Глава 11. На следующее утро леди Мерион, которой нездоровилось после приема в Карлтон‑Хаус, решила не вставать с постели

На следующее утро леди Мерион, которой нездоровилось после приема в Карлтон‑Хаус, решила не вставать с постели. Когда Доротея, также не отдохнувшая ночью, пришла справиться о ее здоровье, ее светлость тут же заметила у внучки под глазами темные круги и настояла, чтобы та тоже остаток утра провела в кровати. Понимая, что, отправившись на конную прогулку в Гайд‑парк, встретит там Хейзелмера, с которым пока не могла поддерживать нормальный разговор, Доротея согласилась.

Сесилию такое изменение планов ничуть не потревожило, потому что она условилась покататься с Фэншоу после обеда. Доротея послала Ферди записку с просьбой перенести их утреннюю прогулку на вторую половину дня, извиняясь, что сама не сможет присутствовать.

В условленное время Ферди с Доротеей выехали в Гайд‑парк. Даже ненаблюдательный Ферди заметил, что девушка сама не своя. Думая отвлечь ее, он говорил о бале в Карлтон‑Хаус, об окружении принца‑регента и обо всем, что еще приходило ему в голову. Понимая его дружеский порыв, Доротея пыталась улыбаться, несмотря на тот факт, что даже Ферди считает ее нареченной Хейзелмера.

Оказавшись в парке, они ехали иноходью по поросшей травой обочине дороги. Посмотрев вперед, Доротея резко осадила лошадь и, бесцеремонно перебив рассказ Ферди о новом парике леди Гановер, заявила:

– Давайте поскачем галопом вон к тем деревьям. Мне кажется, там растут фрезии.

Она поспешно пустила свою гнедую кобылу галопом, направляя ее к небольшой дубовой роще слева. Застигнутый врасплох Ферди повернул свою лошадь и последовал за ней. Тут ему на глаза попался приближающийся экипаж. Это была двуколка Хейзелмера, запряженная парой серых лошадей, в ней сидел сам маркиз с леди Хелен Уолфорд. Прежде чем они разъехались в разные стороны, Ферди перехватил взгляд кузена и понял, что тот тоже заметил бегство Доротеи. Молодой человек ужаснулся от осознания того, что она сделала это намеренно, чтобы не встречаться с Хейзелмером.

– Что вы такое вытворяете? – возмущенно воскликнул он, догнав ее в роще. – Это же был Хейзелмер.

– Да, Ферди, я знаю, – ответила Доротея, сожалеющая, что расстроила своего спутника.

– Провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что вы задумали, – продолжал он. – Негоже убегать от такого человека, как Хейзелмер, да еще и посреди Гайд‑парка!

– Вы правы, Ферди. А теперь мне хотелось бы вернуться домой. Прошу вас.

– Понимаю, – сказал он, зная, что Хейзелмер скоро пустится в погоню.

На обратном пути на Кэвендиш‑сквер Ферди изо всех сил старался убедить Доротею в том, какой тяжкий грех она совершила. Не зная, что заставило ее вести себя подобным образом, он считал, что если удастся заставить ее раскаяться, то у нее будут больше шансов остаться невредимой после следующей встречи с Хейзелмером. Ферди как никому другому было известно, что кажущийся легкий нрав кузена – не более чем притворство. Просто маркиз нечасто выходит из себя.

Ферди не знал, что Доротея уже успела познакомиться с истинным характером Хейзелмера. Видя, что он катает прекрасную леди Уолфорд в двуколке, запряженной парой своих лучших серых лошадей, Доротея почувствовала, что не сможет спокойно встретиться с ними и обменяться любезностями. Она понимала, что повела себя невежливо, дав Хейзелмеру веское основание сердиться на нее, но ничего не могла с собой поделать – она и сама была глубоко оскорблена и почти с нетерпением ожидала разговора с его светлостью.

Они остановились перед Мерион‑Хаус, и Ферди, пройдя мимо удивленного Меллоу, проводил Доротею прямо в гостиную, где и узнал подробности этой истории. Доротея, расхаживающая по комнате, точно тигрица в клетке, пребывала в ярости и ничуть не раскаивалась в том, что совершила.

– Да как он посмел приблизиться ко мне, находясь в обществе этой женщины? – наконец, гневно воскликнула она.

Ферди поразился.

– А что плохого в том, чтобы покатать Хелен Уолфорд? – осторожно поинтересовался он, опасаясь, что вразумительного ответа так и не дождется.

– Вам ли не знать? Она же его любовница!

– Что? – Ферди воззрился на нее в крайнем удивлении. – Нет! Вы все неверно поняли. Она совершенно точно не может быть любовницей Марка.

Памятуя о том, что Ферди с Хейзелмером – родственники, Доротея не придала его словам значения, убежденная, что Ферди в любом споре всегда станет принимать сторону кузена.

Тут раздался мощный стук у парадной двери. Выглянув в окно, Ферди увидел стоящую у крыльца двуколку Хейзелмера.

Заметив скачущую прочь Доротею, Хейзелмер крайне удивился. Какого дьявола она творит? Щадя чувства своей спутницы, он постарался сдержать рвущийся наружу гнев и заговорил лишь спустя несколько минут, когда счел, что может доверять собственному голосу:

– Моя дражайшая Хелен, вы не станете возражать, если я верну вас вашим друзьям? Я скоро отбываю в Лестершир, а мне еще нужно закончить здесь одно дело.

Леди Уолфорд была отлично знакома с нравом Хейзелмера, так как в детстве сама частенько выводила его из себя. Глядя в его ореховые глаза, обычно такие теплые и веселые, а сейчас холодные и непреклонные, она улыбнулась, выражая согласие. Хелен надеялась, что у мисс Дэрент окажется более твердый характер, чем обычно бывает у дебютанток, так как ее, без сомнения, ожидает весьма неприятный разговор. Ей не поможет даже то, что Хейзелмер по уши в нее влюблен. Подобно всем мужчинам семейства Генри, в нем была некая пуританская жилка, заставляющая требовать от своей будущей жены гораздо более высоких поведенческих стандартов, чем от прочих леди. Следовательно, Доротее предстоит пережить весьма неприятный разговор.

Когда леди Уолфорд снова присоединились к своим друзьям, маркиз немедленно поехал в Мерион‑Хаус. Прибыв туда, он, не говоря ни слова, бросил поводья улыбающемуся уличному мальчишке и поспешно поднялся по ступеням крыльца.

Обманчиво мягким голосом он спросил у впустившего его в дом удивленного дворецкого:

– Где мисс Дэрент, Меллоу?

– В гостиной, милорд.

– Благодарю вас. Не трудитесь объявлять о моем прибытии.

Быстро миновав коридор, маркиз распахнул дверь гостиной. Заметив Ферди, он одарил его особой улыбкой, при виде которой тот счел за лучшее не перечить. Придерживая дверь открытой, Хейзелмер обратился к кузену:

– Ты как раз собирался уходить, Ферди, не так ли?

Это, несомненно, был приказ, но Ферди, перехватив жесткий взгляд кузена, заколебался, не считая разумным оставлять его наедине с Доротеей. Однако, посмотрев на Доротею, он понял, что решение принято без его участия.

– До свидания, Ферди, – сказала она.

И Ферди ушел, так и не поставив кузена в известность, что Доротея полагает, что Хелен Уолфорд является его любовницей. Пусть уж лучше Доротея сама ему об этом скажет. Услышав громкий стук закрывающейся двери, Ферди подумал, что будет нелишним поставить леди Мерион в известность о том, что за разговор происходит сейчас в ее гостиной и чем он, вероятнее всего, закончится.

Как можно полнее объяснив ситуацию хозяйке дома, пять минут спустя Ферди вернулся в коридор и увидел, что дверь в гостиную все еще закрыта. Бросив на нее опасливый взгляд, он отправился домой.

Захлопнув дверь за Ферди, Хейзелмер прошел в комнату.

– Очень мудро с вашей стороны, моя дорогая. Незачем вовлекать в это моего кузена.

Маркиз остановился на секунду, чтобы стянуть перчатки для верховой езды и небрежно швырнуть их на боковой столик. Бросив взгляд на Доротею, стоящую у камина с заложенными за спину руками, он понял, что она также очень рассержена. Хейзелмер представления не имел, с чем это связано, но осознание этого помогло ему сдержать собственные эмоции и поинтересоваться относительно спокойным тоном:

– Не соблаговолите ли объяснить, почему вы убежали от меня в парке?

Его вопрос чрезвычайно разозлил ее.

– Как вы посмели приблизиться ко мне, находясь в обществе этой женщины?

Глядя в ее разгневанные зеленые глаза, Хейзелмер, как прежде Ферди, разом потерял нить разговора.

– Хелен? – озадаченно переспросил он.

– Она ваша любовница! – язвительно вскричала Доротея.

– Моя кто? – Его слова были подобны удару плетью, и Доротея поморщилась. Едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, Хейзелмер приблизился к ней на шаг. Прищурившись, он спросил притворно мягким голосом: – Кто вам сказал, что Хелен Уолфорд – моя любовница?

– Не думаю, что вас это должно беспокоить…

– Вы заблуждаетесь, – перебил он. – Меня это чрезвычайно беспокоит, потому что Хелен Уолфорд никогда не была и не будет моей любовницей. Так кто же, моя легковерная мисс Дэрент, вам такое сказал?

Посмотрев в его ореховые глаза, в глубине которых бушевал ураган, Доротея поняла, что он не лжет.

– Граф де Ване, – наконец ответила она.

– Человек, не заслуживающий доверия, – отмахнулся Хейзелмер. – Возможно, вам небезынтересно будет узнать, что Хелен Уолфорд я знаю с тех пор, как ей исполнилось три года. Однако, – продолжил он, делая шаг вперед и вставая рядом с Доротеей, тем самым заставляя ее смотреть на него, а не на стул, стоящий между ними, – вы до сих пор не объяснили, почему предпочли столь публично пренебречь мной?

Хотя он говорил низким ровным голосом, Доротея уловила нотки подавляемого гнева. Она понимала, что повела себя неправильно, но его следующие слова напрочь лишили ее желания извиняться.

– Я же предупреждал, что в Лондоне вам лучше забыть о своих провинциальных манерах.

Тут Доротея яростно повернулась к нему, и маркиз удивленно замолчал.

– Как вы смеете говорить со мной о манерах? Объясните прежде собственное поведение, если сумеете! Я знаю, что вы ухаживали за мной, просто чтобы влюбить в себя, потому что я не подчинилась вашему легендарному очарованию. Ах, кузина Марджери мне все отлично объяснила…

Больше она ничего не успела сказать. Пораженный ее словами, маркиз побледнел. Осознав суть предъявленных ею обвинений, он дал волю своей тщательно сдерживаемой страсти. Одним быстрым движением Хейзелмер сгреб Доротею в охапку и приник к ее губам в яростном поцелуе. Запаниковав, она стала сопротивляться, но его пальцы, как и прежде, вплелись в ее волосы, удерживая голову неподвижной, а другая рука крепче обхватила за талию и прижала к себе. В мгновение, промелькнувшее между одним ударом сердца и следующим, характер их поцелуя изменился, став невероятно нежным. Ее губы раскрылись, повинуясь его мягкому приказу, и она пустилась в плавание по волнам ощущений. Доротея испытывала головокружение и ошеломляющее желание, с каждой секундой становящееся сильнее, превращающееся в силу, которую из‑за отсутствия опыта она не в силах была сдержать. Она поняла, что самым бесстыдным образом отвечает на его пылкий поцелуй, но ей было все равно. Ей хотелось лишь одного – чтобы он никогда не останавливался.

Хейзелмер стал покрывать поцелуями ее лоб, веки, подбородок, изящную белую шейку, затем снова вернулся к покрасневшим губам, чтобы осторожно познать сладость ее рта. Доротея застонала, выражая одобрение, и обвила его шею руками, запустив пальцы в его черные волосы. Мысленно улыбнувшись, Хейзелмер стал целовать ее с удвоенной энергией, раздувая в ней огонь желания, грозящий в конечном итоге поглотить их обоих. Угадав в Доротее такую же страстную натуру, как и его собственная, он, не стесняясь, требовал и получал. Ее капитуляция была полной и недвусмысленной, и у Хейзелмера не оставалось сомнений, что эта женщина должна принадлежать ему душой и телом, как он того и хочет. Радуясь ее реакции, маркиз теснее прижал ее к себе, чтобы она почувствовала и осознала истинную силу его желания.

Доротея едва не лишилась чувств. Крошечная частичка ее сознания пребывала в ужасе от происходящего, от того, что его руки бесстыдно бродят по ее телу, заставляя содрогаться от страсти. Остальной части сознания не было до этого никакого дела. Доротея подозревала, что рано или поздно Хейзелмер все же остановится, но пока это длится, она будет наслаждаться! Не осмелится же он соблазнить ее прямо в бабушкиной гостиной, правда?

Судорога, сотрясшая ее тело, привела Хейзелмера в чувство. Он должен немедленно уехать, в противном случае вообще не найдет в себе силы расстаться с ней. Он просто обязан так полупить, ведь они находятся в Мерион‑Хаус, а не в одном из его многочисленных поместий. Если он посмотрит ей в глаза, то точно не сможет никуда уехать. Сейчас маркиз не был в состоянии говорить с ней. Ему требовалось побыть в одиночестве, чтобы обдумать случившееся, потому что в настоящий момент всем его существом завладело физическое желание, которое не опишешь словами. Хейзелмер понял, что они переступили некий порог, отрезав себе путь к отступлению. Поэтому, внезапно отстранившись от ее губ, он схватил Доротею за руки и почти грубо оторвал от себя, после чего развернулся и поспешно зашагал к двери. Забрав свои перчатки, он открыл дверь и вышел из гостиной.

Лицо маркиза приняло привычное замкнутое выражение, а прическа совсем не растрепалась, поэтому Меллоу, ожидающий в прихожей, решил, что ничего серьезного не случилось. Он поспешил распахнуть дверь перед его светлостью.

Выйдя из дома, Хейзелмер зашагал через площадь в собственный особняк. Сторонний наблюдатель не заметил бы в нем ничего необычного, хотя в действительности он пребывал в замешательстве и был не способен рассуждать трезво. Гнев, разочарование, уязвленная гордость и странное ощущение эйфории были лишь некоторыми из овладевших им эмоций. Ему нужно уехать из Лондона, чтобы как следует обдумать изменившийся характер их с Доротеей отношений. Стоило ему войти в Хейзелмер‑Хаус, как из‑за зеленой суконной дверцы появился Майттон. Маркиз остановился у подножия лестницы.

– Я решил немедленно ехать в Лестершир. В Лондон собираюсь вернуться в следующий вторник. Пошлите ко мне Мургатройда, а Джиму велите запрячь пару гнедых лошадей в двуколку и подать к крыльцу через десять минут.

– Да, милорд, – ответил Майттон.

Он знал своего господина с тех пор, как тот был совсем ребенком, поэтому немедленно отправился в комнату для прислуги передавать распоряжения, добавляя от себя, что хозяин чертовски не в духе. Не говоря ни слова, все бросились исполнять приказ. Мургатройд бегом поднялся по лестнице.

Стоя перед зеркалом и вытаскивая из шейного платка булавку с бриллиантовой головкой, Хейзелмер внезапно повернулся к своему камердинеру, занятому упаковыванием вещей:

– Мургатройд, пойдите перехватите Джима, пока тот не ушел, и передайте ему, что я оставил двуколку у Мерион‑Хаус. Если же он ушел на конюшню, пошлите за ним одного из лакеев и возвращайтесь ко мне.

Мургатройд поспешно вышел и спустился по ступеням настолько быстро, насколько позволяло чувство собственного достоинства. Хейзелмер мрачно изучал свое отражение в зеркале. Если слуги еще не догадались о причине его нынешнего мрачного настроения, то заявление о том, где он оставил свою двуколку, уж точно прояснит все сомнения.

Мургатройд вошел в комнату для слуг в тот самый момент, когда одетый в ливрею Джим собирался уходить. Слова Мургатройда вызвали несказанное удивление, так что в следующее мгновение все слуги под тем или иным предлогом высыпали на улицу. Увидев двуколку, в самом деле стоящую на другой стороне площади у крыльца Мерион‑Хаус, Майттон, Джим, Мургатройд и Чарльз удивленно переглянулись.

– Великий боже! Ни в жизни не поверил бы, если бы своими глазами не увидел! – воскликнул Джим.

Качая головами, они вернулись к своим делам. Джим поспешил забрать двуколку, в которую была впряжена драгоценная пара серых, а Мургатройд отправился сообщать Хейзелмеру, что экипаж готовят.

Джиму пришлось поводить гнедых минут пять, ожидая прибытия хозяина. Спускаясь по лестнице, Хейзелмер вспомнил еще об одном человеке, который пока не знает о его планах, хотя следовало бы. Он отправился в библиотеку. Взяв пачку писем, доставленную днем, он быстро просмотрел их, не распечатывая. Его внимание привлек простой белый конверт из дешевой бумаги, на котором твердым почерком было написано: «Мистеру М. Генри». Открыв послание, маркиз пробежал его глазами и некоторое время постоял в задумчивости, барабаня пальцами по столешнице. Скомкав письмо и затолкав его во внутренний карман сюртука, он сел за стол, намереваясь написать Ферди подробную записку. Сделать это оказалось нелегко, потому что Хейзелмер все еще был не в состоянии сосредоточиться, особенно когда начинал вспоминать разговор в Мерион‑Хаус. В конце концов он просто изложил все известные ему факты, сообщив кузену, что уезжает по делам в свое поместье в Лестершире и вернется обратно в следующий вторник. Также он написал, что Тони о его планах известно и что они сообщили всем близким друзьям о попытке похитить Доротею с пикника. Все обещали помочь присматривать за ней. Закончил Хейзелмер просьбой о том, чтобы Ферди и сам не спускал с нее глаз.

Поставив подпись, маркиз добавил постскриптум, в котором просил Ферди не раскрывать Доротее их опасений. Мрачно усмехаясь, он запечатал письмо и позвал лакея. Хейзелмер не особо верил в способность Ферди отвлечь Доротею, если та что‑то заподозрит, а это, без сомнений, случится задолго до его возвращения. Распорядившись немедленно доставить послание в комнаты мистера Ачесон‑Смита, он вышел из дома и сел в ожидающую его двуколку.

Внезапно освобожденная от страстных объятий Хейзелмера, Доротея схватилась за спинку стула. Девушка была слишком поражена и потому не могла сделать ни шагу. Услышав стук закрываемой входной двери, она поднесла пальцы к своим припухшим губам. Комната медленно принимала привычные очертания. Глубоко вздохнув, Доротея вышла из гостиной, не заметив Меллоу, и стала подниматься в свою комнату.

Заслышав ее шаги, из утренней гостиной показалась леди Мерион. Она спустилась на первый этаж через пять минут после ухода Ферди, понимая, что не может позволить Хейзелмеру слишком долго оставаться наедине с Доротеей. В гостиной царила тишина. Жестом отослав Меллоу прочь, пожилая дама, сделав глубокий вдох, открыла дверь и тут же закрыла ее снова, увидев внучку в объятиях маркиза. Леди Мерион грустно сообщила Меллоу, что будет в утренней гостиной и посетителей, если таковые появятся, следует провожать к ней туда. Теперь, глядя на поспешно поднимающуюся по лестнице внучку, она вздохнула и велела принести себе чай.

Леди Мерион не знала, о чем говорили Доротея с Хейзелмером, но решила дать ей по крайней мере полчаса, чтобы выплакаться. Понимая, что не имеет смысла втолковывать что‑то рыдающей девушке, она стала спокойно обдумывать известные ей факты о событиях сегодняшнего дня. Все казалось ей полной бессмыслицей. Леди Мерион была слишком стара, чтобы позволить себе роскошь поспешных выводов, поэтому намеревалась разузнать как можно больше подробностей.

Допив чай, она решительно направилась наверх.

Придя в свою комнату, Доротея закрыла за собой дверь, бросилась на кровать и дала волю слезам. Впервые за долгие годы девушка плакала, выплескивая сдерживаемые эмоции, удивление, разочарование и едва различимое раздражение, оставляющее после себя горьковатое послевкусие. Она проплакала целых десять минут. Постепенно калейдоскоп мыслей, кружащихся у нее в голове, замедлил свой бег, и последние всхлипы замерли. Доротея лежала на подушках, безуспешно пытаясь осушить глаза насквозь мокрым платочком, когда раздался стук в дверь, и в комнату вошла бабушка.

При виде обычно собранной и спокойной внучки, лежащей на кровати с заплаканными глазами, Гермиона подошла и присела на краешек.

– Бабушка, что мне делать? – прошептала Доротея.

Понимая ее состояние, пожилая дама ответила подчеркнуто жизнерадостным тоном:

– Перво‑наперво, дорогая, тебе нужно умыться и взять себе свежий носовой платок. Ну же, иди. Тебе сразу станет значительно лучше. – Когда Доротея встала с кровати, леди Мерион продолжила: – А потом мы с тобой обо всем поговорим. Пришло время рассказать мне, насколько далеко зашли ваши с Хейзелмером отношения.

Доротея посмотрела на бабушку большими зелеными глазами, но ничего не сказала. После того как она умылась и отыскала в комоде чистый носовой платок, к ней вернулась способность рассуждать здраво. Бабушка, несомненно, заслуживает объяснений. Но у Доротеи не было ответов на многие вопросы. Погрустнев, она села обратно на кровать.

Леди Мерион попросила рассказать о случившемся. Состроив гримасу, Доротея сделала глубокий вдох и приступила:

– Вчера вечером на балу принц… ну, было очевидно, что он думает… знает… что… существует… связь между мной и лордом Хейзелмером. Я вдруг поняла, что многим людям известно о некоем… взаимопонимании между нами.

– Думаю, все догадались об этом после того первого вальса на твоем дебютном балу, – заметила леди Мерион.

– Вальса? – эхом повторила Доротея, явно смущенная. – Что вы хотите этим сказать?

Пожилая дама вздохнула:

– Подозреваю, что ты не понимала, что происходит. – Внимательно посмотрев на внучку, она продолжила: – На протяжении нескольких последних недель твои чувства к Марку Генри становились заметнее день ото дня. Я не имею в виду, что ты делала это намеренно, отнюдь нет. Но любой, кто увидел бы вас вместе, сразу же догадался бы о твоем к нему интересе. А он ухаживал за тобой с самого начала сезона, не делая секрета из своих намерений. После дебютного бала он признался мне, что намерен просить твоей руки. В свое время, сказал он. Очень в его духе!

Слушая объяснения леди Мерион, Доротея начала понимать, что к чему. Девушка решила, что лучше обратиться за советом к мудрой бабушке, чем совершить еще более ужасные ошибки.

– Честно говоря, – начала она, – я все думала, а не ищет ли он… как бы это сказать, подходящую невесту. Ему обязательно нужно жениться. Полагаю, его семья давно ему об этом твердит. – Набрав в легкие побольше воздуха, Доротея высказала вслух свои самые страшные опасения: – Во время нашей первой встречи в лесу Мортон‑Парка он из каких‑то сказанных мной слов заключил, что я вообще не рассчитываю получить предложение о браке. Я вела себя не так, как другие, и он, вероятно, заключил, что я ему подхожу. – Она помолчала немного, собираясь с мыслями, чтобы продолжить. – Вдруг он решил, что раз я не имею никаких притязаний, то с радостью соглашусь на… думаю, правильнее всего это назвать браком по расчету. В таком случае он сможет, как и прежде, наслаждаться обществом своих любовниц.

В первое мгновение на лице леди Мерион не отражалось никаких эмоций, затем она от души рассмеялась. Наконец взяв себя в руки, она сказала:

– Что ж, я рада, что тщательно выверенные ухаживания Хейзелмера привели к такому результату. И поделом ему.

Видя отразившееся на лице Доротеи изумление, пожилая дама отмахнулась от ее невысказанного вопроса.

– Моя дорогая Доротея, я вошла в гостиную, когда вы с Хейзелмером были… скажем так, заняты друг другом. Как подсказывает мой опыт, ни один мужчина, собирающийся вступить в manage de convenance[22], не пытается соблазнить девушку, даже не сделав ей предложения. – На губах ее светлости все еще играла усмешка. – Принимая во внимание поведение Хейзелмера по отношению к тебе, дорогая, я могу сделать только один вывод: он по‑настоящему влюблен в тебя. А ты единственный человек, кто об этом до сих пор не догадался.

– Ах.

Надежда и щемящее подозрение, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, стеснили Доротее грудь. Надежда победила, но подозрение исчезло не до конца. Тут в ее мысли проник голос леди Мерион:

– Ферди говорил о твоем недопонимании касательно Хелен Уолфорд.

– Граф де Ване сообщил мне, что она – любовница Хейзелмера, а сам Хейзелмер это отрицал.

Леди Мерион с трудом подавила громкий стон и закрыла глаза. Снова открыв их, она поинтересовалась слабым голосом:

– Ты его спрашивала, полагаю?

– Ну, он хотел знать, почему я уклонилась от встречи с ним в парке, – призналась Доротея, уже восстановившая привычное хладнокровие. – Он сказал, что знает эту женщину с детства.

– Так и есть. Отец Хелен Уолфорд – дальний родственник леди Хейзелмер, поэтому ребенком Хелен часто гостила летом в ее поместье. Она несколькими годами младше Ферди и в детстве была настоящим сорванцом. Ей очень нравилось изводить Марка и Тони, которые обращались с ней так же, как с Элисон. Если память мне не изменяет, они постоянно вытаскивали ее из всевозможных потасовок, хотя и без всякого удовольствия, смею заверить.

К несчастью, Хелен вышла замуж крайне неудачно. Артур Уолфорд был распутником и игроком. К огромному всеобщему облегчению, он совершил самоубийство. До конца эта история никому не известна, но Хейзелмер каким‑то образом был к этому причастен. Однажды Хелен спросила его, как умер ее муж, и он ответил, что ей этого лучше не знать, а просто довольствоваться самим фактом смерти.

– Да, это очень на него похоже, – фыркнув, согласилась Доротея, знакомая с давнишней и глубоко укоренившейся привычкой Хейзелмера улаживать различные дела.

– Как бы то ни было, Хейзелмер всегда обращался с Хелен точно так же, как с Элисон. Полагаю, он очень удивился твоему предположению, что она его любовница?

Вспомнив выражение его лица, Доротея кивнула:

– Но зачем графу де Ване понадобилось уверять меня в этом?

– Дорогая, боюсь, тебе придется привыкать к злобным языкам некоторых из окружающих тебя людей. Многие из желающих навредить Хейзелмеру попытаются сделать это через тебя. – Ее светлость замолчала, рассматривая изящный профиль внучки. – На твоем месте, дорогая, я вообще не стала бы в дальнейшем возвращаться к теме любовниц Хейзелмера. У него действительно их было несколько. Что ж, – вынуждена была признать она, поняв недостоверность этого утверждения, – больше чем несколько. Целый парад красавиц, одна лучше другой. Но, моя дорогая, любовницы Хейзелмера вообще не должны тебя волновать, ведь если он последует примеру своего отца, все они останутся в прошлом. Принимая во внимание то, как сильно он в тебя влюблен, весьма маловероятно, чтобы тебе пришлось в будущем закрывать глаза на его связи на стороне, потому что таковых не будет.

Доротея кивнула, соглашаясь с таким чудесным советом.

Наблюдающая за ней леди Мерион заметила на лице внучки признаки усталости. Подавшись вперед, она погладила Доротею по руке:

– Дорогая, ты совсем истощена. Я распоряжусь, чтобы поднос с ужином принесли тебе в комнату. Ложись сегодня спать пораньше. О том, как нам лучше себя вести, мы подумаем завтра.

Доротея, испытывающая одновременно и усталость, и невероятное воодушевление, согласно кивнула и поцеловала бабушку в щеку. Леди Мерион, внезапно остро почувствовавшая свой возраст, покинула комнату.

Когда Триммер принесла поднос с едой, Доротея с удивлением поняла, что проголодалась. Откусив кусок цыпленка, она стала обдумывать свое состояние. Случившееся не должно было ее шокировать, но факт оставался фактом – ситуация изменилась. Каким‑то образом рука об руку с маркизом Хейзелмером она покинула безопасные берега легкого флирта, направляясь в королевство, неведомые силы которого похитили, как ей казалось, самую ее душу. Она содрогнулась. Он, несомненно, выиграл пари. Ее рациональное мышление советовало рассердиться на его умелые манипуляции, с помощью которых он с легкостью подавил ее сопротивление. Но правда заключалась в том, что никакого сопротивления она ему не оказывала.

Доротея рассеянно взяла кружку приготовленного Уитчетт отвара. Сидя в кресле у камина и потягивая его, она расслабилась, глядя на язычки пламени. В комнате постепенно сгущалась мгла. Оглядываясь назад, Доротея не сумела вспомнить ни единого случая, когда маркиз демонстрировал бы сильную привязанность к ней, и это было одной из причин, по которой ее так влекло к нему. Ей очень нравилась его спокойная властность, выгодно отличающаяся от заверений в вечной любви из уст прочих ее кавалеров. Если бы она трезво оценивала его поведение, то сумела бы понять, что теплый взгляд его ореховых глаз свидетельствовал о бесконечной заботе о ней. В этом она убедилась, например, на постоялом дворе, когда, выйдя на следующее утро из комнаты, увидела под дверью человека, нанятого им для ее охраны. Нетрудно было поверить словам бабушки, но Доротея отдала бы все на свете, чтобы услышать признание из уст самого Хейзелмера.

Девушка продолжала смотреть на огонь, будто надеялась увидеть там лицо маркиза. Она не знала, что будет дальше, и, зевнув, поняла, что слишком устала, чтобы думать об этом сейчас. Все размышления можно отложить до завтра.

В комнате появилась Триммер, чтобы забрать поднос и помочь хозяйке переодеться. Затем она незаметно удалилась.

Погрузившись в мягкую перину, Доротея устало вздохнула. Отвар Уитчетт начинал действовать, и она погрузилась в глубокий спокойный сон.

На следующее утро Доротея проснулась рано. Она чувствовала себя отдохнувшей, но при этом странно апатичной. Некоторое время она оставалась в своей комнате, глядя в окно на растущие в парке вишневые деревья, уже полностью одетые листвой. В девять часов она покинула спальню и отправилась в утреннюю гостиную. Ей сообщили, что Сесилия уехала с визитом к Бенсонам на Маунт‑стрит, отменив утреннюю конную прогулку с Ферди. Доротея возликовала. Теперь не придется отвечать на многочисленные вопросы любопытной младшей сестры. Выпив чашку кофе и съев тост, она решила, что к бабушке идти еще слишком рано. Поддавшись порыву, она позвала Триммер и отправилась на прогулку в парк на площади.

Светило солнце, и легкий ветерок гнал по небу облака. Наслаждаясь свежим воздухом, Доротея дошла до конца парка, остановилась на мгновение, чтобы бросить взгляд на окутанный тишиной особняк напротив, и поспешно вернулась в Мерион‑Хаус. К этому времени бабушка уже встала. Поднимаясь по лестнице, Доротея была крайне удивлена, увидев спускающегося ей навстречу Ферди.

Получив записку от Хейзелмера, Ферди решил, что хотя Доротее и нельзя говорить о нависшей над ней опасностью, но, по крайней мере, ее светлость следует поставить обо всем в известность. Также ему удалось успокоить леди Мерион касательно сплетен, которые должны были неизбежно появиться после происшествия в Гайд‑парке. На приеме, посещенном им вчера вечером, Ферди выяснил, что эта новость, описываемая как ссора влюбленных, не вызвала почти никакого интереса.

Леди Джерси стала свидетельницей произошедшего. После этого она сразу же отправилась на закрытое чаепитие к миссис Драммонд‑Беррелл, горя желанием поведать новости о странном поведении мисс Дэрент и возможной реакции Хейзелмера.

Последовало несколько неодобрительных замечаний, но миссис Драммонд‑Беррелл тут же пресекла их. Будучи приятельницей Хейзелмера, она прониклась симпатией к Доротее и одобряла выбор маркиза. В ответ на унизительное замечание одной из приглашенных о том, что мисс Дэрент собственными руками погубила свое счастье, потому что Хейзелмер ни за что не потерпит подобного поведения, непреклонная покровительница «Олмака» холодно заметила:

– Дорогая Сара, по‑моему, вы недооцениваете мисс Дэрент. Как часто кому‑нибудь из нас удавалось видеть Хейзелмера лишенным самообладания?

Воцарившаяся в комнате тишина красноречиво свидетельствовала о том, что ее слова заинтересовали присутствующих.

– Полагаю, любая молодая леди, которой удалось поколебать невозмутимость джентльмена подобного маркизу, заслуживает нашего одобрения. Если мисс Дэрент сумеет заставить маркиза понять, что он не может подчинять себе все вокруг, я первая стану ей аплодировать.

Таким образом, поступок Доротеи стали считать в обществе успешной попыткой противостояния его светлости, которая, вероятнее всего, обернется лишь незначительной размолвкой влюбленных.

Остановившись, чтобы обменяться приветствиями с Доротеей, Ферди сказал:

– Я заеду за вами в три часа.

– О, Ферди, не знаю, смогу ли я.

– Дело не в том, сможете вы или нет, – вы должны, – убедительно произнес он. Сообразив, что она не понимает, к чему он клонит, Ферди пояснил: – Идите повидайтесь с бабушкой. Она вам все объяснит.

Поклонившись и махнув рукой на прощание, Ферди спустился в прихожую и, взяв поданную Меллоу шляпу, покинул дом. Доротея передала свою ротонду Триммер и вошла в комнату ее светлости.

Тем утром леди Мерион о многом пришлось подумать. Известие, что ее внучку уже дважды пытались похитить, потрясло ее. Но, учитывая меры, уже принятые для ее защиты, леди Мерион не знала, что еще здесь можно придумать. Гермиона отклонила предложение Ферди поставить в известность об этом Доротею, возразив, что его кузен и без того внес в ее жизнь достаточно неразберихи. Отъезд Хейзелмера не принес утешения. С другой стороны, она надеялась, что это даст Доротее возможность свыкнуться с тем будущим, которое он для нее избрал.

Пожилую даму очень порадовало отсутствие сплетен касательно происшествия в Гайд‑парке. Особенно оценила она предложение Ферди покататься с Доротеей во второй половине дня.

– Если она станет прятаться дома, это не пойдет ей на пользу, – мудро заметил он.

Когда Доротея вошла в комнату, леди Мерион улыбнулась ей и похлопала рукой по удобному сиденью рядом с собой на диване.

– Выглядишь намного лучше, моя дорогая.

– Я и чувствую себя намного лучше, бабушка, – ответила Доротея, почтительно целуя ее в обе щеки и грациозно садясь подле нее.

Заметив сосредоточенную позу внучки, Гермиона одобрительно кивнула.

– Думаю, пришло время поговорить откровенно. – Сделав это многообещающее заявление, она ненадолго замолчала, чтобы собраться с мыслями, после чего продолжила: – Начнем вот с чего. Ты признаешь, что Хейзелмеру удалось добиться твоего расположения?

Улыбаясь столь осторожному выбору слов, Доротея с легкостью ответила:

– Я уже некоторое время влюблена в лорда Хейзелмера.

– Как я упоминала прежде, он намерен сделать тебе предложение, – продолжала ее светлость. – Меня интересует другой вопрос: что ты собираешься ему ответить?

Доротея рассмеялась:

– Ах, бабушка, неужели вы в самом деле думаете, что у меня есть выбор?

Леди Мерион фыркнула:

– Будучи совершенно откровенной, моя дорогая, я сильно в этом сомневаюсь. Хейзелмеру о твоих чувствах отлично известно. А судя по тому, что я увидела вчера в гостиной, твое устное согласие – всего лишь формальность.

Доротея покраснела под ее пристальным взглядом.

– Ты должна понимать, – продолжала она, – что иметь мужа, который знает слишком много, – ужасно неприятно, но нельзя же получить все сразу. Все же, как мне кажется, он – неплохая добыча. Его отец был таким же, и он сделал Антею Генри самой счастливой замужней женщиной в городе.

Доротея сочла благоразумным не делать никаких комментариев по этому поводу.

Решив, что больше ничем не сможет помочь Хейзелмеру, леди Мерион оживленно продолжила:

– Что ж, хорошо. Теперь давай продумаем твою дальнейшую линию поведения. Ты не должна давать сплетникам ни малейшего намека на то, что между вами случилось нечто большее, чем незначительная размолвка.

Доротея высокомерно вскинула брови.

– Вот именно, – кивнула леди Мерион. – В этом тебе поможем мы с Ферди. В таких случаях Ферди необычайно полезен. Он всегда знает, как то или иное событие будет воспринято в обществе и чего ни в коем случае не стоит делать. Ты должна посещать все светские приемы и вести себя как обычно. – Посмотрев на внучку, Гермиона язвительно добавила: – У тебя сейчас все отлично получается.

Глядя на бабушку огромными зелеными глазами, Доротея уверенно улыбнулась, что при иных обстоятельствах сбило бы пожилую даму с толку.

– Бабушка, обещаю всегда вести себя как подобает. Однако, смею заметить, после дипломатического бала я уже никогда не смогу быть прежней.

Леди Мерион, не вполне уверенная в том, как ей следует понимать слова внучки, приняла ее заверения.

– И последнее. Ферди сообщил мне, что Хейзелмер до вторника уехал из города в одно из своих поместий. Не из‑за вашей ссоры, – поспешила добавить она, угадывая отразившийся в глазах Доротеи вопрос. – Он еще вчера вечером предупредил друзей о своем отъезде.

Обдумывая эту новость, Доротея решила, что его отъезд пойдет ей на пользу, дав возможность свыкнуться со своей новой ролью. Кроме того, предстояло разыграть еще несколько ходов в игре, затеянной ею и высокомерным маркизом. Когда он появится в следующий раз, она будет готова.