Глава 4. Над ухом прозвучал вежливый, но властный голос:

Над ухом прозвучал вежливый, но властный голос:

– Вам не нужна помощь?

– Нет, – ответил Парсонс. – Впрочем… – Он позволил себе ненадолго поднять глаза. В грудь девушки уже была введена трубка; насос Диксона на время заменит дающее сбои сердце.

Рядом стоял мужчина в белом платье неописуемого покроя, без эмблемы. Он тоже был молод, лет двадцати, но манерами резко отличался от всех, кого Парсонс успел повидать в этом мире. В руке он держал пластмассовую карточку с черной каемкой.

– Уберите отсюда людей, – попросил Парсонс и вернулся к работе.

Насос мерно качал кровь. Парсонс удовлетворенно кивнул – трубка введена правильно, насос снимет чрезмерную нагрузку с кровеносной системы.

Парсонс взял аэрозольный баллончик и покрыл глубокий разрез на правом плече девушки слоем искусственной кожи – он остановит кровотечение и спасет от инфекции. Но рана на плече не самая страшная. Больше всего опасений вызывало дыхательное горло.

Он нанес слой искусственной кожи на обнаженный участок ребра. Чем это ее шупо так отделали? Хорошая работа, знают, где надо резать. Так, с ребром разобрались, займемся теперь дыхательным горлом…

Рядом с ним вежливый чиновник спрятал карточку‑удостоверение и вновь поинтересовался:

– А вы уверены, что справитесь?

Толпа уже рассеялась – очевидно, по приказу человека в белом.

«И на том спасибо», – подумал Парсонс.

Наверное, этот чиновник занимал высокую должность, простой народ подчинялся ему беспрекословно.

– Может, действительно стоит вызвать гостиничного эвтанора?

«К черту!» – сказал про себя Парсонс.

А вслух произнес:

– Все будет хорошо. – Его пальцы совершали почти неуловимые для чужого глаза движения: гнули, оттягивали, резали, брызгали. Разрывали пластиковую упаковку, приживляли искусственную мышечную ткань.

– Да, – сказал чиновник, – вижу, вы эксперт. Кстати, меня зовут Эл Стеног.

«Хоть один нашелся с фамилией», – подумал Парсонс.

– Этот порез, – провел он пальцем по длинной полосе, которая пересекала живот девушки и которую он закрыл воздухонепроницаемой пленкой, – выглядит жутко, но он доходит только до жирового слоя. Мышцы диафрагмы невредимы. Серьезнее всего вот это. – Он показал на рассеченное дыхательное горло.

– Пожалуй, я все‑таки вызову гостиничного эвтанора, – с сомнением в голосе произнес Стеног. – Вы уверены, что не нуждаетесь в его помощи?

– Да, – ответил Парсонс.

– Как знаете, – сказал Стеног. – Не буду вмешиваться. – Он с любопытством рассматривал Парсонса.

«Мой выговор, – подумал тот. – Впрочем, сейчас не до этого. Хорошо, что я успел изменить цвет кожи. А как же глаза? – вдруг встревожился он. – Как сказал Уэйд? Без пигмента? Я должен спасти жизнь девушке, – решил он. – Сейчас это самое главное».

Он выбросил из головы отвлекающие мысли. Чиновник по‑прежнему стоял рядом и заглядывал ему через плечо.

– Кажется, я не расслышал ваше имя, – сказал Стеног.

– Парсонс.

– Странная фамилия. Что она означает?

– Ничего, – ответил Парсонс.

– Вот как? – тихо произнес Стеног. Через некоторое время он снова подал голос: – Интересно.

К нему кто‑то подошел. Улучив секунду, Парсонс поднял голову и увидел хорошо сложенного молодого мужчину. В руке тот держал нечто похожее на ранец. Это и есть эвтанор, сообразил Парсонс.

– Все, – сказал он. – Я уже справился.

– Да, я немного опоздал, – согласился эвтанор. – Меня не было в гостинице. – Он перевел на девушку рассеянный взгляд. – Это здесь случилось? В здании?

– Нет, – ответил Стеног. – Парсонс принес ее с улицы.

Он взглянул на Парсонса и осведомился бесстрастным тоном:

– Дорожно‑транспортное происшествие? Или нападение бандитов? Вы не успели сказать.

Парсонс не ответил. Предпочел закончить дело.

Девушка будет жить. Опоздай он хоть на полминуты, сердце ее остановилось бы навсегда. Его знания, его искусство спасли ей жизнь, и эти двое – по всей видимости, люди уважаемые – тому свидетели.

– Я следил за вашими действиями, но, признаться, ничего не понял, – сказал эвтанор. – Отродясь ничего подобного не видел. Кто вы? Откуда? Как вам удалось освоить такую сложную технику? – Он повернул голову к Стеногу. – Я совершенно сбит с толку. Не узнаю ни одного аксессуара.

– Быть может, Парсонс нам объяснит, – вкрадчиво произнес Стеног. – Правда, сейчас не самое подходящее время. Возможно, чуть позже.

– Разве имеет значение, – спросил Парсонс, – кто я и откуда?

– Мне сообщили, – проговорил Стеног, – что за углом проводится полицейская операция. Нельзя исключать, что эта девушка – оттуда. Наверное, вы проходили мимо, увидели раненую, принесли ее?..

Он умолк и вопросительно посмотрел на Парсонса, но тот ничего не ответил.

Икара уже приходила в сознание. Застонала, пошевелила руками.

Повисла тяжелая пауза.

– Как это понимать? – слабым голосом спросил эвтанор.

– Я сделал свое дело, – раздраженно ответил Парсонс. – Чем задавать нелепые вопросы, лучше уложите ее в постель. Через несколько недель она встанет на ноги.

А чего они ожидали, чуда?

– Ее жизнь вне опасности.

– Вне опасности, – эхом повторил Стеног.

– Вот именно. – «Да что это с ними?» – недоумевал Парсонс. – Она поправится.

Стеног медленно, настороженно произнес:

– В таком случае как прикажете понимать ваши слова «я сделал свое дело»?

Парсонс настолько опешил, что не нашелся с ответом. Стеног окинул девушку брезгливым, как показалось Парсонсу, взглядом. Эвтанор задрожал.

– Я все понял! – запинаясь, произнес он. – Вы извращенец! Маньяк!

Он был потрясен, а Стеног, напротив, заметно развеселился.

– Парсонс, вы самым откровенным образом вылечили девушку, – беспечно произнес он. – Признаете это факт? Все эти инструменты предназначены для лечения. Я не нахожу слов. – Казалось, он вот‑вот рассмеется. – Ну что ж, вы арестованы. Вы хоть понимаете, что натворили? – Он решительно оттолкнул разгневанного эвтанора. – Можете идти. Это не ваша компетенция, я все беру на себя. Если понадобитесь как свидетель, к вам обратится мой секретарь.

Эвтанор неохотно удалился. Парсонс и Стеног остались вдвоем посреди гостиничного вестибюля. Стеног неторопливо достал из складок платья металлический предмет, чем‑то напомнивший Парсонсу электрическую кремосбивалку, и коснулся выступа на рукоятке. Завертелись лопасти. Скорость все нарастала, пока лопасти не превратились в нечеткое серое гудящее облачко, точно приклеенное к рукоятке. По всей видимости, это было оружие.

– Вы арестованы, – повторил Стеног. – За чудовищное преступление. Вы бросили дерзкий вызов закону Объединенных племен. – Это прозвучало совершенно бесстрастно, официально, как будто перед Парсонсом стоял бездушный автомат. Казалось, Стеног сам не придает значения своим словам. Всего лишь совершает ритуал. – Прошу следовать за мной.

– Вы это всерьез? – спросил Парсонс.

Молодой человек приподнял темную бровь и махнул в сторону выхода «кремосбивалкой». Всерьез, понял Парсонс.

– Вам повезло, что я оказался в гостинице и заставил толпу разойтись, – сказал Стеног, когда они направились к двери. – Если бы вы спасли девушке жизнь на глазах у зевак… – Он снова с любопытством посмотрел на Парсонса. – Они бы вас на клочки разорвали. Но вы, конечно, знали, чем рискуете?

«Это общество безумно, – подумал Парсонс. – И Стеног тоже. Я попал в царство сумасшедших. А ведь мне страшно! – сообразил он вдруг. – Очень страшно!»

***

В тускло освещенной комнате сидели в креслах рослые, атлетически сложенные мужчина и женщина. Наклонясь к экрану, они напряженно вглядывались в шеренги светящихся букв.

– Слишком поздно! – Волевое лицо мужчины исказила досада, он тихо выругался. – Все вышло из‑под контроля. Пустяковая неполадка в хронодраге, и он – на территории Объединенных племен. Как в ловушке! – Мужчина нажал кнопку на пульте, и слова быстрее побежали по экрану. – А теперь еще кто‑то из правительства…

– Почему бездельничает спасательная группа? – тихо спросила женщина. – Почему она еще не там? Почему его не перехватили на улице? Мы же получили первый сигнал, как только…

– Требуется время. – Мужчина встал и начал нервными шагами мерить комнату, его ступни тонули в густом ворсе ковра. – Если бы мы могли действовать открыто…

– Теперь они доберутся не скоро, – зло произнесла женщина, и экран угас. – К тому времени он будет мертв… или с ним сделают что‑нибудь похуже. Хельмар, мы проигрываем. Что ни предпринимаем, все идет прахом.

***

Шум. Огни. Движение вокруг. Он на миг открыл глаза. Ослепительный, безжалостный свет хлынул со всех сторон. Он снова закрыл глаза, но ничего не изменилось.

– Повторите ваши имя и фамилию. Имя и фамилию, пожалуйста.

Он не ответил.

– Джеймс Парсонс, – сказал другой голос. Знакомый. Вот только чей? Память сопротивлялась. Не желала просыпаться.

– Старик?

– Тридцать два, – ответил знакомый голос. И Парсонс вспомнил, кому он принадлежит. Ему, Парсонсу. И понял, что его допрашивают. Задают вопросы, а он на них отвечает против собственной воли. Точно и равнодушно, как автомат.

– Место рождения?

Он снова рискнул открыть глаза. Поднялась ладонь, чтобы защитить их от резкого света. Он увидел темное пятно; через некоторое время в нем проявились человеческие силуэты и контуры вещей. Возле звукозаписывающего аппарата сидел чиновник и с равнодушием и скукой на лице задавал вопросы. Бюрократ. Винтик государственной машины.

«Никакого психологического нажима, – подумал Парсонс. – Никаких пыток. И все‑таки я отвечаю. Почему?»

– Чикаго, штат Иллинойс, – прилетел его голос из угла комнаты. – Округ Кука.

– Когда родились? – бесстрастно допытывался чиновник. – Месяц, день?

– Шестнадцатого октября тысяча девятьсот восьмидесятого, – ответил голос Парсонса.

Выражение лица чиновника не менялось.

– Братья и сестры есть?

– Нет.

Бесконечная череда вопросов… И Парсонс покорно отвечал на каждый.

– Достаточно, мистер Парсонс, – сказал наконец чиновник.

– Доктор Парсонс, – поправил голос.

«Рефлекс», – подумал Парсонс.

Чиновник пропустил его слова мимо ушей. Он достал из звукозаписывающего аппарата кассету.

– Пожалуйста, пройдите по коридору в кабинет номер тридцать четыре. – Он мотнул головой, указывая направление. – Там вами займутся.

Парсонс с трудом принял сидячее положение и увидел стол. Он сидел на столе. В одних трусах. Кругом – как в больнице. Стерильно, бело, функционально. Он слез со стола, неуклюже двинулся к выходу и увидел свои ноги – белые, непокрашенные, резко контрастирующие с коричневыми руками, грудью и животом.

«Они уже знают», – подумал он.

Но не остановился. На жалобы и протесты не осталось сил. Он мог только идти по хорошо освещенному коридору в тридцать четвертый кабинет.

Дверь отворилась, он вошел. Больше всего кабинет напоминал жилую квартиру. Он с удивлением обнаружил клавесин, диван с валиками; за окном виднелись горы. Солнце стояло высоко.

«Наверное, уже далеко за полдень», – предположил Парсонс.

Он увидел книги на полках, а на стенах несколько репродукций Пикассо.

Пока он разглядывал интерьер кабинета, появился Стеног. Порылся в папке с бумагами и, взглянув на Парсонса, сказал:

– Даже увечных? Вы лечили даже увечных от рождения?

– Разумеется, – ответил Парсонс. К нему понемногу возвращалось самообладание. – Я…

– Я читал книгофильмы о вашем периоде, – перебил Сте‑ног. – Вы врач. Что ж, термин ясен. Я хорошо представляю себе ваши функции. Но не могу понять их идеологическую подоплеку. Зачем вы это делали? – На лице отразилось недоумение. – Взять хотя бы эту девушку, Икару. Вы совершенно осознанно внесли изменения в ее организм. Зачем вам понадобилось ее оживлять?

– Так было надо, – выдавил из себя Парсонс.

Он различил еще несколько человек. Они пришли вместе со Стеногом и держались на заднем плане. Не вмешивались в разговор.

– К подобным процедурам, – продолжал Стеног, – ваше общество относилось положительно. Ваша деятельность не противоречила закону. Я прав?

– Ваша профессия пользовалась уважением? – спросил кто‑то на заднем плане. – Вы считали, что играете важную роль в жизни общества?

– Просто не верится, что целый мир почитал за благо подобное изуверство, – заметил Стеног. – Нет, конечно, все было не так. Доктор Парсонс, несомненно, принадлежал к кучке отщепенцев, изгоев, которая проповедовала человеконенавистнические теории.

Слова теряли смысл, пока долетали до Парсонса. Все было вывернуто наизнанку, искажено до нелепости. Как будто он смотрелся в кривое зеркало.

– К медицине, – сумел наконец выговорить он, – в моем мире все относились прекрасно. По‑моему, вы слишком предубеждены.

По кабинету пробежал гневный шепот.

– Предубеждены? – ледяным тоном переспросил Стеног. – Да вы хоть представляете, во что превратится мир, если лечить всех без разбору? Больных, увечных! Старых!

– Неудивительно, что его общество погибло, – сказала девушка с недобрыми глазами. – Странно, что оно так долго просуществовало. При абсурдной, извращенной системе ценностей…

– Вот доказательство тому, что множество вероятных культурных формаций практически бесконечно, – задумчиво проговорил Стеног. – Нам трудно поверить, что общество с подобными тенденциями вообще способно существовать. Но опыты по реконструкции истории показывают: в прошлом такие явления действительно имели место. Этот человек вовсе не душевнобольной, сбежавший из сумасшедшего дома. В свое время он считался вполне здравомыслящим, его профессия не только не противоречила закону, но и пользовалась уважением.

– Я могу это принять рассудочно, – сказала девушка, – но эмоционально – отвергаю.

Стеног с хитрецой посмотрел на Парсонса.

– Доктор, позвольте спросить вас вот о чем. Я вспомнил один факт, непосредственно относящийся к теме нашего разговора. Ваша наука занималась не только излечением больных, но и предотвращала возникновение новой жизни. У вас были контрацептивы. Химические и механические противозачаточные средства. Они препятствовали образованию зигот в яйцеводе.

– Мы… – начал Парсонс.

– Рассморт! – рявкнула побледневшая от гнева девушка.

Парсонс озадаченно поморгал. Как это понимать? Совершенно незнакомое слово.

– А вы помните, сколько лет в среднем жили ваши современники? – поинтересовался Стеног.

– Нет, – пробормотал Парсонс. – Кажется, около сорока.

В комнате поднялся ропот.

– Сорок! – с отвращением произнес Стеног. – У нас средний возраст – пятнадцать.

Парсонс вспомнил, что не видел в этом мире ни одного пожилого человека.

– Считаете, вам есть чем гордиться? – удивленно спросил он.

Ропот вокруг него перерос в возмущенный гам.

– Совершенно верно. – Стеног замахал руками на крикунов. – Немедленно всем выйти! Невозможно работать.

Они неохотно вышли. Когда затворилась дверь, Стеног подошел к окну и некоторое время стоял в молчании. Потом оглянулся на Парсонса.

– Подумать только, – произнес он. – Я привез вас сюда на обычное обследование. – Он сделал паузу. – Почему вы покрасились? И почему не целиком?

– Не успел, – признался Парсонс.

– Вы здесь совсем недавно. – Стеног поднес к глазам лист бумаги. – Заявили, что не знаете, как перенеслись из своего периода в наш. Любопытно.

«Если я уже обо всем рассказал, какой смысл отвечать?» – подумал Парсонс и промолчал.

За окном, у которого стоял Стеног, виднелся город. Все те же башни, только сейчас, при свете дня, они выглядели еще величественнее и красивее.

– Знаете, что меня больше всего беспокоит? – спросил Стеног. – Мы давно прекратили эксперименты. Я имею в виду переносы во времени. Лет восемь назад правительство закрыло лабораторию. Было доказано, что теория путешествий во времени опирается на принцип вечного двигателя, а следовательно, противоречит законам природы. Поясню. Если вы можете изобрести машину времени, вам достаточно всего‑навсего дать себе слово или клятву, создав действующую модель, отправить ее в прошлое, в тот день, когда захотели ее изобрести. – Он улыбнулся. – И ваше молодое «я», даже пальцем не пошевелив, получит готовую машину времени. Но ничего подобного до сих пор не случилось, при том что желающих хоть отбавляй. Очевидно, перенос во времени всего лишь пустая мечта. Иначе он бы уже давным‑давно осуществился. Возможно, я упрощаю донельзя, но по сути…

– Следуя вашей логике, – перебил Парсонс, – будь открытие возможно, оно бы уже состоялось и о нем узнала бы широкая общественность. Однако никто не видел, как я покидал свой мир. – Он задумчиво потер лоб. – Почему вы решили, что мое общество должно было догадаться о существовании машины времени? Для него я просто исчез без следа. – Он подумал о своей жене. – Не я первый, не я последний.

Он во всех подробностях рассказал Стеногу о своем прорыве сквозь время. Юноша внимательно выслушал.

– Поле высокой энергии, – будничным тоном произнес он. И тут его затрясло от гнева. – Зря мы прекратили опыты! Столько кропотливого труда, такие затраты… Создана действующая модель… И кто знает, в чьи руки она попала? Мы никогда не хранили проект в тайне. Считается, что модель украдена. Год назад или около того… Дорогая вещь, много ценных компонентов… Мы надеялись, что результаты нашего путешествия во времени немедленно проявятся на огромном отрезке истории. Оно спасет древнегреческие города‑государства, поможет Наполеону осуществить план завоевания Европы и таким образом предотвратит войны будущего… Вы же совершили тайное, ограниченное путешествие во времени. По неким личным причинам. Неофициально. Не с целью облагодетельствовать человечество. – На юношеском лице появилось озабоченное выражение.

– Я из другой исторической эпохи, – напомнил Парсонс. – Как вы можете судить меня за мои поступки?

Стеног кивнул.

– Конечно, вы не ведали, что творили. Но в нашем законе нет оговорок насчет гостей из других эпох. Он для всех един, и вы понесете наказание. Таков, если угодно, выверенный веками постулат: незнание закона не освобождает от ответственности. Разве не ваша эпоха его провозгласила?

Парсонс не верил собственным ушам. Какая вопиющая несправедливость! Неужели Стеног не шутит? Парсонсу казалось, в словах юноши звучит ирония. Может, чиновник просто разыгрывает его?

– Нельзя ли объяснить, что вы имеете в виду? – холодно произнес Парсонс.

Стеног поразмыслил, покусывая нижнюю губу, и ответил:

– Вы должны подчиниться законам общества, в котором живете. Не имеет значения, по своей воле вы здесь или нет… – Ирония исчезла, ее сменила искренняя озабоченность. – Все‑таки вы вправе рассчитывать на некоторое смягчение приговора. Я буду ходатайствовать.

Он вышел из комнаты и вернулся со шкатулкой из полированного дуба. Достал из кармана юбки ключ, провернул его в замочной скважине, поднял крышку и вынул пышный белый парик. Как только он надел парик и повернулся к Парсонсу, тот изумился. На него взирал уже не юноша, но суровый, важный муж.

– Властью, данной мне как директору Фонтана, – торжественно изрек Стеног, – я вынес приговор. – Под белыми искусственными кудрями поблескивали глаза, ни на миг не отрываясь от лица Парсонса. – В сущности, осталось только обдумать его формальный аспект.

– О чем вы говорите?

– О процедуре изгнания.

– Изгнания?! – эхом откликнулся Парсонс.

– На Земле нет исправительных учреждений. Напомните, какая пенитенциарная система применялась в ваше время? Трудовые колонии? Концлагеря вроде советского ГУЛАГа?

Помолчав, Парсонс выдавил:

– До моего века концлагеря не дожили. И колонии рабов в России.

– Мы не перевоспитываем осужденных, – пояснил Стеног. – Это считается нарушением их прав. И с практической точки зрения невыгодно. Нам не нужны нестандартные личности. Для них созданы колонии в космосе.

– А шупо? – с дрожью в голосе произнес Парсонс. – Они там надзирателями?

– Шупо слишком ценны, чтобы высылать их с Земли, – ответил Стеног. – В большинстве своем это наша молодежь, ну, вы понимаете. Самый активный элемент. Аналог ваших школьников и студенчества, с той лишь разницей, что организация шупо отделена от государства, в ней царят спартанские нравы и порядки. Дети проходят физическую и интеллектуальную подготовку. Вы с ними столкнулись в несколько необычной ситуации; полицейские акции, вроде того налета на группу политических заговорщиков, у нас редкость. Надо отметить, мальчики из интернатов – ревностные блюстители закона. Им дано право задерживать на улицах любого, кто, по их мнению, действует несообразно нормам.

– А на что похожи тюремные колонии?

– На города. Они очень большие. Ссыльные имеют право свободного передвижения в рабочей зоне, живут не в бараках, а в отдельных квартирах, могут заниматься творческими ремеслами, иметь хобби. Климат, конечно, далеко не санаторный. Срок жизни значительно сокращен. Впрочем, многое зависит от индивидуальной выносливости.

– И я никак не могу обжаловать ваше решение? – осведомился Парсонс. – У вас нет судебной системы? Правительство само выдвигает обвинение и само выносит приговор? Чиновнику достаточно напялить средневековый парик, чтобы превратиться в судью?..

– У нас есть заявление девушки с ее подписью, – перебил Стеног.

Парсонс озадаченно посмотрел на него.

– Пойдемте. – Стеног встал, отворил боковую дверь и дал Парсонсу знак следовать за ним. Чинно шествуя по коридору, он предупредил: – Возможно, увиденное сейчас скажет вам больше, чем все, что вы видели до сих пор.

Они проходили через многочисленные двери. Оцепенело, как лунатик, Парсонс следовал за юношей в парике. У того был широкий, пружинистый шаг; стараясь не отстать, Парсонс вскоре запыхался. Наконец Стеног остановился, отворил дверь и шагнул в сторону, уступая Парсонсу дорогу.

В комнате стояло несколько низких и длинных столов, на ближайшем к двери лежала под белым покрывалом молодая женщина. Икара. Парсонс медленно двинулся к ней. Глаза ее были закрыты, она не шевелилась. Кожа казалась выцветшей.

– Перед самой смертью, – произнес Стеног, – она подписала жалобу.

Он включил свет, и у Парсонса исчезли последние сомнения в том, что девушка мертва. Очевидно, скончалась несколько часов назад.

– Но она же поправлялась, – проговорил он. – Выздоравливала…

Стеног приподнял простыню, и Парсонс увидел на шее у Икары аккуратный разрез. Чья‑то умелая рука рассекла сонную артерию.

– Она обвинила вас в преднамеренном вмешательстве в естественный процесс смерти от потери крови, – сказал Стеног. – Как только жалоба была подписана, Икара попросила вызвать ее участкового эвтанора и подверглась Последнему обряду.

– Значит, она сама пошла на это? – спросил Парсонс.