальная очистная станция.

Мистер Малик воспользовался советом мистера Ньямбе и заказал такси пораньше. На очистной станции, казалось, уже собрались абсолютно все птицы восточного побережья Африки. Их были тьмы и тьмы — пигалицы-кузнецы статуями стояли у прудов; кроншнепы, веретенники рылись в грязи своими серповидными клювами; сотни песочников прыгали по отмелям, посверкивая белыми задиками. Бесчисленные цапли зондировали клювами воду, выискивая рыбу и насекомых. Огромные стаи бакланов, больших и малых, плавали и ныряли вместе. Чайки и крачки, обрушиваясь с высоты, дрались за добычу; утки, гуси с важным видом рассекали воду усердно работая лапками. Там были даже — мистер Малик опустил бинокль и дважды протер глаза, прежде чем им поверить — три больших розовых фламинго.

Он вспомнил, как увидел фламинго впервые. В 1955-м, незадолго до поступления в «Истландз». Они всей семьей отправились на клубную экскурсию к озеру Боргория. Когда оно с невысоких холмов открылось их взгляду, его берега казались обведены розовой каймой: не три, не триста, не три тысячи — миллион фламинго! В воображении одиннадцатилетнего Малика попросту не хватало места для такого количества птиц. А в Найроби он не видел фламинго ни разу. И сейчас, глядя по сторонам и торопливо строча в блокноте, мистер Малик жалел, что с ним нет его друга мистера Ньямбе. Так хотелось поблагодарить его за ценный совет и вместе насладиться этим чудесным зрелищем.

— Закончил считать, Патель?

— Да, А. Б., — несмотря на амбре. Хотя нет, Малик, старина, беру свои слова обратно. Джентльмены, на нас повеяло сладким ароматом победы. По моим подсчетам здесь… семьдесят четыре птицы.

— Не шути так, Патель. Это невозможно. Не верю.

— Сам посмотри, А. Б.

— Ты, наверное, что-нибудь перепутал. Я просил не итог, а число птиц за сегодня.

— Именно его я тебе и назвал. Семьдесят четыре.

Мистер Патель подошел к доске объявлений, зачеркнул предыдущий результат и вписал новый.

— Хан: сто двадцать два, Малик: сто двадцать четыре. Малик выходит на первое место.

Безнадежно отставшая лошаденка вдруг рванула вперед и пошла голова в голову с фаворитом.

— Отлично поработал, Малик, — похвалил мистер Гопес. — Молодец, что внял моему совету.

— Но очистные сооружения, кто бы мог подумать? — Мистер Патель хихикнул. — От хагедашей там небось не продохнуть.

— Какая разница! — крикнул Тигр. — Главное — результат. Умница, Малик.

— Надо бы сообщить, — сказал мистер Патель.

— А мы что делаем? — отозвался мистер Гопес. — Эй, Малик? Ты нас вообще слышишь? Понял, что ты теперь лидер?

— Да не ему, А. Б. Хану.

— Хану? Как, если его нет?

— Знаю, что нет. Он ушел. Поэтому и надо сообщить.

— Глупости. Поделом дураку: нечего без конца сваливать до прихода Малика.

— Оно, конечно, да, но играть надо честно.

— В правилах не сказано, что мы обязаны ему сообщать.

— Да, но… Тигр, а ты как считаешь?

— Думаю, А. Б. прав, — отозвался Тигр. — Ex proprio motu [18]и все такое прочее. В правилах об этом молчок. На период проведения соревнования стороны обязуются каждый вечер являться в клуб, но про то, что они обязаны оставаться, ничего не написано.

— Надеюсь, джентльмены, вы меня извините, — сказал мистер Малик. — Мне нужно кое-куда позвонить.

Портье «Хилтона» не хотел беспокоить мистера Хана. Может, оставите сообщение? Да, очень короткое. Сто двадцать четыре. Да-да, все. Сто двадцать четыре.

Мистер Малик, откровенно насладившись недолгой беседой, положил трубку.

Гарри Хан сразу понял смысл сообщения. Он позвонил Дэвиду и Джорджу и вызвал их на срочное совещание в холле отеля.

— Так, — сказал Дэвид, — надо напрячься. Побережье мы окучили, озеро тоже, теперь, видимо, пора в горы.

— А мы где? — удивился Джордж. — На какой высоте Найроби — тысяч пять футов?

— Я имел в виду настоящие горы. Килиманджаро.

Гарри не преминул поделиться с приятелями немногочисленными географическими познаниями, почерпнутыми у Роз.

— Килиманджаро хорошо видно в Найроби в ясный день, но на самом деле Килиманджаро в Танзании. Типа, за границей. А здесь зато есть гора Кения. Сойдет?

— Еще как, — отозвался Дэвид. — Там наверняка до фига пернатых.

— Горные иволги, — сообщил Джордж, листая путеводитель. — Белоглазки, турако Хартлауба. Здесь написано, что, если повезет, можно увидеть бородача. В один день, правда, все не объедешь. На машине туда пилить и пилить.

— А кто говорит, что обязательно на машине? — улыбнулся Гарри.

Назавтра троица встала с рассветом. На аэродроме Уилсона их ждал небольшой самолет, и в восемь тридцать они уже завтракали на веранде сафари-клуба «Гора Кения», обсуждая с местным гидом программу дня. Они начнут с прогулки по территории, а затем их на «лендровере» отвезут в Национальный парк. На «лендровере»? Отлично: даже здесь, у подножия горы, воздух был очень разреженный; Гарри стал задыхаться, просто поднявшись на крыльцо.

Гид (некогда, как вы догадываетесь, обученный Роз Мбиква) примерно в миле от сафари-клуба показал своим подопечным бородача, дравшегося высоко в небе с молодым вероккским филином. За первые полчаса в лесу над их тропой пролетел турако Хартлауба, а следом — африканская изумрудная кукушка, стайка пестрогрудок, светлобрюхие пеночки, иволги, белоглазки и многие другие высокогорные птицы. Гарри, Джордж и Дэвид сначала услышали, а затем увидели девятипоясного дятла — они дважды пересчитали для верности.

Потом, на террасе клуба, наслаждаясь заслуженным чаем, Джордж заметил на цветке гибискуса нектарницу с узким изогнутым клювом и двумя длинными хвостовыми перьями.

— Бронзовая, кажется? — спросил Дэвид.

— Если верить определителю, нет. Эта красоточка называется нектарница острохвостая. У нас в списке вроде бы такой пока нет.

— Точно нет, — подтвердил Гарри, записывая нектарницу. — Спасибо, Джордж. Получается… для круглого счета… пятьдесят новых видов. Ну, мужики, мы снова лидируем — и с большим отрывом! К черту чай, закажем что-нибудь более подходящее. Официант! Бутылку «Боллинжера».

Приния

— Мистер Малик, вашу машину видели.

Мистер Малик узнал голос мистера Ньямбе и поставил на стол чашку с кофе.

— Зеленый «мерседес», номер NHI 572? Движется по Вэлли-роуд в сторону Нгонг-роуд — один из наших водителей сейчас сообщил по радио. Он попробует проследить, мы сообщим, если машину где-то припаркуют. У вас есть запасные ключи?

Мистер Малик ответил, что есть.

— Хорошо. Как только я что-то узнаю, сразу перезвоню. Можете посидеть у телефона?

Мистер Малик не собирался сидеть у телефона. Выпив кофе, он собирался пойти в больницу. А после — взять такси и снова поехать на очистную станцию: вдруг он пропустил пару-тройку птиц? Или вдруг новые прилетят… С другой стороны, машины очень и очень не хватало.

Я никогда не знал, верить ли слухам, которые ходят в Найроби насчет сына главного окружного судьи, про то, что он якобы стоит практически за всеми угонами машин в городе, и про его тесные связи кое с кем в полиции и по меньшей мере с одним членом правительства. Мистер Малик тоже не знал, но скорее верил. И если его машина чудом найдется, надо приготовиться как можно быстрее до нее добраться, сесть за руль и незаметно укатить прочь. Что же до планов, то их придется поменять. Он дождется звонка, съездит за машиной, а потом уже отправится в больницу. Если останется время на птиц, замечательно. Но в сущности, пока суд да дело, понаблюдать за ними можно и в саду.

Мистер Малик взял бинокль, устроился в кресле на веранде и положил перед собой блокнот. В бугенвиллее резвилось семейство птиц-мышей — во всяком случае, мистер Малик полагал, что это семейство и что оно резвится. Нет, точно семейство. Роз Мбиква рассказывала о каком-то исследовании про этих птиц. Они держатся семейными группами, и прошлогодний молодняк помогает родителям кормить и воспитывать новое потомство. Но играют ли они, что тут скажешь? В свое время мистер Малик пристально наблюдал за собственным молодняком и сейчас подумал, что подобная шумная возня совершенно одинакова как у пернатых, так и у человеческих детенышей, но его философские размышления прервал шорох метлы.

— Доброе утро, Бенджамин, — поздоровался мистер Малик, не зная, стоит ли упоминать ботанический сад.

— Доброе утро, сэр, — ответил Бенджамин.

Он тоже не знал, заговаривать или нет о ботаническом саде, но тут его взгляд упал на блокнот. Мистер Малик заметил это.

— Ха-ха, — благодушно хохотнул он. — Хо-хо. Нет, Бенджамин, сегодня никаких хагедашей. — Он приподнял бинокль. — Сегодня вообще птицы — всякие.

По взгляду мальчика было ясно, что эти слова его не убедили.

— Смотри. Вон, видишь? Воробей.

— Да, сэр. Шоморо.

— А там — птица-мышь.

— Да-а, — протянул Бенджамин после секундного замешательства. — Точно, сэр, кузумбуру. Кузумбуру мичиризи.

— И еще одна, видишь?

— Да-да, сэр! Но другая. Кузумбуру кисого-булуу.

— Именно. Нет, постой. Как ты сказал?

— Кузумбуру, сэр. Та птичка. Кузумбуру кисого-булуу.

— Как?

Бенджамин поставил на землю самодельную метлу.

— Вон та маленькая птичка, сэр, — он показал на вторую птицу, которая висела вниз головой на бугенвиллее, присосавшись к фиолетовому цветку, — называется кузумбуру кисого-булуу. А вон та — кузумбуру мичи-ризи.

Мистер Малик поднес к глазам бинокль. Батюшки, да мальчишка прав! Сам-то он думал, что это тоже бурокрылая птица-мышь, а тут, оказывается, длиннохвостая. Вот ведь глазастый.

— Спасибо, Бенджамин. Я и не заметил.

— Пожалуйста, сэр.

Бенджамин взял метлу и продолжил мести двор. Кажется, на сей раз хозяин и правда наблюдает за птицами, только получается это у него так себе.

— Бенджамин.

Мальчик замер. Сейчас мистер Малик заговорит о ботаническом саде. Он поднял глаза на хозяина. Мистер Малик, встав с кресла, протягивал ему открытую книгу.

— Будь добр, подойди на минуточку. Я хочу тебе кое-что показать.

Бенджамин прислонил метлу к стене и подошел. Что это — Библия? Нет, на каждой странице — картинка с птицей и подписи по-английски. Мистер Малик полистал книгу и показал Бенджамину картинку:

— Знаешь вот этих птиц?

Картинки, честно говоря, показались Бенджамину странными — где движение, где писк и щебет? — но на них были изображены четыре разные кузумбуру, которых ему доводилось видеть в родных краях.

— Да, сэр, кузумбуру. — Он ткнул в каждую птицу по очереди. — Кузумбуру мичиризи с белыми щечками. Кузумбуру кисого-булуу с синеньким на загривке. А это — кузумбуру кичва-чупе, никогда их не видел в Найроби, только у нас в деревне, когда сильная засуха.

Мистер Малик пристально на него посмотрел. И открыл другую страницу.

— А это?

Птицы, питающиеся мясом, — не тай мзога, едящие падаль, но тай мсито и кипанга. Бенджамин назвал их по именам.

— А тут?

Священные глянцевые ибисы и белая колпица. Наверху страницы, как живой, махал коричневыми крыльями и кричал трехнотным криком хагедаш. Бенджамин послушно сказал: два кварара с длинными кривыми клювами, а с клювом, похожим на сплющенный борок, — домомвико.

— Отлично, Бенджамин, — во весь рот улыбнулся мистер Малик. — Ты настоящий эксперт.

— Спасибо, сэр.

— Бенджамин, я был бы тебе очень признателен, если б ты и сегодня мне помог. Не с хагедашами, нет, их мы с тобой насчитали достаточно. Но если ты посидишь со мной на веранде и будешь показывать всех птиц, которых знаешь…

За следующие четыре часа мистер Малик, который всегда полагал, что его сад посещают лишь три вида нектарниц, с изумлением узнал от Бенджамина, что видов в действительности пять. А птица, которую он считал самкой Andropadus latirostris, на самом деле бюльбюль Фишера. Бенджамин, ко всему прочему, великолепно различал голоса пернатых. В стайке, пролетевшей через сад в поисках корма, он опознал двух апалисов, одну принию и не менее трех славок (мистер Малик с помощью бинокля уверенно определил только двух из всех этих птиц, однако безоговорочно поверил мальчику). И, хотя уханье сов по ночам было для него привычно, ему и в голову не приходило, что в листве монстеры, обвивающей ворота его дома, гнездится неясыть обыкновенная и что с определенной точки в углу сада хорошо виден характерный решетчатый рисунок ее грудного оперения.

Телефон между тем молчал.

Звонок раздался лишь в пять вечера.

— Мистер Малик? Боюсь, мы их потеряли. На Дагоретти-Корнер, у круговой развязки, знаете? Все окрестности осмотрели, но — ни следа. Простите.

Date: 2015-10-19; view: 526; Нарушение авторских прав