ЗАДАНИЕ № 1. Прочтите фрагмент текста. Сформулируйте главную мысль текста. Укажите, о наличии или отсутствии каких коммуникативных качеств речи говорится в тексте

Вариант 1. Михаил Зощенко. Обезьяний язык.

Трудный этот русский язык, дорогие граждане! Беда, какой трудный. Главная причина в том, что иностранных слов в нем до черта. Ну, взять французскую речь. Все хорошо и понятно. Кескёсе, мерси, комси – все, обратите ваше внимание, чисто французские, натуральные, понятные слова. А нуте-ка, сунься теперь с русской фразой – беда. Вся речь пересыпана словами с иностранным, туманным значением. От этого затрудняется речь, нарушается дыхание, треплются нервы. Я вот на днях слышал разговор. На собрании было. Соседи мои разговаривали. Очень умный и интеллигентный разговор был, но я, человек без высшего образования, понимал ихний разговор с трудом и хлопал ушами. Началось дело с пустяков. Мой сосед, не старый еще мужчина, с бородой, наклонился к своему соседу слева и вежливо спросил:

– А что, товарищ, это заседание пленарное али как?

– Пленарное, – небрежно ответил сосед.

– Ишь ты, – удивился первый, – то-то я и гляжу, что такое? Как будто оно и пленарное.

– Да уж будьте покойны, – строго ответил второй. – Сегодня сильно пленарное и кворум такой подобрался – только держись.

– Да ну? – спросил сосед. – Неужели и подобрался?

– Ей-богу, – сказал второй.

– И что же он, кворум-то этот?

– Да ничего, – ответил сосед, несколько растерявшись. – Подобрался, и все тут.

– Скажи на милость, – с огорчением покачал головой первый сосед. – С чего бы это он, а?

Второй сосед развел руками и строго посмотрел на собеседника, потом добавил с мягкой улыбкой:

– Вот вы, товарищ, небось не одобряете эти пленарные заседания... А мне как-то они ближе, как-то, знаете ли, выходит в них минимально по существу дня... Хоть я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям. Так, знаете ли, индустрия из пустого в порожнее.

– Не всегда это, – возразил первый. – Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то да – индустрия конкретно.

– Конкретно фактически, – строго поправил второй.

– Пожалуй, – согласился собеседник. – Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя, как когда...

– Всегда, – коротко отрезал второй. – Всегда, уважаемый товарищ. Особенно, если после речей подсекция заварится минимально. Дискуссии и крику тогда не оберешься...

На трибуну вышел человек и махнул рукой. Все смолкло. Только соседи мои, несколько разгоряченные спором, не сразу замолчали. Первый сосед никак не мог примириться с тем, что подсекция заваривается минимально. Ему казалось, что подсекция заваривается несколько иначе. На соседей моих зашикали. Соседи пожали плечами и смолкли.

Потом первый сосед снова наклонился ко второму и тихо спросил:

– Это кто ж там такой вышедши?

– Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор первейший. Завсегда остро говорит по существу дня.

Оратор простер руку вперед и начал речь.

И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значением, соседи мои сурово кивали головами. Причем второй сосед строго поглядывал на первого, желая показать, что он все же был прав в только что законченном споре.

Трудно, товарищи, говорить по-русски!

Вариант 2. Из интервью актера Сергея Юрского.

– В нашей лексике, периодически сменяя друг друга, появляются этакие приставучие словечки, отражающие состояние общества на данный момент. Напомню, некоторое время назад речь не обходилась без оборота «если не секрет»... «Сегодня у вас какой спектакль, если не секрет?» – ну допустим. А уж «Вас как зовут, если не секрет?» – почти абсурд. Потом «секрет» исчез, и на смену ему пришло словечко «как бы». Оно идеально отражало то, что меня как режиссера, как писателя, как актера более всего волнует. Мне кажется, что наша жизнь этим словом очень точно определяется. Я «как бы» зайду к вам завтра. И дам вам «как бы» бумагу, мы «как бы» договоримся. Ведь это все так и есть...

– А сейчас существует «лакмусовое» слово?

– Сейчас в ходу «даканье» со знаком вопроса. Я вчера прочел одну книгу, да? Это новое совершенно произведение, да? Мысль очень интересная, да? Послушайте радио, вслушайтесь в речь нашего общения, в официальной речи – все «дакают». Это вопросительное «да» означает, что, если согласитесь, будем продолжать...

– Значит, нынешнее умонастроение с вопросительным знаком?

– Конечно, человек высказывает некую мысль и тут же дает понять, что не очень в ней убежден, но хочет, чтобы его как-то в ней поддержали...

Вариант 3. Михаил Булгаков. Они хочуть свою образованность показать…

В зале над тысячью человек на три сажени стоял пар. И пар поднимался от докладчика. <…>

– Итак, дорогие товарищи, я резюмирую! Интернациональный капитализм в конце концов и в общем и в целом довел свои страны до полной прострации. У акул мирового капитализма одно соображение, как бы изолировать Советскую страну и обрушиться на неё с интервенцией! Они использовывают все возможности, вплоть до того, что прибегают к диффамации! Это, товарищи, с точки зрения пролетариата, – моральное разложение буржуазии и её паразитов и камер-лакеев из Второго Интернационала!

Оратор выпил полстакана воды и загремел, как труба.

– Удастся ли им это, товарищи? Совершенно наоборот! Это им не удастся! Капиталистическая система, окруженная со всех сторон волнами пока еще аморфного пролетариата, задыхается в собственном соку, и перед капиталистами нет другого выхода, как признать Советский Союз, аккредитовав при нем своих послов!!!

И моментально оратор нырнул вниз, словно провалился. Затем выскочила из кресла его голова и предложила:

– Если кто имеет вопросы, прошу задавать!

В зале наступила тишина. Затем в отдалении зашевелилась в самой гуще голова Чуфыркина.

– Вы имеете, товарищ? – ласково обратился к нему с эстрады совсем осипший оратор.

– Имею, – ответил Чуфыркин и облокотился на спинку переднего стулья. Вид у Чуфыркина был отчаянный.

– Ты из меня всю кровь выпил. Сижу и не понимаю, жив я или уже помер.

В зале наступила могильная тишина.

– Виноват. Я вас не понимаю, товарищ. – Оратор обидчиво скривил рот и побледнел.

– Объясните «резюмирую».

– То есть как это, товарищ? Я не понимаю, что объяснить?

– Что означает, объясни!

– Виноват, ах, да… Вам не совсем понятно, что значит «резюмирую»?

– Совершенно непонятно, – вдруг крикнул чей-то измученный голос из задних рядов. Оратор стал покрываться клюквенной краской.

– Сию минуту, товарищи. М-м-м… Так вы про «резюмирую». Это видите ли, товарищи, слово иностранное…

– Оно и видно, – ответил чей-то женский голос сбоку.

– Что обозначает? – повторил Чуфыркин.

– Видите ли, резю-зю-ми-ми… - забормотал оратор. – Понимаете ли, ну вот, например, я, скажем, излагаю речь. И вот выводы, так сказать… Одним словом, понимаете?...

– … Мы не понимаем, что вы говорите… «Интервенцию» объясните, – продолжал Чуфыркин настойчиво.

– И «диффамацию», – добавил чей-то пронзительный голос сверху и сбоку.

– И кто такой камер-лакей? В какой камере?

Председатель взвился, начал звонить.

– Не сразу, товарищи, прошу по очереди!

– «Аккредитовать» не понимаю.

– Ну, что значит аккредитовать? – растерялся оратор. – Ну, значит, послать к нам своих послов.

– Ну, так и говори!!! – раздраженно забасил кто-то на галерее.

Какая-то лохматая учительская голова поднялась и, покрывая нарастающий гул, заявила:

– И, кроме того, имейте в виду, товарищ оратор, что такого слова «использовывать» в русском языке нет! Можно сказать – использовать!

– Здорово! – отозвался зал. – Вот так припаял!

В зале начался бунт. Оратор, как затравленный волк, озираясь на председателя, вдруг куда-то провалился. Багровый председатель оглушительно прозвонил и выкрикнул:

– Тише! Предлагается перерыв на 10 минут.

Вариант 4. Из газеты. Рассуждения о современном русском языке.

«Здравствуйте, добрый день, приветствую…» Прикинь, и так они парятся раз по сорок в день до самой «Спокойной ночи!»

А еще эти клоуны любят фишки типа «будьте добры» или это … «пожалуйста», ну как бы когда их напрягает или чувак не по-детски упертый. А все этот крендель.

Говорит: «Нечего геймиться, в чате виснуть, возьми, мол, книжку прочти». Ты че, говорю, чел, опух, там же все эти отстойные замуты. Голяк, да и только.

Взял, читаю. Не врубаюсь сперва, в столбик какие-то косячные иероглифы: вроде как стремный чувак, дядя, почти уже откинулся, но всех еще запаривает, и кекс один продвинутый, его родственник, скачет вписаться в деревню, встречает там другого кента, погалимей, и герлу такую, в натуре ничего… и прочая лажа. Ну там они всей толпой тусуются, друг друга уламывают на всякие фишки. Герла от него тащится, а он назло к другой подкатывает, ништяк читать, сплошные напряги.

Потом начинаю въезжать потихоньку, смотрю, уже вроде как втыкаю, кайфово. Вот, например, там один чувак другому выдает типа: «Сударь, это дело чести, извольте дать мне сатисфикацию через дуэль, встретимся завтра на рассвете». Приколись, это значит, что этот баклан другого запарил, и теперь тот на него бычит и забивает стрелу, мол, стремайся, а то облажаю. Улет. И эти пассажиры так всю дорогу и гонят: «Сударыня, барышня, мой милый друг…» Нет бы сказать «чувак» там или «мать», по барабану, мэн или герла, цивильно и понятно.

Или вот другая маза. Персонаж, который это все придумывал, наверно, сам тормозил врубаться. Такие нехилые базары толкает; креативно, но не модно. Типа, там в одном месте чел гонит про то, что вроде как вчера был отстой, зато вот сегодня по кайфу, гораздо забойней. Всей ситуации слова на два. А он давай понты раскидывать: «Мороз и солнце, день чудесный… Пора, красавица, окстись, звездою севера явись… Вечор, ты помнишь, вьюга злилась… А нынче – глянь-ка ты в окно…» По ходу, ну не катит. Прогрессивному обществу некогда кайфовать над прибамбасами. Все просто, логично и по делу.

Вот они там все в книжках распинаются… И так и сяк их плющит, и сто десять разных слов. У нас «клевый», а у них и «прекрасный», и «замечательный», и «достойный восхищения», и «незабываемый», и «удивительный», и еще куча всего. У нас «баклан», а у них и «уродец», и «чудик», и «тупой», и «недотепа», и «идиот», и «дубинноголовый» и всякие прочие косячные элементы, короче, просто «отстойный отсталый чувак»! Вот! И они мне впаривают, что я не прогрессивный! Да реальные чуваки друг друга с полуслова понимают.

Нет, моя мама не Элочка Людоедочка, ее по-другому зовут. Ну ладно, допустим, это довольно круто, когда ты каждый день говоришь неодинаковые слова. Ничего не имею против. Можно иногда и поотрываться, намутить такие термины, что этот, как его… сам Новиков-Прибой отдыхает. Тем более что в школе всю эту байду приходится читать. Представляешь, ништяк, если у всех вдруг сочинения окажутся разные?! И вообще, типа как это там немеренный ботан сказал: «Берегите наш великий, прекрасный, могучий русский язык». Потому что он клёвый и прикольный.

Вариант 5. Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев.

Словарь Вильяма Шекспира, по подсчету исследователей, составляет 12 000 слов. Словарь негра из людоедского племени «Мумбо-Юмбо» составляет 300 слов. Эллочка Щукина легко и свободно обходилась тридцатью. <…>

Эллочка с шиком провезла стулья по Варсонофьевскому переулку. Мужа дома не было. Впрочем, он скоро явился, таща с собой портфель-сундук.

— Мрачный муж пришел, — отчетливо сказала Эллочка.

Все слова произносились ею отчетливо и выскакивали бойко, как горошины.

— Здравствуй, Еленочка, а это что такое? Откуда стулья?

— Хо-хо!

— Нет, в самом деле?

— Кр-расота!

— Да. Стулья хорошие.

— Зна-ме-ни-тые!

— Подарил кто-нибудь?

— Ого!

— Как?! Неужели ты купила? На какие же средства? Неужели на хозяйственные? Ведь я тебе тысячу раз говорил...

— Эрнестуля! Хамишь!

— Ну, как же так можно делать?! Ведь нам же есть нечего будет!

— Подумаешь!..

— Но ведь это возмутительно! Ты живешь не по средствам!

— Шутите!

— Да, да. Вы живете не по средствам...

— Не учите меня жить!

— Нет, давай поговорим серьезно. Я получаю двести рублей...

— Мрак!

— Взяток не беру... Денег не краду и подделывать их не умею...

— Жуть!..

Эрнест Павлович замолчал.

— Вот что, — сказал он наконец, — так жить нельзя.

— Хо-хо, — возразила Эллочка, садясь на новый стул.

— Нам надо разойтись.

— Подумаешь!

— Мы не сходимся характерами. Я...

— Ты толстый и красивый парниша.

— Сколько раз я просил не называть меня парнишей!

— Шутите!

— И откуда у тебя этот идиотский жаргон?!

— Не учите меня жить!

— О, черт! — крикнул инженер.

— Хамите, Эрнестуля.

— Давай разойдемся мирно.

Вариант 6. Алексей Пантелеев. Мисс Кис-Кис (из цикла «Шкидские рассказы»).

По-видимому, эту барышню долго и основательно пугали. Добрые люди наговорили ей ужасов про дефективных детей. Перед этим она прочла не одну и не две книжки про беспризорников, которые сплошь убийцы и поджигатели, которые разъезжают по белому свету в собачьих ящиках, ночуют в каких-то котлах и разговаривают между собой исключительно на жаргоне.

Барышня подготовилась. Пока Викниксор (директор школы имени Достоевского для беспризорников Виктор Николаевич Сорокин) знакомил нас с нею вечером после ужина, мы насмешливо разглядывали это хрупкое, почти неживое существо. Когда же Викниксор вышел, со всех сторон посыпались замечания:

- Ну и кукла! - Скелет!

- Херувимчик! - Мисс Кис-Кис...

Барышня покраснела, потупилась, закомкала платочек и вдруг закричала:

- Ну, вы, шпана, не шебуршите!

От неожиданности мы смолкли. Барышня сдвинула брови, подняла кулачок и сказала:

- Вы у меня побузите только. Я вам... Гопа канавская!..

- Что? - закричал Японец. - Как? Что такое?

Он вытаращил глаза, схватился за голову и закатился мелким, пронзительным смехом. За ним покатился в безудержном хохоте весь класс. Стены задрожали от этого смеха.

Барышня громко сказала:

- Вы так и знайте, меня на глот не возьмете. Я тоже фартовая.

Она усмехнулась, харкнула и сплюнула на пол. Молодецки пошатываясь, она зашагала по классу.

- Шухер, - сказала она, - хватит вам наконец филонить. Ты что лупетки выкатил? - обратилась она к Японцу.

- Ты что гомозишь, скажи мне, пожалуйста? - обратилась воспитательница к Японцу.

Японец злорадно хихикал. Мы тоже смеялись и кричали наперебой:

- Лупетка!

- Ангел!

- Мадонна Канавская!

Барышня вдруг заплакала.

Мы были уверены, что не увидим ее больше. И вдруг на другой день, после ужина, она опять появилась в нашем классе.

- Здорово! - сказала она, улыбаясь. - Что зекаете? Охмуряетесь?

Снова посыпались невпопад блатные словечки. Снова несчастная барышня разыгрывала перед нами роль фартовой девчонки, плевала на пол, подсвистывала, подмигивала и чуть ли не матерно ругалась.

Советы добрых людей не пропали даром. Барышня решила не поддаваться "на глот" и вести себя с дефективными по-дефективному. Сказать по правде, на нас уже действовала ее система, и мы вели себя несколько тише.

- В стирки лакшите? - спросила она.

- Лакшим, - ответили мы.

- Клево, - сказала она.

Мы не знали, что значит "лакшить в стирки".

- По-сецки поете? - спросила она.

- Поем, - ответили мы. И тоже не знали, что значит "по-сецки".

- И в печку мотаем, - сказал Японец. - И в ширму загибаем. И на халяву канаем.

- Ага! - сказала барышня. - Клево!

Она была необычайно довольна и счастлива, что сумела найти общий язык с необузданными беспризорниками. Она ходила по классу, как дрессировщик ходит по клетке с тиграми. Тигры сидели смирнехонько и ждали, что она будет делать дальше.

Внезапно открылась дверь, и в класс вошел Викниксор. Как видно, он долго стоял у дверей и слушал.

- Товарищ Миронова, - сказал он. - Прошу вас собрать ваши вещи и пройти в канцелярию.

Из школы она навсегда исчезла.

Откуда-то стороной мы узнали, что в начале 1922 года она поступила в китайскую прачечную на должность конторщицы или счетовода.