Глава вторая

Он всегда мечтал, что в его собственном доме будет много ярких, красивых вещей и много вкусной еды. И когда пропойца‑отец, отбиваясь от орущей матери, тащил на барахолку его единственное зимнее пальтишко. И когда во дворе его ровесники хвастались навороченным плеером или новыми кроссовками, с презрением глядя на отирающегося возле них бедно одетого парнишку. И когда ночами ворочался на нарах, отбывая свой первый срок в колонии для малолеток.

Повзрослев, мечту свою не забыл. И, как только в стране стало возможным делать большие деньги, с головой окунулся в ее реализацию. Это стало главной целью его жизни, и во имя ее он с легкостью пренебрегал заповедями, изложенными в уголовном кодексе. Мечта важнее каких‑то там условностей. Собственный дом, в котором много красивых вещей и много вкусной еды.

Тогдашний лозунг не врал. Россия действительно – страна возможностей. Особенно для тех, кто не особо стесняется в средствах. Правда, с разбега сияющие вершины покорить не удалось. Он взял слишком быстрый темп и в двухтысячном снова угодил на зону за вымогательство и разбой в составе группы романтиков. Но то была его последняя ходка. Поумнел. Понял, что, идя напролом, можно легко обломать рога о бетонную стену. А потому надо уметь иногда и маневрировать.

Вернувшись из мест таежных и возобновив прерванное дело, собственный дом он построил быстро. Это были апартаменты в элитной многоэтажке, шикарно обставленные и снабженные всевозможными прибамбасами вроде массажного кресла и полутораметрового телевизора. Понятие красоты у всех разное. Кто‑то плюется от Рубенса, а кто‑то от «Черного квадрата». Для него красивым было все то, что блестело. И хотя золотой унитаз еще не украшал санитарный узел, но на позолоченной ручке смыва стояли три цифры – 585, означающие пробу. Потом появилась навороченная машина. Потом – загородный дом с фешенебельной баней на берегу чистого и прозрачного лесного озера. Потом – красивая жена в блестящем платье. Потом – почти сразу – не столь эффектная, но довольно смазливая домработница Рита. Она не только вела хозяйство и вкусно готовила, но иногда выполняла и некоторые деликатные прихоти хозяина, когда красавицы‑жены не было дома. А именно – в нижнем белье пела караоке, потому что имела добротную фигуру и неплохой голос. В отличие от голоса жены, считавшей себя великой певицей и до караоке не снисходившей. Теперь он мог позволить себе все это. А те, кто двадцать лет назад пренебрежительно протягивал ему недокуренную цигарку, не упускали возможности прихвастнуть где‑нибудь в компании, что дружны с ним с самого детства…

Стоя перед стилизованным под ампир зеркалом, Андрей Якубовский толстыми пальцами безуспешно пытался вставить золотую запонку в накрахмаленный манжет. Бляха‑муха, какой урод придумал галстуки, запонки и прочую лабуду?! А другой урод с какого‑то перепоя решил, что всю эту хрень надо непременно надевать, если идешь на переговоры… И в чем понт? Если удавку не нацепил, так и рулить не можешь? Да он большую часть жизни робу арестантскую носил, а бабла у него больше, чем у всех этих мудозвонов в запонках, вместе взятых. А туда же – этикет! Козлы, мать их…

Мобильник, запиликав «Владимирский централ», отвлек Андрея Николаевича от размышлений на темы делового этикета.

– Да?.. И чего?.. Да мне плевать, что у него проблемы! Когда бабки брал, проблем не было… Да ну?.. Я сказал – мне до фонаря! Пускай почку продает. Или мозжечок, если он у него есть… Да, так и передай! А не поймет, будем базарить по‑другому.

Якубовский отключил телефон, со злостью швырнул его на кресло. Запонка, выскочив из манжеты, упала и закатилась под трюмо.

– Твою мать!..

А что еще можно сказать в такой ситуации? Елки‑палки? Ха‑ха. И Ритку не позовешь, чтоб достала.

Придется вставать на карачки, что для ортодоксального бизнесмена хуже карцера. Хорошо, не видит никто. Хотя, говорят, при желании можно следить за человеком через объектив собственного мобильника. Поэтому Андрей Николаевич на всякий случай перевернул мобильник камерой вниз и только после этого встал на колени.

Первая попытка достать запонку завершилась крайне неудачно – густой слой пыли бахромой повис на манжете рубашки. Надо будет Ритку вздрючить, совсем обленилась, только прибавки к жалованью просит. Пришлось нагнуться совсем непристойно и заглянуть под трюмо, чтобы действовать наверняка.

Блин, а это еще что?!

Буквально в паре сантиметров от края лежала серебристая зажигалка марки «Зиппо». Якубовский достал ее, осмотрел, отодвинув от глаз, начинавших давать возрастные сбои.

Гравировка… «Плебу»… Тьфу – «Глебу»! Срочно нужны плюсовые очки.

Да какие очки? Что это еще за «Глеб»?!!!

Пару лет назад он принял решение коренным образом изменить имидж, в связи с чем стал тщательно заботиться о собственном здоровье и даже бросил курить. С тех пор на сигареты и все, что с ними связано, в его окружении было наложено строжайшее табу безо всяких законов Госдумы. Откуда тогда здесь зажигалка, да еще мужского рода?

Он вжикнул колесиком. Из сопла вырвался высокий столб пламени, едва не опалив ему брови. И в третий раз пришлось высказаться языком великого певца Шнура. После чего прокричать в открытую дверь:

– Виолка!.. Виолка, подь сюды!

На вопль в спальню вошла жена, облаченная в подаренный им дорогущий пеньюар, напоминающий вечернее платье.

– Ну? – Тон спутницы жизни был чуть раздраженным, словно у продавщицы времен социализма, двадцатый раз подряд отвечающей, что туалетной бумаги нет.

– Это чего? – Муж сунул находку ей под нос.

– Зажигалка, – равнодушно‑спокойно ответила Виола, – кажется, «Зиппо».

Но от опытного мужа, прошедшего через допросы в следственных изоляторах, не укрылись едва заметные перемены в личике супруги.

– Вижу, что не вертолет. Откуда она здесь? У нас вроде курящих нету.

– Не знаю… Может, сантехник потерял, когда батареи смотрел.

– Кончай херню пороть! Сантехник аж весной приходил. Бензин бы давно высох. А это – свежак! Ритка тоже не курит.

– Значит, кто‑то из твоих друзей обронил.

– В спальне? – Якубовский почувствовал, как изнутри поднимается волна бешенства. – Ты думай, что говоришь!.. Погоди‑ка… Ты чего, опять с кем‑то… дуэты поешь?! Чего это за Плеб, тьфу ты – Глеб?! Что за таракан?

– Андрей, прекрати! Не знаю я никакого Глеба… Спроси у Риты, может, приводила кого‑то.

– Нет… Ритка не идиотка, в нашу спальню е… хахалей приводить. Я предупредил…

Виола явно подрастерялась, что давало повод к более серьезным подозрениям.

– Андрей, что с тобой?

– Это с тобой что‑то… Совсем страх потеряла, шалава?!

– Смени тон, – сверкнула глазами Виола. – Я тебе не шпана лагерная! И не девочка по вызову. Со мной изволь разговаривать нормально.

Развернувшись, она направилась к двери. В спину ей ударила брошенная вслед зажигалка.

– Псих… – прошептала жена, не оборачиваясь, после чего хлопнула дверью, отчего гипсовый ангел оторвался от стены.

– Ах ты сучка! – заревел муж, ощутивший на лысой голове присутствие посторонних ветвистых предметов. – Порву, на хрен…

* * *

Начальник отдела собственной безопасности города Юрьевска Борис Дмитриевич Царев по прозвищу Царь Борис, или БиДе, стоял на распутье, аки древний богатырь. В переносном смысле, конечно. Выбор предстояло сделать серьезный, если не сказать – крайне серьезный. С одной стороны – принципы, с другой – родственные чувства. А эти вещи, как известно, не всегда совместимы.

И почему это случилось именно с ним? В его благополучном семействе? И что теперь делать?

Вчера утром Коля Бойков, один из лучших его подчиненных, почти не знавший промахов в оперативных разработках, доложил, что готов реализовать очередную. На одного шустрого опера из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Тот в рабочее время подрабатывал коллектором, помогая кредиторам выбивать долги. Естественно, используя служебное положение. За услугу брал примерно пятнадцать процентов от суммы долга. Обычный, в общем‑то, бизнес. И на днях отступник напряг очередного должника. Должник же обратился в ОСБ. И даже предъявил негласно сделанную на мобильник видеозапись. Бойков быстренько завел дело оперативной разработки, подготовил задержание и потирал руки в предвкушении. Царев одобрил. Реализация была бы очень кстати – в текущем квартале с показателями беда. Договорились с местным телеканалом – осветить событие, чтобы другие халтурщики призадумались. На всякий случай решили задействовать СОБР. В общем, крупная операция, только что без вертолетов.

А накануне любимая и единственная доченька Вера вернулась домой не одна, а с юношей, учившимся с ней в институте на заочке. «Папа, мама, разрешите представить – это мой молодой человек. Звать Антоном. И у нас с ним самые серьезные намерения, вплоть до…» Молодой человек непринужденно улыбнулся, поцеловал руку Вериной маме, самостоятельно представился, потом перевел взгляд на Царева.

У Бориса Дмитриевича так прихватило спину, что он еле поднялся из‑за стола. Ее всегда прихватывало, когда он переживал тяжелые эмоциональные перегрузки.

– Здравствуй, Антон… Очень приятно.

Нет, совсем не приятно. И не из‑за спины. Чего уж тут приятного, когда доченьку угораздило влюбиться в парнишку, которого завтра Коля Бойков должен заковать в наручники за злоупотребление служебным положением. В того самого, с видеозаписи.

Руку Борис Дмитриевич не протянул, благо подвернулся повод – спина. Антон этому вроде бы не придал значения. Свою тоже не протягивал.

Увы, целиком отдаваясь работе, папочка не всегда успевал следить за тем, что у него происходит дома и с кем гуляет его дочь. Нет, он, конечно, слышал, что у нее легкий роман с парнем из института, и даже обрадовался, что дочь не одинока. И даже знал, что бойфренда зовут Антоном, но никак не предполагал, что это тот самый Антон! Вера же не торопила знакомить последнего с родителями, проверяя, по всей видимости, чувства. Знакомить желательно, когда все решено и проверено. Значит – решено.

– Проблемы со спиной, Борис Дмитриевич? Могу договориться с отличным остеопатом, – предложил оборотень, ставя на стол бутылку дорогущего «Хеннесси».

– Спасибо, пока не надо…

После традиционных фраз о погоде, футболе и политике сели за стол. Жена Тамара напротив дочери, Борис Дмитриевич супротив молодого человека. Выпили за знакомство. Борис Дмитриевич, дожив до седых волос, так и не научился отличать плохой алкоголь от хорошего, зато Тамара сразу подтвердила – коньяк превосходный.

О чем разговаривать с молодым человеком, суровый папа не представлял совершенно. Не о службе же и не анекдоты же травить. И не в города играть. Нет, будь на месте Антона другой юноша, можно и анекдоты. Но с Антоном как‑то не хотелось. Хорошо, инициативу на себя взяла Тамара, легко и изящно произведя разведопрос. Что у Антона за семья, откуда он, где живет и к чему склонен?

Оборотень не маскировался, довольно уверенно подхватил игривый тон. Сообщил, что родители – обычные пролетарии из глубинки, но зато старший брат‑спортсмен выбился в люди и сейчас живет в Москве, занимая хорошую должность в спорткомитете. Благодаря ему и Антон попал на должность опера ОБЭП, не имея высшего образования. Но не собирается всю жизнь зависеть от брата, поэтому поступил на заочный в юридический, где, кстати, и познакомился с Верой. В армии служил, сейчас живет на съемной квартире, прописан в полицейской общаге. Мечтает сделать карьеру в полиции, а не рвануть после получения диплома в адвокаты, как большинство студентов.

Все это Борис Дмитриевич знал от Бойкова, но для конспирации покачивал головой – мол, надо же, как интересно…

«Лучше бы ты, парень, рассказал, как молодцы из вашего отдела нагрянули в издательство успешного коммерческого журнала и учинили обыск под предлогом плагиата в одной из статей. И пригрозили большими проблемами. Хотя плагиат – это гражданско‑правовые отношения. Но руководство журнала предпочло на всякий случай откупиться, заслав пятьдесят тысяч налом. Не рублей. Причем торг шел до последней капли евро…»

Информация попала к Цареву много позже, никаких заявлений издательство не писало, поэтому обэповцам все сошло с рук. Собственно, после получения информации Коля Бойков и занялся этим геройским отделом. И первым, кого зацепил в сети, оказался Антоша Шатунов, сидящий сейчас напротив Бориса Дмитриевича, попивающий коньячок и закусывающий селедочкой под шубой.

Тамара оперативной информацией не располагала, поэтому заботливо подкладывала Вериному воздыхателю закуски и отпускала незамысловатые шуточки. Мало того, предложила сделать семейное фото на память о дне знакомства. Все‑таки это важное событие. Поставила фотоаппарат на автоспуск, приобняла почему‑то Антона, а не законного, блин, мужа, с которым прожила без малого тридцать лет.

– Боря, ну что ты такой смурной?! Словно помирать собрался, – Тамара оценила снимок, – давай еще раз!

А чему радоваться?

Пришлось лыбиться.

Потом пили чаек с принесенным молодыми тортиком. Тамара, под воздействием дорогого коньяка, совершенно расслабилась, смеялась по каждой ерунде, во всем поддакивала Антоше, который, тоже разомлев, острил и вел себя так, словно прожил здесь пару лет. Вера тоже веселилась, почувствовав, что мамочке нравится ее избранник. Во время чаепития мамочка продемонстрировала альбом с семейными фото. «А это мы на море! По министерской путевке. Верочка еще совсем маленькая, а наш папа нарядился в индейца. Но больше похож на пещерного человека. Правда?»

«Кривда!!! Спасибо, любимая! Сама, можно подумать, на фиалку похожа…»

…Но самый неприятный сюрприз, как оказалось, ждал впереди. Вера, допив свой чай, по очереди посмотрела на отца с матерью и задала крайне неудобный вопрос. Причем именно отцу, как главе семейства:

– Папа, Антон собирается взять ипотеку на покупку квартиры, а пока можно – он у нас поживет? Недолго. Ну зачем ему за съемную площадь платить?

Папа не успел ответить. Ответила мама, которой оборотень явно пришелся по сердцу:

– Ой, да, конечно! Слава богу, у нас не однокомнатная квартира! Вы в спальне, мы в гостиной… Поместимся! Антоша, ты прямо сегодня останешься?..

– Ну если можно…

– Конечно, можно.

До пяти утра Борис Дмитриевич не мог заснуть. Какой уж тут сон, когда в твоей кровати лежит реальный оборотень, да еще с единственной дочкой. А ты сам в гостиной на раскладном диване. Намекнул Тамаре, что женишок с душком. Но встретил яростное сопротивление жены.

– Да у тебя все с душком! А парень отличный, сразу видно!

– Что тебе видно?

– Всего сам добивается. Из глухомани выбился, в институт поступил. Хоть и заочный, но институт. Симпатичный. И главное, Вере нравится.

– Как понравится, так и разонравится.

– Э‑э… Ты что это задумал, старый? А? Не смей палки в колеса вставлять. Вон Людмила у нас с работы довставлялась, чуть дочку не потеряла.

– А что с дочкой?

– Та тоже привела, а парень наркоманом оказался. Вещи стал воровать. Людмила заявление написала.

– Правильно сделала.

– Ага… Правильно. Парня посадили, а дочка в отместку таблеток наглоталась. Еле откачали. У них же еще не мозги в головах, а сплошные крайности. Спи давай!

Да как тут уснешь? Конечно, если Вера его действительно любит, никаких вариантов не остается. Она в отца, такая же вспыльчивая. Но он человек взрослый, с опытом, подумает и взвесит, прежде чем принять решение. А она? Объяснять, что Антоша – преступник, бесполезно. Любовь слепа, а женская любовь еще и глуха. Он самый лучший – и все! Бывали в практике случаи, когда дамочки до последнего защищали уродов, убивших по несколько человек. Впрочем, почему только женская любовь? Мужики порой теряют голову, словно на гильотине.

Скажи ему, к примеру, двадцать семь лет назад отец или мачеха, что Тамара, по их сведениям, не является эталоном добродетели, он бы поверил? И отказался бы? Да никогда! Конечно, по прошествии лет у любимой выявился ряд недостатков. Но у кого их нет? Главное, чтобы юношеская влюбленность дала такой мощный пинок, от которого совместный полет по жизни продолжался бы максимально долго. И сохранилась теплота отношений.

К бате в поселок, кстати, надо бы съездить, навестить. Обрадовать, что любимая внучка нашла оборотистого женишка. Уж три месяца не навещал, только созваниваются.

В восемь утра Борис Дмитриевич поднялся с дивана, по‑партизански пробрался на балкон и позвонил Бойкову, говоря по мобильнику как можно тише:

– Николай, по сегодняшнему мероприятию отбой… Звонили из министерства, приказали орла не трогать. Видно, крыша у него серьезная.

– А как они узнали‑то?!

– Ты же дело регистрировал… А на дворе двадцать первый век. Видимо, кому надо, узнал.

Конечно, это было дешевой отмазкой. И теперь предстояло открыть истинную причину распоряжения.

После утренней сходки Царев велел Бойкову и Ольге Гориной – Колиной соседке по кабинету – задержаться. Но к основной проблеме перешел не сразу, решив подготовить почву.

– Николай Васильевич, игровые аппараты долго у нас стоять будут?

– До суда… А куда мы их денем? Склад вещдоков забит.

– Ну тогда накрой их чем‑нибудь… Весь вид портят.

– Хорошо, накрою…

Речь шла об «одноруких бандитах», изъятых в подпольном казино. Казино организовал начальник районной разрешительной системы, прекрасный семьянин и убежденный пацифист, очень любивший материальные ценности.

Царев немного помолчал, постукивая кончиком авторучки по столу. Явка с повинной, как известно, штука добровольная. Если, конечно, не припрет.

– В общем… Хм… Никто по поводу Шатунова из Москвы не звонил. Это моя инициатива.

Подчиненные тревожно переглянулись.

– Почему? – осторожно спросил застрельщик разработки.

Царев ответил не сразу. Встал из‑за стола, зачем‑то подошел к окну и задернул штору, словно опасаясь шпионажа.

– Прошу понять меня правильно. И оставить разговор между нами… Одним словом, Антон… То есть Шатунов… Встречается с моей дочерью.

Несколько секунд прошло в тишине. А чего тут говорить? Не «гол» же кричать. Дело житейское.

– И что, у них – серьезно? – уточнила Ольга.

– Со слов Веры – да. Пока они собираются жить у нас… Коля… По разработке сроки есть, не торопись… А там видно будет.

– А вы говорили Вере, что у нас на него разработка?

– Нет… Все равно не поверит, а отношения испортим.

– Ха! – развел руками Бойков. – Так, может, он специально ее охмурил? Представляете, какая у него теперь крыша, то есть… Я хотел сказать…

– Я понял, – не дал закончить Царев.

– Коль, у тебя точно профессиональная деформация, – возразила Ольга, – нельзя же всех подозревать? Вдруг там действительно любовь?

– Уж больно вовремя!

– Тихо, – остановил спор Борис Дмитриевич, – все может быть. Но подстраховаться стоит. У меня просьба. Понаблюдайте за ним. Будет прикрываться моим именем, слухи пойдут.

– Если хотите знать мое мнение, – заявила Горина, – я бы не стала этого делать.

– Почему?

– Это их личные отношения. Мы не знаем, что их связывает.

Царев вернулся к столу, сел в кресло, посмотрел на фото под стеклом. Он, Тамара и Вера. В обнимку. Да, наверно, Ольга права. Ничего это не даст.

– Хорошо… Ничего не надо… Ольга Андреевна, как там новенький?

– Рома? Пока не знаю, он только из Дагестана.

– Помогай ему на первых порах. У него сейчас испытательный срок. Служба для него новая, наверняка будут проблемы.

– Хорошо.

– Пригласи его, пожалуйста…

Рома явился через пару минут. Он уже снял повязку. Бровь зашили не очень удачно, шрам может остаться до конца дней, если, конечно, не накопить на пластическую операцию. О его поединке с Бараевым знали уже многие, в том числе и Царев.

– Вызывали?

– Заходи, Рома, заходи… Садись. Ну как? Обживаешься?

– Да. Вещи перевез.

– Вещи – это не главное… Ладно. У меня к тебе просьба… Вот, почитай.

Царев протянул телефонограмму, полученную сегодня утром.

– «В связи с весенним обострением угрозы террористических актов, приказываю установить круглосуточный автомобильный пост на двадцать втором километре Приморского шоссе возле развилки на дачный поселок. Начальник УВД города Юрьевска генерал‑майор полиции Моржов…» – Рома оторвал глаза от телеграммы, – там что, теракт готовится?

– Нет, – поморщился Борис Дмитриевич, – там дача у него. И обострение немножко другое.

Он покрутил пальцем у виска.

– Чтоб всякая шушера туда не совалась, приказывает охрану выставить.

– А почему мы? Это же пэпээсников [3]работа.

– Не только… Защита сотрудников от преступных посягательств входит в наши служебные обязанности.

– Да, если сотрудник при исполнении.

– А генерал всегда при исполнении! Двадцать пять часов в сутки не спит, с террористами борется.

– Так что – мне самому туда вставать?

– Нет, я не это имел в виду, – Царев немного помялся, словно девочка, которую мальчик в первый раз пригласил на чай, – я, конечно, могу лично, но как‑то… Несолидно, словом. Будешь человеку вроде как обязан… Поговори в своем бывшем отделе, а? Может, дадут кого?

– Борис Дмитриевич, вы же знаете – людей лишних ни у кого нет. А машин и подавно.

– Знаю, Ром. Но он же идиот – не успокоится… Я почему именно тебя прошу. Все остальные в отделе давно работают, на них уже клеймо. Вряд ли кто поможет… Известно ведь, как к нам коллеги на земле относятся. А ты – свеженький еще и контакты не утратил. Выручи.

Date: 2015-10-19; view: 277; Нарушение авторских прав