Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
I. Внимание. 5 page
Первое крупное заведение для душевно-больных появилось в Ирландии при монастыре Вифлеемской божией матери, еще в XV в.; собственно, монастырь с госпиталем были основаны в 1247 г., но в XIV ст. госпиталь был закрыт из политических соображений; уже в XV в., а может быть и раньше, в этом монастыре были душевно-больные; в XVI ст. там был уже довольно значительный приют, получивший сокращенное название Бедлама, но лишь через три столетия, а именно в 1751 г., было открыто официальное заведение для душевно-больных в Лондоне (госпиталь св. Луки). В Европе заведения для душевно-больных начали устраиваться не без влияния примера мусульман, проникшего сюда благодаря частым сношениям с ними монахов различных орденов; в 1409 г. монах ордена de la Merci Joffre Gilavert основал первый приют для душевнобольных в Валенсии, в Испании; были построены приюты и в других городах Испании (в Сарагоссе в 1425 г.), откуда они распространились сначала в Италию (Бергамо, Флоренция и Рим в 1548 г.), потом во Францию ***)†) (в 1660 г. больные помещались в Париже в Hôtel Dieu) и в другие государства. Так, в Гамбурге и Франкфурте на М. спокойные больные помещались в особые заведения и содержались там, по мнению Гезера ††), не слишком бесчеловечно. Из хронологического сопоставления приведенных данных с вышеописанным отношением к душевно-больным в те же периоды времени видно, что указанные приюты явились отдельными оазисами, вокруг которых рекой лилась кровь несчастных больных. Начало же организованного призрения и лечения Душевно-больных относится ко второй половине XVIII и к началу XIX ст., когда число специальных заведений для душевнобольных заметно увеличилось; к этому времени относится учреждение во Франции крупных заведений, как Bicêtre (бывшая тюрьма), Salpêtriére, Charenton. В конце XVIII и начале XIX ст. появились и частные заведения для душевно-больных; так, в Англии они были устроены Arnold'ом и Perfect'ом, учениками Cullen'a*), в Австрии первое частное заведение было основано Bruno Нörgen'ом в Gumpendorf'e в 1819 г. 54) Рис. 1. Снимок с гравюры с картины Kaulbach'a «Сумасшедший дом.» (Гравюра - собственность музея клиники душевных болезней при Военно-Медицинской Академии). Оазисами заведения для душевнобольных XVII и XVIII в. можно назвать лишь с той точки зрения, что в них не, сжигали и не казнили больных; кроме того, уже самый факт появления специальных заведений для душевно-больных является светлым лучем, указывавшим на зарождение и распространение в обществе правильного взгляда на эту категорию своих членов, как на больных. Отношение же к больным, содержавшимся в большинстве этих заведений, было суровым и жестоким. Часто больные смешивались с преступниками, тем более, что и те, и другие нередко содержались в одних и тех же учреждениях (Бедлам, Bicêtre), поэтому большинство их было заковано в цепи: одни во избежание нанесения вреда окружающим в период возбуждения, другие во избежание побега; а так как критерии душевной болезни и здоровья были в то время весьма шаткими и сомнительными, то и сидение больных на цепи нередко бывало пожизненным; уход за больными был в высшей степени неудовлетворительным: скованные больные нередко лежали в испражнениях, покрытые язвами и паразитами. Одним из главных источников средств для содержания больных являлась частная благотворительность: посетителей, желавших познакомиться с внутренним устройством «сумасшедшего дома» и с его обитателями, пускали туда за небольшую плату, такие посещения, продолжавшиеся в Англии до конца XVIII ст., составляли одно из развлечений того времени. Внутренний вид двора такого «сумасшедшего дома» с больными изображен на известной картине Каульбаха. Больные помещались в тесных, маленьких комнатах с отверстиями в стене вместо окон, забранными толстыми железными решетками без оконных стекол, на каменном полу, без печей, на прогнившей соломе. По праздникам посетители расхаживали по заведению целыми толпами, в XVI и XVII в. число посетителей Бедлама доходило до 40 тыс. человек в год. При плате по 4 су с посетителя получался доход до 10 тыс. франков в год. Лечение душевно-больных вполне соответствовало их содержанию. Большую роль играли плети, которыми служителя весьма щедро «вразумляли» непокорных и возбужденных больных; плети входили в обиход обращения с больными, они входили в систему устрашения больных, проводившуюся в различных направлениях. Большое значение в развитии душевных болезней придавалось психическим влияниям; точно также считалось установленным, что нравственные потрясения могут в свою очередь послужить и целительными факторами при помешательстве. Исходя из этих соображений, некоторые лечебные заведения устраивались таким образом, чтобы вся их обстановка производила сильное впечатление на больных; так, их окружали высокой стеной и рвом с под'емными мостами, при в'езде больного стреляли пушки, больной подхватывался служителями одетыми в черные одежды, его должны были поражать различные неожиданности. Такой встречей больного начиналось лечение, в таком же роде оно продолжалось и дальше: больного неожиданно выбрасывали из окна в сетку, катая в лодке выкидывали его в воду, своевременно спасая, неожиданно сбрасывали его с берега в воду, когда он стоял спиной к воде, и т. под. Пытались действовать в направлении бреда больного, разубеждая его в нелепости его бредовых идей фактами, напр., если больной заявлял, что в нем находится змея, ему подбрасывали змею в рвотные массы или в испражнения; когда один больной заявил, что в его желудке живет лягушка, — ему дали слабительное и подбросили лягушку в испражнения 55); больного, отказывавшегося от пищи, соблазняли пищей, следуя совету Се1sus'a, приводившего таких больных на пиры; больному, заявлявшему, что у него нет головы, одевали свинцовую шапку, следуя примеру Philotimus'a, излечившего таким способом больного, высказывавшего бредовую идею, что у него отсечена голова*). Еще в 1819 г. Конференция С.-Петербургской Медико-хирургической Академии, приняв во внимание заявление душевно-больного студента Абрамовича о том, что ему помогает от его болезни приведение себя в движение и занятие, соединенное с любопытством и Удивлением, согласилась с его просьбой о назначении его в китайскую миссию и подтвердила, что его душевная болезнь может быть излечена «беспрерывным движением и рассеянностью» **). Возбужденных больных связывали веревками и цепями, привязывали и приковывали к постели, одевали их в особое стеснявшее движения платье, помещали в особые створчатые деревянные колоды с отверстием для лица, называвшиеся «часами». Лекарственная терапия представляла своеобразные особенности в том отношении, что она состояла из различных отваров, настоев и средств, рекомендованных алхимиками, которые должны были приготовляться и даваться больным с соблюдением частью религиозных, частью суеверных обрядов, напр., во время богослужения, с пением псалмов, при совершении некоторых кабалистических знаков; к числу лечебных средств принадлежало, напр., вареное волчье мясо, действовавшее особенно благоприятно при галлюцинациях. К числу весьма тяжелых лечебных процедур из области гидротерапии относится 56-58) применявшийся долгое время длительный холодный душ на голову больного. Вполне естественно, что при наличности в XVIII в. взгляда на душевнобольных, как на больных, развивавшегося все шире и глубже, как среди правителей различных государств, так и в обществе, и при отсутствии сколько-нибудь удовлетворительной организации призрения и лечения больных, реформа этого важного и крупного дела подготовлялась и назревала естественным путем; она должна была наступить с года на год и действительно наступила. Она подготовлялась почти во всех государствах Европы, необходимость ее была сознана всюду, и совершалась она всюду приблизительно одновременно; но наиболее ярким выразителем ее явился французский врач Philippe Pine1, и в наиболее яркой форме она выразилась во Франции, почему она и связывается, преимущественно, с именем Рinе1'я, будучи известной даже под названием реформы Рinе1'я. Рinе1 — ученый психиатр, профессор медицинской школы, составивший себе имя в науке своими исследованиями в области психиатрии***), будучи главным врачем госпиталя Вiсêtrе в Париже, являлся ежедневным свидетелем жестокого, варварского положения душевно-больных и отношения к ним. У него возникла мысль положить конец этой ужасной несправедливости, которая осуждалась юстицией, человечностью и наукой. В 1791 г. герцог Liancourt при разработке Национальным Собранием плана труда, от имени комитета об искоренении нищенства, устройстве тюрем и госпиталей сделал ряд докладов, среди которых не были забыты и заведения для душевно-больных; характеризуя положение душевно-больных, автор говорит: «к недостаткам зданий, к отсутствию всякого лечения, к чрезмерно большому количеству людей, скученных в слишком малом помещении надо еще присоединить постоянные столкновения, которым подвергаются помешанные, всецело предоставленные приставаниям любопытных посетителей и грубости наемников, которые должны им служить» 61). Однако, проекты Liancourt остались в пренебрежении и реальных последствий не имели. Pine1, конечно, знал об этой неудачной попытке; но для него необходимость улучшения положения душевно-больных мотивировалась не только соображениями гуманности и справедливости: Pinel был врач, и его лозунгом была идея, что помешанные суть больные люди, которые требуют не тюремного содержания на цепи, а лечения. Но для того чтобы освободить душевно-больных недостаточно было одного желания Рinel’я — необходимо было получить надлежащее разрешение; это не остановило врача: преодолевая свойственную ему застенчивость, он явился в коммуну Парижа и выступил перед этим собранием ходатаем и защитником несчастных, вверенных его заботам; он призвал на помощь всю силу своего чувства, чтобы убедить слушателей, и по тому, как они его слушали, он уже понял, что его дело выиграно, как вдруг речь его прервали следующие раздавшиеся слова: «гражданин, завтра я приду к тебе в Bicêtre, но горе тебе, если ты нас обманываешь и если среди твоих умалишенных скрываются враги народа». Эти слова принадлежали Couthon'y. На следующий день этот член Конвента явился в Bicêtre; полный недоверия, он все подробно осматривал, сам поочередно расспрашивал душевно-больных; но всюду он встретил лишь чудовищную несправедливость, всюду он слышал лишь крики и проклятия. Раздраженный однообразием такого зрелища, он обратился к Pinel’ю со следующими словами: «разве ты с ума сошел, гражданин, что хочешь снять цепи с этих животных»? — «Гражданин, ответил Рinе1, я убежден, что эти помешанные так невыносимы потому, что они лишены воздуха и свободы; кроме того, я смею надеяться еще на много различных средств». — «Хорошо! делай с ними, что хочешь, я их тебе предоставляю; но я очень боюсь, что ты сделаешься первой жертвой своего безрассудства». Считая себя достаточно уполномоченным словами Couthon'a, Pine1, не теряя ни минуты, принялся за дело в тот же день. Он один отправляется в помещения больных, спокойно обращается с ними, несмотря на их возбуждение, говорит им слова утешения и надежды, затем освобождает их от тяжелых цепей, дает им возможность свободно прогуливаться и дышать более свежим воздухом, чем в их камерах. Сорок несчастных, стенавших много лет под тяжестью железных оков, были возвращены дневному свету. Одним из них, который в течение восемнадцати лет был изолирован в темной каморке, овладело такое восхищение, когда он мог созерцать первые солнечные лучи, что он воскликнул: как давно я не видел такого великолепия! Ближайшее участие в освобождении душевно-больных принимал Pussin, служивший в Вiсêtre*). Счастливые результаты описанного акта не заставили себя ждать: состояние возбуждения, поддерживаемое жестокостями, постепенно успокоилось; шум и беспорядок сменились тишиной и спокойствием. Не менее радикальному изменению подверглось и лечение душевно-больных. Все помешанные Парижа, независимо от характера их болезни, направлялись в Hôtel-Dieu, где им делали кровопускания, насильственные ванны и души; после одного или двух месяцев такого режима большинство их обнаруживало полное отсутствие физических и нравственных сил. Восставая против такого ненаучного лечения, Рinе1 особенно вооружался против обязательного кровопускания; он рекомендовал направлять больных в специальные заведения для более гуманного и научного содержания и лечения62). Реформа Pine1'я установила начало новой эры в деле призрения душевно-больных, выразившейся в т. наз. системе no-restraint, т. е., нестеснения или точнее — не связывания. Живописец Robert Fleury в большой картине, висящей в одной из зал Salpêtrière, увековечил момент освобождения душевно-больных от оков. Центральной фигурой картины являются Рinе1, больная, с которой кузнец снимает оковы, Pussin и одна уже освобожденная больная, целующая руку Рinе1'я; ряд больных еще прикованы к столбам навеса. Сцена происходит во дворе Salpêtriére**). Выше было сказано, что реформа Рinе1'я представлялась назревшей. Справедливость требует заметить, что одним из предтечей Рinе1'я был Howard, который около 1780 г. об'ехал Европу, изучая способы содержания и помещения преступников; Howard нашел душевно-больных почти во всех тюрьмах и выразил негодующий протест против такого смешанного назначения тюрем; этот протест не прошел бесследно*). Одновременно с реформами Рinе1'я или в близкий к ним период времени началась реформа призрения душевно-больных и в других государствах Европы. Так, в Англии в связи с этой реформой должны быть упомянуты имена William Tuke, Gardiner Hill и Соnоllу. W. Тuке в 1791 г. обратил внимание, что содержание душевно-больных покоится на ложных основаниях; как раз произошел один случай, окончательно убедивший W. Тuке в правильности его соображений: в убежище York умерла больная вслед затем, как врач не разрешил родственникам навещать ее; возникли различные подозрения и обвинения в небрежности и жестокости по отношению к больным, которые при действительной наличности жестоких мер, конечно, не могли быть опровергаемы и в других случаях. W. Тике открыл энергичную пропаганду идей гуманного отношения к душевно-больным и в 1792 г. он заложил первый камень знаменитого York'ского убежища; на убежище была надпись: Hoc fecit Amicorum**) caritas in humanitatis argiumentum. Повидимому, W. Tuke не знал о трудах Рine1'я. В Италии таким реформатором явился Chiaruggi,в Германии Lаngermann, в Бельгии Guislain. Изложенную реформу нельзя, однако, понимать таким образом, что с указанного момента система стеснения сразу превратились в систему не стеснения; было положено лишь начало развитию новой системы, полная целесообразность которой была доказана последующим ее ходом. Так, в Англии фактическая отмена механических стеснений при лечении душевно-больных была осуществлена Соnоllу лишь в 1839 г. Правда, в специальных лечебницах скоро перестали держать больных на цепи, но связывание и привязывание больных, т. наз. камзолирование или заключение их в горячечную рубаху — длинную рубаху с весьма длинными рукавами, скрещивавшими руки впереди туловища, охватывавшими туловище больного и затем завязывавшимися; нижний конец этой длинной рубашки также завязывался, — прекратились лишь в самое недавнее время, да и то вряд ли можно поручиться, что камзолирование прекратилось везде. Система no-restraint, нестеснения, в настоящем смысле этого слова, достигла своего полного развития лишь в самое недавнее время. В России организация призрения и лечения душевно-больных тоже развилась лишь весьма постепенно. Хотя в уставе св. Владимира, данном в 996 г., в котором он поручил церкви всех нуждающихся в помощи и призрении, и не упоминается прямо о душевно-больных, но по характеру благотворительности того времени, по духу и смыслу этого устава душевно-больные не могли быть исключены из покровительства церковного под именем странников, убогих, недужных, калек; в житии пр. Феодосия Печерского и в некоторых других житиях встречаются прямые указания на попечение церкви о душевно-больных; наконец, самое устройство монастырских благотворительных учреждений по образцу греческих монастырских больниц, в которые принимались и душевно-больные, говорит за призрение последних в русских монастырях. Таким образом призрение душевно-больных в начале истории благотворительных учреждений в России не отделялось от призрения других больных, нищих, странных и убогих людей 63); содержались же больные на средства, получавшиеся с десятин, жертвовавшихся князьями в пользу церквей 72). В то время душевно-больные слыли под названием юродивых и блаженных, которых не отказывали принимать в монастырях. Одна из целей монастырского призрения душевно-больных заключалась в их «духовном исправлении» посредством «приведения на истину». В монастырях больные оставались до выздоровления, «исправления в разуме», монахи же устанавливали и факт наступления выздоровления ***). Не было, конечно, и обязательного помещения душевно-больных в монастыри, они лечились свободно, как и другие больные. В уложении 1669 г. впервые встречается законодательная мера относительно душевно-больных, охраняющая общество от вреда их свидетельских показаний в. уголовных делах и приравнивающая их к глухим и малолетним. В 1723 г. Петр I возложил на главный магистрат обязанность устройства госпиталей и воспретил посылать «сумасбродныхъ и подъ видомъ изумленiя бываемыхъ» в монастыри; о случаях юродства и помешательства в дворянских семьях должно было доводиться до сведения Сената, которому дано было право признания наличности помешательства и который должен был позаботиться о дальнейшей участи больного; в действительности за неимением соответствующих учреждений душевно-больные по-прежнему призревались в монастырях. Несмотря на признанное неудобство содержания душевно-больных в монастырях, оно продолжалось и после Петра I, а в последующее царствование в 1727 г. был даже издан именной указ, об'явленный из Верховного Тайного Совета Сенату, которым приказано помешанных, находящихся по важным делам в Преображенской Канцелярии, по-прежнему принимать в монастыри и чтобы св. Синод не ссылался при своих отказах на указ 1723 года. В 1762 г. Петр III, несмотря на предложение Сената разрешить отдавать душевно-больных «подъ начало» в монастыри, положил следующую резолюцию: «безумныхъ не въ монастыри отдавать, но построить на то нарочный домъ, какъ то обыкновенно въ иностранныхъ государствахъ учреждены долгаузы». На Академию наук была возложена обязанность сделать переводы уставов долгаузов и чертежи их планов, с целью осуществления их в России. Один из таких планов сохранился в бумагах историка Г. Ф. Миллера. По указу Екатерины II Сенатом был рассмотрен указ Петра III от 20 апреля 1762 г., и 20 августа того же года императрица подтвердила этот указ; но пока долгаузов не было, было приказано лиц, признанных Сенатом душевно-больными, помещать в Зеленецкий (Новгородской епархии) и Андреевский (Московской епархии) монастыри; в 1773 году число монастырей, назначенных дли призрения душевно-больных, было увеличено определением для этой цели по два монастыря, одному мужскому и одному женскому, в Петроградской, Московской и Казанской губерниях. Наконец, в 1779 г.*) было основано отделение для душевно-больных при Обуховской больнице в Петрограде, открытое в 1782 г., а в 1785 г. в Москве была основана Преображенская больница для душевно-больных. Все указанные мероприятия носили частичный характер, далеко не удовлетворяя даже местных нужд. Собственно же начало организации призрения душевно-больных в России относится к 1775 г., когда был издан устав Приказов общественного призрения, в компетенцию и обязанность которых входило и учреждение домов для умалишенных. Эти дома должны были быть «пространными и кругомъ крѣпкими», чтобы «утечки и'зъ нихъ учинити не можно было»**); надзиратель дома должен был быть пристойным, добросердечным, твердым и исправным человеком; при доме полагалось необходимое число людей для смотрения, услужения и прокармливания больных; прислуге вменялось в обязанность человеколюбиво обходиться с больными, но вместе с тем смотреть за ними крепко и неослабно, чтобы они не причинили вреда себе или другим 64) 66). О современном положении организации призрения и лечения душевнобольных в России будет сказано впоследствии. Заслуживает большого внимания то обстоятельство, что совершенно определенное и точное указание о человеколюбивом, обращении с больными было преподано в России за 7 лет до реформы Pinel’я***). Значительно ранее были открыты заведения для душевно-больных в славянских землях, находившихся под более сильным влиянием западной Европы и обнаруживших более раннюю культуру, чем Россия; так, в Польше монахи ордена св. Иоанна божьего или братства христианского милосердия Fate Benfratelli в 1650 г. основали монастырь и при нем больницу на восемь больных, в числе которых были и душевно-больные; эта больница находилась вблизи Варшавы, на нынешней улице Лешно; впоследствии больница была расширена. Также в 1650 г. бонифратры основали больницу в Люблине с помещением для душевно-больных. В Кракове больница для душевно-больных была открыта в 1679 г.65). Преподавание психиатрии в России официально было введено впервые 1835 г. в Императорской Медико-хирургической Академии и началось в 1836 г., при чем на обязанности преподавателя лежало преподавание внутренних болезней, патологической семиотики и учения о душевных болезнях; преподавателю назначался помощник, который в свободные часы должен был еще преподавать студентам учение о кожных болезнях. Таким преподавателем для всей этой сложной группы предметов явился ад'юнкт-профессор П. Д. Шипулинский, который и должен считаться первым официальным преподавателем психиатрии в Академии и в России вообще; далее чтение психиатрии поручалось проф. Мяновскому, ас 1842 г. проф. Кулаковскому; однако, все эти лица почти не читали психиатрии, числясь ее официальными представителями, и при первой возможности переходили на другие кафедры. Так продолжалось до 1857 г., когда в заседании конференции 22 июня было постановлено ввести преподавание психиатрии в качестве самостоятельной науки, при чем самое преподавание было возложено на ад'юнкт-профессора Ивана Михайловича Балинского. Хотя душевно-больные в довольно значительном числе содержались во 2-м сухопутном военном госпитале, служившем клиникой Академии уже с сороковых годов XVIII ст., однако, до Балинского они совершенно не служили для преподавания психиатрии; благодаря энергии Балинского, в 1859 г. было открыто клиническое отделение для душевно-больных, послужившее целям преподавания психиатрии студентам в опытных руках этого талантливого преподавателя67). Таким образом, первая самостоятельная кафедра психиатрии была учреждена в России в 1857 г.; первым профессором, занявшим эту кафедру был. И. М. Балинский; первая психиатрическая клиника была основана в 1859 г. К этому времени и должно быть отнесено начало развития научной психиатрии в России; Балинский явился родоначальником этого развития, отцом русской психиатрии; насколько блестяще выполнил свою миссию этот человек, предназначавшийся сначала для преподавания детских болезней, показывает та плеяда многочисленных и крупных представителей психиатрии, которая развилась и вышла из этой школы и из школы учеников Балинского и его заместителя И. П. Мержеевского. И. М. Балинский Родился в 1827 г., умер в 1902 г.68-71). VI. Устройство лечебницы для душевно-больных. Отличие от обыкновенных больниц; условия лечения и безопасности. Разделение лечебниц на отделения. Наблюдательное отделение и постельный режим. Отделение лазаретное, заразное, туберкулезное. Нервно-психическое отделение. Различные системы постройки лечебниц (центральных зданий, павильонная, барачная), их примущества и недостатки. Расположение лечебницы и сады. Операционные, мастерские. Клиники. Общие и специальные требования от внутреннего устройства лечебницы. Окна. Двери. Освещение. Ванны. Кухня и буфеты. Отопление. Вентиляция. Полы. Особенности устройства различных отделений. Лаборатории, секционная, административные помещения, амбулатории. По своему устройству специальные заведения для душевно-больных отличаются от обыкновенных больничных учреждений; эти отличия обусловливаются требованиями, вытекающими из особенностей характера больных, помещаемых в эти заведения для лечения или призрения; заведения для душевнобольных должны устраиваться таким образом, чтобы они не только удовлетворяли необходимым условиям лечения своих клиентов, но чтобы они в то же время обеспечивали безопасность душевно-больных, как для них самих, так и для окружающих; необходимость соблюдения указанных условий и приводит к отличительным чертам, характеризующим устройство заведений для душевно-больных. Специальные заведения для душевно-больных отличаются и между собою. Дело в том, что одни душевно-больные по роду и свойству своего болезненного состояния нуждаются в лечении, другие же в лечении почти не нуждаются, так как болезненный процесс, явившийся причиною их болезни, закончился в своем развитии и даже регрессировал, но выздоровления их не последовало; болезнь приняла хроническое течение; такие больные нередко представляются настолько крепкими физически, что могли бы жить и при домашней обстановке и работать, если бы не их душевное заболевание, частью лишившее их умственных способностей, частью приведшее их в такое состояние, в котором они хотя временно оказываются небезопасными для окружающих. Сообразно этим двум группам больных специальные заведения, предназначенные для них, разделяются на заведения для лечения острых душевно-больных и на заведения для хронических душевно-больных, которые в свою очередь могут устраиваться различно и помимо лечебных целей служат для призрения больных и в значительной степени для из'ятия их из населения. В настоящей главе преимущественное внимание обращено на устройство лечебниц для острых душевно-больных. Устройство лечебниц для душевно-больных весьма сложно, что зависит от сложности душевных расстройств и разнообразия их проявлений. Прежде всего, каждая лечебница разделяется на две симметричные половины — мужскую и женскую. Затем уже каждая половина лечебницы состоит из ряда особых отделений, необходимость выделения которых определяется различиями внешних выражений и проявлений болезненных состояний ее обитателей. Одни больные, несмотря на известные уклонения от нормы, ведут себя спокойно и не представляют опасности для окружающих; другие больные обнаруживают явления психодвигательного возбуждения в большей или меньшей степени, кричат, свистят, нападают на соседей, ломают обстановку; такое возбуждение может проявляться кратковременными вспышками, нарушая спокойное поведение больных, или протекает длительно; есть также больные, ищущие в аффекте тоски способа покончить с собою; третья группа больных частью состоит из тихих и спокойных больных, но слабых физически, истощенных болезненным процессом, обнаруживающих явления двигательного паралича; иногда такие больные страдают трофическими расстройствами в виде пролежней, часто они неопрятны, так как не удерживают мочу и кал, вследствие локализации органического поражения или чаще в зависимости от помраченного состояния сознания или слабоумия; такие больные требуют особенно тщательного физического ухода. Сообразно указанным категориям больных, каждая лечебница должна иметь отделение для спокойных больных, для больных неспокойных, или лучше, возбужденных и для больных физически слабых и неопрятных; последние два понятия — слабых или трудных больных и неопрятных в большинстве случаев совпадают; что же касается до отделения для беспокойных больных, то обычно устраиваются два отделения: одно из них предназначается для больных, обнаруживающих легкое психодвигательное возбуждение, более или менее непостоянного характера, не требующее непрерывного усиленного надзора, другое для больных, находящихся в состоянии резко выраженного психодвигательного возбуждения, для больных, которые еще и в настоящее время известны под названием буйных или неистовых больных, а отделение для них — буйного отделения; эти последние термины должны, однако, все более и более выходить из употребления, а психиатры должны способствовать исключению их из своего обихода, так как они отнюдь не выражают психопатологического происхождения возбужденного состояния душевно-больных, а характеризуют людей больных термином, содержание которого черпается из обывательской жизни. Правильнее поэтому называть эти отделения отделениями для слабо- и сильно возбужденных больных, или как это делается уже давно в Петроградской клинике душевных болезней, просто нумеровать отделения, называя их первым, вторым и т. д. по их числу. Указанными четырьмя отделениями не ограничивается деление лечебницы. Со времени введения в большинстве лечебниц т. наз. постельного режима или постельного содержания душевно-больных, предназначаемого, главным образом, для возбужденных и вообще аффективных больных, устраиваются особые отделения для проведения этого содержания; значение постельного содержания душевно-больных, показания для его применения и противопоказания будут разобраны в главе о лечении душевнобольных; пока же можно сказать, что постельному содержанию подвергается большинство аффективных, возбужденных больных, а проводится постельное содержание обыкновенно в более или менее обширных общих палатах; во многих лечебных заведениях постельное содержание вошло в обиход т. наз. наблюдательных отделений, в которые поступают почти все новые больные до выяснения их болезненного состояния, а также и стационарные больные лечебницы, к которым должно быть применено постельное содержание 73-74). Следовательно, необходимо специальное помещение для проведения постельного содержания; такое помещение удобнее всего устраивать в связи с отделениями для возбужденных больных. Date: 2015-10-19; view: 416; Нарушение авторских прав |