Глава 12. Далила Петровна и Герострат Андреич

После появления Эссиорха Улита мгновенно переиграла все планы. Прежде предполагалось, что Мошкин отправится с Натой, Чимоданов — с Улитой, а Мефодий и Даф вместе. Теперь же Эссиорха зацапала себе Улита, Чимоданов же, третий лишний по жизни, и здесь оказался третьим лишним. В результате он увязался с Евгешей и Вихровой. Мефодий и Даф умчались раньше вслед за слинявшим Депресняком.

Адский котик высмотрел из окна мелкую трехглавую моську и отправился с ней разбираться. Бедняга не знал, что одна пасть моськи выдыхает метан, другая — пропан, центральная же выстреливает кинжальной струей огня метров так в десять. Пока Депресняк по ходу дела знакомился с этими ее особенностями и, пикируя сверху, пытался вцепиться когтями в жирный загривок, Мефодию и Дафне ничего не оставалось, кроме как носиться за ним с банальными криками: «Фу Брысь! Кыш!» Крики эти относились в равной мере как к Депресняку, так и к развоевавшейся моське.

Наконец разбушевавшийся кот был обуздан, а поджигающая все на своем пути моська загнана остывать в пруд. Даф спрятала флейту и прочитала коту длинную нотацию, которую тот выслушал, мурлыча у нее на плече.

— Не скрипи — не заржавел! — сказал ему Мефодий.

— Не груби! Ему же обидно! — возмутилась Даф.

— Ага… Чтобы его обидеть, нужно напоить его вместо молока нитроглицерином, а затем как следует встряхнуть за хвост! — заявил Буслаев.

Возвращаться в гостиницу не имело смысла, и они отправились по проспекту с перспективным названием «Тупиковый», который начинался одним болотом и заканчивался другим. Посредине же располагалась Площадь Демонократии с виселицами и избой‑пытальней.

По дороге Даф присматривалась к прохожим, то и дело толкая Мефодия локтем.

— Чего ты молчишь? Спрашивай давай про Лигула! — подзуживала она.

— А ты?

— Мне врать нельзя! У меня перья! — возмутилась Даф.

— А мне можно?

— У тебя перьев нет! И потом я, как твой хранитель, тебе разрешаю, — заявила Даф, испытывая сомнение, имеет ли она такое право.

Мефодий собрался с мыслями и, подойдя к старушонке, торгующей гипофизами в медовой заливке, спросил:

— Простите, бабуля! Вы местная?

Старушонка, ловящая последние лучи вечернего солнца, открыла глаза и заморгала, как сова. Кажется, она была ужасно удивлена, что к ней кто‑то подошел.

— Вы местная, бабуля? — повторил Мефодий громче.

Старушонка приветливо заулыбалась пустыми деснами.

— Ась? Не слышу, милок! Прикинув, что разговор с глухой бабкой может затянуться до бесконечности, Мефодий решил пропустить вводную часть и перейти сразу к делу.

— Я ищу своего друга, горбуна Лигула! — прокричал он.

— Дрыгало? Какое дрыгало?..

— ЛИГУЛА!

— Ась? Ближе подойти, милый! Не слышу я! — снова пропищала старушонка и, горя желанием помочь, вцепилась Мефодию в руку около пульса.

— Лигула! Он хотел сообщить мне свой секрет, не знаете случайно, какой? — прокричал Мефодия прямо ей в ухо.

На этот раз старушонка явно услышала, заулыбалась и, не отпуская руки Мефодия, принялась совать ему под нос стаканчик с гипофизами.

— Все знаю, милый! Все скажу! Дай только до шейки дотронуться! — забормотала она, закатывая глаза.

Даф поспешно схватила Мефа за локоть и оттащила в сторону.

— Нет, ты видела эту глухую тетерю? Ась! Тупая как пробка! Я ей про Лигула, а она на руке виснет! — с негодованием обратился он к Дафне.

— Тупая не тупая, а пока ты орал, она обшарила все твои карманы! Кроме того, она высосала у тебя дней десять жизни, не меньше… Хорошо, что я вовремя отсекла ее! — хладнокровно заметила Дафна.

— Что за чушь? Откуда ты знаешь?

— Видишь ли, когда орешь в уши полуночным ведьмам, неплохо иметь в поле зрения их руки. Цеплялась она тебе за запястье? Пальцы к пульсу тянула? Теперь смотри!

Дафна бесцеремонно закатала Мефодию свитер, и он увидел синие следы пальцев, глубоко отпечатавшиеся на коже.

— Чувствуешь что‑нибудь?

— Не‑а.

— Само собой. Чистая работа. Ну‑ка подвигай.

Мефодий послушно пошевелил пальцами. Они онемели и были как чужие.

— Ладно, не забивай голову… До похорон заживет, до свадьбы расчихается. Десять дней не десять лет. В другой раз будешь умнее, — утешила его Даф.

— Почему ты мне раньше не сказала, что у этой бабки ничего нельзя спрашивать? — возмутился Мефодий, издали грозя старухе кулаком.

Та поспешно, как паук, забивалась в дыру между домами.

— Прости. Я сама не сразу сообразила. И потом спрашивать‑то можно было сколько угодно. Нельзя было только, чтобы она тебя хватала, — пояснила Даф.

У Мефодия, потерявшего много энергии, кружилась голова. Заметив это, Даф решила рискнуть цветом своих перьев, а заодно устроить Буслаеву мастер‑класс.

— Так и быть! Учись! — сказала она, решительно направляясь наперерез мрачному, маньячного вида детине в кожаном фартуке, который волок куда‑то за ногу белую блеющую овечку.

Мефодий смутно забеспокоился и на всякий случай нашарил рукоять меча. Детина, дорогу которому преградила хорошенькая девушка с котом на плече, нахмурился.

— Топай, малявка, чего встала! — грубо сказал он.

— Добрый день! Можно задать вам несколько вопросов? Прежде всего, как вас зовут? — обворожительно улыбаясь, спросила Даф.

В руках у нее сами собой возникли маленький блокнот и тонкое перо. Опешив, детина дернул овечку за ногу. Овечка жалобно заблеяла.

— Фредди я! А че такое? — спросил он.

— Здравствуйте, Фредди! Мы проводим социологический опрос. Не затруднит ли вас ответить, как часто вы болеете птичьим гриппом?

Фредди осклабился. Зубы у него были с прозеленью, треугольной формы.

— Че я псих, что ли, птиц жрать! Мы по другой части… — сказал он, нежно глядя на овечку.

Даф сделала в блокнотике пометку.

— И второй вопрос анкеты, касающийся вашей личной осведомленности: какие секреты горбуна Лигула известны конкретно вам? — продолжала она.

Фредди тягостно задумался и поскреб щетину. Щетина издала звук новой наждачной бумаги. Почуяв, видно, что хватка ослабла, белая овечка вырвалась и шустро дунула по проспекту. Фредди с воплями погнался за ней. Опасаясь, что он ее нагонит, Даф легонько дунула в свою флейту. Споткнувшись на ровном месте, маньячный детина растянулся во весь рост и дальше гнался за овечкой, уже прихрамывая.

— Наивно было ожидать, что тайну Лигула нам сообщит первый же встречный. Но подход‑то хоть ясен? — спросила Даф, вручая Мефу блокнот.

Буслаев машинально заглянул в него. Там ничего не было. Даже пометок.

— Ты врешь очень профессионально. Ты точно уверена, что никогда раньше этим не занималась? — поинтересовался он.

Светлые хвосты Даф негодующе заметались.

— Как ты можешь так говорить?.. Только пару раз подделывала справки из Эдемской стражеклиники. Иного выхода не было. Освобождение от физкультуры там давали только на четырнадцать лет. Нет, ну не звери, а? Я им что, златокрылый качок, что ли?

Заметив, что Мефодий и Даф двинулись по Тупиковому проспекту, Ната, Чимоданов и Мошкин забрали круто вправо и оказались на Колумбарной улице.

Чистенькая, мощенная камнем улица вела в торговый центр города. Почти в каждом доме первые этажи занимали лавки восточных ароматов, конторы букмекеров, оружейные лавки и банки. Дома прилегали друг к другу очень тесно, без разрывов, образуя нечто вроде естественных крепостных стен. На ночь улица запиралась с двух концов железными воротами, центр же охранялся усиленными нарядами боевых магов.

Пока же все двери были гостеприимно распахнуты. Стены домов пестрели рекламными вывесками.

Красота и привлекательность всего

за пять процентов жизни ежегодно!

Штопка ковров‑самолетов с гарантией!

Заштопанное место сохранится даже тогда,

когда не будет самого ковра!

Драконьи яйца — всего за 29, 999 мозолей!

0% кредит!

Стоматологическая клиника.

Зубы от Зубодерихи.

Усмирим ведьму! Загоним в бутылку джинна!

Скажем мертвякам: «Гоу хоум!»

Надоела жена?

Загляни к Василисе Премудрой (тм).

Вдвоем что‑нибудь придумаем!

Фирма «Живая вода».

Превратим вечную старость в вечную молодость!

Не хочешь отдавать долги?

Фирма «Мертвая вода» подскажет выход.

Высший, средний и низший пилотаж.

Обивка летательных диванов.

Починка магических инструментов.

— О, «Салон красоты!» — воодушевился Петруччо, останавливаясь у большого плаката, оформленного в стиле тех плакатов и реклам, которые так любят продавцы лечебного питания и пилюль с карнитином.

Плакат венчала крупная надпись:

Салон красоты.

Приведешь лягушку — уведешь принцессу!

Ниже надписи плакат был разбит на две большие колонки — «До» и «После». Для примера в колонке «До» был нарисован коротконогий худосочный король с кислым лицом язвенника, который справа, в колонке «После», становился длинноногим, пышущим здоровьем гигантом.

— Тема лягушки раскрыта не полностью. Но все равно прикольно, — заметил Чимоданов. — Может, зайдем — разузнаем?

— Оно тебе сильно надо? Хочешь нос переделать? — лениво поинтересовалась у Чимоданова Ната.

Уж что‑что, а комплексы, связанные с внешним видом, у неё точно отсутствовали. Да и какие тут комплексы, когда достаточно просто повести бровью — и любой упадет к твоим ногам?

— Нет. Я и так красивый! Он Зудуке нужен! — запротестовал Чимоданов.

Зудука возмущенно запрыгал у него на плече и, колотя мягкими ладонями по голове, стал показывать на пришпиленную к дверям бумажку.

— О, тут про оказание услуг! Ну‑ка, ну‑ка! — сказал Чимоданов, наискось пробегая ее взглядом.

— Все‑таки я обожаю мою мамочку! Она научила меня читать договоры с конца, обращая внимание на мелкие буквы! Все же прочее за отсутствием времени можно и пропустить! — внезапно воскликнул он.

— И чего там?

— Тут написано, что в этом салоне улучшают одну часть тела, ухудшая при этом другую, ибо ничто не берется из ничего и ничто не исчезает бесследно. Ишь ты, философскую базу подвели! — озвучил Петруччо.

— Как это: улучшают, ухудшая? — тормозил Мошкин.

— Чего тут непонятного? Придешь с кривыми ногами — уйдешь с кривыми зубами! Твои же зубы отдадут кому‑нибудь третьему, забрав у него взамен волосы или подтянутый живот! — расшифровала Ната.

После этого открытия желающих заглянуть в «Салон красоты» не стало. Прохожие здесь попадались редко, те же, кто встречался, выглядели так нелюдимо, что задать им вопрос о горбуне Лигуле можно было решиться только посмертно.

— Хм… — вдруг сказала Ната. — Занятно! Вы видели?

Чимоданов и Мошкин приблизились. Вихрова стояла у лестницы в полуподвал, над которым белела единственная, скромная до ненавязчивости надпись: «Маленький магвазинчик».

— Ну, магвазинчик и магвазинчик! Тебе то что? — не включился Мошкин.

— Как что? Столько навязчивой рекламы, громких обещаний, и вдруг здесь, на этой пафосной улице, где каждый сантиметр пахнет не деньгами — деньжищами, маленький магвазинчик! Разве не трогательно? — спросила Ната.

— А что там продают?

— Понятия не имею. Заглянем? В конце концов должны же мы когда‑нибудь начать вынюхивать секреты Лигула? Скорее всего владельцы этого магвазинчика — прекраснейшие люди! — заметила Ната.

Она толкнула дверь, звякнувшую колокольчиком в стиле модного мага Фена ибн Шуя, и вошла. Чимоданов и Мошкин, толкая локтями в узком проходе, протиснулись следом. Дверь закрылась, без церемоний хлопнув Петруччо по сутулым лопаткам.

Они оказались в темноте, в огромной гулкой полуподвальной комнате. Над головой угадывался сводчатый потолок. Евгеша поднял руку и, пытаясь коснуться потолка, задел что‑то рукой. Что‑то закачалось, тонко и жалобно зазвенело. Ноздри защекотал сладострастный запах индийских благовоний.

— Ау! — нервно сказала Ната. — Хозяева! Есть тут кто?

Тишина.

— Мне тут не нравиться, нет? А вам тут не нравиться, нет? — спросил Мошкин.

Ему никто не ответил.

— Открой дверь! Темно же! Зачем ты вообще ее закрыл? — велела Ната Чимоданову.

Она надеялась, что свет, проникающий снаружи, поможет разглядеть хоть что‑то. Петруччо послушно попытался нашарить дверь — он был уверен, что она окажется сразу за ним — но так и не нашарил. Предположив, что незаметно удалился от нее, он вытянул руку и сделал несколько шагов, однако двери нигде не было. Пальцы его натолкнулись лишь на что‑то железное и безумно холодное. Он отдернул их, однако ощущение холода в пальцах осталось.

Чимоданов не выдержал:

— Подчеркиваю: вы меня достали! Включите свет! Дышать темно и воздуха не видно! — сказал он сердито.

Точно услышав его, где‑то в глубине магвазина замерцал огонек. Вначале это была крошечная дрожащая точка, будто кто‑то шел к ним со свечой. Но нет, это была не свеча. Точка разрослась; у нее появился расплывчатый красный обод. В воздухе повис неясный, дрожащий звук, похожий на далекое пение сотен голосов.

Достигнув размера большого мяча, искра лопнула и распалась на сотни блуждающих огоньков. Сталкиваясь, огни скользили по подвалу, касались светильников, пока те, наконец, разом не вспыхнули.

Они стояли в узком подвале, уходившем вдаль и казавшемся бесконечным. Вдоль стен тянулись деревянные стеллажи, на которых без системы помещались бронзовые сосуды, скатанные в трубки ковры, ржавые рыцарские шлемы, узконосые туфли, непарные сапоги громадных размеров, удавки, чучела грызунов, амбарные замки без ключей и ключи без замков; заварные глиняные чайники, из тех, которые, подкармливая чайного духа, полагается поливать спитым чаем; наконечники стрел, черепа в золотой и серебряной окантовке, банки неизвестно с чем и крышки непонятно от чего.

Зудука вырвался у Чимоданова и метнулся к полкам. Юному вредителю было где развернуться и что сцапать своей загребущей ручонкой. Петруччо попытался перехватить его, да где там! Зудука уже затерялся между полок. Выкурить его можно было, только устроив пожар. Оставалось надеяться, что среди хлама на стеллажах нет ручных гранат.

— Смахивает на антикварный магазин! — сказала Ната, точно игральные карты, тасуя случайно взятые фотографии.

С желтоватой, плотной бумаги, наклеенной на тисненый картон, смотрели лица. На лицах, не по‑сегодняшнему спокойных, несуетливо отражалось, что фотография — дело торжественное, неспешное, праздничное. Белые платья, дамы с зонтами, мужчины с тросточками. Внизу написано: «Фотограф Макс Эйфель. Каменный проспект, в собственном доме».

— Все‑таки не пойму, где хозяева. Стоит все открытое — бери не хочу! — с беспокойством сказал Чимоданов.

Взяв с полки ржавую саблю, он шарил под стеллажом, стараясь выцарапать Зудуку. Тот хихикал, изредка высовываясь и запуская в Петруччо какой‑нибудь бронзовой ложкой.

Ната дернула Чимоданова за локоть. Тот обернулся, по привычке сердито буркнув: «Чего тебе?»

— Ты не чеготебекай! Расчеготебекался тут! Я не Мошкин! — осадила его Ната. — Смотри туда! СЛЫШИШЬ?

Крайний стеллаж скрипнул. Из примыкавшего к подвалу коридорчика вышли двое — мужчина и женщина. Средних лет. Невысокие. Упитанные. Улыбчивые. Глубинно чем‑то похожие. Так бывают похожи брат с сестрой или за многие годы совместной жизни сбившие все острые углы и обтершиеся друг о друга, как морская галька, супруги.

— Здравствуйте, Наташа! Здравствуйте, Петр и Евгений! Очень, очень польщены!.. — звучным красивым голосом сказала дама.

— Да, но откуда… наши имена? — от удивления пропуская слова, начала Ната.

— Возможно, когда вы спускались, вы заметили внизу окошко? Там наш кабинет. Не правда ли, мой пингвинчик, там наше гнездышко?

— Да, моя канареечка! — глухим басом отвечал мужчина.

«Телепаты! Влипли!» — с беспокойством подумала Ната.

Хозяйка укоризненно посмотрела на нее.

— Не подумай чего плохого, птичка! Ваши секреты нас совершенно не интересуют! Мы знаем столько чужих секретов, что сразу все забываем. Не правда ли, ежик?

— Без сомнения, лисонька! Моя память не вмещает таких сложных фамилий, как Чимоданов, Мошкин и Вихрова! Я забыл их немедленно, как услышал! — предупредительно откликнулся ее спутник.

— Давайте знакомиться! Меня зовут Далила Петровна! — продолжала женщина. — А это мой муж Герострат Андреич… Не правда ли, пупсик, тебя так зовут? Он у меня, знаете ли, грек. В свободное время ходит с зажигалочкой и ищет, чего бы такое поджечь. Храм Артемиды или что другое. За неимением великого поджигает занавесочки и всякие ненужные бумажки. Хи‑хи, ежик?

— Хи‑хи, лисонька! — басом отвечал Герострат Андреич. — Не обращайте внимания, крысяточки! Это мы с лисонькой так шутим! Да, лисонька?

— Конечно, ежик! — заверила Далила Петровна и восторженной наседкой заметалась вокруг гостей, улыбаясь, мельтеша и быстро касаясь их, точно сроду не видела ничего более прекрасного. — Ах, какие головки! Какие чудные умные головки! Сколько всего в этих головках! — кудахтала она.

— Лисонька! Прекрати, ты увлеклась! Еще рано! — укоризненно произнес Герострат Андреич.

Далила Петровна покраснела.

— Да, попугайчик! Прости, я забыла! — спохватилась она. — А теперь, дорогие мои, ходите по магвазинчику, сколько вздумается, и выбирайте, выбирайте, выбирайте! Мы будем просто счастливы! Мы уже счастливы! Не так ли, суслик?

— Да, лисонька!

Герострат Андреич и Далила Петровна обменялись взглядами, такими сладкими, просто приторными, что едва ни приклеились друг к другу.

— Мы не можем ничего купить! У нас нет денег. Мы просто зашли посмотреть, — переглянувшись с Натой, виновато сказал Мошкин.

Герострат Андреич и Далила Петровна искренне удивились.

— Какие деньги, лисонька? Ты говорила им что‑то про деньги?

— Нет, зайчик!.. Как я могла?

— А я разве говорил, лисонька?

— И ты не говорил, дельфинчик! Они просто не в курсе!

Герострат Андреич доброжелательно похлопал Петруччо по плечу и подтолкнул его к стеллажу.

— Никаких денег, ребята! Забирайте все, если унесете! Взамен хоть плюньте на пол — и то считается! — сказал он, сияя.

— Что, правда, что ли? Как‑то странно! — усомнился Чимоданов.

Герострат Андреич грозно надвинулся на него.

— О Тартар! Неужели я похож на лжеца? Моя бедная прабабушка перевернется в гробу и придет разбираться!.. Ты же не хочешь, чтобы она пришла, нет?

— Э‑э, нет. Не хочу! — пятясь, подтвердил Петруччо.

Герострат Андреич моментально успокоился и снова похлопал его по плечу.

— Это правильно, что не хочешь. Я вот тоже не хочу! — сказал он шепотом. — Вы ведь недавно на Лысой Горе, не так ли?

— Да, с утра, — признал Чимоданов, решив, что телепаты и так это знают.

Герострат Андреич оставил его и повернулся к Мошкину. Он никого не обделял вниманием.

— И как вам здесь? — спросил он, лучезарно улыбаясь.

— Очень х‑хорошо, — вежливо заикнулся Евгеша.

Хозяин довольно закивал.

— Уютнее, чем в вашей Москве, не так ли? Огромный город, бестолковый, шумный! Имел счастье как‑то бывать там.

— П‑правда? А где вы останавливались? — вежливо спросил Евгеша.

Герострат Андреич замялся, вспоминая. За него поспешила ответить любящая жена.

— Где останавливался? Ты же говорил, что нигде не останавливался! Вас отвезли прямо на Лобное место. Не правда ли, котик?

— Да, лисонька! Именно на Лобное место! А вид, вид оттуда какой! — в полном восторге воскликнул Герострат Андреич, за рукав буксируя Мошкина к стеллажам. — Да берите вы, берите! Не стесняйтесь! Для москвичей все бесплатно!

Заметив, что Евгеша мнется, хозяин принялся насильно навьючивать его чем попало, хватая предметы с полок. Его восторг быстро переходил в эйфорию. У Евгеши уже не хватало рук, чтобы все удерживать, и он ошалело прижимал к себе все эти сосуды, чайнички, кинжалы, фотографии…

— Только не подходите к тому дальнему стеллажу. Там есть одна кость. Ее нельзя брать — падаешь и сразу умираешь. Даже не успеваешь выйти наружу! Не правда ли, бурундучок? — проворковала Далила Петровна. Она навьючивала Нату антиквариатом столь же старательно, сколь ее супруг навьючивал Евгешу.

— Да, лисонька! — подтвердил Герострат Андреич.

Чимоданов внимательно наблюдал за ним. Сам порядочный плут, он смутно ощущал столь же прожженого плута в Герострате Андреиче. Насвистывая, Петруччо осторожно сунул руку в карман, где у него лежал кусок пластилина. Привычные пальцы вылепили человечка. Чимоданов поднес его к губам, подул, пытаясь оживить, однако пластилиновая фигурка даже не шевельнулась.

Рядом белым участливым пятном замаячило лицо Данилы Петровны.

— Что ты делаешь? — спросила она вкрадчиво. — Я? Ничего.

— Ничего? А ну позволь‑ка!

Далила Петровна мягко разжала его ладонь и, заметив пластилин, ухмыльнулась. Впервые Чимоданов увидел так близко ее зубы. Они были мелкие и пильчатые.

— В нашем магвазинчике чужая магия не действует! К остальным это, кстати, тоже относится. Никакой водной магии. Никакого визуального зомбирования! — сказала она насмешливо.

— Лисонька! — укоризненно воскликнул Герострат Андреич. — Ну я же просил: мягче! Не так сразу! Постепенно подготавливай!

Подарки дождем посыпались из рук Мошкина.

— Подними! — строго, с какими‑то новыми нотками, приказал Герострат Андреич.

— Нет! — тихо сказал Евгеша.

— А я говорю — да. Из нашего магвазина нельзя выйти без покупки!

— Не подниму! — глядя в пол, повторил Мошкин.

Герострат Андреич взял себя в руки и поклонился.

— Лично мы никого насильно не задерживаем. Мы же их не задерживаем? Да, моя лисонька? — спросил Герострат Андреич, в отличие от жены демонстрировавший убогое знание флоры и фауны.

— Да, мой попугайчик! Попробуйте, ребятки! Если вы сумеете уйти, мы будем только рады! — отвечала Далила Петровна, в знак своего миролюбия отступая на шаг назад.

Мошкин и Чимоданов ринулись к двери, через которую, как им казалось, они попали в подвал. Дверь была на прежнем месте. В целости и сохранности. За исключением одной небольшой детали: теперь дверь была нарисована на глухой стене мелом.

Им стало жутко. Несколько энергичных пинков убедили их, что перед ними глухая стена.

— Это очень древний подвал. Поверьте, здесь все предусмотрено. Без покупки наш магвазин покинуть нельзя! Мы с мужем так решили! — ласково сказала Далила Петровна.

Герострат Андреич, которого не назвали «сусликом», надулся.

— Ах ты, мой сердитый ежик! Ты на меня обиделся? — вовремя спохватилась Далила Петровна.

— Правда, лисонька! Твой ежик очень сердит! Прямо даже не знаю, как его можно задобрить! — отвечал Герострат Андреич, протягивая жене сложенные трубочкой губы.

Ната тревожно посмотрела на Чимоданова. Мошкин продолжал безуспешно толкаться в нарисованную дверь. Только что он убедился, что ползущая по потолку капля воды не слушается его взгляда, и запаниковал.

— Почему вы так стремитесь всучить нам свой товар? — в лоб спросил Петруччо.

— Какие они непосредственные! Называют вещи своими именами! — восхитился Герострат Андреич.

— Вы не волнуйтесь, котики! Мы уже получили деньги от Магщества за все, что тут есть. Иначе мы бы не согласились поставить товар на полки, — успокоила Чимоданова Далила Петровна.

— Магщество заплатило вам, чтобы вы согласились взять все эти вещи? — не поверила Ната.

— Платите же вы, лопухоиды, другим странам за хранение радиоактивных отходов? Вот и Магщество платит нам за то же самое… Все эти предметы прокляты необратимыми древними проклятиями. Множество темных магов в разные эпохи расправлялись с их помощью со своими врагами… Враги умерли, а предметы остались. Надо же их куда‑то девать? Вот мы с лисонькой и додумались открыть магвазин.

— Да, бегемотик. И ни разу об этом не пожалели, — согласилась Далила Петровна.

— Большинство проклятий двухразовые. Прикончив второго человека, они обычно снимаются сами собой и предмет очищается от магии. Тогда мы продаем его в другом магвазине и получаем двойную прибыль. Проблема в том, что желающих находить очень сложно, — добавил ее муж. — Нет‑нет… Тут, в нашем подвале, проклятий можно не бояться. Тут все надежно экранировано. Но все они обрушатся на вас, едва вы вынесете за порог хотя бы серебряную тарелку! — с величайшей готовностью пояснил Герострат Андреич.

— Мы ничего не станем брать! — заявила Ната.

— Что ж… Хозяин — барин… Упрашивать не будем. Пойдем сыграем в шашки, лисичка! Еще партий двадцать и можно будет лечь спать.

— А мы?

— А вы останетесь здесь, пока не передумаете…

— Вот еще! Мы подождем, пока будете выходить вы, и выскочим за вами! — упрямо сказал Петруччо.

— Пожалуйста‑пожалуйста! Долго только ждать придется! — проговорила Далила Петровна. — Мы выходим раз в сто лет, не чаще… Да, пингвинчик?

— Ты преувеличиваешь, Далилочка! Лет через семьдесят я планировал сходить наружу за плотником для новых полок… — с величайшей нежностью поправил супругу Герострат Андреич.

— А где старый плотник? По‑моему, я видела его совсем недавно.

— Ты что, забыла, лисичка, где ты его видела? — спросил Герострат Андреич, вновь слегка обиженный, что его не назвали «сусликом» или на худой конец «кроликом».

— Ах да! На мой день рождения! Он так хорошо смотрелся на столе! — спохватилась Далила Петровна, грустно облизывая губы синеватым языком.

— Вы что, людоеды, что ли? — нервно спросил Мошкин.

Далила Петровна и Герострат Андреич переглянулись и разом улыбнулись, показав пильчатые зубы. Все‑таки это была очень дружная семья.

— Разве такие вопросы задают в лоб? Ах, молодость, молодость! Конечно же, нет! — укоризненно произнес хозяин.

— А кто тогда?

— Скажем им, пумпошечка? — предложила Далила Петровна.

— Конечно, рыбка моя! Все равно все останется между нами… Ты меня понимаешь, бельчонок? — мягко спросил Герострат Андреич.

Далила Петровна понимала.

— Скажи им сам, Геростратик! Не будь противнюсеньким мальчусиком!

Герострат Андреич вздохнул и посмотрел на Нату. Взгляд у него отвердел. Глаза выцвели.

— В общем, вам не повезло, ребята. Мы мозгоеды, — сипло признался он.

— Мозгоеды? Я вас правильно понял? А что едят мозгоеды? — уточнил Мошкин.

Герострат Андреич затрясся и забулькал от удовольствия. На его гладком приятном лице медленно, как фурункул, созревала шутка.

— Мозгоеды едят сырники! Хи‑хи! Правда, я юморист, лисонька? — выпалил он.

— Конечно, милый, ты, как те фигляры, что кривляются по зудильнику! Ой, прости, слоник! Я что‑то не то сказала!.. — спохватилась Далила Петровна. — Именно потому мы и смогли прочитать ваши мысли! Бывают, разумеется, и другие телепаты, которые обходятся без мозгоедства, но их возможности гораздо меньше. Они способны лишь к поверхностному подзеркаливанию. Истинное считывание коры головного мозга для них недосягаемая высота.

— Но вы не волнуйтесь, мы съедим ваши мозги не раньше, чем вы умрете от голода! Мы с женой противники прямого насилия. Так что ночью спите спокойно. Мы споем вам колыбельную: «А то серенький волчок изгрызет вам весь бочок». У моей жены чудный голос. Это я, старый хрипун, пою ужасно. Правда, лисонька? — успокоил их Герострат Андреич.

— Не наговаривай на себя, прумпомпончик! Ты поешь изрядно! — сказала Далила Петровна и вслед за супругом удалилась за перегородку расставлять шашки.

Последовав за ними, Ната увидела, как мозгоеды достали доску и высыпали па нее черные и белые мраморные черепа.

— Доска, кстати, тоже проклята, — поведал Герострат Андреич. — Как‑то, много лет назад, два тирана играли на ней в шашки. Их воины стояли снаружи на расчерченной лужайке, одетые в белые и черные одежды в цвет фигур. Когда один тиран сбивал шашку другого, его воин пронзал мечом того, чья шашка была съедена, и перемещался на нужную клетку. Особенно любопытно становилось под конец игры, Воины, которым случилось стать дамками, были все залиты кровью. Не правда ли, лисонька?

— Да, медвежонок! А все уцелевшие дамки переводились в гвардию. Это и было наградой, — добавила Далила Петровна.

Ее супруг, зевая, закончил расставлять на доске черепа.

— Если надумаете нас покинуть, наберите побольше вещиц с полок, и дверь сразу появится… Чем больше вещей вы возьмете, тем мгновеннее будет ваша смерть! Сотни проклятий будут конкурировать, чтобы первыми затянуть удавку! Заодно окажете нам услугу. Удачи, птенчики! — крикнул он, протягивая руку, чтобы сделать первый ход.

Прежде чем палец его коснулся шашки, дверь, как известно, заговоренная лишь с одной стороны, распахнулась. В подвал, настороженно оглядываясь, ввалился хмурый Эссиорх. За ним вбежала Улита.

Не веря своим глазам, Ната с радостным воплем бросилась Эссиорху на шею.

— Осторожнее на поворотах, милочка! Эта вешалка уже занята! — сухо напомнила ей Улита.

Ведьма брезгливо оглядела длинные ряды полок с хламом и фыркнула.

— Магвазинчик! Ха! Видала я такие магвазинчики! Эссиорх был прав, когда утверждал, что где‑нибудь вы точно вляпаетееь… — сказала она.

— Почему вы так долго? Нас чуть не убили! — воскликнула Ната.

— Очнись, родная! Думаешь, это первый притон, куда мы заглянули? Ладно, валим отсюда! У меня аллергия на старый хлам! — велела Улита.

— Погодите! Стойте!

Из‑за перегородки, точно черные тараканы, выбежали Герострат Андреич и Далила Петровна. Вид у них был далеко не торжествующий.

— Чем мы можем быть полезны? — вкрадчиво начал Герострат Андреич.

— Хотите быть полезными? Запросто. Возьмите веревку и повесьтесь в углу! — парировала языкастая Улита.

Однако Герострат Андреич не стал вешаться. Трезво оценив, что на этот раз имеет дело не с простаками, он метнулся в угол и вернулся с массивной дубинкой.

— Не пущу без покупок! — сказал он с угрозой.

— Нет вопросов. Сейчас все купим! — заверил его Эссиорх.

Он аккуратно отлепил от себя руки Наты, и, прежде чем кто‑то сообразил, что он собирается делать, мощным пинком обрушил ближайший стеллаж на Герострата Андреича. Загремели блюда и доспехи. Запрыгали глиняные кувшины. В одну секунду посреди подвала выросла целая пирамида из хлама. Несчастный Герострат Андреич возился под стеллажом, как черепаха. Видна была только его голова и рука с дубинкой, которую он упорно не отпускал.

— Держи их, Далила! Убивай! — вопил он.

Вытянув скрюченные пальцы, Далила Петровна кинулась было на Улиту, однако у той в руке уже блестела шпага.

— Только сунься! Уложу на месте! — спокойно предупредила ведьма.

— Все равно никуда не денешься! Где дверь? Нету двери! Вся ваша магия здесь заблокирована! — прошипела Далила Петровна.

— Моя — да. А его нет, — сказала Улита, кивнув на Эссиорха. — Да и потом, кто сказал, что двери нет? Что за бред сивой кобылы, которую лягнул хромой мерин?

— Подтверждаю: двери нет. Она нарисована, — грустно признал Чимоданов.

Улита усмехнулась.

— Нарисована, говоришь? Фокусы это все. Дешевые фокусы дешевых пройдох, — сказала она и достала носовой платок.

Плюнув на него, она энергично вытерла нарисованную мелом дверь. Затем, ощупав камни, что‑то потянула. Прямо в стене — точнее в том, что казалось стеной — с готовностью открылась дверь. В нее выбежала вначале Ната, за ней Петруччо с Зудукой под мышкой и Евгеша. Улита успела поймать Мошкина за рукав и сорвала у него с плеча прицепившееся старое полотенце, оставшееся от великодушного навьючивания Геростратом Андреичем.

— Внимательнее будь, чайник! Таскаешь шмотки из бутика — оторви блямбы, чтоб не звенело на выходе! — посоветовала ведьма и, швырнув полотенце под ноги Далиле Петровне, вышла вслед за Эссиорхом.

Далила Петровна запричитала, вытирая полотенцем крокодильи слезы.

— Почему ты их не задержала? — накинулся на нее Герострат Андреич. Он уже выбрался из‑под стеллажа и, ощупывая себе плечо, сидел на полу.

— Ах, медвежонок! Сегодня у нас с утра какой‑то неудачный, кривой день! Но не унывай. Будут еще хорошие деньки! — утешила его Далила Петровна.

Герострат Андреич посмотрел на жену тяжелым взглядом и впервые в новейшей истории не назвал ее «лисонькой».