Глава 21. Меня отправляют из Телнуса

Я и оглянуться не успела, как на запястьях за спиной защелкнулись наручники. На мне – короткая желтая рабская туника из плотной грубой ткани. Я стою у ворот «Чатки и курлы».

– Пошли, Йата, – позвал Страбо и зашагал к верфи. Опустив голову, я поплелась за ним – босая, со скованными за спиной руками.

Теперь я знаю: я люблю Клитуса Вителлиуса из Ара. По‑настоящему люблю. И все же, на свое несчастье, предала его. Вот бы вернуть все назад! Навалиться бы, собрав свои слабые силенки, вместе с ним на тяжелое весло! Поменяться бы с ним местами. Пусть бы меня, заковав в цепи, отправили вместо него на галеры. Я, ничтожная рабыня, в низости и суетности своей втоптала в грязь не просто воина – но своего любимого! Ну и что, что ему дела нет до меня, что в его могучих руках я – лишь тварь бессловесная? Какая разница? Я люблю его. Даже не думала, Что можно так любить. Сколько чувств породил он во мне! Сколько гнева, сколько ненависти! Я и не знала, что такое бывает. Я жила мечтой о мести, бредила ею, и вот, когда месть свершилась, оказалось, что принесла она мне только боль, только горе, неизбывную беду, что поплатилась я за нее им самим, тем, которого любила, Клитусом Вителлиусом из Ара.

Все в таверне – и мужчины и девушки – не скрывали радости. Как счастливы, как довольны были они, что я выдала Клитуса Вителлиуса! «Хорошее дело сделала», – тут и там слышала я. Даже пирожное дали. Но наедине с собой я обливалась слезами.

Вот не знала, что могу так любить! Что угодно отдала бы, лишь бы повернуть все вспять.

Конечно, обходился он со мной – хуже некуда. Но какая разница? Я люблю его. Все остальное не важно.

И все‑таки я предала его.

Ну, подумаешь, позабавился со мной, а потом – вот простодушная жестокость! – отдал крестьянам. Не знала я разве, что я рабыня? Так чего же еще ждала? Что станут обращаться как со свободной женщиной? И как несоизмеримо страшен был мой ответный удар! За такую ничтожную провинность – если это вообще провинность – я, простая рабыня, обрекла его на вечную каторгу на галерах.

Хорошее дело сделала! Я выла от горя. Люблю его. Люблю!

Надо было служить ему в таверне, поцеловать на прощание, признавая поражение, отпуская навстречу славе и свободе, и остаться – пусть забудет о девушке, которой обладал когда‑то и которую бросил. Тогда я знала бы: он на свободе.

Разве этого мало?

Но я предала его, своего любимого.

Страбо удивленно обернулся – до его уха донесся стон отчаяния.

– Прости, хозяин, – пролепетала я. Мы пошли дальше, к верфи.

В ту ночь, когда я выдала Клитуса Вителлиуса, меня избили. Не сумела ублажить пьяного матроса.

Дважды досталось мне и в следующие ночи.

– Что‑то ты больше никуда не годишься, – проворчал Аурелион, мой хозяин.

– Прости, хозяин, – только и сказала я в ответ.

– Наверно, пора вернуть тебя в Ар.

Потянуло рыбой и солью – порт уже недалеко. В просветах между строениями виднелись пришвартованные у причалов галеры. Мы спустились к верфи.

Нет на мне больше ни увешанного колокольчиками черного эмалевого ошейника, ни ножного браслета «Чатки и курлы».

У причала – какой‑то шум, показались бегущие мужчины. Там, внизу, что‑то случилось.

Теперь на моей шее защелкнут серый стальной корабельный ошейник с ярлычком. Надпись на нем гласит: «Пошлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен».

Я выдала Клитуса Вителлиуса из Ара. Не люби я его так безмерно – не могла бы так ненавидеть.

Выдала того, кого любила!

Страбо взял меня за руку. Вот странно! Я же в наручниках. Потащил через толпу. По пристани метались люди. У столба со щитом запалили костер с белесым дымком – а ведь до полудня еще далеко. Зазвонили тревогу. На вершине столба взвился алый диск.

– Пошли, – не отпуская руку, прокладывая путь сквозь толпу, торопил Страбо.

– Сбежали! – услышала я.

– Сбежали!

– Сбежали!

Мимо промчались вооруженные копьями стражники со щитами. На крышах стояли люди.

– Кто сбежал? – прокричала я.

Не переставая звонили тревогу. Протащив через толпу, Страбо торопливо вел меня к пристани.

– Кто сбежал? – приставала к нему я.

– На колени! – приказал он.

Я встала на колени у сходней, ведущих к палубе таранного судна под названием «Сокровище Джеда». Торговцы иногда пользуются такими судами. Узкие, скоростные, хорошо ходят по мелководью, хоть вместимостью обычным грузовым кораблям и уступают.

Не мешкая, Страбо указал на меня корабельному надсмотрщику, составляющему перечень грузов. Тот кивнул.

– Встань, – приказал Страбо.

Я встала.

Он толкнул меня на сходни. Мы взошли на палубу шириной футов двадцать.

Страбо отдал надсмотрщику ключ от моего ошейника, тот сунул его в сумку, подозвал матроса и кивком указал на меня. Матрос сбегал за легкими корабельными кандалами, защелкнул на щиколотках соединенные двенадцатидюймовой цепью железные кольца. К поперечной цепи крепилась еще одна – около трех футов длиной, с миниатюрными наручниками на конце. Страбо освободил мне руки, бросил в сумку хозяйские наручники и ключ. На их место приладил корабельные, соединенные цепью с ножными кандалами. Вот я и снова скована по рукам и ногам.

– Удачи тебе, рабыня, – кивнул Страбо.

– Удачи тебе, хозяин, – откликнулась я. Он сошел на берег. Сходни убрали. Отдали швартовы. Трое матросов длинными шестами отталкивали суденышко от причала. На скамьях по бортам – гребцы, свободные матросы. Заняли свои места двое рулевых. Чуть пониже встал старшина гребцов. На высоком мостике – капитан. Плавно, неспешно суденышко двинулось в открытое море. Старшина не начнет задавать гребцам ритм, пока не отойдем от причала. Треугольный парус не расправят, пока не выйдем из гавани.

А на берегу все ходило ходуном. Стражников собралось еще больше. Звон не умолкал. У столба, над которым парил алый диск, вился белесый дым.

Я подошла к поручням. Здесь же стоял принимавший груз надсмотрщик. От причала отваливали другие суда. Мы отправлялись караваном.

– Кто сбежал, хозяин? – спросила я.

– А ты не знаешь?

– Нет, хозяин.

– Двенадцать человек из Ара.

– Как же они вырвались? – Наверняка те самые, кого я на днях, в тот самый день, когда повстречалась с Клитусом Ви‑теллиусом, видела на верфи.

– Один пленный сбежал и освободил остальных. Дрались как львы.

– Что за пленный?

– Какой‑то Клитус Вителлиус.

Меня охватила дрожь. От радости я едва не лишилась чувств.

– Последний раз их видели на пути к таверне «Чатка и курла», – добавил он.

Не говоря ни слова, я дрожала всем телом.

– Видно, какая‑то шлюха выдала их вожака, Клитуса Вителлиуса. – Он злорадно хохотнул. – Не хотел бы я оказаться на ее месте.

«Месть рабыни – не шутка», – сказала я тогда Клитусу Вителлиусу.

«Месть воина – тоже», – ответил он.

Я испуганно отпрянула тогда, и по приказу моего хозяина, Аурелиона из Коса, Клитуса Вителлиуса повели из таверны.

– Он воин из Ара, – рассуждал надсмотрщик. – Не завидую я той девке.

Берег медленно уплывал вдаль.

– Ты ее знаешь? – спросил он. – Ты ведь из «Чатки и курлы».

– Да, хозяин, – ответила я. – Но в «Чатке и курле» он ее не найдет. Ее уже отослали.

– Повезло предательнице.

– Да, хозяин.

«Сокровище Джеда» повернуло к выходу из гавани. На носу корабля выведены краской глаза. Два обведенных черным огромных голубых глаза с черными зрачками. Теперь они смотрят в открытое море.

– Весла на воду! – скомандовал старшина гребцов. Весла скользнули в уключины.

– Греби! – В один и тот же миг весла погрузились в воду – по двадцать с каждого борта. Вниз‑вверх, вниз‑вверх. Поблескивая на солнце, с лопастей падают капли, мерно плещется вода.

Сердце переполняет тревога. И все же я безмерно счастлива: Клитус Вителлиус на свободе, с ним – его люди!

Стоя рядом, надсмотрщик разглядывал меня, закованную кандалы.

– Ты – единственная девушка на борту.

Я залилась радостным смехом. Его это явно озадачило.

– Я буду дивно хороша, хозяин, – смеялась я. – Дивно хороша!

– Ты Дина, – приподняв над левым бедром подол моей короткой желтой рабской туники, проговорил он.

– Да, хозяин.

– Говорят, Дины – ничего девочки.

– Просто потрясающие, хозяин! – хохотала я. – Мы – Цветы Рабынь.

Каламбур понравился. Он рассмеялся.

– Немного погодя проверим, малышка Дина.

Я потянулась к нему. Ну, обними, прижми крепче! Клитус Вителлиус на свободе, с ним его люди! Мир вновь засверкал всеми красками, распахнул объятья мне навстречу. Заново ощутила я мужскую притягательность и рабскую свою покорность, заново, едва ли не крича от радости, осознала, как истово, неумолимо влечет меня к мужчинам. Снова я беспомощна перед ними, снова в их власти, снова люблю, снова не в силах устоять перед малейшим прикосновением или словом.

Я потянулась к нему губами, но он со смехом отстранил меня.

– Ну ты, рабыня!

– Да, хозяин, – потупилась я.

Вновь неудержимо тянуло меня к мужчинам, настоящим мужчинам, мужчинам Гора. Какую бурю радости рождают достоинство, сила, мужественность и сладострастие гориан в душе землянки, привыкшей к мужскому ханжеству и слабости, к застенчивости, сдержанности и лицемерию земных мужчин. Клитуса Вителлиуса, я знаю, злило то, как, не умея совладать с собой, откликалась я на прикосновение мужских рук. Он презирал меня за это – может, и поделом. Впрочем, я рабыня, шлюха. И мне нет до этого дела. Но, даже превращаясь помимо собственной воли в объятиях любого горианина в задыхающуюся в оргазме рабыню, по‑настоящему любила – и люблю я только его, Клитуса Вителлиуса. Ни в чьих руках не чувствовала я себя такой беспомощной. Он – властелин моей любви. Надсмотрщик знаком подозвал матроса, что надевал на меня перед отплытием кандалы. Тот подошел. Надсмотрщик повернулся ко мне.

– Хоть на борту ты и единственная, поблажек не жди.

– Да, хозяин.

– Отведи ее в трюм, – приказал он матросу, – и посади на цепь.

Матрос перекинул меня через плечо. Там, внизу, меня продержат на цепи, пока вожделение мое не дойдет до предела, пока не заскулю от отчаяния. А уж потом поволокут на палубу.