Где я был?

Дэниэл Деннетт — или один из представителей корпорации, из членов которой он состоит — прочитал “Где я?” на коллоквиуме в Чэйпел Хилл и был удостоен неслыханной овации. Я не был среди аплодирующих ему местных философов, поскольку находился в академическом отпуске. Хотя мои коллеги все еще полагают, что я живу в Нью-Йорке и занимаюсь философскими изысканиями, на самом деле я работал над секретным заданием Министерства Обороны. Это задание было тесно связано с корпорацией Деннеттов.

Деннетт оказался настолько поглощен вопросами о своей природе, единстве и индивидуальности, что казалось, позабыл о том, что его главной задачей являлось не усложнить нерешаемые ранее философские вопросы о разуме, но достать чрезвычайно радиоактивную атомную боеголовку, застрявшую на глубине мили под Тулсой. Деннетт сказал нам, что Гамлет — его лишенное мозга, дистанционно управляемое тело — едва успел начать работу над боеголовкой, как связь между ним и Йориком, его лишенным тела мозгом в Хьюстоне, прервалась. Он предположил, что Гамлет вскоре обратился в прах и предположительно не знает и не хочет знать, что стало с боеголовкой. Мне пришлось сыграть центральную роль в возвращении боеголовки на базу. Хотя моя роль напоминала роль Деннетта, в ней были некоторые важные отличия.

Деннетт, или Йорик, просыпаясь иногда от своего продолжительного сна, во время которого он никак не сообщался с живым человеческим телом, наслаждался музыкой Брамса, передаваемой прямо к слуховым нервам. Некий ученый или философ мог бы спросить: “Если возможно миновать среднее и внутреннее уши, то нельзя ли также миновать и слуховые нервы, и передавать музыку прямо туда, куда последние присоединены? И почему бы не пропустить и этот шаг, и не попытаться передавать сигналы сразу в субперсональную систему обработки информации, находящуюся еще одним уровнем глубже? Или на следующий, еще более глубокий уровень?” Некоторые теоретики — вероятно, кроме Деннетта — могли бы задаться вопросом о том, когда замена естественных приспособлений обработки информации искусственными достигнет конечного адресата слухового опыта, настоящей сердцевины человека, обиталища его души. Другие философы могут рассматривать этот процесс как постепенную, направленную вглубь уровень за уровнем, трансформацию органического субъекта опыта в носителя искусственного интеллекта. Однако ученый, передававший фортепианное трио Брамса прямо на слуховые нервы Йорика, заинтересовался иным вопросом. Он спросил себя, зачем надо было отсоединять уши Деннетта от его слуховых нервов. Ему казалось, что предпочтительнее было бы пользоваться наушниками, надетыми на уши, обычным образом присоединенные к мозгу в чане, а для тела под Тулсой вместо обычных ушей лучше подошли бы микрофоны. Предположение о том, что радиация опасна только для тканей мозга, оказалось совершенно ошибочным. В действительности, первыми вышли из строя органические уши на голове Гамлета, а спустя некоторое время погибло и остальное тело. С микрофонами вместо ушей у Гамлета и наушниками на нормальных ушах, присоединенных к Йорику, Деннетт смог бы наслаждаться более естественным стереозвучанием, чем то, которое было получено при передаче сигналов прямо в мозг. Если бы Гамлет слушал музыку в концертном зале, то при каждом повороте его головы из наушников в Хьюстоне раздавались бы немного измененные звуки. Подобная система помогла бы сохранить крохотную разницу в громкости и небольшое запаздывание звука, которые, хотя и не воспринимаются нами сознательно, помогают нам точно установить местонахождение источника звука.

Описание этого незначительного усовершенствования может служить примером в объяснении более радикальных мер, предпринятых технологами НАСА. Из опыта Деннетта они заключили, что человеческие глаза не могут долго выдерживать сильнейшую радиацию боеголовки. Было бы лучше оставить глаза Деннетта также подсоединенными к его мозгу, а в глазницы Гамлета вставить миниатюрные телекамеры. К тому времени, как я подключился к проекту, технологи уже усовершенствовали эти глазные видеокамеры. Для зрения они являлись тем же, чем наушники были для слуха. Они не только проецировали образ на сетчатку, но и контролировали все движения глазного яблока. Каждому быстрому движению глаза соответствовало быстрое движение телекамеры; каждому наклону головы соответствовало изменение угла наклона камеры и так далее. Видение при помощи глазных видеокамер в большинстве случаев было неотличимо от видения без них. Пытаясь прочесть особенно мелкий шрифт, я отмечал некоторое ухудшение резкости, и до тех пор, пока система не была отлажена, ночью я видел лучше с видеокамерами, чем без них.

Для осязания использовались самые удивительные приспособления. Однако прежде, чем я опишу вам Скинтакт, являющийся для кожных и подкожных ощущений тем же, чем наушники являются для слуха, я хотел бы описать некоторые эксперименты, которые можно проделать с глазными видеокамерами. Классический эксперимент с перевернутыми линзами можно повторить, просто перевернув камеры. Новые эксперименты того же типа можно провести, присоединяя камеры в других, отличных от естественного положениях. Вот некоторые возможности: так называемое “кроличье положение”, при котором камеры смотрят в противоположных направлениях вместо параллельных; вариант “кроличьего положения” с чрезвычайно широким углом обзора, позволяющим достичь поля зрения в 360%; положение под названием “банк” или “супермаркет”, при котором камеры крепятся к противоположным стенам комнаты, где находится субъект опыта. К этому положению привыкнуть труднее, чем к остальным. Кстати, оно позволяет увидеть все стороны непрозрачного куба одновременно.

Но вы хотите услышать про Скинтакт. Это легкий, пористый материал, прилегающий к коже и увеличивающий диапазон осязания подобно тому, как радио и телевидение увеличивают диапазон слуха и зрения. Когда искусственная рука, снабженная Скинтактом-передатчиком, гладит мокрого щенка, настоящая рука, “одетая” в Скинтакт-приемник, испытывает такие же ощущения, какие испытывала бы настоящая рука, гладящая мокрого щенка. Когда Скинтакт-передатчик дотрагивается до чего-то теплого, соответствующий участок кожи, покрытый Скинтактом-передатчиком, не нагревается, но соответствующие сенсорные нервы стимулируются таким образом, словно теплый предмет действительно существует.

Чтобы достать зарытую боеголовку, под землю отправили робота. В этом роботе не было ни одной живой клетки. Его пропорции в точности повторяли пропорции моего тела; он был покрыт Скинтактом-передатчиком. На голове робота крепились микрофоны и телекамеры, передающие информацию наушникам и глазным видеокамерам. Робот мог двигаться так же, как двигалось бы мое тело. У него не было ни рта, ни челюстей, не было никакого механизма, чтобы дышать или переваривать пищу. Вместо рта у него был динамик, производивший все звуки, уловленные микрофоном, расположенным перед моим ртом.

Между мной и роботом существовала еще одна чудесная система интеркоммуникации, под названием Система Движения и Сопротивления, или СДС. Мембрана СДС одевалась поверх слоя Скинтакта, покрывавшего тело человека, и под слоем Скинтакта, покрывавшего робота. Я не знаю всех деталей того, как СДС работал, но могу легко объяснить в общих чертах, что он делал. Он позволял роботу в точности и одновременно имитировать большинство движений человеческого тела, в то время как давление и сопротивление, которому подвергался робот, дублировались соответствующими частями тела человека.

Ученые НАСА не стали разделять меня на части, как Деннетта; мое тело было оставлено целым. Я оставался в Хьюстоне, и, не страдая от эффектов радиации, мог контролировать выполнение роботом его подземного задания. Ученые предположили, что, в отличие от Деннетта, я смогу сосредоточиться на задании, поскольку меня не будут отвлекать философские вопросы о моем местоположении. Они просчитались…

Деннетт упомянул сотрудников лаборатории, работавших с опасными материалами при помощи дистанционно управляемых механических рук. Я был похож на них — но я работал с целым дистанционно управляемым телом с искусственным слухом, зрением и осязанием. Хотя могло показаться, что я нахожусь под Тулсой, я отлично знал, где я на самом деле. Я сидел в безопасном лабораторном окружении, оснащенный наушниками, глазными камерами, Скинтактом и мембранами СДС и говорил в микрофон.

Однако, когда я был таким образом оснащен, я не смог противиться искушению почувствовать себя на месте робота. Подобно Деннетту, хотевшему увидеть собственный мозг, я желал увидеть свое тело, упакованное в его электронные одежды. И точно так же, как Деннетт испытывал трудности, идентифицируясь со своим мозгом, мне было нелегко идентифицироваться с телом, которое двигало головой каждый раз, когда это делал робот, и перебирало ногами, словно шагая, когда робот ходил по лаборатории.

Следуя примеру Деннетта, я начал раздавать вещам имена. Я использовал “Сэнфорд” так же, как Деннетт использовал “Деннетт”, так что ответы на вопросы “Где я?” и “Где Сэнфорд?” должны были быть одинаковы. Мое имя, Дэвид, использовалось для состоящего в основном из воды и соединения углерода тела, которое находилось в Хьюстоне. Мое второе имя, Хаули, некоторое время служило именем для робота.

Ясно, что общий принцип “Куда Хаули, туда и Сэнфорд” здесь не действовал. Робот, который впервые обошел вокруг Дэвида, когда Дэвид шевелил ногами, и поворачивал голову, когда Дэвид поворачивал голову, находится сейчас в закрытом секретном музее, а Сэнфорд — нет.

К тому же, до Дэвида робота могло контролировать какое-то другое тело. Если Сэнфорд и следовал за Хаули, я делал это только тогда, когда Хаули поддерживал сообщение с Дэвидом или его двойником по крайней мере одним из описанных способов. Первый принцип Деннетта, “Куда Гамлет, туда и Деннетт”, нуждается в аналогичной модификации.

Когда я попытался назвать робота Хаули, то столкнулся с трудностями, обнаружив, что роботов было несколько. В Хьюстоне находились два робота в человеческий рост. Один из них был сделан преимущественно из пластмассы, а другой — из металла. Снаружи они выглядели одинаково; и, если вы понимаете, что я имею в виду, изнутри они тоже ощущались одинаково. Ни один из этих роботов не был отправлен в Тулсу. Там уже находился робот в три пятых человеческого роста, так уменьшенный, чтобы лучше маневрировать в ограниченном пространстве. Именно он достал боеголовку.

После того, как я узнал, что роботов было несколько, лаборанты стали иногда переключать каналы, не ожидая, пока Дэвид заснет. Когда малыш Хаули с триумфом вернулся из Тулсы, мы пристрастились к игре в мяч втроем. Нам помогали трое помощников — людей, следивших, чтобы временно бездействующие и не чувствующие роботы не опрокидывались на пол. Я настоял на том, чтобы быть в роли активного, чувствующего робота и таким образом испытал — или думал, что испытал — ощущение прерывистого во времени и пространстве перемещения из одного места в другое, минуя промежуточные положения.

Принцип “Куда Дэвид, туда и Сэнфорд” нравился мне не больше, чем аналогичное “Куда Йорик, туда и Деннетт”. Я отвергал его более по эпистемологическим, чем по юридическим причинам. Я не видел Дэвида с тех пор, как малыш Хаули вернулся из Тулсы, и не мог быть уверен в том, что Дэвид все еще существовал. По какой-то причине, которой я не мог понять, вскоре после того, как Дэвид начал воспринимать окружающий мир через Скинтакт, глазные камеры и наушники, я перестал испытывать ощущения, связанные с дыханием, жеванием, глотанием, перевариванием и выделением отходов. Когда пластмассовый Большой Хаули порождал связные высказывания, я не был уверен в том, что причиной тому являлись диафрагма, гортань, язык и губы Дэвида. У ученых имелись технологии, позволявшие напрямую подключиться к соответствующим нервам и скорректировать получаемые импульсы, которые, в свою очередь, были частично вызваны искусственно скорректированными импульсами. Они могли передавать эти сигналы на приемник, присоединенный к динамику в голове Большого Хаули. Они даже могли обойтись без этих сложных электронных приспособлений каузального посредничества и заменить их еще более сложными аппаратами, которые присоединялись бы к мозгу напрямую. Я подумал — а что, если бы что-нибудь случилось с Дэвидом? Например, у него бы вышла из строя почка или случилась эмболия коронарной артерии. Весь Дэвид, кроме мозга, мог бы погибнуть. На самом деле, мозг тоже вполне мог погибнуть. Поскольку ученые изготовили компьютерный дубликат Йорика, мозга Деннетта, то почему бы не могла существовать и компьютерная копия мозга Дэвида? Я мог бы превратиться в робота, или в компьютер, или в комбинацию робота с компьютером, лишенную всех органических частей. В таком случае, кроме еще одной вариции на тему загадочных случаев сохранения индивидуальности после обмена телами, у нас появился бы материал для создания еще одной вариации на тему загадочных случаев разделения одной личности на несколько. Если можно создать одну компьютерную копию мозга, то почему бы не создать две, три или двадцать? Каждая из них могла бы управлять модифицированным телом, лишенным мозга, как в случае, описанном Деннеттом; однако каждая из них могла бы также контролировать робота, подобного Хаули. В любом случае, пересадка тела, робота, мозга или компьютера, как бы вы ее ни называли, не требует дополнительного технологического прогресса.

Я понял, что меня привлекает рассуждение, которое Арнолд приписывает Декарту.

Я могу сомневаться в том, что человеческое тело — Дэвид, или его мозг, существуют.

Я не могу сомневаться в том, что вижу, слышу, чувствую и думаю.

Следовательно, я, чувствующий, слышащий и так далее, не могу быть идентичным Дэвиду или его мозгу; иначе, сомневаясь в их существовании, я сомневался бы в собственном существовании.

Я также понял, что Дэвид мог бы быть разделен на живые функциональные части. Глаза с их видеокамерами могли быть присоединены к мозгу в одном конце коридора. Каждая из конечностей, теперь поддерживаемых живыми с помощью искусственной крови, могла бы находиться в собственной комнате. Независимо от того, были бы эти периферийные системы все еще задействованы в управлении пластмассового Большого Хаули, или нет, мозг тоже мог быть разобран на составные части, и информация между различными субперсональными частями могла бы передаваться так же быстро, хотя ей и пришлось бы проделать более длинный путь. И если бы мозг был заменен его компьютерным дубликатом, компьютерные составляющие могли быть рассеяны в пространстве так, как описывает Деннетт в эссе “К когнитивной теории сознания” (в его книге Brainstorms). Пространственная близость или химический состав различных внутренних систем обработки информации, в совокупности отвечающих за мои мысли, кажется, не имеют отношения к моему местонахождению, единству или личности.

В той форме, в какой Деннетт сначала сформулировал свой третий принцип личного местонахождения, Деннетт находится там, где он думает, этот принцип легко поддается неверной интерпретации. Он не хотел сказать, что одна лишь мысль “Я нахожусь в Чэйпел Хилле” заставит вас там оказаться. Скорее, он имел в виду то, что местонахождение точки зрения любого человека и есть местонахождение этого человека. Разумеется, люди не только буквально видят вещи. Они воспринимают их другими органами чувств; они движутся. Некоторые из этих движений, такие, как движения головы и глаз, прямо связаны с тем, что они видят. Люди воспринимают многие из своих движений и положений постоянно, хотя и не всегда сознательно. Роботы семейства Хаули сохраняли почти все нормальные функции и отношения между органами чувств и конечностями человека и той средой, в которой они находились. Таким образом, пространственная целостность действующего Хаули вполне могла предоставить Сэнфорду возможность почувствовать единое местонахождение там, где был робот. В это время перспектива разборки Хаули казалась более неприятной, чем перспектива разделения на части тела Дэвида.

Я понял, что технически было возможно разделить входящие и исходящие сигналы от Дэвида или его компьютерного дубликата между малышом Хаули, металлическим большим Хаули и пластмассовым большим Хаули. С другой стороны, можно было разобрать одного робота так, что его отдельные части продолжали бы функционировать и передавать сенсорную информацию. Я не знал, что могло бы произойти с моим чувством целостности в подобных обстоятельствах. Осталось бы у меня хоть какое-нибудь чувство меня самого? Попав в такие необычные обстоятельства, я мог бы попытаться подражать Декарту и утверждать, что я не только командую различными частями тела, как адмирал командует флотом, но и тесно связан с ними — настолько тесно, что составляю с ними одно целое. А может быть, я не смогу решить задачу самоинтеграции. Расширился бы диапазон моей двигательной и перцептуальной активности в пространстве, или же он свелся бы к воспоминаниям, размышлениям и фантазированию, если бы сигналы от моих разбросанных в пространстве и независимых друг от друга частей воспринимались бы мною лишь как грохот и жужжание? Я рад, что мне никогда не представился случай это проверить.

Если мы считаем, что свет, волны давления и тому подобное переносят информацию о физическом мире, тогда точка зрения — это пространственная точка, где субъект получает информацию. Иногда, как замечает Деннетт, точка зрения может сдвигаться туда и обратно. Лаборант, дистанционно работающий с опасными реактивами, может перемещать свою точку зрения с механических рук на руки из плоти и крови. Зритель в стереокинотеатре может перемещать свою точку зрения с вагончика американских горок, откуда видно, как с ужасающей скоростью приближается земля, на сиденье в кинотеатре, откуда видно, как на экране быстро сменяются кадры. Деннетт не смог осуществить подобное перемещение между Йориком и Гамлетом, а я — между Дэвидом и Хаули. Как я ни пытался, я не мог представить, что вижу сцену, передаваемую глазной видеокамерой, а не сцену, разворачивающуюся перед телекамерой, передающей информацию на глазные камеры. Аналогично, в теперешнем моем телесном состоянии я не могу переместить точку зрения на пару дюймов вглубь и сфокусироваться на образах на моей сетчатке. Вместо этого я вижу лежащий передо мной напечатанный текст. Точно так же я не могу переместить мою “точку слуха” и сконцентрироваться на вибрации барабанной перепонки вместо наружных звуков.

Моя точка зрения возникала на местоположении робота, и мне хотелось расположить себя там, где моя точка зрения. Хотя я считал местоположение робота своим местоположением, я чувствовал себя менее комфортно при мысли, что мы с роботом идентичны друг другу. Хотя я не знал в точности, чем отличаюсь от робота, мне хотелось думать, что это отличие все же существует, и мы с роботом просто занимаем одно и то же положение в пространстве. Меня меньше беспокоила идея дискретного перемещения в пространстве, чем мысль о том, что в момент переключения каналов я внезапно перестаю быть идентичным одному роботу и становлюсь идентичным другому.

Когда, после возвращения с задания, пришло время доклада, д-р Вексельман, ученый, заведовавший проектом, заставил меня дрожать от страха, сказав мне, что у него для меня есть большой сюрприз. Жив ли был Дэвид? Плавал ли его мозг в чане с питательным раствором? Не был ли я вот уже несколько дней подключен к компьютеру? А может быть, этих компьютеров было несколько, и каждый управлял роботом или модифицированным человеческим телом? Я не угадал готовящегося мне сюрприза. Д-р Вексельман сообщил мне, что я могу присутствовать при демонтаже того Хаули, где я был. Глядя в зеркало, я увидел, как лаборанты отделяют от тела покрывавшие его слои. Оказалось, что под ними находился я, Дэвид Сэнфорд, живой человек. Здоровье Дэвида заботливо поддерживалось, и сорок восемь часов спустя, пока он спал, телекамеры были установлены прямо напротив глазных видео, а микрофоны — напротив наушников, один слой чувствительного Скинтакта поверх слоя Скинтакта на моей коже, и так далее. Некоторое время, в течение которого я считал, что мое местоположение там, где находится большой пластмассовый Хаули, я разгуливал в ловко сделанном костюме робота. Вскоре ко мне вернулись ощущения дыхания, поглощения пищи и так далее.

Отключение аппарата глазных видеокамер ничего не изменило в том, что я видел вокруг. Тот факт, что пока я считал, что глаза Дэвида находятся в другой комнате, они на самом деле были прямо за камерами, подтвердил мое мнение о том, что система глазных видеокамер не создавала никакого барьера между пользователем и окружающим его физическим миром. Это аналогично видению мира через микроскоп, телескоп или очки. Глядя на мир сквозь систему глазных видеокамер, человек видит то, что находится в фокусе перед линзами системы, а не какой-либо визуальный объект-посредник, хотя каузальная последовательность между внешним объектом и визуальным ощущением более или менее модифицирована и усложнена участвующим в процессе аппаратом.

Таким образом, вот он я, и у меня нет сомнения в том, что я был внутри двуслойного костюма робота, когда там находился Дэвид. Но когда Дэвид был внутри однослойного костюма, а другой слой покрывал робота, мое местоположение оставалось в каком-то смысле загадкой. Если эта загадка более информативна, чем головоломка, предложенная Дэвидом, все же основная заслуга принадлежит ему. Если бы ему удалось завершить свою миссию, мне не пришлось бы участвовать в моей.

Размышления

История Сэнфорда гораздо более вероятна, чем предыдущая. В своей недавней статье Марвин Мински, основатель лаборатории Искусственного Разума в Массачусетском Технологическом Институте, обсуждает перспективы подобных технологий:

Вы надеваете удобную куртку, в которую вшиты датчики и подобные мускулам моторы. Каждое движение ваших рук, кистей и пальцев повторяется в другом месте подвижными механическими руками. Эти легкие, ловкие и сильные руки в свою очередь снабжены датчиками, при помощи которых вы чувствуете, что происходит. При помощи этого инструмента вы можете “работать” в другой комнате, в другом городе, в другой стране или на другой планете. Ваш далекий “двойник” обладает силой великана и точностью хирурга. Жара или боль переводятся в информативные, но терпимые ощущения. Опасная работа становится безопасной и приятной.

Мински называет эту технологию “телеприсутствием” и описывает то, что уже сделано в этом направлении.

Телеприсутствие — не научная фантастика. Если мы начнем планировать сейчас, в двадцать первом веке, мы можем иметь дистанционно управляемую экономику. Техническая сложность такого проекта будет не выше, чем сложность создания нового военного самолета.

Некоторые составляющие придуманной Сэнфордом системы движения и сопротивления уже имеют прототипы — существуют механические руки с системой обратной связи, передающие различным образом усиленную или модифицированную силу воздействия и сопротивление, и уже сделан шаг в сторону глазных видеокамер:

Один из инженеров компании Филко, по имени Стив Моултон, создал отличный глаз телеприсутствия. Он установил телекамеру на крыше здания и надел специальный шлем. Таким образом, каждое движение его головы заставляло камеру на крыше и экран перед его глазами, прикрепленный к шлему, передвигаться.

Пока на вас надет этот шлем, вам кажется, что вы находитесь наверху здания и оглядываете Филадельфию с высоты птичьего полета. Когда вы “наклоняетесь” над пустотой, вам становится страшно. Но самое потрясающее из того, что сделал Моултон, это установка на шее соотношения два к одному, так что, если вы поворачиваете голову на 30%, камера поворачивается на 60%. Вам кажется, что ваша шея резиновая, и вы можете полностью повернуть “голову” кругом!

Не готовит ли нам будущее еще более невероятных сюрпризов? В следующей главе Джастин Лайбер, философ из Хьюстонского университета, предлагает вашему вниманию еще более радикальную вариацию на эти темы, отрывок из фантастического романа “По ту сторону отторжения”.

Д.К.Д.