Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава четвертая 4 page





Мы с Гоги оказались сверстниками и быстро подружились. Познакомились и наши матери. Маро Нандошвили была партийным работником, со службы возвращалась поздно, поэтому днем я никогда не видел ее у нас - только поздно вечером или ночью. Она часто приходила, по самым разным поводам. Моя мать, женщина добросердечная, наладила с новыми соседями теплые отношения. Маро Нандошвили бросила мужа - он тоже был партийным работником. Вы спросите: почему? Из-за идеологических разногласий - ни больше ни меньше! Моя мама в основном обсуждала с Маро Нандошвили тему, можно ли рушить семью и оставлять детей без отца из-за каких-то идеологических разногласий.

Маро была категорична:

– Мы, большевики, должны уничтожить семью, а рано или поздно, какая разница?..

По вопросу существования семьи лично я точку зрения Маро Нандошвили разделял. Для Гоги и Тинико, несомненно, было бы лучше, поселись они в приюте! Из школы они возвращались в пустой дом, еды не было, разве что черный хлеб. Держали они по ломтю и медленно, не разжимая губ, жевали.

Это идейно-политическое времяпрепровождение привело к тому, что через несколько лет сначала умерла от чахотки Тинико, а вслед за ней и Гоги. Маро Нандошвили так была упоена партийной работой и общественной деятельностью, что даже времени не выбрала, чтобы оплакать своих детей.

Ее арестовали в тридцать седьмом году. В лагерях Мордовии я узнал стороной от старых заключенных, что она и тут активничала, но то ли в тридцать девятом, то ли в сороковом повесилась.

Сталинский социализм был создан комсомольцами, избивающими добрых Георгиев, и многочисленными маро нандошвили. Но общество, конечно, не состояло только из таких. Преобладали те, что, ловко воспользовавшись ситуацией, выучились высокопарным речам, патетическому слову на митингах и собраниях и в конце концов обеспечили себе партийные или чиновничьи должности высокого ранга. Другим удалось с помощью денег приобрести доходные места. Под прикрытием индустриализации множились подпольные цеха и артели, дельцы богатели. Расцвели пышным цветом спекуляция, торговля драгоценными металлами и валютой. Правда, советская власть преследовала тех, кто делал деньги незаконными путями, но в большинстве ее легко было задобрить взяткой, и..."стерли с лица земли страну на веки вечные".

Один из таких торговцев антиквариатом, старый тбилисец, жил в нашем доме. Его то и дело арестовывали. После одной из отсидок он взмолился:

– Сиран-джан, очень прошу, носи эти шубы... Если шубы не носить, мех портится! У тебя их восемь, сгниют, за грош не продашь!

– Сам говорил, не надевай, вдруг тебя опять эти мерзавцы посадят!

– Тогда давай продадим, пока они еще что-то стоят!..

– Не продаются! - отрезала Сирана и нашла мудрый способ: мех сохранить и арест не навлечь. Носила шубы по ночам, часами разгуливала по чердаку.

Шел в ногу со временем и я. Из-за частых арестов отца наша семья испытывала финансовые трудности. У меня не было карманных денег, случалось даже в школу ходить, не имея мелочи на завтрак. Играть в бабки я выучился в ранней юности, а с нуждой еще больше поднаторел в них. Бабка стоила пятак, и редкий день когда я не выигрывал двух-трех рублей. Слава обо мне шла по городу, ребята из других околотков приходили со мной сразиться... Кукури Хетерели!.. Конечно, помню. Я не избил бы его, не будь я так влюблен. Именно в тот момент появилась Циала - моя избранница. Впрочем, моя - громко сказано, я даже не был знаком с ней... Да, это так, но я любил ее, и она знала об этом. Собственно, Кукури был самым обычным парнем - ни силой, ни умом не вышел, но он был наглым, и этим превосходил меня. Он, подлец, как будто следил за мной. Скажем, я с кем-то играю. Вдруг откуда ни возьмись появляется Кукури, сгребает мои бабки, ссыпает в свой карман, а пикни я, еще и пинка даст и пойдет своей дорогой! Причем все это он проделывал так, будто я был его должником, припозднившимся с возвратом денег. Не знаю, какова психологическая подоплека этого явления, но, многие со мной согласятся, такое в жизни случается, человек пасует перед наглостью.

Как-то раз во время игры я навязал партнеру длинную ставку, расставил бабки копеек на шестьдесят, это сулило мне половинный выигрыш... Вдруг вырастает как из-под земли Кукури-экспроприатор, направляется к нам. Я замираю. Он приближается. Мне и в голову не приходит противиться - и вдруг... На мостовой Циала! Кукури наклоняется за бабками... Остальное вышло как бы само собой - я взмахнул ногой, грабитель грянулся навзничь. Схватив обломок туфа, я уселся верхом на врага и стал безжалостно, без разбору колотить его до тех пор, пока не убедился, что он уже не способен сопротивляться. Девочка смотрела на этот вандализм раскрыв рот. Я счел, что теперь-то моя избранница не сможет отказать мне в любви!.. Мои воспоминания в основном касаются ремесла. В тот период источником дохода мне служила игра в бабки, и впечатлений от нее осталось множество. Какое из них припомним?.. Наливки!..

Теперь почему-то женщины не занимаются этим.

Прежде, начиная со второго этажа и выше, на солнечных стенах домов висели, настаиваясь, бутылки с наливками. Клали в бутылочку вишню или эстрагон, щедро засыпали сахарным песком, повязывали горлышко марлей и подвешивали. Прекрасная получалась наливка, семье на целый год хватало ароматного и вкусного ликера. Напротив нас помещался дом в два этажа со стенами, сплошь увешанными бутылками, а перед домом взамен брусчатки была площадка плотно утоптанной земли. Для игры в бабки лучше места не сыскать. Играю я как-то с мальчиком с Гоголевской улицы, и вдруг удар по лицу опрокидывает меня навзничь, совсем как я - Кукури. Теряю сознание. Очнувшись, вижу над собой Серго Хабарадзе, квартировавшего на втором этаже. "Это ты украл бутылки с черникой и клубникой!" - голосит он. Голова звенит, кровь льет из носу и вдобавок поклеп... Дорого это ему стоило!.. Дорого. У меня была рогатка, отлично сработанная. С чердака Кереселидзе я сначала по одной расколотил всю эту несметь бутылок, бережно хранимых на солнце, потом взялся за окна. Серго приводил стекольщика через день. Жаловались в милицию. Меня забрали, но признания не выбили. Отец на ту пору сидел в тюрьме, пришли жаловаться матери. И это не помогло. Им повезло, отца выпустили, ради него я приостановил расправу, а то доведенный до отчаяния владелец бесценных бутылок приходил накануне ко мне домой с дарами, пытаясь умаслить меня чурчхелами, - я был непреклонен и расколотил той же ночью большое стекло на его балконной двери.

Бедняга Эрекле Каргаретели, в какое время довелось тебе жить! Ты был прекрасным отцом и воспитателем! Сколькому научил ты меня... Когда мы переехали на улицу Ниношвили, там оказался стадион, прямо под боком. Какой-нибудь футболист перестарается, мяч перелетит через стену, и мы, ребята со всего околотка, затевали драку, пытаясь завладеть этим мячом. Несколько раз и мне перепадал похищенный мяч. Как-то пришел ко мне одноклассник. Ребята затеяли играть в футбол - околоток на околоток, и он, зная, что у меня новый мяч, попросил одолжить его до вечера. Я вынес мяч, но, отдавая, прямо извел его советами и наставлениями, как с ним обращаться, чтобы он не лопнул, не потерялся. Вернуть же мяч я потребовал немедленно после окончания игры. Бог знает, сколько всего я понаговорил. Наконец я закончил назидания, мальчик ушел, унося с собой мяч.

Отец, как оказалось, все слышал. Когда я вернулся в дом, он сказал:

– Отныне, когда у тебя что-то попросят, ты должен отдать или с готовностью и удовольствием, или совсем не отдавать, но тогда твердо стоять на своем. Отдавать и ныть при этом хуже, чем попрекать.

О ком-то я в разговоре заметил, что у них много денег. Отец рассердился:

– Считать деньги в чужом кармане - завидовать, а это хуже, чем красть. Свои считай, чужие - нечего.

Мне лет двенадцать, утро, я опаздываю в школу. Дверь в спальню родителей приоткрыта, я слышу, как мама жалуется отцу на мои проказы притащил в класс щенка, налил керосин в рыбий жир, подвязал бубенчик к хвосту соседской кошки, сбросил с тутового дерева Насидзе чучело и чего только ни...

– Это все возрастное, пройдет. Вырастет - человеком будет. Запомни мои слова!

Возможно, слова эти были сказаны с умыслом и предназначались для моих ушей, но фант остается фантом - действие они возымели на меня огромное, на всю жизнь, с тех пор и поныне я во всем стараюсь быть похожим на деда Иагора и отца Эрекле, они для меня пример.

Тот день я и теперь считаю концом своего детства и юности... Как же, как же! Именно новый период и начался!.. Среди старых книг, хранившихся в подвале, я обнаружил изданную в Петербурге и прекрасно иллюстрированную книгу "Искусство любви"!

Ясное дело, человек, так тщательно изучивший эту книгу, должен начать новую жизнь! Я проштудировал не только подробности физиологической любви, но и вызубрил все уловки, интриги - словом, всю чертовщину любовной предыгры и искусства завлекать. Вооруженный такими знаниями, я, естественно, возжелал применить их на практике... Вот только просвещенность моя окончилась конфузом... Вволю насытившись книгой, я, из желания похвастать своим сверхопытом, одолжил ее Резо Сисаури.

Так ее и видели. Книга пропала. Начинается новый учебный год. Я слушатель первого курса техникума. Вечерняя пора, к нам в дом приходит незнакомый мужчина. Искоса глянув на меня, спрашивает отца. Узнав, что он дома, кладет шапку на вешалку. Я приглашаю гостя сесть, иду сообщить отцу о том, что к нему пришли, сам же отправляюсь в свою комнату. Мужчина приносит "Искусство любви". Обнаружив эту книгу у своей дочери, он стал распутывать клубок и вышел на меня. До его чада в этой цепи оказалось одиннадцать человек. Если учесть, что каждый из них дал от себя почитать еще трем-четырем девочкам или мальчикам, то можно с уверенностью сказать, что в изучении и популяризации этого предмета я имею больше заслуг, нежели советская педагогика в насаждении идей коммунизма.

И вот первая женщина - то, что называется страстью! Я не знаю мужчины, который не помнил бы первой женщины в своей жизни. Помню, естественно, и я, хотя, если честно, и по сей день стараюсь как-нибудь стереть ее из памяти. Ничего не выходит... Мне было почти шестнадцать, отец с матерью сидели дома. Вечером я вышел прошвырнуться на "биржу", потрепаться с ребятами. Покрутился, никого не было, может, потому что было еще рано. Мне прискучило шататься, и я зашел в летний кинотеатр. Шел новый фильм, и я подумал, что встречу тут кого-нибудь из друзей! Тогда в Тбилиси летние отсеки были почти при каждом кинотеатре. Сеансы начинались с темнотой, и, в зависимости от времени года, порой удавалось прокрутить по два-три сеанса, если, конечно, дождь не разгонял зрителей. И здесь никого из друзей не оказалось. Я купил мороженое, присел. Напротив - женщина лет под тридцать, прекрасной наружности. Я держу в руках "Вечерку", делаю вид, что читаю, а сам лихорадочно размышляю, как бы мне с ней познакомиться.

Перебираю тысячу возможных вариантов, все они никуда не годятся. Иные и в шестнадцать лет станут приударять за королевой Великобритании так, будто это им не впервой. В коричневой книге о германском фашизме и, ясное дело, в "Искусстве любви" я вычитал сентенцию такого толка: масса - это женщина, а женщина любит насилие! Но это почему-то не прибавило мне решимости в отношениях с женщинами. Я нигде об этом не читал, никто меня не учил, но я чувствовал: если напряженно думать о человеке, сидящем в паре шагов от тебя, он непременно с тобой заговорит, разумеется, в том случае, если и его в тебе что-то заинтересует. Так и случилось. Я на мгновение поднял глаза от газеты, и женщина тут же заговорила со мной - одолжите, мол, мне, если она вам уже не нужна. Я одолжил. Спустя немного она затеяла разговор об одной из статей. Я ответил, что пока не прочел, и подсел к ней. Завязалась беседа. Звали ее Марико. Звонок оповестил о начале сеанса. Места, как обычно, были ненумерованными. Мы сели рядом. Ничего особенного, сидели и смотрели. Но едва на экране сложилась какая-то трагическая ситуация - не помню, убивали кого-то или уже убили, - Марико взяла меня за руку и уже не выпускала ее до конца сеанса, а я, признаться, не возражал. Перед тем как проститься, она дала мне номер телефона и попросила позвонить на следующий вечер. Всю первую половину дня, сами понимаете, я посвятил бане, парикмахерской, стирке рубашки, глажке брюк и подобным занятиям. Вторую половину - волнениям и размышлениям о том, как я должен себя вести. Точно в семь я позвонил. Она извинилась, что занята, заболела племянница, и предложила позвонить не завтра, а скажем, послезавтра... Я несколько растерялся. Услышать такое мытому-стираному, глаженому-бритому?! Каково!.. Послезавтра повторилось почти то же самое, с той лишь разницей, что товарищ одолжил мне прекрасную рубашку. Если коротко, то "послезавтра" повторилось четыре раза, а на пятый я наконец поднялся со двора по деревянной лестнице на террасу и постучал в застекленную дверь. Извинения длились так долго, что я едва не лишился чувств. На стене против входа висел ковер, щедро изукрашенный разными разностями, захватившими мое внимание, иначе не избежать бы мне обморока.

Был конец июня, не так жарко, тем не менее Марико была одета несколько легковато и выглядела много привлекательнее, чем в первую встречу. За разговорами и анекдотами последовал чай, я дымил папиросой "Рекорд", купленной на деньги, одолженные уже не помню у кого, и держался волокитой, но деликатным. Во всяком случае, думал, что так держусь.

Квартира состояла из двух комнат в старом тбилисском доме в три этажа. Подъезда не было. В квартиру можно было попасть через деревянную террасу, сюда же выходило и окно. За первой комнатой кишкой следовала другая, спальня с окном и железным балконом на улицу.

Я упомянул о ковре. Как и в каждой традиционной старой тбилисской семье, на нем были развешаны несколько пищалей, кремневое ружье, довольно большое собрание сабель и кинжалов, конская сбруя, вся целиком, плеть, старинные портреты маслом каких-то военных и фотография молодого майора Красной Армии...

Оружие было прекрасной работы,.украшенное золотом, серебром и драгоценными камнями. Даже рукоять плети была затянута золоченой сеткой и местами лучилась яхонтами. Я забеспокоился: кто такие эти доблестные мужи? "Предки моего супруга, - пояснила Марико и, ткнув пальцем в фотографию, добавила: - А вот и он сам!" Я едва не выпалил: где же он сейчас? - но взял себя в руки, хотя волнений это отнюдь не убавило, мог же он внезапно нагрянуть! А дальше? Дальше я несколько оправился от страха, сообразив, что она не пригласила бы меня к себе, не будь уверена в противном, но муки совести не давали мне покоя: я - любовник чужой жены! Марико заметила, что я пригорюнился, и заверила меня, что муж в летних лагерях в Авчалах, уехал нынче утром, до субботы не вернется. Я слегка оживился. Марико прикрыла ставни, заперла дверь, вошла в спальню и стала стелить постель. Теперь-то я понимаю, что она, почуяв мое настроение - как бы птенчик не упорхнул, отрезала пути к отступлению. Но тогда я был ошеломлен тем, с какой деловитостью она готовилась к любви, - у меня было несколько иное представление о таинстве соития... Марико окликнула меня: "Выключи в комнате свет и иди помоги мне!" Я выключил, вошел. Она сидела в одном лифчике, пытаясь расстегнуть застежку на спине. Руки не повиновались ей, а может, она хотела, чтобы я расстегнул?.. Я стоял, смотрел, робея прийти на помощь... Она засмеялась: "Ты что стоишь, я же прошу помочь!.."

Было примерно половина одиннадцатого, когда в самый разгар страсти раздался стук в дверь! Марико обомлела, отстранилась и села, прислушиваясь. Стук повторился. "Сейчас!" - крикнула она, накинула халатик и пошла к двери. "Это я, открой!" - потребовал мужской голос. Марико какое-то время стояла в оцепенении, потом включила свет, медленно протянула руку к двери, так же медленно два раза повернула ключ... Вошел тот самый майор, который весь вечер с укоризной смотрел на меня с фотографии в белой рамке.

Я схватил в охапку одежду... Стояло лето, на мне были сорочка, брюки и летние туфли... Я рыбкой скользнул в открытую дверь на уличный балкон и огляделся. Возможности спрыгнуть или спуститься - никакой. Третий этаж, голая стена... По улице прогуливалась пара. Заметив меня, остановилась. К ней присоединилась еще одна пара! Они стояли в ожидании потехи. Из комнаты снова донесся мужской голос. Я скосил глаза... Классический обстав: окурки, чайная посуда, стулья вразброс, разворошенная постель. Майор стоял, опустив голову, и думал Марико притулилась к двери. Муж оглянулся на нее, прошел в переднюю комнату, запер дверь на ключ, вернулся в спальню. Женщина все так же неподвижно стояла, понурившись. Майор подошел к двери моего балкона и, как подобает военному, гаркнул: "Выходи!" Перед опасностью я всегда беру себя в руки и сохраняю совершенное спокойствие. Думаю, что эта особенность свойственна не только мне. Я неторопливо оделся, глянул вниз на сгрудившихся зевак и вошел в комнату.

Остановился на мгновение, окинул взглядом майора, пересек, не торопясь, обе комнаты. Подойдя к двери, хотел было повернуть ключ, но тут подошедший со спины майор опустил руку мне на плечо. Я обернулся. В руке у него была плеть, та самая, с золоченой сеткой и лучащимися яхонтами. Он не произнес ни слова, хлестал и хлестал! Сложения майор был тщедушного, я легко справился бы с ним, но мне и в голову не приходило оказывать сопротивление... Я уклонился - он за мной. Я бегал вокруг стола, плеть была длинной, доставала. Мы сделали по меньшей мере три круга. Майор остановился - то ли устал, то ли решил, что хватит. Тогда я кинулся к ключу и прогрохотал вниз по лестнице.

Зеваки по-прежнему не двигались с места. Я спокойно, с отсутствующим видом (я не я, и хата не моя) прошел мимо них и двинулся дальше по мостовой.

Той женщины я никогда больше не встречал, а если бы и встретил, то, знаю, отвел бы глаза.

Этот мучительный случай, казалось, должен был жгучим стыдом терзать меня, но удивительно, именно после этого происшествия я почувствовал, что могу лицом к лицу встретить любые трудности и неожиданности и, более того, готов к свершению больших дел.

 

Date: 2015-10-18; view: 351; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию