Глава первая 3 page

– Куда, едрит твою?! – Борщов, выскочив из‑за бронетранспортера, бросился навстречу и, схватив ее за руку, затащил под защиту борта.

Беглянка обессиленно опустилась на землю и всхлипнула.

– Он его убьет…

– Тихо, без соплей! – властно повысил голос Миронов, присаживаясь перед ней на корточки. – Кто убьет? Иса?

Та, снова всхлипнув, кивнула.

– Там Рамзан… Муж… Иса связал его, убить грозится. Не стреляйте!

– Черт… А ты‑то как ушла?

– Иса – мой брат. Двоюродный. Меня не тронет.

Евгений Дмитриевич вытащил из автомата шомпол, сапогом разровнял песок.

– Вот твой дом… – Он начертил на земле прямоугольник. – Вот… входная дверь. Как комнаты расположены?.. И где Иса?

– Иса там… – Султанат махнула рукой в направлении калитки. – Это он в вас стрелял.

– Понятно, что не собачка… Ты тут, на плане, покажи!

Дама опять не поняла, что от нее хотят.

– Рамзан тоже в доме… Иса его связал и…

– Не фиг пускать было. Кто еще внутри, кроме мужа и Кады… тьфу – Бараева? – перебил Миронов, помянув про себя добрым словом систему школьного образования в национальных автономиях.

– Никого.

– Точно никого?

– Точно.

– Ну, свободная женщина Востока, смотри, если что… Сиди здесь!

Любители настольного тенниса, заварившие сегодняшнюю кашу, устроились на пологом склоне оврага в тени кустов терновника. Погода огорчала – ни тебе ливня с градом, ни ураганного ветра, ни камнепада. Так – скучное солнечное утро. Хоть на рыбалку иди, а не бандитов лови.

Опустив бинокль, Туманов откинулся на спину, подложив под голову руки. Со стороны села́ мелодично завыла собака.

– Воет… Добрая примета, – подметил Ромка.

– А что ж ей, рэп читать?.. Я бы никаких переговоров не вел. Это все равно, что позвонить наркодилеру и предупредить – завтра мы придем с обыском, сиди дома, жди и ничего не выбрасывай… То ли дело – раньше. Штык на ружье и в атаку, безо всякой ненужной болтовни с врагом… Был такой полковник Карягин. Пал Михайлович. В начале девятнадцатого века. Как раз в здешних краях воевал. Пока русская армия бодалась в Европе с Наполеоном, персы решили оттяпать кусок нашей территории и отомстить за прошлые обиды. Ну или наши сами спровоцировали, как всегда. Не суть. Двинули персы сорокатысячную бригаду во главе с наследным принцем. А нам и послать на защиту рубежей некого. Известная песня – генералы намухлюют, а расхлебывать простому солдату. Кинули клич. Набралось пятьсот егерей и две пушки. Но зато командовал нормальный мужик. Умел настроить бойцов на нужную волну. Ты себе можешь представить? Пятьсот против сорока тысяч?

– Что, правда?

– В отличие от трехсот спартанцев – все честно. Четыреста девяносто три человека. Со спартанцами еще вопрос – не легенда ли? А тут – реально, документы есть. Короче, бились эти чокнутые мужички тринадцать дней и ночей, расхерачили персов и по ходу дела взяли пару их крепостей. Причем первую чисто на понтах. Разбили пушечным выстрелом ворота, зашли внутрь и просто спросили: «Вы верите, что нам нечего терять?» Персы поверили и крепость оставили без боя. Потом полегли егеря почти все, конечно. Но Карягин выжил. Получил из рук царя золотое оружие… Вот это ребята! Куда там французам или амерекосам с их «железными людьми» и «суперменами»… Обидно.

– Что обидно?

– Что не знает про это никто сейчас. А подвиг‑то сродни Бородинской битве. Про каждого бойца книгу написать можно… Не умеем мы поднимать престиж… А уж про сегодняшнее мероприятие и вообще через три дня забудут.

– Скорей всего, – подтвердил Ромка, сунув в рот травинку.

Вообще‑то, в отличие от приятеля, он чувствовал себя не очень спокойно. И даже пожалел, что согласился на командировку. Одно дело – город, оперативная работа, другое – прямые боевые действия. Он ведь не военный, даже окопаться толком не умеет, не говоря уже про всякие специальные навыки. А тут – бросили – выплывай. Еще бы мандраж не бил. И, видимо, Туманов, заметив это, рассказал о Карягине, чтобы поднять товарищу боевой дух.

– А ты… Стрелял в людей? – спросил Рома.

– Увы, не довелось. Только вверх. Но еще не вечер. Надеюсь пару раз нажать на гашетку.

Возможно, Глеб бравировал, но произнес он это абсолютно спокойно.

Со стороны села, словно поддерживая кровожадные надежды Туманова, раздалась беспорядочная стрельба.

– Похоже, не договорились. Не нравится мне такое начало, – он перевернулся на живот и подтянул автомат.

Оба замерли в ожидании. Стрельба быстро прекратилась. Ветер донес до них лишь отрывочные и неразборчивые фразы, раздававшиеся, судя по всему, из мегафона.

Туманов приподнялся с травы.

– Ты как хочешь, а я терпеть не могу, когда самое интересное в жизни проходит мимо. Чувствуешь себя неполноценным. Будто в электричке, где у всех корзины доверху набиты белыми, а в твоей – лишь несколько жухлых сыроежек на донышке…

Бронетранспортер, взревев многолошадным двигателем, легко, словно это был лист картона, высадил металлические ворота и вкатился во двор. Бойцы, прикрываясь броней и прицельно паля из автоматов по окнам, мгновенно рассыпались, прижавшись к стенам дома. Крупнокалиберный пулемет короткой очередью высадил входную дверь, после чего в проем и в окна одна за другой влетело несколько светошумовых гранат – крайне полезного изобретения человечества. Грохот сопровождали слившиеся в одну ослепительные вспышки – казалось, в зале взорвалась миниатюрная нейтронная бомба, – и следом в дом ворвались бойцы без криков «Ура!». Яркий свет сменился не менее яркой лексикой, неизбежным атрибутом любых спецопераций.

Едва дым и мат рассеялись, взору милиционеров предстал лишь перепуганный мужчина, лежавший на полу под окном со связанными за спиной руками.

– Рамзан? – ткнул его носком берца Бортов, вместо того чтобы справиться о самочувствии и избавить от пут.

– Да… Я не впускал его… Он сам…

– Рассказывай легенды… Коробки он тоже один таскал… Где Бараев?

– Я… Не знаю. Ушел…

– Куда, на хрен, ушел? – Взводный сунул дуло автомата под нос связанному. – Это ты сейчас уйдешь насовсем. Где Бараев, спрашиваю?!

– Не знаю… – Рамзан испуганно откинул голову назад, продемонстрировав острый кадык. – Он меня ударил, я не видел…

– Витяня, здесь, под половиком, люк в подвал! – раздался голос из коридора. – Я посмотрю?..

Иса ползком продвигался по трубе. Ливневый водосток добрые люди соорудили почти полвека тому назад, еще при советской власти. За двадцать лет, прошедшие с момента ее кончины, бедняга постарел, осунулся, и о его существовании позабыли, как о позорном наследии социализма. Но не все. Основной ствол коллектора тянулся вдоль главной улицы, а боковое ответвление, выходившее в овраг, находилось как раз за домом Султанат. Год назад Бараев со своими людьми обследовал сток и проделал из подвала до него хорошо замаскированный лаз. А дальше уходи по коллектору хоть налево, в другой конец села, хоть направо – в пролегавший за домами овраг.

Иса выбрал ближний путь. Ползти через главный ствол в дальние ответвления – значит потерять много времени. Федералы очень скоро ворвутся в дом и, не обнаружив его, перевернут все вверх дном. Наверняка найдут и лаз, а дальше у них схема отработана. Газ пустят – сам выскочишь. Если успеешь… Так что из коллектора надо выбираться как можно быстрее. До оврага же ползти минут десять. И вряд ли его там ждут – выход из трубы хорошо замаскирован. Дом оцеплен плотным кольцом, а он окажется за пределами этого кольца, в низине.

И десять минут у него есть.

Рамзан все правильно сделал. Закрепляя растяжку на крышке люка, ведущего в подвал, Иса слышал, как шурин взбежал по лестнице наверх, в спальню, дал по бронетранспортеру очередь и кубарем скатился обратно. Эти глупцы сразу начали палить в ответ по окнам. Отлично! Минуты две минимум он на этом выиграет.

Потом настанет очередь сестры. Султанат хоть и женщина, но умом ее Аллах не обделил. Тоже все правильно сделает. Свяжет мужа и с криками выбежит на улицу. Пока с ней поговорят, пока разберутся. Это еще минуты три, не меньше.

После этого они войдут в дом, развяжут Рамзана, допросят, обнаружат вход в подвал, где их ждет сюрприз…

Словом, если сестра с мужем разыграют все, как оговорено, у него будет достаточно времени. Правда, с собой нельзя брать оружие, поскольку придется идти через село. Причем прямо сейчас, средь бела дня, вернее утра. И у него не должно быть ничего, что бросится в глаза посторонним, а уж тем более – федералам. Единственную гранату, которую прихватил с собой на всякий случай, он выбросит в кусты, когда выберется из оцепления.

В ограниченном пространстве коридора взрыв может оказать на неокрепшую психику серьезное влияние. И оказал. Шандарахнуло так, что оконное стекло в конце коридора улетело в кругосветное путешествие, а крышка люка, прикрывавшего вход в подвал, сорвалась с петель и чуть не пробила потолок.

Борщов обернулся к стоявшему у него за спиной бойцу, чья неокрепшая психика подверглась взрывному испытанию.

– Понял теперь, что бывает с первооткрывателями?

– Так точно.

– Вот и хорошо. А то – «Люк под половиком… Я посмотрю…». Смотрел бы сейчас с высоты птичьего полета… Словом, сегодня у тебя второй день рождения, так что вечером задуваем свечки на тортике.

– Я хоть сейчас…

В коридор с улицы вбежал Миронов и пара бойцов.

– Что случилось?!

– Все в порядке, Митрич, – успокоил Борщов, словно речь шла о коротком замыкании, а не взрыве, – растяжку, гад, на люке поставил. Но я его веревкой из‑за угла, как положено.

– Предупреждать надо… Подвал осмотрели?

– Когда? Только собираемся.

Короткая автоматная очередь, раздавшаяся откуда‑то снаружи, не дала ему договорить.

– Виталий, что у вас там? – выпалил в рацию Миронов.

– Это не у нас! – возразил динамик голосом Шевченко. – Это в овраге, где сыскари сидят…

Командир чертыхнулся.

– Давай быстро туда!

Рев мотора и последовавшие за ним взрывы и стрельба – верный признак начала штурма, к попу не ходи. И умные люди, догадавшись об этом, немедленно убегают в безопасное место. Кроме тех, конечно, кто выполняет свои профессиональные обязанности, хотя им убежать тоже хочется, чего уж лукавить.

Глеб поднялся в полный рост.

– Пойду‑ка я тоже кого‑нибудь убью. А то здесь скучновато.

– А если с горы попрут? – Роман остался на траве.

– Да кто с этой горы придет? Только козы. Пошли… Не дрейфь.

– Обойдутся там без нас.

Но Туманов уже не слушал, быстро карабкаясь вверх по склону.

Рома, полежав еще немного, выплюнул травинку, приподнялся на колени и замер. Куст, возле которого они прятались, мелко затрясся и стал заваливаться вниз. А из образовавшейся дыры на свет божий вылез…

Фокин в первую секунду был готов поверить, что сам черт. Во всяком случае, он был грязный и с бородой, хотя и без рогов. Но в следующую секунду опер вспомнил, что, как‑никак, имеет среднее специальное образование, звание старшего лейтенанта полиции, а потому верить в чертей ему по статусу и зарплате не положено. А если даже и черт – что с того? Автомат, хоть не крест животворящий, но против нечистой силы очень даже эффективен.

Не исключено, конечно, – это мирный дехканин, прочищающий ливневые стоки. Но почему нет таблички о проведении работ? И почему он без спецодежды?

О‑о‑о! Не мирный, не дехканин. Товарищ Бараев. Самый лучший по профессии. Не спутаешь. Образ въелся в память на долгие годы.

Опер передернул затвор и постарался проорать как можно громче. Не столько для психологического эффекта, сколько для привлечения внимания покинувшего пост приятеля.

– Не двигаться!

Горло, однако, от волнения перехватило, и окрик вышел совершенно не впечатляющим. Не левитановским. Сиплым каким‑то, как у простывшего Винни‑Пуха из старого советского мультика.

Но в планы пришельца из преисподней «не двигаться» не входило. Он резко качнулся в сторону, одновременно выхватывая что‑то из кармана. Но точно не горшочек с медом. В подобных ситуациях достают какую‑нибудь гадость, типа пистолета или финки. И звук вырванной чеки подтвердил опасения.

Все‑таки либеральные ценности не очень уместны в некоторых житейских моментах. Вместо того чтобы спокойно, без паники, спустить крючок, Ромка отшвырнул автомат и вцепился в руку противника. А может, сработал защитный рефлекс. Такое случается. Когда на героя боевика несется авто, он, вместо того чтобы отскочить в сторону, прыгает на лобовое стекло.

Удивительное дело, но мандраж пропал. И Ромка даже боли не почувствовал, получив по лицу кулаком. Перстень на пальце бородача рассек бровь, залившая глаза кровь моментально окрасила светлый мир в багровые тона.

Но, возможно, боль осталась в тени, уступив место отчаянию. А какие еще эмоции может вызвать ручная граната, находящаяся в полуметре от твоей физиономии? Да еще в чужой руке, в любую секунду готовой разжаться? Уж точно не оргазм.

И инстинкт, а также житейский опыт подсказал, что руке нельзя дать совершить упомянутое движение. Пускай даже ценой потери лица.

Туманов услышал сиплый голосок коллеги, уже достигнув вершины. И по интонации понял, что придется спускаться. Визуальный ряд подтвердил опасения. Какое‑то чмо сидело верхом на Ромке и левой рукой самым вульгарным образом колошматило его по физиономии. Сам же напарник, вместо того чтобы всеми имеющимися средствами воспрепятствовать столь недостойному поведению, обеими руками вцепился в правую кисть незнакомца и, что удивительно, не звал на помощь, хотя имел на это полное моральное право.

Дорога вниз заняла гораздо меньше времени, чем наверх.

– Глеб, не подходи, у него граната… – прохрипел Фокин, чей несчастный лик заливала кровь, – не могу больше держать…

Теперь понятно, почему он не звал на помощь. Гранате все равно, сколько вокруг людей. Зачем лишние жертвы? А в новостях сообщат: «В ходе операции погиб один сотрудник спецподразделений». И всё.

Благородно. Но неразумно.

И еще неразумней вырубать Бараева, потому что Ромка разжал пальцы… И через четыре или пять секунд осколки и взрывная волна уничтожат все живое в радиусе, зависящем от боевых характеристик гранаты.

Если не спрятаться за камешком. Времени, в принципе, хватит.

Но его хватит и на другое.

Точка принятия решения. Точка невозврата. Доля секунды на выбор. Выбор сделан.

Туманов спикировал на руку басмача и подхватил упавшее знамя. А точнее, обхватил обеими руками кисти Ромки и снова сжал его пальцы на гранате и пальцах соперника. Наверно, со стороны это смотрелось забавно. Три здоровых мужика, лежа на земле, сжимают какую‑то хреновину, словно футболисты Кубок чемпионов.

Но преимущество по‑прежнему оставалось на стороне басмачества. Ведь у Бараева, в отличие от оперов, оставалась свободной левая рука. И она потянулась к отброшенному Фокиным автомату.

Руки то руками, но есть у человека еще одно серьезное оружие. Голова. А точнее – зубы. Пускай даже и с кариесом.

Ими и воспользовался Глеб Павлович. По‑волчьи впился в щеку гаду и оторвал кусок плоти вместе с частью бороды. Глотать не стал, просто выплюнул.

Такой боли не вытерпел бы и Терминатор. Бараев взревел, оставив затею с автоматом, и протянул руку к Туманову. При этом расслабил пальцы на гранате.

– Держу, – прохрипел Ромка, получивший небольшую передышку.

Туманов тут же вскочил и коленом нанес страшный удар в челюсть противника. Бараев, хоть и отличался крепостью здоровья и духа, но подобное унижение пережить не смог. Моментальный нокаут. Не пришлось даже добивать. Пять минут кайфа гарантировано.

Глеб же, помня о главном, тут же снова сжал пальцы Фокина на гранате.

Они осторожно поднялись, словно на голове у каждого стояло по хрустальной вазе.

– Сможешь кинуть? – тяжело дыша, спросил Глеб.

– Смогу…

– Давай, брат. Вот туда, за камни.

Туманов отпустил руки и упал на землю. Ромка как‑то по‑женски не столько метнул, сколько толкнул гранату в направлении гряды белых валунов. И тут же упал рядом с другом.

Взрыв не заставил себя ждать. Свиста осколков над головами никто не услышал. Грохот пощекотал барабанные перепонки так сильно, что еще несколько минут в башке монотонно звенела песенка «Я маленькая гранатка, и мне живется несладко…». Бараев очухался, снова потянул руку к автомату. Трава под его головой из зеленой превратилась в бурую, но басмача это не тревожило. Глеб поднялся, уже без лишней суеты ткнул ему берцем под ребро, затем защелкнул на запястьях врага браслеты. Вынул из разноски медицинский пакет и залепил ему пластырем рану на щеке.

– Кровью изойдет, а нам отвечать… С‑сука…

Куском бинта вытер губы, сплюнул. Протянул Ромке оставшийся бинт.

– Бровь зажми…

– Я в ручье вымою, – Фокин взял бинт и, кое‑как поднявшись, двинул к канаве, наполненной не чистой горной водой, а какой‑то мутной жижей с запахом бензина.

– Не советую… Там зараза одна. Даже овцы не пьют. Просто зажми.

Туманов достал сигареты, присел на валун. Ромка вернулся и опустился рядом на траву, прижимая окровавленный бинт к глазу.

– Будешь? – Глеб протянул ему пачку.

– Давай.

«Зиппо» по обыкновению выплюнуло пламя размером с олимпийский факел.

– Чего ты ее не настроишь? Морду спалить можно.

– Привык…

Оба одновременно затянулись и выпустили в утреннее небо ядовитый дым. Чемпионат по синхронному курению. Первое место.

– Спасибо, – сделав еще пару затяжек, негромко пробормотал Фокин, морщась от боли.

– Все нормально, брат…

Разумеется, благодарил некурящий Ромка не за сигарету.

* * *

Шкафыч‑Миронов не скрывал радости. ФСБ Бараева третий год ловит, да не выловит, а парни его взяли, да еще живым. Это как олимпийское золото получить. Но горький опыт подсказывал, что расслабляться нельзя. В доме могут ждать сюрпризы.

Заперев басмача в БТР, Митрич подозвал к себе оперативников и старших групп.

– Борщов – дом. Шевченко – двор и сарай. По огороду с миноискателем пройдись обязательно… Сыскари – гараж. Оружие, боеприпасы и все такое… Ром, как сам?

– Терпимо.

Ромке уже оказали относительно квалифицированную помощь, обработав бровь перекисью и стянув рану пластырем. Швы отрядный врач наложит на базе.

– Короче! На все – полчаса. Крот с Маймуном – на чердак. Начнет собираться толпа – сразу сигнальте. Все, работаем! Следаки с комитетчиками выехали.

Бойцы рассыпались по двору.

Конечно, лучше, чтобы в гараже прятался нелегальный танк, но, увы. Всего лишь отечественная жутко грязная «Нива».

– Простенько и со вкусом, как говорила товарищ управдом, – прокомментировал Туманов, потирая подвернутую во время схватки ногу, – зато в глаза не бросается… Поглядим…

Двери салона оказались не заперты. Заднее сиденье и багажник были забиты картонными коробками. Пришлось выгружать и открывать каждую, однако этикетки не соврали – в коробках действительно находились металлические банки с тушенкой. Под ковриком в багажнике тоже не нашлось ничего интересного, кроме инструментов. Зато под задним сиденьем ждал сюрприз, гарантировавший небольшие, но премиальные. Тайничок. А в нем сокровища – четыре ручных гранаты и сверток из ткани с орнаментом. Разворачиваем, смотрим, радуемся.

– Блин, да это же «винторез»! Новенький, еще в смазке…

Туманов аккуратно поднял винтовку.

– «Винторез» – это кличка?

– Нет, официальное название. Отличный аппарат! Применяется в войсках спецназначения. Говоря проще, диверсантами. Бесшумная стрельба, бронебойный патрон. Калибр девять миллиметров. Дальность поражения четыреста метров…

– Откуда знаешь?

– Полгода в оружейном отделе не прошли даром для мозгов и печени.

Глеб отсоединил магазин, внутри которого блестели несколько патронов.

– Оба… Ну чего? Постреляем? Порадуем душу и глаз?

Напарник вместо ответа слегка поморщился. Он еще не отошел от приключения в овраге.

– Сразу в себя придешь. Как говорится, клин клином. Нет лучшей терапии, чем выпустить пару‑другую пуль в воображаемого противника, – давай! Не дрейфь, он с глушителем, никто не прибежит.

Открыв небольшое окошко, Туманов окинул взором берег оврага, недалеко от того места, где они еще недавно сидели.

– О! Видишь котейку бездомного?.. Метров сто пятьдесят. На – попробуй! Представь, что это Бараев. Удивительно успокаивает. В башку целься.

– Сдурел? Это ж тварь божья…

– Ой, извини, обознался! Не котейка это, а ворона поганая на сосне. Вот в нее и стреляй. В сосну.

Ромка взял винтовку в руки, приложил к плечу, но потом отрицательно мотнул головой и протянул оружие обратно.

– Я лучше еще покурю.

– Ну как хочешь…

Эффектно передернув затвор, Глеб Павлович высунул ствол в оконный проем и прицелился в сосну. Выстрел прозвучал негромко – будто из мелкашки. Ворона даже ничего не почувствовала. И не улетела. Хотя пуля вошла в ствол буквально в полуметре от нее.

– Есть! Точно в лоб… Нет больше Бараева. Не дожил до суда. Как говорил Спартак – смерть легату от ножа… Славный аппарат.

Он повернулся и посмотрел на напарника. Тот по‑прежнему пребывал в состоянии вялотекущего восприятия окружающей действительности, словно после затяжного запоя.

Туманов завернул винтовку обратно в тряпку.

– Ладно, закончили… Перетаскивай тушенку в бэтээр, а я тут еще пороюсь. «Винтарь» и гранаты пускай следователь с понятыми изымает.

– Зачем тушенка? У нас своей полно…

– Чтоб врагу не досталась. И не была бы утрачена в ходе следственных действий. Второе – реальней.

Ромка сделал шаг к машине, но вдруг закашлялся и согнулся в поясе. Выпитая только что водичка оказалась на гаражном полу. Рвота – защитная реакция.

– О‑о‑о, как вас развезло, милостивый государь… Сотрясение мозгов, похоже… Ладно. Я сам перетаскаю. Ступайте в дом, полежите где‑нибудь. А то совсем укачает.

Улов оказался внушительным. В огороде саперы откопали пару «калашниковых» и четыре цинка с патронами, в подвале, в небольшом тайничке, нашли ящик гранат, в сарае под полом притаился еще один цинк – с гранатами для подствольника. Полный ваххабитский набор.

Изъятое сложили во дворе, тушенку же Глеб спрятал в БТР. Бараева перегрузили в свою машину прибывшие эфэсбэшники. Бригада Следственного комитета приступила к составлению протокола и допросам свидетелей. Ромку по причине сотрясения оставили на потом, отпустив на базу.

После обеда пионерский отряд погрузился в заслуженный расслабон. Бойцы отсыпались, и по лагерю разносился совершенно неприличный для контртеррористических времен храп.

Ромке наложили пару швов на бровь, перевязали голову, дали спирта. Помимо брови, Бараев успел серьезно повредить ушную раковину и правую скулу, которая сильно распухла и делала Фокина похожим на Рокки Бальбоа в пятнадцатом раунде. Он сфоткался на мобильник и отправил портрет по ММС в родной мирный Юрьевск. Жене и дочке. Чтобы показывали всем и гордились. Жена не очень обрадовалась.

Он сидел на лавочке перед санчастью и оттаивал под лучами солнышка. Спирт сгладил острые углы, и утреннее происшествие не казалось таким серьезным. Ну подумаешь, граната… Зато теперь он герой.

А Глеб – отличный мужик. Настоящий. Не убежал, не спрятался. И принял единственно верное решение. Ромка бы так, наверно, не смог. Это не в пинг‑понг играть. А может, смог… Тут не угадаешь.

Туманов остался возле дома Рамзана со следственной бригадой. Должен уже скоро вернуться.

И точно, отрядный «УАЗ» въехал во двор, остановился. Глеб выскочил из машины, увидел Ромку, быстро подошел, присел рядом, прикурил от своей огнедышащей игрушки.

– Ну как ты? Отошел?

– Башка трещит. Спирта дернул.

– Правильно… Слушай, у нас проблемы.

– Бараев загнулся?

– Да все б только обрадовались, – Туманов ругнулся, потом по‑партизански огляделся, – там эти черти из «следствия» прицепились – где тушенка, где тушенка? Мол, Рамзан говорит, что было двенадцать коробок, а осталось три. Козлячество натуральное… Мы им Бараева добыли, а они с какими‑то консервами… Разорались, мол, это улики, мы проверку проведем… В ОСБ материал отправим.

Глеб еще раз разбавил родную речь запрещенными в СМИ оборотами.

– Улики, блин… Я ж не для себя эту тушенку загрузил, для всех.

– А Митрич что?

– А что Митрич? Я ж ему не докладывал… Какая разница, сколько коробок? Можно подумать, от этого уголовное дело развалится и Бараева отпускать придется… Короче, Ром… Я показания дал, что никаких коробок не видел. Зашли в гараж, тебя развезло, блевать начал. Сразу и свалили, не успев обыскать.

– А «винторез» с гранатами?

– Они уже сами изъяли… Обидно, палку не срубим, да чего уж тут… Тебя допрашивать завтра будут, так что, если речь о тушенке зайдет, ты уж подтверди. А не зайдет, и слава богу. Лады? Тем более, ты действительно коробки эти долбаные не грузил.

– А здесь‑то не найдут?

– Банки стандартные, как патроны. На них не написано, откуда они. А коробки сожжем.

– Ладно… Скажу, не жалко. Не велик грех… С Гаджи что делать? Он так в зиндане и сидит.

О задержании Исмагилова, кроме Миронова, никому не докладывали.

Глеб потер подбородок и скривился. Словно заемщик, которому неожиданно напомнили про долг.

– Не получится его выпустить… Я следакам рассказал, откуда инфа на Бараева, они уперлись – никаких договоров, Исмагилова завтра к ним вместе с героином.

– Я ж тебе сразу говорил! – Ромка, несмотря на боль в челюсти, высказался довольно эмоционально. – Мы ж ему обещали!

– Да ладно… Пусть спасибо скажет, что почки не опустили и вообще не хлопнули… Куда его отпускать? Чтоб завтра он снова басмачил? Ну на хрен… Ничего, за Бараева пару годков скостят. Так что все по‑честному.

– По‑честному, да не совсем, – не унимался Ромка, – Гаджи в зоне и трех дней не протянет. Бараевской братве уж всяко шепнут, кто настучал…

– Да и черт‑то с ним, – Туманов раздраженно пнул камень ногой. Тот долетел аж до общежития, находившегося метрах в сорока. – Рано или поздно все равно завалят. Пусть радуется, что ему захват заложника не вешаем… Если один бандит другого укокошил или, допустим, нам сдал, крылышки у него от этого не вырастут. Он бандитом был и останется.

Рома покосился на коллегу‑миротворца. Тот курил слишком нервно, не как обычно. По тому, как человек обращается с сигаретой, иногда можно сделать выводы о психологическом состоянии.

– Погоди… А зачем ты вообще следакам о нем сказал? Отпустили бы по‑тихому.

– Ну на фиг такие амнистии. Парня ФСБ разыскивает, проведают, что он у нас сидел, измену родине пришьют. А они точно проведают.

– Да ничего нам не пришьют… Ты понимаешь, что это… это, – Рома запнулся, подыскивая нужное слово.

– Ну что это, что?

– Свинство это сказочное. Если не сволочизм…

Туманов затушил окурок о подошву, резко поднялся со скамейки.

– Ром, ты чего – дурак? Демократов наслушался? Про либеральные ценности? Парень, здесь война, хотя и мир. А на войне одно правило – если не ты, то тебя! Врубаешься? Ставь жестче ракетку! Соберись, салабон!

– При чем здесь демократы? Либо ты порядочный, либо нет.

– Ты это Бараеву расскажи. Если не мой сволочизм, он бы еще три года смертников засылал! Успокойся. Цель оправдывает средства… А с Гаджи мы в расчете… Он бы с тобой в такой ситуации торговаться не стал… Про тушенку не забудь.

Туманов, прихрамывая на левую ногу, направился в здание штаба.

Рома перевел взгляд на зиндан.

«Черт его знает… Может, Глеб и прав».

* * *

Транспортировка задержанных боевиков – штука засекреченная. Чтобы соратники не отбили по дороге. Но все равно время от времени отбивают, что напоминает о старой истине – секрет остается секретом до тех пор, пока он никому не нужен.

Гаджи увезли на следующий день. Старшие братья не присылали за ним транспорт, доверив, а точнее переложив эту почетную миссию на бойцов отряда. К зиндану подогнали «УАЗ» с бронежилетами на боковых окнах, сунули в «стакан» задержанного и рванули с максимальной скоростью в районный центр. Рядом с водителем сел Фокин, сзади Глеб. Их собирались допросить об обстоятельствах задержания, поэтому пришлось ехать. Договорились, что эпизод с Дилей они озвучивать не будут.

Накануне Ромку допросили. Он, как и обещал, подтвердил слова Туманова, что «Ниву» они досмотреть не успели по причине приступа рвоты. Уточняющих вопросов о тушенке ему не задавали. Просто записали показания.

Гаджи, понятное дело, возмущался непорядочным поведением подлых оперов, кричал, что за него отомстят, и все такое прочее, но Глеб коротко велел заткнуться.

Когда выезжали с территории отряда, Гаджи заорал кому‑то по‑дагестански, рассчитывая, что его крик пробьет стекло «стакана». Ромка по инерции выглянул из‑за висящего броника на улицу. И пересекся взглядом с малопривлекательной личностью, торчавшей метрах в десяти от шлагбаума. Выражение лица незнакомца не радовало окружающий мир позитивом. Скорее, наоборот – с таким обычно встречают идущую в атаку толпу футбольных хулиганов. Личность была не одна. Еще несколько местных парней характерной наружности сидели на травке.