Глава пятая 1 page

Гора вылез из спального метка, поразмялся, заморил червячка и взялся определять местоположение. Погода стояла солнечная. Такое солнце не может справиться с морозом, разве что ослабит его на пару градусов, да и то только в тех широтах, где на ту пору находился Гора. Он держал путь на юг, к Оби.

"Удивительно, до чего быстро я шел... Зря радуешься, тоже мне скорость... Ты ушел в октябре, а нынче начало февраля... Уж как-нибудь за полтора месяца до Хабибулы я доберусь! Доберусь! Если, конечно, не возникнет что-нибудь непредвиденное. Слушай, браток, наше дело идти и вспоминать, благо, невысказанного осталось больше сказанного. Потому и осталось, что все тебе недосуг - то настроения нет, то что-то мешает. А о старике дикаре сколько ты думал, сколько времени на него ухлопал! Так интересно же... Ладно, о чем теперь поразмышляем? С чего начнем? С твоих двенадцати лет, с того возраста, когда идет подготовка к свершениям, накапливаются наблюдения, приобретается опыт, вспомним те времена, явления, людей, обстоятельства. Не будь всего этого, я не пришел бы туда, куда пришел - в тюрьму!.. Это целая эпоха, в нее входят годы репрессий... Верно. С чего начнем? Главным авторитетом той поры был Сталин. Все, что происходило, становилось плодом его гения. А происходило вот что: сталинское понимание мировосприятия человека, народа, нации удивительно точно совпадало с русской пословицей, а может, изречением, не знаю, не буду спорить... По мне, так это скорее пословица: "Охохонюшки, тяжело жить без Афонюшки. Кабы Афонюшка жил, кнуты бы вил и нас бы бил". Как полагал вождь, человеку нужен кнут и голод, иначе дело не заладится. Тут, бесспорно, сыграли свою роль его незаконное появление на свет, воспитание и духовное образование - антирелигиозные инстинкты, врожденные и со временем обострившиеся. Мне кажется, что ни в те времена, ни в давние никто на свете лучше Сталина не знал истории человечества. Похоже, в семинариях постижение этой науки считалось делом чрезвычайной важности и особенно той части предмета, где описывался тысячелетний опыт единоличного правления государством, взаимоотношений властей и масс. Вероятно, Сталину волею провидения суждено было стать вождем, иначе чем объяснить его жгучий интерес, особое тяготение к этому предмету? Ему не нужно было создавать ничего нового в этом направлении, вполне хватало и старого. А какой предтеча у него был! Какое наследство оставил ему Ленин - возможность использовать старый опыт в новых условиях! К собственным знаниям присовокупилось мастерство учителя, и составился богатейший арсенал политических интриг, происков, козней - явных и тайных. Сталин был упрям и жесток в осуществлении своих целей. Он и кровопролитие считал игрой. За эти качества и выбрали его главой партии и правительства, вопреки завету ментора - не делать этой глупости!

Сам учитель никогда не сказал ни единого слова похвалы в адрес своих учеников, в глубине души он каждого из них считал законченным идиотом и подонком - его гениальность сказалась и в этом. С помощью сочиненной за письменным столом идеологии учитель сумел привлечь на свою сторону массы, а учении использовал эту идеологию в качестве основы государственного строя и экономики. Как тут откажешь им в гениальности, учителю и ученику?! Кажется, впервые в истории человечества идеология вытекала не из социально-экономических особенностей общества, а наоборот - строй и экономика были созданы в соответствии с надуманной идеологией, и Сталин даже похвалялся этим. И все бы ничего, но на развалинах Российской Империи он задумал построить новое государство, способное распространить коммунизм по всему миру. Эта цель всегда входила в Программу Российской коммунистической партии. Она подтверждалась и символикой - красной пятиконечной звездой, пятью красными материками.

Он был великим прохиндеем - наш вождь. Каких только фокусов он не ведал! Чтобы осуществить поставленную цель, нужно добиться абсолютного послушания человека, всего народа. Как получить желанный психологический настрой в массах? Он взял за руководство вышеприведенную пословицу и начал бить, сопровождая побои самыми различными поощрениями и пропагандой идей. Но этим лишь отчасти была разрешена проблема послушания. Такие люди годились на то, чтобы голодными-холодными восстанавливать разрушенную страну, но не кидаться по мановению руки вождя, куда он велит. Нужен был гражданин, подданный, которому скажут: ты должен покончить с собой, - а он только спросит: петлей, ядом или пулей? Здесь или где-нибудь в другом месте? Вождь добился этого. И вот каким путем: создал систему такой низкой оплаты труда, что на эти деньги не мог бы прокормиться одинокий, а о семье и говорить не приходилось! Взамен оставлен был кран, из которого текло так называемое государственное имущество, а точнее, добро, созданное руками трудящихся, но отнятое вождем. Когда голод начинает терзать детей, человек идет к крану, подставляет пригоршню и пьет из нее, а проще, крадет. Крадет и тотчас проникается чувством вины. А поскольку для физического существования красть нужно постоянно, то и чувство вины, укореняясь, становится постоянным. Началось повальное воровство, мздоимство, разбазаривание государственного имущества. Зато общество уже состояло из граждан, где каждый ощущал свою вину перед законом; тут, конечно, из страха, что при малейшем непослушании тебе припомнят все грехи, упекут в Сибирь и все пойдет прахом, станешь послушным, покорным и верным рабом Вождь просчитал и другое: то, что крали у него, было во сто крат меньше того, что крал он сам у народа. Этот фокус оправдывал себя материально, за гроши покупалась всеобщая молчаливая покорность. Что нужно было для того, чтобы среди двухсот миллионов отобрать непокорных, создать из них многомиллионную армию, вкалывающую задаром в далеких трудовых исправительных лагерях?.. Создать ГУЛАГ, только и всего! У лагерей скажем, кстати, и об этом - было и другое назначение. Вождь прекрасно понимал, что исправить человека трудом или воспитать в лагере гражданина, верного партии и государству, - дело безнадежное. Основная цель создания системы лагерей состояла в физическом уничтожении противников партии и недовольных существующим положением. Уничтожали не только пулей, но и нечеловеческими условиями жизни и труда. Работай, покуда не сдохнешь! Как-то в Караганде, под вечер, я разыскивал знакомого. Мне сказали, что он у врача. Там, как обычно, было много народу, и все с просьбой освободиться от работы на следующий день. Едва я вошел, появился майор - то ли Кулагин, то ли Калугин, начальник культурно-воспитательной части. Он с неподдельным изумлением оглядел собравшихся - почему скопилось столько народу. Ответили - лечиться. Майор улыбнулся: "Вас привезли сюда умирать, а не болезни лечить, занесенные с воли". Выставил всех до единого. Но это он по глупости. Администрации, естественно, запрещалось высказывать вслух настоящие причины.

"А мы вернемся к тому, о чем изначально поведать хотели". Иосиф Джугашвили родился по прихоти крови и потому от рождения был озлоблен на целый свет. Не будь этого, мальчик все свое упорство, если хотите, упрямство проявил бы в стихоплетстве и любви, а не в чтении Маркса, Энгельса, Плеханова и Ленина! Погоди! Видишь, как получается: сложись обстоятельства иначе, и в стране был бы другой вождь. Ты прав, пожалуй. Откуда нам знать, может, другой был бы пройдохой похлеще. Уж сколько я слышал проклятий на его голову, он еще долго пожил. Сталин любил хорошее вино, "Черную ласточку" и сыр-гуду. Оттого и считали его грузином. Если я люблю пиво, колбаски и Бетховена, стало быть, я немец? В документах он собственноручно писал: русский грузинского происхождения. Кого не устраивает, пусть не верит. Если меня спросить, Сталин ни тем, ни другим не был. У него вообще не было национальности. Он был продуктом октябрьского переворота, социально-политическим феноменом. А что, меньше бы народу расстреляли, если сами русские, евреи или другие члены тогдашнего Политбюро выбрали бы вместо Сталина Генеральным секретарем, скажем, Троцкого или Бухарина? Нет. Возможно, в Тбилиси за семнадцать лет убрали бы в университете не шестерых ректоров, а четырех, но эту цифру восполнили бы за счет меня и моих ближайших родственников, уничтожив восемь человек вместо шести. В тот же период могли расстрелять не двести семьдесят тысяч грузин, а двести тысяч, остальные же семьдесят тысяч по-братски раскидать на другие народы. Великая поблажка! Это гипотеза. Хотя истина такой арифметики не терпит.

Поговорим о Сталине. Родня моего отца происходила из Гори, и местные события она знала в подробностях. Была в Гори девица привлекательной наружности, некая Екатерина, по-домашнему Кеке. Родом из бедной семьи, она славилась умением стегать шерстяные одеяла, легкие, воздушные, шитые узором по атласу. Там же, в Гори, жил широко и расходисто дворянин Эгнаташвили, купец первостатейный. У супружеской четы был сын Яков, впоследствии по паспорту Александр. Может, грешу, точно сказать не могу... Кеке пригласили в семью стегать одеяла, а кончилось тем, что она понесла от хозяина. Эгнаташвили огласки не захотел, посему приискал жениха - молодого человека Бесо Джугашвили, сапожника и любителя приложиться. Купил дом из трех-четырех комнат с большим полуподвальным помещением. Подробностей теперь не восстановишь... Тот, кто бывал в Гори в доме-музее Сталина, непременно заметил бы небольшой, в две комнаты, дом кирпичной кладки под стеклянным зонтом. Сталин действительно в нем родился. Но если присмотреться, видна сохранившаяся часть смежной третьей комнаты, потом ее снесли. При благоустройстве двора и сопредельного участка полуподвальное помещение утопили в землю, превратив его в подвал. Эти уловки были рассчитаны на туристов, экскурсантов - словом, на общественное мнение, вот, мол, где ютился великий вождь мирового пролетариата! Об этом я слышал от собственной бабушки и нескольких горийских старожилов. Это сущая правда. Я только запамятовал, из скольких комнат состоял дом - трех или четырех. Что до полуподвала, то в качестве бесспорного доказательства того, что он всего на метр уходил в землю, приводили тот факт, что в нем работали тридцать пять сапожников и открыл эту мастерскую для Бесо сам Эгнаташвили. Будущему вождю было всего года три или четыре, когда Бесо Джугашвили окончательно спился. Мастерская разорилась, сам владелец дошел до ручки. Поговаривали, что он переживал свое мнимое отцовство и глушил горе в вине. В это нетрудно поверить, тем более что он от природы пристрастен был к выпивке. Шила в мешке не утаишь, вероятно, пополз слушок, и весть о незаконном ребенке все равно дошла бы до супруги Эгнаташвили. А тут еще у нее родился второй сын Василий, и мать двоих сыновей, как бы уязвлена она ни была, смирилась бы с фактом хотя бы из соображений христианской морали. По всему по этому, Эгнаташвили принимали в своей семье Coco Джугашвили, растили вместе со своими детьми, то есть ничем не отличали от своих мальчиков, но жил Coco по большей части с матерью и, разумеется, на содержании Эгнаташвили. Настала пора учиться, и Coco поступил в Горийское духовное училище, опять-таки благодаря дворянскому званию Эгнаташвили. По окончании его мальчик был определен своим благодетелем в Тбилисскую духовную семинарию - в ней учились отпрыски аристократов и лиц духовного звания. Братья с малолетства были привязаны друг к другу по-родственному. Несмотря на принадлежность к различным партиям: Яков и Василий были национал-демократами, а Иосиф социал-демократом, - они до конца искренне, преданно любили друг друга, доказательством тому их отношения и в последующие годы. Coco, к примеру, назвал своих сыновей Яковом и Василием, их неподдельное чувство не раз проявлялось и впоследствии. Жизнь развела братьев. Яков отправился во Францию учиться виноделию, пошел, кажется, по стопам отца. Васо отдал предпочтение Московскому университету. Coco занялся политикой, скитался по тюрьмам, ссылкам, но помощь, любовь семьи и братьев ему сопутствовали всегда.

Началась первая мировая война. Яков пошел добровольцем во французскую армию. В битве под Верденом был тяжело ранен и вернулся на родину с боевыми наградами Франции. Василий по окончании университета занялся в Тбилиси педагогической деятельностью. Coco к этому времени был уже Сталиным, а не Джугашвили и вскоре занял пост Генерального секретаря, возглавил гигантское многонациональное российское государство. Своеобразно сложились и жизни Якова с Василием. Янов вернулся в Тбилиси при меньшевистском правительстве, то есть в пору независимости Грузии. Покрутившись немного, открыл на Сололакской горе элитарный ресторан, который его стараниями превратился в любимое место встреч тбилисских литераторов, художников - словом, просвещенной богемы. Ресторан существовал, пока Сталин не вызвал Эгнаташвили в Москву. И вот почему: в конце двадцатых годов Советская Россия начала расширять дипломатические связи. Оказалось, что революция и гражданская война не только уничтожили всех гофмаршалов, но и посуды для торжественных случаев не оставили - пришлось искать. Для оживления дипломатических отношений нужно было восстановить хозяйственные службы, и это дело возложили на Якова. Яков, то есть Александр Эгнаташвили, скончался несколькими годами раньше Сталина и, помню, в некрологе был назван генерал-лейтенантом службы безопасности. Помню и другое. В Белоруссии один из знакомых протянул мне газету "Известия". Он сложил ее так, что, кроме фотографии, не видно было никакой подписи, и спросил, кто это. Я взглянул, формат фотографии был из тех, что обычно предваряют некрологи. На меня смотрел Сталин. Но с такой маленькой фотографии?! И тогда я понял, что скончался Яков, он же Александр. Сталин не обошел вниманием и младшего брата. Перед началом репрессий тридцатых годов Василий по указке Сталина был назначен секретарем Президиума Верховного Совета Грузии - пусть, мол, знают, что он под моей опекой, а если кто и заденет ненароком, тому несдобровать. Васо пережил Сталина. Братья отправились на тот свет в порядке возрастной очередности.

Мать Сталина, Кеке, похоронена в Тбилиси в пантеоне писателей и общественных деятелей. Ее муж, Виссарион Джугашвили, в Телави. Поговаривали, что могила его затерялась, но после смерти Сталина ее восстановили по описаниям очевидцев...

Гора, что за привычка у тебя! Начинаешь об одном и тут же перескакиваешь на другое! Почему? Мы же решили, что будем перебирать события сталинских времен с твоих двенадцати лет и далее. Вспоминаю то, что помнится. Если помнится, значит, как-то способствовало формированию моей личности... Нет, может, было и такое, что не запомнилось, но оставило свою отметину, подействовало как-то?! Полно, будет, договорились рассказывать о том, при каких обстоятельствах шла моя подготовка "к свершениям", так? Да, так. Вот что, к примеру, запомнилось мне из периода коллективизации. В Тбилиси хлынуло множество русских. Я вышел как-то по поручению домашних за покупкой и вдруг увидел посреди мостовой плачущую толпу из женщин, детей и одного-двух мужчин. Дети плакали навзрыд, женщины голосили. Леденящее зрелище. Толпа скрылась из глаз, а я все стоял и стоял, не понимая, что происходит. Когда я вернулся, то ли дед, то ли отец объяснили мне, что в России начался голод и люди бегут, бросая обжитые дома, бегут, куда глаза глядят. В Грузии коллективизация началась позже. Деревня устремилась в город на строительство заводов и фабрик. Проблема жилья решалась просто: утесняли жильцов, занимали чуланы, кладовки под лестницами, останавливались якобы на время у родственников, а потом начинались тяжбы за право на жилплощадь. В городе появилось население, непривычное к городской жизни, и вместе с ним новые порядки, обычаи. В общем, начался бедлам в обители. В деревнях некому было выращивать хлеб, город же переполнился едоками. Система не могла навести порядка, но народ все терпел потому, что, выскажи он любой протест, место для него, как и для раскулаченных крестьян, было заготовлено. Нужно сказать, что довольно многочисленная часть населения, поддавшись агитации и пропаганде, была преисполнена искреннего энтузиазма, верила в то, что в ближайшем будущем будет построено идеальное коммунистическое общество, но мнимые энтузиасты все-таки преобладали. Они жили по принципу: "Держи нос по ветру..."

Нет, так, пожалуй, ничего не получится. Лучше вспоминать о людях, их настроениях, характерах. По мне, так если бы наши летописцы побольше обращали внимание на человеческие характеры, вместо того чтобы растрачивать свой талант на похвалы царям, описания придворной жизни, войн и эпидемий, то эпоха яснее бы обозначилась... Время создает людей, а человеческие поступки, отношения и мышление воспроизводят точную картину эпохи... Разумеется!.. Это еще что такое?!"

Гора шел уже по местности, чреватой большей опасностью встреч с людьми, чем в верхних широтах. Раз ему послышалась музыка, он замер. Несмотря на то, что звуки лились издалека, а стоянку Гора выбрал для продолжительного отдыха, он торопливо снялся с места. На второй день пути он вдруг увидел хижину-времянку. Дверь заменяла штора, а у порога дымился трухлявый чурбан - чтоб не проникала вовнутрь мошкара. Из хижины вышел седой бородач, выбросил мусор и вернулся обратно. В незастекленную форточку виднелась голова бородача. Гора навел подзорную трубу - тот писал, сидя за столом.

"Я совершил две непростительные глупости. Одна из них в том, что нужно было держать маскхалат под рукой и вовремя укрыться от самолета. Я должен был предусмотреть эту опасность. Промашка вышла. Вторая глупость в том, что я убежал от звуков музыки. Чего бежишь, кто за тобой гонится? Этого бородача я высижу, может, и выгода какая будет. Еда кончилась, ноги не слушаются. Э-э! Никак, лошадь заржала! Опять, надо же! Скажи, какой я болван! Столько времени тащусь, и ни разу в голову не пришло, что можно лошадь раздобыть, то есть украсть! Откуда донеслось ржание? Оттуда! Сходить, что ли, посмотреть? Поляна - рукой подать. Скорее всего, там и пасется... Далеко не пустил бы, она где-то здесь, ясное дело..."

Гора взялся было за поклажу, но, передумав, пополз к лошади. Спустившись с косогора, встал на ноги и продолжил путь. На поляне, искрившейся под лупами солнца, паслась вороная лошадь, пощипывая проклюнувшуюся местами из-под снега траву. Ему припомнилась почти такая же картина студенческих времен: лошадь на лугу в окрестностях Икалто, только та была белой и паслась на траве, умытой дождем.

Гора спрятался за толстую сосну и замер - точь-в-точь как тогда, в окрестностях Икалто.

Раздались звуки шагов, скрип сапог, приминающих снег на сухой хвое. Гора приник к земле, проследил взглядом за бородачом. Тот ступал по лугу твердым, размашистым шагом, но ходьбе его недоставало молодой легкости, он был стариком. Бородач прошел совсем близко, направляясь к лошади. У Горы возникло ощущение, что он видит его и намеренно отводит глаза. Бородач подошел к лошади, снял путы с ее ног, повел к хижине. Он шел, а Гора ждал, что сейчас, вот сейчас он обернется и посмотрит ему в глаза. Не обернулся, скрылся в чаще. Гора выждал немного и, вернувшись на прежнее место, продолжил наблюдение.

Бородач вертелся возле лошади, может, в путь собирался.

"Давно перевалило за полдень. Куда и зачем ему идти? Если по делу, то для дел время позднее. Да и место тут, прямо скажем, такое, что к соседям поболтать не сбегаешь... Навьючивает лошадь... Что, вообще снимается?.. Пусть, хижина мне достанется... Что он вынес? Ого, да он старатель, вон инструменты укладывает... Как же так? Разве не с утра нужно ездить?.. Что ты привязался, когда хочет, тогда и едет... Золото и после полудня намыть можно! Мы в этих делах не очень-то смыслим... Оглядывает окрестность... Обычно и ты осматриваешься перед уходом. Ага, двинулся. Пойдем за ним. Поглядим, куда путь держит. На кой он нам! Только бы умотал подальше отсюда, ничего больше от него не требуется..."

Бородач скоро скрылся. Гора опасливо прошелся, выбрал удобное смотровое местечко. По его расчетам, именно отсюда он бы мог проследить с помощью подзорной трубы за перемещениями бородача вплоть до горизонта. Так оно и вышло, но тот, отъехав всего метров пятьсот, остановился на берегу ручья, снял поклажу, привязал лошадь, проломил тонкий лед и стал промывать песок, но почему-то все время тревожно озирался.

Гора двинулся к хижине.

"Меня не оставляет мысль, что он откуда-то знает о моем присутствии.. Может, у него есть основания кого-то бояться? Или ему кажется, что кто-то охотится за его золотом? Руку на сердце, нужна изрядная смелость, чтобы держать при себе золото в этом безлюдном, Богом забытом месте.."

Сначала Гора обошел хижину, потом заглянул в форточку. С особенным тщанием изучив окрестность, он даже потянул носом воздух и, отважившись наконец, отодвинул штору: узкая тахта, сколоченная из жердей и покрытая овчиной, приземистый, из жердей же столик, печка-времянка и под форточкой небольшой дощатый стол - ничего больше. На жердяном столике сложена чистая посуда, а на дощатом - пачка тетрадей различной толщины. Одна школьная тетрадь была раскрыта, на ней лежал аккуратно заточенный карандаш. Под потолком висела на крюке большая полевая сумка с приколотой запиской. Она легко прочитывалась - хижина была приземистой, Горе даже на цыпочки стать не пришлось. Красивым, легким почерком было написано, что в сумке лежат отложенные для хозяина хижины продукты, точное количество жизненно необходимого. Для гостя же еда в кастрюле. Может отведать. Вне этого гость имеет право взять только десять патронов двенадцатого калибра. Ни в коем разе ничего другого. Хозяин хижины знает обо всем и даже уверен в том, что приход гостя не вызовет осложнений. Встречаться нет нужды! Пусть ест и уходит, да не трогает ничего, не то ему не поздоровится!..

Кастрюля стояла на полке. Гора снял ее, заглянул - ячменная каша, щедро приправленная топленым маслом. Подошел к столу под форточкой, сел и стал есть. Заглянув в тетрадь, прочел несколько строк. Ему подумалось, что этот человек явно один из учителей того Коли, что дал ему оленя. Гора продолжил чтение:

"Сила, противостоящая власти, должна существовать всегда, она светоч, надежда, упование, без нее народ - масса, а не нация. И это надо знать каждому гражданину, обществу. Власть, со своей стороны, постоянно ощущая, что с ней борются, должна противостоять оппозиции. В этом противостоянии приобретаются защитные рефлексы, отрабатываются средства и приемы борьбы с любыми переворотами. Уничтожая противодействующие политические силы, диктаторы совершают непоправимую ошибку, поскольку лишают себя возможности совершенствоваться, тормозят процесс разработки методики борьбы. Чем жестче давление, тем сильнее сопротивление. Чем тяжелее условия, в которых приходится действовать оппозиции, тем интенсивнее улучшает она стратегию и тактику борьбы и в этой постоянной устремленности к совершенству побеждает. В этом одна из основных причин падения диктатуры".

Гора мотнул головой, проглотил кусок, перелистал тетрадь и продолжил чтение:

"Когда государство управляет экономикой, когда гражданин с помощью зарплаты, получаемой за свой труд, не может обеспечить себе прожиточный минимум, он вынужден красть или каким-то иным незаконным доходом обеспечивать себе этот минимум. В таком обществе создастся прослойка казнокрадов, которая задаст тон жизни, и воровство как поступок становится достоинством, а не позором, люди гордятся им, а это уже маразм системы".

* * *

"Да он философ!.. Интересно, а что он думает об интеллигенте нового типа, порожденном русским социализмом? Чем обусловлено его становление? Тяжелое существование в обход законов в условиях насилия, несправедливости; необходимость хитрить, предавать, ловчить, чтобы избежать ссылки в Сибирь; борьба за выживание в тюрьмах и исправительно-трудовых лагерях, если не удалось отвести от себя арест. Только бы не умереть! Вот каким путем приобретался жизненный опыт, и в общество возвращался интеллигент социалистического настоя, познавший жизнь со всей ее изнаночной стороной, эрудированный матерый разбойник, активно использующий букет благоприобретенных качеств в борьбе с той системой, которая посягнула на его принципы существования и превратила в раба надуманной идеологии для сохранения единства империи. Конечно, империя развалилась бы! Разве могла быть у нее иная судьба?!

Подпись есть, но намеренно неразборчивая. "Прус", а потом какие-то загогулины... Кем бы он ни был, человек он порядочный, да!.. Интеллигент нового типа. А по нынешним временам - уже устаревшего типа... Теперь он помышляет о том, как бы разбогатеть законным путем и почить где-нибудь на юге, в собственной избе или дворце.

Я ведь тоже интеллигент, порожденный социализмом. Имею ли я право красть лошадь? Господи, как полегчает суставам Горы Каргаретели, будь у него кляча... Полегчает, еще как! Нельзя! Украсть - значит оставить след и присовокупить к своре поимщиков еще одного в лице разъяренного владельца лошади!.. Вот тебе и десять патронов... Ничего не скажешь, необычная ситуация: так и уйти, "спасибо" не сказав интеллигенту социалистического толка? Он прав, нет нужды. Если бы хижина была без хозяина, заброшенной, ты бы поел, прихватил что-нибудь с собой - конечно, самое необходимое - и... Стал бы дожидаться, чтоб "спасибо" сказать? Это было бы слишком вежливо. Пора уходить. Интересно, когда и как он меня заметил?.."

На другой день Гора вдруг услышал топот копыт. Сначала он подумал, что показалось. Прислушался - так и есть! Решив укрыться, Гора, чтобы не оставлять следов, свернул на незаснеженную тропу. На пригорке тянулись к небу крупные сосны - три или четыре. Выбрав укромное местечко, Гора залег. Стал наблюдать... Извини-подвинься, вон она, вороная, старатель восседает на ней собственной персоной. И остановился он именно там, где Гора свернул с пути, и именно так, будто заметил следы...

– Вылезай, чего прячешься, все равно вижу! - сердито крикнул всадник.

Гора, не долго думая, встал, сунул ружье под мышку, подхватил сани и, с лыжами на спине, двинулся навстречу пришельцу.

– Вы это мне, уважаемый? - на всякий случай издали осведомился он.

– Где моя лошадь?! Я вас спрашиваю, куда девалась моя лошадь?!

– Какая, уважаемый?

– У меня была одна, вороная!

Гора несколько растерялся. Оглядев всадника, он осторожно заметил:

– Вы сидите на своей лошади!

Старатель спешился, уставился на лошадь и, вскочив в седло, повернул обратно.

Гора долго смотрел ему вслед.

– Эта страна населена придурками. Целый день провел в седле и не знал, что под ним вороная? - проворчал он и пошел своей дорогой.

"Интересно, что бы значил этот финт? Хотел посмотреть, что я из себя представляю, и прикинулся дурковатым?.. Он тебя раньше видел, потому письмо оставил, накормил и... Ты прав, он из придурков!.. Кому еще в башку втемяшится намывать золото средь зимы?! К тому же я склонен думать, что это не золото, а пирит. В Заполярье пирита навалом... Помнишь, в Норильске, когда город строили, или в Магадане земля так и сверкала, думали золото, а оказался пирит... Ладно, уважаемый, я так полагаю, что история пустяковая и голову ломать над ней не стоит, подумаем о чем-нибудь другом...

Люди сталинских времен... С кого начнем?.. Не имеет значения, с любого, кто был арестован в тридцатые годы. Массовые аресты начались в тридцать шестом... Мы не с этого времени начали свои воспоминания. С моих двенадцати-тринадцати лет? Хорошо. Тогда расскажем о девице Мачабели. Снова к Сталину вернулись?.. Отчасти так. Склонность к благотворительности, проявленная Сталиным в пору его молодости, свидетельствует о том, что он не чужд был сентиментальности. Coco учился в духовном училище, писал стихи, когда влюбился в красавицу, дочь князя Мачабели. Увлечение было таким сильным, что юноша из желания чаще видеть девушку нанялся в прислуги к ее отцу. Обязанности у него были несложные: встретить гостей, помочь снять верхнее платье, разместить его на вешалке и прочие необременительные дела. Зато у него была возможность видеть украдкой свою возлюбленную. Удивительно, что дворянин, первостатейный купец Эгнаташвили разрешил своему пасынку пойти в услужение, стать мальчиком на побегушках у князя Мачабели. Еще раньше, во времена моего детства, современники объясняли этот факт безграничным упрямством Coco, его умением настоять на своем. По окончании каникул он вернулся в духовное училище. Как долго продолжалась влюбленность юноши, история умалчивает, но известно, что Мачабели навсегда запомнила грустные, выразительные глаза Coco, что совершенно естественно, если учесть, что в результате тяжелой и неизлечимой болезни девушка лишилась ноги, женихов перебирать не приходилось, и во умножение несчастий, в советской Грузии она лишилась средств к существованию. В Тбилиси Мачабели жила в тесной, узкой комнатенке. Чем питалась - неизвестно. Известно лишь, что она поддерживала тесные отношения с "гаремом Джимшеда". В конце двадцатых годов девица Мачабели переехала в благоустроенную квартиру, обставила ее добротной мебелью и стала опекать нищих и бесприютных женщин. Дед Гора Каргаретели вынужден был признать ее квартиру филиалом "гарема" вот до чего дошло. Счастье, привалившее вдруг девице Мачабели, следует приписать настояниям ее друзей - напомни о себе Сталину, напиши ему, как ты нуждаешься, может, порадеет. Она написала, и - о диво, Божья воля, козни дьявола! К девице Мачабели пожаловало правительство в полном составе и, узрев тесноту, предоставило ей хоромы, назначило пенсион на "пропитание". Спустя небольшое время пришла посылка от самого вождя - дары, словами неописуемые, радость сердцу и отрада душе. И это пустяки - отныне и до скончания девица Мачабели ежемесячно получала вспомоществование от вождя. Люди, сведущие в подобных делах, поговаривали, что эти двести двадцать пять рублей - партмаксимум Генерального секретаря! Помимо того, госпоже Мачабели ежемесячно поступала на так называемый "Торгсин" определенная сумма в валюте. Разумеется, все это сильно облегчило существование не только госпоже Мачабели, но и "гарему Джимшеда". Любезное внимание длилось до самой смерти госпожи Мачабели, но едва покойницу опустили в могилу, милосердия как не бывало... Странное дело. Похоже, вождь получил от грузинских властей соболезнующую эпистолу, иначе как он мог так вдруг узнать о кончине своей любезной? Обитатели "гарема", и не только они, горевали и довольно долго. Вот только что составляло предмет их печали - ее кончина или потеря кормушки..."