Глава третья 4 page. Человек поднялся по склону, оставив позади лес, и вышел на поляну

Человек поднялся по склону, оставив позади лес, и вышел на поляну. Обернулся на хижину. Какое-то время смотрел на нее, потом снова возвратился в лес и, укрывшись за толстым стволом, стал наблюдать за хижиной. Гора навел на него подзорную трубу. Ничего примечательного - ружье, патронташ, ягдташ, отстреленные белки и тревога, настороженность во взгляде...

"С чего бы ему прятаться?! Прятаться, говоришь? Лучше подумай, за кем он охотится? Пусть себе охотится, за кем хочет. На белок, если не ошибаюсь, можно до пятнадцатого марта. На таких, как я, - круглый год... То-то! Все же почему он спрятался? Увидел дым? Значит, он не предполагал найти кого-то в хижине? Тогда это его хижина. Кто же внутри? Если хижина чужая, а пришлый всего-навсего мирный охотник, почему он прячется от хозяина? На меня охотится? Митиленич, откуда тебе известно, что я иду вдоль восьмидесятого меридиана, или ты ворожить умеешь?.. Гляди-ка, переломил ствол, меняет патроны. Наверное, жакан заложил... Э-э-э, тут что-то неладно, Гора! Идет, идет... Схватить Гору Каргаретели?.. Что с вами, господа... Спуститься, что ли?.. Идиот, разве в детстве тебя не учили, не суй свой нос в дела супругов!.."

Незнакомец сделал так, как предполагал Гора, - ринулся ничтоже сумняшеся в хижину, правда, ружье взял на изготовку. Несколько мгновений и прогремел выстрел. За ним другой. Гора, сорвавшись с места, бросился вниз по склону. В хижине было одно-единственное оконце, он собрался было подкрасться к нему, но снова почувствовал головокружение и опустился в снег. Едва немного отпустило, он подполз к окну и затаился. Свет в хижину проникал единственно отсюда. Заглянуть - значило застить свет, и незнакомец в хижине непременно обернулся бы. Гора замер, лихорадочно соображая, как быть, и уже было решился привстать, как в нависшей тишине скрипнула дверь. Видно, человек стоял на пороге. Тишина длилась недолго, ее вспорол шум шагов - незнакомец удалялся от хижины. Гора дополз до угла, проводил уходящего взглядом. Тот шел с ружьем через плечо, в руках были кирка и лопата. Пройдя шагов двадцать, он остановился, оглянулся, скинул ружье на снег и стал копать. Гора отполз назад, заглянул в оконце и вздрогнул... В открытую дверь падал свет, на полу ничком лежал голый труп, уткнув лицо в лужу крови!.. Гора обошел хижину с тыльной стороны, где была сложена поленница. Примостившись за ней, он нашел просвет между дровами и стал наблюдать в подзорную трубу за пришлым. Тот копал. Ветер время от времени хлопал открытой дверью. Незнакомец на каждый хлопок замирал, стремительно оглядывая хижину и окрестность.

"Он убийца, это очевидно! И убил он охотника, заглянувшего в хижину в то время, когда он там находился. Кто он?.. Видишь, и голова перестала кружиться!.. Нервы напряглись, и сопротивляемость возросла. Солдату порой приходится по нескольку суток стоять по пояс в воде, так он даже насморка не получает. А дома от небольшого сквозняка можно свалиться с воспалением легких... Так оно. Послушай, в хижине ружье! Я слышал два выстрела. Ружье было и у того. Какой же я болван!.. Погоди, не время сокрушаться и бить себя по голове... Проберусь в хижину, и как только он войдет - руки вверх!.. Не годится. Если он на входе увидит меня - сразу выстрелит. Скажем, не успеет, я опережу. А если во втором ружье не окажется патронов?.. Пока я найду патроны, заряжу, этот подоспеет, выстрелит и, судя по всему, не промажет - убил же он одним-единственным выстрелом хозяина хижины?! Допустим, он умнее, чем кажется. Тогда он ускользнет, подкараулит в засаде и прихлопнет... Как бы мне незамеченным пробраться в хижину? Через окно не влезть! Что ж, сидеть сложа руки, наблюдать за ним и упустить?! Нет, надо что-то предпринять, Гора!.. Возьмем себя в руки! Чужак роет могилу, хочет убрать труп. Да он круглый дурак. Понабегут следователи, прочешут окрестность, что ж, могилы не найдут?.. А-а-а, он задумал остаться здесь на какое-то время, а нервишки слабые, быть рядом с трупом ему невмоготу... Так, так, это хорошие данные - негодные нервы, и к тому же дурак!.. Если пару дней покараулить, выйдет ведь он оправиться. Не всегда же с ружьем!.. Пару дней, говоришь? За пару дней я дойду до точки. Нет, нельзя скулить. Значит, так: положение чрезвычайное, убит человек, и убийца вот он, тут. А как со мной? Мне позарез нужна эта хижина и кое-что из того, что в ней есть. Убийца не сегодня завтра непременно уйдет... Уйдет, и тогда наше дело в шляпе, можно будет остаться здесь на несколько дней, отдохнуть, привести себя в порядок, восстановить силы... Не пойдет! Во-первых, потому, что этот мерзавец все, что мне нужно, надо думать, прихватит с собой. Во-вторых, уйдет и еще кого-нибудь порешит. Тогда что? Это всего лишь предположение, а не обоснованный вывод... Как бы там ни было, его нельзя выпускать!.. Вот-вот, это именно то и есть, что называют в тебе авантюризмом... Что в этом плохого?.. Ладно, поздновато вносить коррективы в твой характер... Теперь, скажем, я заполучил этого подонка. Как быть с ним? Ближайшее учреждение по охране правопорядка находится на расстоянии нескольких сот километров. Будь оно даже под носом, не мне же его туда вести? Может, они и обрадуются при виде него, но при моем появлении совсем обезумеют от счастья!.. А не почувствовал ли он, сволочь, что-то неладное, подозрительно часто оглядывается на хижину!.. Опасается, что охотник жив, вдруг да доползет к порогу и выстрелит! Продолжим: нам, товарищ, не с руки вступать в какие-либо отношения с административными органами, но налицо убийство и, хочешь не хочешь, нужно наметить план действий... Смотри-ка, глубоко роет!.. Схватить его?.. От меня одна тень осталась.

Убийца в сравнении со мной сказочный великан, и, кроме прочего, мне он нужен связанным. А связать его можно, только оглушив. Так! Надо оглядеться, может, кол какой-нибудь найдется?.."

Возле поленницы лежали нераспиленные дрова. Гора выбрал толстую, с локоть, сучковатую дубинку метра в полтора.

Убийца вырыл яму по пояс и, перекинув ружье через плечо, направился к хижине. Обойдя сруб, Гора прижался к стене между оконцем и углом. Убийца присел на порожек, закурил. Встал, шагнул вовнутрь. Дверь, скрипнув, закрылась. Какое-то время слышалась возня и шум шагов. Потом дверь приоткрылась. Гора догадался - убийца волочил труп, пятясь к двери. Дотащив его до порога, чужак выставил ногу на снег, но, прикрытая створкой двери, она все еще оставалась вне поля зрения Горы. Вот он подтянул еще немного мертвеца, и, хоть сам все еще оставался за дверью, левая нога его высунулась до бедра. Гора шагнул и, взмахнув дубинкой, изо всех сил опустил ее на подколенный сгиб чужака и, когда тот вскрикнул, нанес второй удар. Он пришелся на правую ключицу - убийца успел отвести голову. Все это заняло секунды три. Чужак - он оказался довольно молодым - взревел, дернувшись назад, и грянулся навзничь на снег. Подняв глаза на Гору, он снова взревел - то ли от боли, то ли от неожиданности. Отбросив дубину, Гора выхватил нож. Бестолково размахивая здоровой рукой, чужак выл зверем. Гора снял с пояса веревку, чтобы связать его, но тот воспротивился, отбиваясь здоровой рукой и ногой. Тогда Гора, снова взявшись за дубинку, вполголоса осведомился:

– Угомонишься, или, может, перебить тебе здоровую руку и ногу?

Незнакомец тотчас притих, только поскуливал. Гора связал его. Вытащив труп из хижины, положил его рядом с убийцей. Теперь можно было и дух перевести. Он посидел немного на пороге, потом, подхватив ружье незнакомца, вошел в хижину.

В глаза ему бросились два туго набитых рюкзака со связкой беличьих шкурок сверху. Нагнувшись, Гора ощупал рюкзаки, распустил на одном из них шнур, достал свежеиспеченную лепешку, отломил, положил в рот и стал жевать. Пришлось помучиться, пока разжевывал кусок. Отломил еще, поднес было ко рту, но сунул обратно в рюкзак.

"Больше нельзя, пока хватит! Надо последить за деснами, попить хвойный отвар. Отвратительное пойло. В этих рюкзаках могут оказаться и витамины... С каких это пор охотники таскают с собой витамины, а? Почему бы и нет? Союз охотников снабжает их, почитай, весь сезон. И провизию дают, и медикаменты. Этот парень, пожалуй, единственный в своем роде грабитель - охотится на беличьи шкурки. Все, что плохо лежало, сгреб в охапку, сволочь... Продуктов, наверное, тьму извел, закидал в свою утробу. Ружье, патроны, патронташ! А это что? В мешочке - дробь. А в коробке? Порох... И это приготовил навынос..."

Гора осмотрел ружья. Оба были заряжены. Достал патроны, проверил стволы, снова зарядил, вгляделся и оторопел!

На одном из прикладов были вырезаны три креста. Он положил ружья, примостился на пороге. Долго любовался тайгой, небосводом. Потом перевел взгляд на убийцу и смотрел на него до тех пор, пока тот не отвел глаза...

– Ты кто? - спросил он вполголоса.

– Барсук. А ты Гора?

– Гора. Ты-то откуда знаешь?

– Два месяца назад говорили, ушел.

– Ты в бегах?

– Нет. Повели нас как-то на работу, ну примерно с месяц будет. Бригаду инвалидов. Лед на реке проломился. Вся бригада вместе с конвоирами и собаками под лед ушла. Все погибли. Я чудом спасся... О тебе говорили, что ушел в пургу и дуба дал.

– Ты-то как здесь оказался?

– Поднялся по притоку реки. Шел пять суток. Продрог и оголодал, как пес. Увидел хижину. Она и спасла меня.

– Ружье откуда?

– И тут повезло. В первой хижине нашел патроны. Прихватил еще кое-что. Набрел на вторую хижину, давно заброшенную... Вверх по притоку есть и другие хижины, на пятьдесят, а то и на сто километров друг от друга. Словом, я в заброшенной заночевал. Перед уходом обыскал хижину и обнаружил ружье. Хорошее.

– За дверным наличником?

– А?.. - удивился Барсук. - Да!

– И входная дверь мечена тремя крестами?

– Мечена, как же, мечена! Ты что, бывал там? Гора умолк и после долгой паузы спросил:

– А здесь чего бродишь?

– Не могу я порожним на юг идти! Весь порезан... Инвалид. Ты беглец, ты должен знать, какая прорва денег уходит, пока где-нибудь сядешь.

– Порожним, говоришь? Чем поживиться, когда кругом ни души?

– Пушниной.

Гора задумался. Откинув голову, оглядел рюкзаки со связкой беличьих шкурок, подумал немного и подошел к убийце.

Барсук растерянно хлопал глазами, не понимая, что от него хотят. Гора стал обыскивать Барсука, извлек из-за ремня финку. Пощупал карманы, достал из внутреннего кармана паспорт, удостоверение Союза охотников и разрешение на отстрел. Все это лежало в полиэтиленовом пакете, перетянутом крест-накрест тонкой резинкой. В нем же оказалось немного денег. Открыв паспорт, вслух прочел:

– Васильев Михаил Иванович... Стало быть, пятидесяти четырех лет. - Он внимательно всмотрелся в убитого и прибавил: - Этот значительно моложе. Документы чужие! Он что, жил под чужими документами? И лицо не похоже, нисколечко! - Помолчав, мрачно бросил: - Давай, повернись!

– Чего пристал, леший, кошкоед, нечисть с мутного болота... Что ты мучаешь меня!

– Поворачивайся, говорю!

Убийца повернулся. Гора присел на корточки, ощупал задний карман брюк. В нем оказались документы в точно таком же полиэтиленовом пакете, перетянутом резинкой.

– Это его документы? - Гора ткнул пальцем в сторону убитого. - Тарахно Сергей Петрович. Сколько ему? Выходит, сорок шесть.

Гора вернулся в хижину, вычистил печь, разжег. Пошарив в рюкзаках, взялся варить кашу.

"Я столько сырой рыбы съел, поверить, в ней совсем витаминов не было? На Севере пьют чифир. И я пристрастился к нему в лагерях, вот уж тридцать лет как пью. Самому мне читать об этом не доводилось, но заключенные по опыту своему утверждают, что в чае есть вещества, удерживающие в организме витамины. Похоже на правду. На Колыме чая не было, вот я и заболел цингой. Не болел же я в других местах, а все потому, что чай пил. Давненько мы с тобой не чифирничали, Гора! Попьем, Бог послал... Теперь об этом подонке... С ним все ясно. Подсуетился, патроны достал. Потом прихватил мое, то есть филипповское ружье... Он и того охотника, Михаила Ивановича Васильева, порешил, сволочь, и в одежду его вырядился...

Все, говорит, утонули! Значит, о том, что он спасся, никому не известно. Кому же пришьют его преступления? Как кому? Горе! Ха-а, Митиленич, ты клюнешь на это? Гора Каргаретели - грабитель и убийца?.. Дело осложняется. Едва обнаружат труп, как охотники, Ханты-Мансийское управление внутренних дел кинутся искать тебя, не говоря уже о разных оперативниках те просто обыщутся! Ничего себе положеньице! Полно, охотников не проведешь - следы разные, принадлежат двоим. Правда, к северу от хижины, то есть на моем пути, следов преступления нет, но они могут объяснить это тем, что на том отрезке никто из тех, кого можно было бы убить и ограбить, мне не встретился. А как только встретился... Практикой доказано, что изголодавшийся беглец способен на все... Следствие должно установить, кто из нас совершил эти убийства, поэтому задержат обоих, сначала за побег, потом... Ясно, я в западне! Остаться? Не ровен час нагрянут. Уйти? По следам настигнут. Откуда эта сволочь свалилась мне на голову! Может быть, Митиленич считает меня мертвым? Шел бы к себе, шел и в конце концов сел бы на рельсу... Куда теперь деваться бабочке?.."

Гора поел кашу, заварил чифир, попил, растягивая удовольствие. Барсук надсаживался, требуя завести его в хижину, он продрог.

Гора втащил его, развязал и предложил:

– Пройдись!

Барсук, кряхтя и ругаясь, встал на здоровую ногу, попытался ступить на другую, но, взревев от боли, снова рухнул на пол, прижался к печи продрогшей спиной.

– Что ты наделал! Куда я такой денусь, а? Придут, забьют!

– А так тебя не поймают? Сойдет с рук?

Заломив Барсуку руки за спину, Гора связал его, узлом затянул конец веревки на скобе под потолком, перекинул ружье через плечо и направился к своей клади.

Небо потемнело, и Гора порадовался, может, снег пойдет.

"Искупаться, постирать, высушить белье, починить одежду... На это уйдет, скажем, день. Схоронить труп, сделать надпись - еще один день... Надо снять с него показания, и самому написать объяснительную. И на это, самое малое, день понадобится. Сколько получается? Три дня?.. Думаю, оперативники вот-вот придут за ним. Когда придут - это зависит оттого, как скоро удастся обнаружить его след, а потом обойти все места, где он наследил. Эта хижина - конечный пункт, и придут они сюда тоже под конец. Интуиция подсказывает, что погоня будет здесь не раньше, чем через неделю. Не могу сказать почему, просто чувствую, и все тут... Им нужно пройти несколько сот километров. Кроме того, отдохнуть в пути, поспать... Как бы там ни было, иного выхода нет... Допустим, уйдешь сегодня, ты же не сможешь груз тащить и к тому же быстро идти?.. Вон, силы на исходе, на ногах едва держишься.

Эх, Кола-Колышек, одна надежда на тебя! Если я не отдохну и при этом не отъемся, как следует, то мне и десяти километров не пройти... А если и лыжи прикажут долго жить?! Из второй пары только одна штука и осталась. А большой ли риск остаться здесь на неделю, пусть дней на шесть?.. Еще одна опасность - Митиленич! Если он смекнул, что я иду вдоль восьмидесятого меридиана... Очень уж красивая картина получается, влипли мы по уши, уважаемый!.. Не отвлекайся, делай дело!.."

Сначала Гора перетаскал вещи в хижину, потом завел и Колу. Подложил дрова в печь, прилег.

– Послушай, - обратился он, помолчав, к Барсуку, - я здесь пробуду несколько дней. У тебя достаточно времени подумать, взвесить все хорошенько и ответить, как бы ты поступил на моем месте?..

Гора похоронил охотника, срубил крест. На полке лежал пустой ящик из фанеры. Отодрав боковинку, он сделал на ней надпись химическим карандашом: "Тарахно Сергей Петрович. Убит грабителем по кличке Барсук" - и прибил гвоздем к крестовине. Установив крест на могиле, он вернулся в хижину и взялся за стирку. Ночь прошла спокойно. Вот только где-то за полночь Барсук стал истошно кричать, извиваться, силясь освободиться от пут: "За нами пришли, они здесь, обоих пришьют!"

– Ты что, во сне видел, действительно что-то слышал или симульнуть собираешься? - спросил его Гора.

– Они здесь, здесь, с рассветом пришьют обоих! Не хочу, не хочу... бился в истерике Барсук. Бредил он или лукавил, но эта сцена повторилась несколько раз.

– А тем людям хотелось умирать? За этот месяц ты, самое малое, двоих на тот свет отправил.

Барсук умолк. Гора долго не мог уснуть, сначала его тревожило, как бы Барсук не высвободился из веревок, потом его стала сверлить мысль, а вдруг он правда чувствует беду и оперативники сидят где-то здесь, в засаде? Гора лихорадочно искал выход из силков, в которых оказался.

"С моими возможностями, включая и умственные, мне ничего не остается, как сдаться. Ничего, любезный! О суета сует!.. Давай-ка обмозгуем интересную мыслишку, промелькнувшую у меня в голове: об обесценивании человеческой жизни. Мальтуса я не читал. Интересно, как бы он отнесся к такому вот соображению: на той ступени развития человечества, когда нация, племя или род были малочисленными, жизнь человеческая стоила очень дорого, может, даже равнялась цене жизни убийцы, всей его семьи или рода... Меня спросить, так принцип кровной мести обусловлен дороговизной человеческой жизни. Интересно, когда на нашей крошечной планете численность населения возрастет до тридцати миллиардов, сколько будет стоить одна человеческая жизнь: столько же, сколько в средние века, или дешевле? К какому сроку будут приговаривать за убийство? К чему приведет перенаселенность?.. Что зря болтать, жизнь человеческая уже, собственно, обесценилась, иначе этот подонок не смог бы запросто убить двух безобидных людей! Обесценена жизнь всего человечества, самой планеты... К вашим услугам самые изощренные средства массового уничтожения! Пять миллиардов человек рты поразинули, ждут, когда параноики доведут их до гибели, и радуются!.. Этого подонка, барсук он там или дикобраз, может, и не расстреляют. А если меня настигнут, наверняка убьют или накрепко привяжут голым к дереву, это точно!.."

Гора уснул.

Два последующих дня ушли на приготовления, отдых, раздумья. Барсук продолжал по ночам закатывать сцены с воплями. Гора в ужасе вскидывался, и каждый раз эти пробуждения были для него острейшими душевными потрясениями. Ничего не поделаешь, он сам говорил, воля - это достоинство, а страх врожденный рефлекс, и никуда от него не денешься. Вполне могло статься, что Барсук сойдет с ума или прикинется сумасшедшим. Тогда Горе трудно будет осуществить свою затею, а может, она и вообще лопнет. У него почти все было готово к дороге, он чувствовал себя хорошо. Выбрав подходящий момент, он начал разговор:

– Помнишь, я спрашивал: как бы ты поступил на моем месте? Давай поговорим.

У Барсука, верно, готов был ответ:

– Я тебе кое-что скажу... о том, что я жив, ни одна душа не знает. А о твоем побеге наверняка уже знают все охотники, вся тайга. Это не меня, а тебя ищут! Все мои преступления навесили на тебя, потому и ищут. Понял? Если ты уйдешь, оставив меня в живых, я умываю руки, все валю на тебя. Как ты докажешь, что ни в чем не виноват? Они не любят бесхозных мертвецов. А хозяин-то - вот он. Даже если одного мертвеца на тебя повесят - на расстрел потянет. Повесят! Понял?

– Понял, как не понять!

– Послушай, я тебе кое-что скажу. Ты из гнилых интеллигентов - "Сидор Поликарпович"! Думаете, что мы, простой народ, не шибко соображаем?.. Я вот все сообразил, попусту не болтался, не турист... Пушнины у меня много! Провизии хоть отбавляй, обоим надолго хватит, и ружья здесь есть. Провизия у меня в тайнике, такое место, сам черт не сыщет. Оторвемся, найдем на воле покупателя на пушнину, возьму тебя в половинную долю, заберешь ее и разбежимся. Дельное слово?

– Очень! Лучше не скажешь. Говоришь, тайник у тебя?

– Тайник. Никому не найти.

– Даже охотникам?

– Откуда им знать, что у меня тайник?

– Ты у них украл или силой взял всю провизию и пушнину, какая была. Не думают же они, что ты все это добро на себе таскаешь?

– Д-а-а! - Барсук задумался и ответил: - Больше недели там не был... Девять дней... Не найдут! - Он сказал твердо, но нотки сомнения в его голосе все же были.

Гора задумчиво пробормотал:

– Тайник! Это хорошо. Чем позже его обнаружат, тем оно лучше... - И обернулся к Барсуку: - Теперь ты меня послушай. Тебя, Барсук, и впрямь никто не ищет. Не знают, что ты спасся. Однако след они возьмут не только мой, но и твой. След с востока - чей он? Чей бы ни был, шел человек, делал свои дела и досюда дошел? Стало быть, дела эти делал не Гора, кто-то другой. Отсюда следует: оставлю я тебя в живых или прикончу, значения не имеет, перевалить свою вину на меня тебе не удастся. Теперь, что касается компании по сбыту пушнины. Я укрывался вон за тем пригорком, ожидая, пока охотник отправится по своим делам, чтобы проникнуть в хижину и перехватить что-нибудь из еды. Услышав выстрел, я, не раздумывая, бросился вниз. Почему? Потому, что произошло убийство, и я не могу не вмешаться, в каком бы состоянии ни был! Это принцип моего существования. Сам посуди, могу ли я, человек таких принципов, вступить в сговор с убийцей, продавать краденое и потом беспечно просаживать эти деньги? Я предложил тебе - подумай и ответь, как бы ты поступил на моем месте. А кстати, и предупредил - не хитри и не пытайся обмануть. Тебе ведь не компаньон нужен на ленинградском аукционе пушнины, а в лучшем случае сестра милосердия, кашевар и вьючное животное, скажем, по совместительству. Разве человек, порезанный, с перебитыми костями, не нуждается в лекаре, кашеваре и носильщике? Нуждается, и вот вам фраер! И это бы ничего. Ну, оторвемся мы, вывезем награбленное, найдем покупателя. Для чего тебе Гора нужен? Подкрадешься ночью, пользоваться ножом, надо полагать, ты не хуже меня умеешь, а может, и лучше. Осел ты этакий, меня на мякине не проведешь! Основная вина того, кто лжет, не в том, что он лжет, а в том, что он оскорбляет своей ложью собеседника. Я похож на идиота, который может поверить в подобные сказки? Ладно, будет. Ты левша, что ли?

– Я-а-а? Да, левша... Что с того? - огрызнулся Барсук.

– Ничего. Я повредил тебе правую руку, хоть тут повезло. Мне нужна твоя здоровая рука, левая! Теперь так: выбирай. Или ты сядешь и собственной рукой напишешь обо всем, что с тобой произошло после той трагедии, и тогда я оставлю тебе провизии на пять дней и пойду своей дорогой, или я убью тебя и сам напишу обо всем. Выбирай.

– Читать, писать и на саксофоне играть не обучен, - отрезал Барсук.

– Сядь к столу! - прикрикнул Гора.

Барсук плюнул, не дотянул. Гора ударил его дубиной.

– Вставай, говорю!

Барсук подполз, помучился, постонал, взобрался на стул.

Гора, не на шутку обозлившись, смахнул рукой со стола все, что на нем было. Взял с полки тетрадь, положил ее перед Барсуком и сунул в руку карандаш.

– Пиши: "Все, кроме этой фразы!.."

– Сказал ведь, не обучен. Читать, писать да на кларнете играть не мастак.

Гора от души расхохотался.

– Слыхал о Ежове и Берии? Я побывал в руках их ребят. Должен же я когда-нибудь применить полученные там знания и опыт!.. В нашем деле примитивные средства, придуманные милиционерами, исключаются. Мы люди солидные. Вот, например, поставлю тебя на одну ногу и будешь ты стоять. Упадешь - я тебя дубинкой огрею. Снова встанешь. Когда распухнет голень сразу за карандаш возьмешься. А вот еще один гуманный способ: сяду я перед тобой, изголодавшимся, и стану на твоих глазах жрать! Больше недели никто не выдерживает, пишут. Еще хлестче - ледяной карцер. Технического оснащения у нас нет, так мы воспользуемся натуральным морозцем. Заледенеешь напишешь. В Тбилиси во внутренней тюрьме врач решил для себя, что у меня болят зубы. Повел вниз, усадил, подвязал белоснежную салфетку. Тут и следователь пожаловал - Арташес Михайлович или Григорьевич Макаров! Врач, взявшись за клещи, стал дергать коренные зубы, разумеется, без наркоза. В процессе этого "лечения" майор Макаров простодушно, с приторной вежливостью вопрошал: могу ли я что-нибудь добавить к предыдущим показаниям? Видишь, говорит, на полке лежат маленькие ржавые клещи? Опыта и квалификации, как у тюремного врача, у меня нет, но уж как-нибудь постараюсь... Интересно, есть у них свой институт повышения квалификации? Я никогда не задумывался над этим. Наверное, есть... Но если ты не напишешь, как все было на самом деле, тогда тебе придется сыграть в ящик, другого выхода нет. Могила уже готова. Дед Иагор Каргаретели учил меня - нельзя оставлять мертвеца непогребенным. Пришью тебя, похороню, оставлю на столе записку и уйду...

– Не напишу! - Барсук впадал в истерику.

– Ну-ка, ползи к могиле! - крикнул Гора, обрушивая на него дубинку.

Пытаясь уклониться от удара, Барсук машинально пополз к двери. Уже добравшись до порога, воскликнул:

– Напишу, напишу! - Гора отвел дубину. - Оставишь провизию на пятнадцать дней - напишу!

– Я передумал. Тебя нельзя оставлять в живых. Давай ползи, говорю, спокойно сказал Гора, замахиваясь дубиной.

– Напишу, только не бей! - простонал Барсук, подполз к стулу и, помучившись, взобрался на него. - Погоди. Дух переведу, соберусь с мыслями.

– Давай: "Все, кроме начальной фразы, пишу по своей воле". Теперь - со дня побега до сегодняшнего!

Чтобы хоть немного успокоиться, Гора стал расхаживать по хижине, потом подсел к столу, исписал одну тетрадную страничку, поставил подпись.

Стал готовить еду. Через какое-то время прочитал творение Барсука; писал он как курица лапой, с пятого на десятое, тем не менее Гора похвалил его:

– Молодец! Стиль у тебя отменный. Да и на саксофоне, наверное, играть умеешь.

"Он пытается обелить себя. Следствие на это не клюнет, но он хочет представить меня соучастником. За ним глаз да глаз. Надо заставить его написать правду... Нитки есть, беличьих шкурок - навалом. Смастерю-ка я себе добротный спальный мешок. Нет, сначала решим проблему лыж. Мне бы короткие широкие лыжи, для снега... А крепления?.. Что-нибудь сообразим, ничего..."

Как ни думал, ни гадал Гора, но так и не смог решить, сколько же дней он может, не рискуя, оставаться в хижине.

Поскольку показания, по замыслу Горы, нужны были в двух экземплярах, он заставил Барсука переписать текст и сам сделал дубликат своей объяснительной записки. Он оставался в хижине до тех пор, пока не подготовился к пути со всем тщанием, на какое был способен. Потом пару дней у него совсем не было дел, а на третье утро он, неожиданно для самого себя, решил идти и впоследствии сам говорил: "Как будто что-то толкнуло меня!.."

Покончив с приготовлениями, Гора обратился к Барсуку, пребывавшему в крайнем возбуждении:

– По моим расчетам, за тобой придут дней через десять. Ты не дурак, сообразил, что еду надо просить на пятнадцать дней. Я оставлю тебе на пять. Ты недостоин жизни, но я не могу взять на себя грех и убить тебя, не смогу смотреть в глаза людям... Ладно уж. Вот ружье. Один патрон я брошу тебе в окошко, может, пригодится, все мы люди!..

– Троцкист несчастный, фашист, палач! - орал Барсук. - Хоть бы развязал, мать твою...

Гора вынес во двор скарб, заколотил дверь, насадил на гвоздь бумагу с надписью: "В хижине преступник. У него ружье и один патрон".

Подошел к могиле охотника, положил в заранее вырытую яму под крестом тщательно завернутые в целлофан документы убитых с показаниями - своими и Барсука.

"Если погоня пойдет по следу Барсука, то непременно выйдет на его тайник и там же устроит засаду в расчете на то, что голод приведет хозяина к своим припасам. Если оперативников будет много, они разделятся: кто останется у тайника, кто дальше пойдет по следу. На одиночную погоню они не решатся, знают, что бандит вооружен...

Господи, пришлось взять на себя грех! Но провидение взыскует с меня за все грехи. И этот не простится, знаю... А разве я мог поступить иначе, пусть кто-нибудь скажет!..

Такое испытание...

Небо потемнело, может, Господь пошлет мне в дар обильный, долгий снегопад?.."