Домработница 1 page

Наталия Станиславовна Левитина

Сорванные цветы

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=653315

«Сорванные цветы / Наталия Левитина»: АСТ, Астрель; Москва; 2010

ISBN 978‑5‑17‑069292‑7

Аннотация

Отправляясь покорять столицу, не забудьте захватить амбиции и усердие. Поверх этого плотным слоем уложите мечты о светлом будущем и высокие моральные принципы. Именно с таким багажом приехала из небольшого провинциального городка Катерина Петрова. Она даже не подозревала, что ее ожидает в многомиллионном мегаполисе. Устроившись прислугой к молодой светской львице Оксане Берг, Катя оказалась в центре финансовых махинаций. Но главный подозреваемый погибает в автомобильной катастрофе, к которой причастна семья Берг. В довершение всех бед Катя влюбляется… в мужа Оксаны!

Продолжать ли работать, если босс – твой любовник? А если он убийца? Сможет ли Катя выйти из сложившейся ситуации, не пожертвовав принципами? Ведь это – всего лишь начало запутанной криминальной истории…

Наталия Левитина

Сорванные цветы

Часть первая

Домработница

Хорошо, что сила Катиного честолюбия и ее желание скорее оказаться в Москве никак не могли повлиять на спокойный, размеренный ход 245‑го поезда. Иначе плавное движение сменилось бы судорожными рывками, невероятными прыжками, подскоками, и состав обязательно слетел бы с рельсов.

Катя Антонова стояла у окна и не видела березок и елей, пролетающих мимо. Она видела себя через полгода или год, может быть, даже и через два, неважно, превратившейся в великолепную столичную даму, яркую, уверенную, богатую. Каким образом ей удастся это перевоплощение, Катя понимала пока очень смутно, но ни капли сомнения не закрадывалось в ее горячее восемнадцатилетнее сердце.

Уже больше тысячи километров отделяло юную завоевательницу от родного провинциального Краснотрубинска – технологического придатка к горнообогатительному комбинату и ферросплавному заводу, маленького убогого Краснотрубинска, который в одно лето стал невыносимо тесен Катерине. Больше тысячи километров отделяло ее и от милых, добрых, честных родителей. По причине своей честности и несоответствия наступившим временам они не смогли сделать ощутимых материальных вложений в Катино будущее. Наиболее ценным родительским вкладом в дочку была внушенная Кате мысль, что она – «прелесть» и всего сможет добиться в жизни сама, если, конечно, будет достаточно трудолюбива и энергична.

Катя никогда не сомневалась в своей внешней и внутренней привлекательности, энергия исходила от нее ровным, почти видимым потоком, она верила, что добьется и славы, и богатства и, конечно же, встретит своего чудесного принца, а для начала карьеры везла в Москву скромную сумму денег, собранную по родственникам, и косу, толстой сарделькой покоившуюся между лопаток.

«Все – любой ценой!». Такой геральдический девиз выбрала для себя Катя, хотя понятия «все» и «любая цена» носили в ее воображении очень неясные очертания. К счастью, жизнь пока не требовала от нее строгого соответствия выбранному кредо, дерзкому и циничному.

Шумный, грязный, огромный вокзал, весь в протухшей банановой кожуре, рваной оберточной бумаге, смятых банках из‑под пепсиколы, взвинченных пассажирах и торговцах бигмаками был успешно преодолен Катериной. Едва ступив на перрон, она тут же взяла в плен своей наивностью крупного и чрезвычайно красиво одетого мужчину, ошарашив его просьбой «донести чемодан до остановки». Действительно, весь Краснотрубинск хорошо относился к Кате, почему же здесь люди должны были относиться к ней иначе?

Мужчина, никогда в жизни не замечавший за собой склонности оказывать бесплатные услуги малознакомым дамам, настолько растерялся, что безропотно донес до остановки дурацкий чемодан этого синеглазого и розовощекого создания в неимоверно убогом сером платье и лакированных китайских туфельках с бантами. Получив в награду: «Спасибо, какой же вы добрый!» – он удалился по своим делам, прислушиваясь к странноприятному ощущению в груди. Это незнакомое ощущение подвигло его еще на два экстравагантных поступка: мужчина трудоустроил на эскалаторе неподъемную сумку одной толстой тети, а также и саму тетю, а вечером помыл грязную посуду, чего никогда принципиально не делал, дабы не развращать жену.

Катя поехала на автобусе, так как таксист потребовал ровно половину суммы, аккуратно завернутой в тряпочку и хитроумно вшитой в одну интимную деталь Катиного туалета.

Татьяна Васильевна встречала любимую племянницу пирогами. Кулинарный виртуоз, феноменальная труженица с сорокалетним стажем тетя Таня как‑то очень естественно и органично вписалась в новые, для многих людей непереносимые условия жизни. Едва появилась прослойка официальных российских миллионеров, едва возникла категория жен, от которых требовалось не умение быстро и качественно стирать, гладить, готовить, а умение хорошо выглядеть на банкетах и посольских приемах, Татьяна Васильевна получила прекрасную возможность за деньги удовлетворить свою природную потребность вкусно кормить людей и поддерживать в доме идеальный порядок.

Она с маниакальной увлеченностью драила хлоркой чужие ванны, стирала белье, пекла тончайшие блины, подавала к обеду свиные рулетики, выгуливала собак, присматривала за младенцами. Своим круглосуточным трудом и повергающей в шок работоспособностью, а также честностью и скрупулезностью в отношении хозяйских денег и имущества Татьяна Васильевна вскоре добилась того, что ее стали передавать из одной богатой семьи в другую, как переходящее знамя.

Она занималась любимым делом и получала за это хорошие (с ее точки зрения) деньги. Что может быть прекраснее? И вот еще приехала из Краснотрубинска чудесная девочка Катя – ласковый котенок, милое солнышко…

Куда может приложить свою энергию юная провинциальная дева, подъехавшая к городу на железном огнедышащем коне, закованная в стальные латы невинности и незнания жизни, вооруженная копьем скромных дарований?

Изучив газеты, Катерина выбрала объявление, приглашавшее девушек принять участие в конкурсе секретарей‑референтов в банке «Центр».

Банк «Центр» обещал претенденткам щедрую зарплату и райские условия труда, и, судя по интерьеру здания и умиротворенному выражению на лицах персонала, он выполнял свои обещания.

Прохладное весеннее солнце проникало сквозь большие окна, расчерченные вертикальными полосами жалюзи, в фешенебельный холл, где стайками говорливых птичек толпились оживленные конкурсантки.

В первую же секунду, охватив мизансцену цепким взглядом, Катя с удивлением обнаружила, что она единственная девушка, пришедшая на конкурс в длинном платье и лакированных туфлях‑лодочках.

Соперницы были одеты в маленькие псевдоделовые костюмы самых разнообразных расцветок: от алого, лилового и терракотового до цвета мяты и ошпаренных баклажанов, любая из девиц могла претендовать на звание «Мисс Мира», все, как одна, демонстрировали безупречные коленки и имели великолепные параметры «грудь–талия–бедра». «Ох», – испуганно вздохнула Катя, чей рост лишь на 3,3 сантиметра превышал рост Мерилин Монро, но подавила желание развернуться и убежать. Еще ни разу она не претерпевала такого стремительного изменения взглядов, как в этот момент: платье, которое утром казалось ей шикарным, сейчас выглядело, пожалуй, самой большой неудачей китайских кооператоров.

«Ничего, – сердито подумала Катя. – Я не такая разодетая, не такая тощая, не такая длинная, но умная. Я справлюсь».

–…Ты согласишься на секс?

Кажется, вопрос надо ставить иначе: соглашусь ли я на секс только с директором банка или возьмусь еще обслуживать армию кровожадных менеджеров.

– Хотелось бы верить в лучшее. В фирме, где я сейчас работаю, мне пришлось переспать с третью персонала и с целой сворой выгодных клиентов, включая черномазого ублюдкаизвращенца из одной африканской страны, но я тем не менее на грани вылета и просто мечтаю найти новую работу.

Две элегантные красотки, одна в лимонном, другая в нежноголубом костюме, потягивали через трубочки предложенный конкурсанткам сок. Катя нерешительно направилась к ним, чтобы не стоять в одиночестве, а заодно и выяснить обстановку.

– Здравствуйте, меня зовут Катерина, я из Краснотрубинска!

Шикарные девицы изумленно оглядели Катю с головы до ног.

– Из Красно… чего?

– Из Краснотрубинска! – отрапортовала Катерина. – Вы не могли бы мне объяснить, каким образом проходит конкурс, какие задания необходимо выполнить, и вообще, каковы шансы на успех?

Красотки окончательно оставили свой оранж и тему подневольного секса.

– Не знаю, как твои, но наши шансы весьма и весьма скромны, – вымолвила девушка в лимонном костюме.

– А что вы тут говорили про секс? Это является обязательным условием приема на работу?

Девушки переглянулись: юная незабудка просто восхитительна в своей наивности!

– Понимаешь ли, дорогуша, для тебя это, конечно же, будет откровением, но на секретарше обычно, кроме заботы о компьютере, ксероксе, горячем кофе и деловых письмах, лежит ответственность и за состояние тела ее босса. А так как работа у него напряженная и нервная, то ему будет необходимо периодически расслабляться. Вот для этого и нужна секретарша – исполнительная, умелая, непритязательная, – ответила нежно‑голубая девушка.

– Боже мой! – ужаснулась Катюша. – Если бы я знала об этом, то ни за что бы не пришла сюда.

– Видишь ли, милочка, это подразумевается само собой, – участливо заметила лимонная, – раз хочешь пристойный оклад и прочие жизненные удобства – надо отдавать фирме всю себя полностью.

– И это правильно, – подхватила нежно‑голубая. – Ведь даже за рубежом, например в японских корпорациях, всячески стараются внушить работникам мысль, что они трудятся и живут в одной большой семье. И когда ты потрешь в ванной спинку своему директору или начнешь подавать кофе в постель менеджеру по рекламе, неужели не ощутишь прекрасного чувства единения со своими патронами, не станешь осознавать себя частью большой банковской семьи?

Катя ошарашенно молчала.

– Но как же вы и все другие девушки согласны на такие условия? – отчаянно воскликнула она.

– Мы, девочка, ни в коем случае на это не согласны. Мы просто зашли посмотреть. О, моя очередь!

Оставив подругу, которая насмешливо улыбалась, и Катерину, которая растерянно оглядывала соперниц, пытаясь обнаружить на их красиво закамуфлированных лицах следы тотальной развращенности, лимонная девица откинула назад свои длинные каштановые волосы, поправила пиджак и направилась к открывшейся двери.

– Катя, сосредоточься, пожалуйста! Ну давай попробуем еще раз.

Обаятельная, очень коротко подстриженная женщина снова включила магнитофон, и из него полилась английская речь. Напуганная откровениями жестоких соперниц Катя решила испробовать свои силы в конкурсе, узнать, насколько она подготовлена к подобному испытанию, но в случае удачи отказаться от места. Не стоило беспокоиться: ее таланты, столь блестящие в масштабах Краснотрубинска, в Москве так же не впечатляли, как скромный волнистый попугайчик, посаженный в одну клетку с ярким желто‑синим арой.

Катя должна была пересказать текст, выплескивавшийся из магнитофона волнами вибрирующих скомканных звуков, но она ничего не понимала. Участница школьных олимпиад, которая всегда считала английский своим коньком и даже одолела в оригинале одну книгу (не очень толстую) Сомерсета Моэма, теперь сидела перед экзаменатором и не могла разобрать ни слова.

– Нет, Ольга Васильевна, я ничего не понимаю! Ну дайте мне что‑нибудь прочитать с листа, и я перескажу вам на английском!

Ольга Васильевна покачала головой:

– К сожалению, Катя, с тестом по языку ты не справилась. Я вижу, что у тебя богатый словарный запас и пишешь ты грамотно, но совершенно не воспринимаешь речь на слух. Это беда всех, кто учит язык в отрыве от языковой среды. Советую тебе больше слушать английские передачи по радио, телевизионные новости. Идеально было бы для тебя съездить на пару месяцев в Англию – сейчас это вполне реально и не так уж дорого. И еще – записывай свою речь на магнитофон и потом корректируй произношение, оно у тебя основательно хромает.

«На пару месяцев в Англию! Как же я об этом не подумала! На пару месяцев в Англию – и никаких проблем. Так, и с английским я пролетела», – мысленно констатировала Катя. До этого она с блеском провалила тест на компьютерную грамотность. Надо было перепечатать страницу из книги, и Катя с ее десятипальцевым методом несомненно восхитила бы экзаменатора, но она впервые приблизилась вплотную к компьютеру и поэтому даже не смогла включить питание, не то что отыскать текстовый редактор.

Копир Катерина едва не сломала. Предложение вставить новый рулон бумаги в факсовый аппарат повергло ее в глубокое замешательство. На вопрос, имеет ли она водительские права, Катя удивленно ответила, что, конечно же, нет: она вовсе не собиралась бороздить на супер«МАЗе» территорию России, а скромно испытывала свои силы в конкурсе секретарш, – зачем же спрашивать о водительском удостоверении? Более‑менее удалось ей составление письма, адресованного дружественным банкирам Гренландии, но и тут Катя не уложилась во времени.

«Кажется, они хотят иметь в приемной Маргарет Тэтчер, Цицерона и Генри Форда в одном лице, – возмущенно думала Катерина. – И о каких сексуальных услугах может идти после этого речь?! Девушку, которая в состоянии проделывать все эти сложные трюки с компьютером и копировальным аппаратом, девушку, которая может одной рукой писать речь для выступления на собрании акционеров, другой вертеть баранку автомобиля, а на голове еще держать поднос с бутербродами и кофе, – такую девушку надо показывать за деньги и хранить под пуленепробиваемым стеклом!».

Дома, в одиннадцать часов вечера, Катя рассказывала Татьяне Васильевне о своем грандиозном провале.

– Ну и не беда! – заверила ее родственница. – Работы хватит на всех. Или пока иди куда‑нибудь учиться.

– Конечно, не беда, Танечка, – отвечала Катя и этим ласковым «Танечка» словно превращала свою объемную немолодую тетку в подружку‑восьмиклассницу. – Зато теперь я знаю, что мне нужно делать.

– Подтянуть английский, исправить произношение, получить водительские права, изучить компьютер и оргтехнику, создать новый гардероб. Ты не находишь, что я ужасно толстая, не умею пользоваться косметикой и одеваюсь со вкусом аборигена, который в возрасте сорока шести лет впервые увидел одежду, отличную от набедренной повязки?

– Я нахожу, что ты самая прекрасная девочка во всем городе.

В это же время на противоположном конце Москвы в маленькой комнате, которую они снимали на двоих, уставшие подруги вешали на плечики одна лимонный, другая голубой пиджак. Несмотря на то, что со вкусом у них было все в порядке и компьютер не пугал их своей непредсказуемостью, и нравственные убеждения позволяли с максимальной готовностью удовлетворять любые запросы работодателя, однако и они не выдержали конкурса.

– Самое смешное, если взяли эту маленькую провинциалку, – сказала Лена, вбуравливаясь в кровать и наматывая на себя одеяло.

– Самое смешное, – откликнулась Ира, – что если эту дурочку накрасить, одеть, то на нас с тобой никто даже и не посмотрит. От нее на пять километров веет чистотой и невинностью. И еще непонятно чем, на что мужики кидаются, как оголодавшие волки…

Почти два месяца Катюша проработала в коммерческом киоске. Это не совсем соответствовало ее честолюбивым планам захвата столицы, но давало возможность не чувствовать себя удобно расположившейся на шее Татьяны Васильевны.

Восемь часов в день Катя сидела в стеклянном расписном «аквариуме», украшенном надписями «Stimorol» и яркими флагами «Lucky Strike». Владелец киоска, восточный мужчина, пять раз с удивлением и скорбью поймал себя на мысли, что не может потребовать от Катерины той скромной услуги, которую охотно оказывали ему предыдущие продавщицы в благодарность за предоставленное место работы, и поставил в киоск магнитофон. Целые дни Катя вслушивалась в английскую речь.

Она продавала жвачку, шампунь «Wash & Gо», икру, сигареты, бросая мимолетные взгляды на лица за стеклом – лица мальчишек, мужчин, стильных дам, интересных и не очень интересных девушек и джинсово‑кожаных парней. Но самыми желанными покупателями были стремительные джентльмены, выскакивающие к киоску из недр свежевымытых автомобилей. Они просили сложить в пакет пару бутылок шампанского, коньяк, конфеты, апельсиновый сок и т.д. и вновь исчезали в таинственном чреве «Мерседеса» или «Шевроле», оставляя Катерине щедрую сдачу. Сначала она пыталась вернуть деньги, кричала вдогонку, обижалась и негодовала, потом проконсультировалась у Татьяны Васильевны, смирилась и стала относиться к этим подачкам как к неизбежному, но выгодному злу. Из таких чаевых к концу дня набегала энная сумма, перекрывающая все «Сникерсы», «Пикники» и «Марсы», которые Катерина усердно поедала в течение дня. Киоск, благодаря пронырливости восточного мужчины, стоял на людном месте, торговля шла очень бойко, но через два месяца Катя заметила, что незаметно набрала пять килограммов, а на ее безупречно‑розовых щеках появилось несколько нежных прыщиков – следствие неумеренного поглощения шоколада.

В начале жаркого июля девяносто пятого года Татьяна Васильевна подняла телефонную трубку, набрала номер и приняла участие в следующем диалоге.

– Оксаночка, здравствуйте. Это Татьяна Васильевна.

– Здравствуйте, милая Татьяна Васильевна. Давно вас не слышала.

– Я с деловым предложением. У вас сейчас как, есть домработница?

– С тех пор как вы нас покинули, коварная, жестокая Татьяна Васильевна, никто не может нас устроить! Возвращайтесь.

– Нет, Оксаночка, я хотела рекомендовать вам свою племянницу. Прекрасная девочка, великолепно готовит, трудолюбивая очень.

– Если вы можете поручиться за ее честность и если она хотя бы на семьдесят процентов поддержит вашу марку, то присылайте ее. У нас новый адрес, кстати, запишите… Пятнадцать минут от Садового кольца.

«Два часа, не меньше», – прикинула Татьяна Васильевна, записывая адрес на бумажечку. Она измеряла расстояния возможностями общественного транспорта, а Оксана Берг – подвижностью пятой модели «БМВ».

– Твоя изнеженная супруга уклоняется от своих обязанностей, – говорила Яна отцу, Олегу Кирилловичу Бергу, ковыряя вилкой в тарелке.

Они сидели в прохладном зале ресторана «Анна», и это было их традиционным совместным выходом в свет, совершаемым раз в два месяца. Большего количества времени, кроме ресторанного обеда, Олег Кириллович, загруженный делами сорокадвухлетний вицепрезидент инвестиционной корпорации «Омега‑инвест», в своем плотном графике найти не мог.

– Твоя драгоценная Оксаночка снова наняла домработницу, – зудела Яна.

Она уже выложила своему труднодоступному, озабоченному только проблемами корпорации отцу и о гнусном поведении некоторых учителей ее колледжа, и о необходимости купить четыре‑пять пар новой летней обуви, и о том, что в их классе уже девять человек съездили на уикэнд с родителями в Лондон или Рим, хорошо бы и нам поколесить по Европе, хватит изображать Лермонтова в изгнании или Пушкина в Болдине, пора тебе, папулька, отдохнуть от российской действительности… А теперь Яна настойчиво разрабатывала милую сердцу тему отрицательных качеств мачехи.

– …Наняла домработницу. Подумаешь, какая нежная, не может сама приготовить мне ужин. Весь день сидит дома, уже позеленела от скуки, чем же ей еще заниматься, как не обустройством квартиры? Нет, обязательно надо пригласить кого‑то со стороны.

Олег Кириллович спокойно слушал назойливое бубнение дочери, зная, что в любой момент может пресечь поползновения в сторону своей красавицы жены и перевести разговор на удобную тему покупки нового костюма или платья. Но в голове у него, во‑первых, вертелся очередной перспективный проект для фирмы, во‑вторых, домой Олег Кириллович приходил поздно и скандалы между вредной дочуркой и молодой женой, происходившие преимущественно в его отсутствие, совершенно его не волновали. Так что Яна могла изливать желчь и безуспешно пытаться скомпрометировать мачеху – она не встречала со стороны отца ни протеста, ни сочувствия. В принципе все их совместные обеды были выдержаны в едином стиле: непрерывный монолог Яны, где жалобы на жизнь соседствовали с частыми просьбами денег, и молчаливое присутствие Олега Кирилловича.

– Ей ты купил прошлой зимой новую шубу, а мне нет, – ныла дочь, – в чем же я буду ходить? Сквозь мою обглоданную норку уже просвечивают коленки. Ведь замерзну насмерть! Ну, папа, ты совсем меня не слушаешь, ну посочувствуй любимой дочурке!

Олег Кириллович наконец‑то отвлекся от своих мыслей и мартини и обратил внимание на Яну.

– Давайка я подкину дочурке деньжат, – улыбнулся он. Подкинуть деньжат – эта нехитрая процедура безотказно и молниеносно поднимала настроение Яны сразу на семнадцать пунктов. – Сколько тебе нужно?

Яна оживилась, ее глаза засверкали плотоядным блеском.

– Дай мне триста, нет, пятьсот долларов! – воскликнула она. – Папулька, ты прелесть, хотя и не уделяешь моему воспитанию должного внимания. Спасибо. Целую в носик. Кстати, закажи мне осетрину с грибами. Я все еще не наелась!

Олег Кириллович впервые за обед удосужился отреагировать более‑менее эмоционально.

– Как же так! – возмутился он. – Сколько можно лопать? Ты съела жульен, овощной суп, шашлык, бутерброд с красной рыбой, графин сока, бокал мартини, мороженое и вот эту гигантскую вазу с фруктами. А теперь еще и осетрина?

Олег Кириллович, оставаясь внешне индифферентным к окружающему, на самом деле четко фиксировал в своей компьютерной голове все изменения в обстановке. Он не пропустил ни одного слова в Яниных ламентациях и отметил все пункты меню, в которых блестяще выступила его упитанная дочь.

Яна сделала несчастные глаза и попыталась изобразить жалкую голодную сиротку, но это у нее не получилось, так как она весила уже на десять килограммов больше нормы, а ее откормленные упругие щеки радовали глаз свежестью и здоровьем.

– Посажу тебя на диету. Иначе через год ты превратишься в дряблую толстушку, а я буду виноват.

– Конечно, – уныло согласилась Яна, – родители всегда виноваты в неблагополучии детей. Ладно, буду тихо умирать от голода. Домработница, которую наняла Оксанка, тоже пухлая и круглая. Этакая провинциальная дунечка! Представь себе – коса! Толщиной как моя рука. Одета неимоверно, завал, нет сил описать. Хотя мордашка, надо признать, симпатичная. А что, мы уже уходим?

За последние полгода Макс Шнайдер побывал в штаб‑квартире компании «Юмата хром корпорейшн» по крайней мере восемь раз. И сейчас, взлетая в стеклянном лифте на двадцать четвертый этаж токийского небоскреба, он вновь и вновь прокручивал в голове детали предстоящей сделки.

Опять придется лететь в Россию. И не в столичный город, а в самое захолустье. Эта перспектива его, с одной стороны, не радовала. Грязь, хамство, тараканы в гостиничных номерах, отсутствие вегетарианских блюд в ресторанных меню, разбитые мостовые, невозможность взять напрокат машину – все эти неудобства чрезвычайно раздражали Макса Шнайдера. Еще совсем недавно, лет семь назад, прилетая в Россию, холеный, вальяжный Макс, обладатель недвижимости во всех европейских столицах, чувствовал по отношению к своей персоне трепетное подобострастие русских аборигенов. А теперь он приезжал в страну и уезжал из нее, не ощущая своей избранности. На улицах его толкали грубые прохожие, а на базаре, куда Макс устремлялся в поисках экологически чистого корма, могли банально обругать, как простую домохозяйку. И настроение изменилось. Конечно, и раньше в русской бесшабашности чувствовалась нота неизбежного конца. И пьянки, и переговоры – все как в последний раз. Но теперь Макс во всем чувствовал горькую, фатальную обреченность, и это портило ему настроение.

Но все это было внешнее, связанное с неудобствами быта, которые Макс Шнайдер переносил с трудом. С другой стороны, перед каждым новым приездом в Россию Шнайдер испытывал приятное волнение, так как каждая новая поездка приносила ему изменение в мировосприятии или какое‑то неожиданное открытие. Иногда ему казалось, что миллионная часть его существа, тончайшая струйка крови уходит корнями в эту землю и связывает его с Россией родственными узами…

Раздался мелодичный звон, и двери лифта плавно разошлись. Макс Шнайдер бросил мимолетный взгляд в зеркало, вытянул губы трубочкой и пошевелил образовавшимся хоботком – упражнение против носогубных складок. В общем, он остался доволен увиденным.

Да, уже сорок восемь, но выглядит на пять лет моложе. И несомненный победитель. Во всем: и в борьбе с болезнью (рак желудка, остановленный усилиями американских врачей и мужественным героизмом самого Шнайдера), и в отношениях с женщинами, и хотя бы в нелегком моральном противостоянии российским уличным нищим (попробуй отвяжись!), и главное – в делах. За тридцать лет в бизнесе Максу Шнайдеру хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать свои неудачи. Для подсчета побед нужно было обращаться за помощью к компьютеру.

Несколько шагов по мягкому ковровому покрытию – и Шнайдер очутился в апартаментах «Юмата хром корпорейшн». Приближаясь, он надел улыбку номер 78 – «добрый удав, обещающий кролику виртуозную анестезию» – и увидел господина Масачику Арита, который нежно смотрел на него взглядом влюбленной акулы.

Бесшумный официант поставил перед собеседниками чашечки кофе и растворился в стенной кожаной обивке цвета молочного шоколада.

– Господин Шнайдер, должен сообщить вам, что наша заключительная беседа будет носить официальный характер и все мои предложения отражают намерения «Юмата хром корпорейшн», – произнес японец.

Шнайдер наклонил голову в знак согласия. Он этого ждал. Сейчас японец будет два часа ходить вокруг да около, пока доберется до сути, используя многочисленные намеки и образные сравнения, превознося деловые качества и хватку Шнайдера, но в пределах, ограниченных суммой гонорара (Макс за тридцать лет так поднаторел в переговорах, что по концентрации льстивых замечаний мог с точностью до пяти тысяч определить, на какое вознаграждение он может раскрутить партнера). Шнайдер автоматически отсеивал вежливые лирические отступления – они возникали перед его мысленным взором в виде печатных страниц, обведенных жирной рамкой и перечеркнутых крест‑накрест, – без которых не могут строить свой монолог японские коллеги, и тщательно фильтровал информацию. Он уже знал, зачем его вырвали из Амстердама, где он проворачивал судьбоносную сделку для одной американской мегакорпорации.

Японцы хотели купить промышленный комплекс в городе Краснотрубинске – горно‑обогатительный комбинат и ферросплавный завод. Предприятие акционировалось полгода назад, и государство решило выставить на инвестиционный конкурс свои сорок девять процентов акций. «Юмата хром корпорейшн» была готова предложить сто восемьдесят миллионов долларов: перспектива получить в свое распоряжение уникальное производство сулила компании огромную выгоду. Используя фантастически дешевую рабочую силу, модернизировав производство, корпорация могла бы получать фантастическую прибыль. Огромное преимущество перед хромовыми рудниками в других странах состояло, в частности, в том, что российские экологические нормы позволяли буквально выжимать деньги из земли, взамен щедро унавоживая ее отходами производства. Это было бы совершенно невозможно в самой Японии, где выполнение всех требований по охране среды съедало львиную долю доходов.

Но не все было просто. На лакомый хромовый рудник претендовала еще (пока) одна компания – никому не известная и не отмеченная ни в одном справочнике американская «Тимманз индастриэл компани». Другой причиной, почему японцам понадобилось обратиться к Шнайдеру, был загадочный и неподвластный логике характер русских чиновников.

В этой зыбкой категории господин Шнайдер должен был блеснуть своими познаниями.

– …Учитывая ваш многолетний опыт, мы надеемся, что вы сумеете найти подход к людям, от воли которых будет зависеть судьба краснотрубинского комплекса, уважаемый господин Шнайдер, – чарующе ворковал Аритасан, растягивая губы в любезной улыбке каждые три секунды. – Вот в этой папке мы подготовили для вас все, что касается хромовых предприятий. – Папка представляла собой нетранспортабельный восьмисотстраничный фолиант в суперобложке, который едва не повредил доверчивому Шнайдеру, принявшему его в руки, локтевой сустав. – А здесь наш контракт с вами. Мы ценим ваше умение работать и исключительные знания в области психологии… – Японец глазами указал Шнайдеру на цифру.

Тот бросил мимолетный взгляд на главный пункт контракта – немного меньше, чем он запросил во время предварительных переговоров, и все‑таки намного больше той минимальной суммы, за которую он согласился бы взяться за дело.

Одним из откровений, явившихся Максу Шнайдеру в России, было понимание того, что русская ментальность постепенно завладевает его мозгом, врастает в него. Вот и сейчас он чувствовал, что способен увлечься делом краснотрубинского комбината не из‑за денежного вознаграждения, а просто из интереса и азарта. Расчетливый немец в нем яростно протестовал: что за идиотизм! Для благотворительных целей бюджет предусматривает отдельную статью расходов! Капля русской крови, которую, возможно, носил в себе Шнайдер, расслабляла мышцы и порождала не свойственное немцу бескорыстие.

Date: 2015-10-19; view: 311; Нарушение авторских прав