Историческое становление наук о культуре

Человек, живущий всю жизнь, с рождения до смерти, в своей собственной однородной культурной среде, может оказаться вообще не в состоянии понять, что он живет «в культуре», а тем более тематизировать, объективировать культуру как предмет исследования. Чтобы поставить вопрос об изучении того, что отличает мою жизнь и жизнь моих соплеменников, соотечественников, современников от жизни других больших групп людей прошлого и нынешнего времени, при всем кажущемся единообразии универсальных жизненных характеристик, таких как рождение, взросление, смерть, системы социальных статусов, властные отношения, семейные структуры и так далее, – необходимо прежде всего столкнуться с этим другим, увидеть и пережить его воочию. Из такого столкновения и переживания еще в античные времена зародились науки о культуре.

Отцом этнологии, или культурной антропологии, как она именуется в некоторых странах, считается древнегреческий историк Геродот. Описания чужих стран и земель в сочинениях античных путешественников естественным образом переходили в описания населяющих их народов, их облика, привычек, образа жизни. Как правило, эти описания нельзя было еще назвать культурологическими. Они носили как бы физический характер. Черты нравов и образа жизни впоследствии, через сотни лет, начавшие пониматься как культурные, то есть в известном смысле функциональные, в старинных описаниях (да и не только в старинных, такой подход оставался неизжитым до самого XIX века) понимались еще как принадлежащие к самой природе описываемого народа или племени. Путешественники видели, что имеют дело с другим народом, отличающимся от них самих, но что в этих отличиях носило культурный характер, а что – природный, они еще не понимали в достаточной мере. Поэтому, например, такие характеристики, как «люди с песьими головами, поедающие своих мертвецов», имели синкретический, нерасчлененный характер, чувство общности человечества отсутствовало, а непосредственно проявляющиеся различия служили основанием для понимания иного как абстрактного иного; критерии для классификации и понимания природы инакости отсутствовали.

На более научную основу представления о культуре становятся в Новое время, когда началось исследование и систематизация накопленных за предшествующие столетия этнографических сведений, сохранившихся в записках отправлявшихся на поиски новых земель и рынков европейских купцов, мореплавателей, завоевателей, миссионеров и путешественников, – достаточно вспомнить такие имена как монах Биллем Рубрук, в XIII веке прошедший Русь и добравшийся до Монголии, купец Марко Поло, мореплаватель Христофор Колумб, конкистадор Эрнан Кортес, миссионер Плано Карпини, капитан Джеймс Кук. Это была эпоха настоящего освоения и открытия мира, открытия новых культур. Путешественники и завоеватели оставляли мемуары. В зависимости от наблюдательности и склонности их авторов к описанию нравов и обычаев туземных народов, эти мемуары и путевые дневники можно было с большими или меньшими основаниями рассматривать как этнографические заметки, хотя, разумеется, сами авторы таковыми их, как правило, не считали. Это не были продукты научной деятельности, но субпродукты других родов деятельности, а потому еще не наука, хотя они и стали вскоре источником данных для науки.

Однако уже в конце XVIII столетия Иммануил Кант в предисловии к «Антропологии с прагматической точки зрения», вышедшей в свет в 1798 году, писал, что «к средствам расширения антропологии относятся путешествия, если даже это только чтение книг о путешествиях». Только когда - уже в XIX веке – путешествия начали совершаться не с целью религиозной проповеди, торговли или завоевания, или, лучше сказать, не только с целью религиозной проповеди, торговли или завоевания, но также и с целью научного исследования, и когда записки путешественников стали читаться не просто из любознательности, а с целью расширения и систематизации представлений о многообразии форм человеческого существования, стало возможно говорить о возникновении полноправной науки о культуре.

Первыми на этой стезе были немецкие ученые Иоганн Готфрид Гердер и Иоганн Форстер. Их можно назвать одновременно и философами культуры, и антропологами. В их работах уже можно найти основы постановки вопросов, характерных для современного культуран-тропологического знания. Так, Форстер ставил вопрос об активном приспособлении племен и народов к своей естественной среде, он же рассматривал культурное творчество как ответ несовершенного и природно ущербного человеческого существа на вызовы природы, он же задавался вопросом о самопознании через познание других как одной из основных целей антропологии.

Еще более детально эти проблемы были проработаны Гердером в его «Идеях к философии истории человечества». В этом знаменитом труде зафиксирована целостная программа наук о культуре и дана ее детальная разработка. Программу можно свести к трем главным пунктам:

1. Как можно более точное описание культур и народов;

2. Анализ разных культур как альтернативных ответов на требование приспособления человеческой природы к окружающей среде;

3. Познание самих себя, то есть собственной культуры, через познание других культур.

В этой первой программе антропологии был сделан гигантский скачок по сравнению с предыдущим этапом, когда, как уже отмечалось выше. отсутствовало, во-первых, понимание общности человечества и единства человеческой природы, и, во-вторых, природный и культурный аспекты человеческого существования не были дифференцированы и выступали в неком синкретическом единстве. Здесь констатировано единство человечества как единство природы человека, природное в человеке противопоставлено культуре как функции приспособления человеческой природы к различным условиям, в которых живут люди, и, наконец, сделан шаг за пределы собственного, замкнутого мира, в котором в течение многих веков существовало европейское человечество. «Познание себя через познание других» означало признание равенства себя другим. Для европейцев это было достаточно ново и необычно, поэтому названные философы получили имя гуманистов.