Многообещающие проекты и учреждения для лодырей

Много земляков навещало Власова. Приходили к нему также и немцы. Среди них был и полковник Генерального штаба барон Вессель Фрейтаг-Лорингхофен, которого я особенно ценил. Это был балтийский немец, который в совершенстве владел русским и латышским языками. Мы преимущественно пользовались последним при наших телефонных разговорах, наивно предполагая, что при неизбежном подслушивании нас не поймут. Впоследствии, однако, я узнал, что по-латышски произнесенные фразы возбуждали особенное любопытство и внимание, записывались на ленту и потом переводились.

Барон Фрейтаг-Лорингхофен был начальником Отдела II у Канариса. Этот отдел ведал действиями в среде врага. И Влаcовское Движение до известной степени входило в круг заданий этого отдела. Я несколько раз посещал Фрейтаг-Лорингхофена в его канцелярии на Тирпиц Уфер. При этом наши мысли всегда сводились к выводу, что единственным путем для преодоления советского режима в России является создание Освободительной армии и образование русского правительства в изгнании. В связи с этим мы обсуждали разные возможности использования власовской армии. Так возникло несколько проектов, которые были одобрены Власовым. Они поступали на рассмотрение немецких органов, в том числе и проект «Восстание в Сибири».

Тогда мы предполагали (ныне это подтверждает и Солженицын в своих книгах), что сидельцы в лагерях принудительного режима в Сибири прямо рассчитывали на возможность восстания при помощи немцев. Такой мятеж вдоль пути снабжения от Владивостока до Москвы, длиной в 6400 километров, мог бы прервать его и выгодно повлиять на исход войны. Фрейтаг-Лорингхофен подал этот план начальству, но натолкнулся на отказ. Основанием отказа было следующее: «Уже раз во время гражданской войны великодержавная национальная русская идея пришла из Сибири. Ее инспирировал адмирал Колчак, Главнокомандующий всеми белыми армиями. Повторение этого не соответствует нашим интересам…»

Было ли это примером ограниченности ума Гитлера или решением, подсказанным советскими агентами, которые пребывали в окружении Гитлера и, пользуясь его слабостями, создавали такие волшебные и «гениальные» (а на самом деле самоубийственные) решения вождя.

Однако мы не унывали. Наш следующий проект назывался «Штурм Кронштадта». Крепость Кронштадт, которая благодаря своей тяжелой артиллерии, господствовала, на подступах к Ленинграду и препятствовала занятию столицы, должна была быть захвачена власовскими солдатами штурмом по льду. Это бы стало первым, еще ограниченным заданием для Власовской армии. Но и этот проект был отклонен.

Третий проект предусматривал «восстание в Туркестане» в Средней Азии, с помощью басмачей. Басмачами назывались богатые крестьяне и скотоводы во время их мятежа против колхозов, поддержанные большим числом последователей. Их опорные пункты были расположены в далеких степях и в горах. Советчики их немилосердно преследовали. К осуществлению этого проекта мы могли подойти вплотную благодаря счастливому случаю. Одному моему знакомому удалось при подготовке и выполнении разных операций командо в тылу советского фронта установить связь с группой военнопленных туркестанцев. В этой группе был брат одного из вождей басмачей. Возобновление восстания басмачей могло бы прервать путь снабжения, идущий из Персии. Советское командование снабжалось союзниками тремя путями: через Персию в Среднюю Азию, через Владивосток и по морю в Архангельск и Мурманск. В советской Средней Азии с помощью туркестанцев были найдены три ущелья. Специальные части должны были, опираясь на басмачей, захватить и удерживать эти позиции. Это привело бы к тому, что громадный район в Средней Азии оказался бы целиком отрезанным от всего мира до будущей весны. После таяния снега организованные и вооруженные немцами басмачи должны были, согласно нашему плану, позаботиться о том, чтобы этот путь снабжения был и дальше прерван. И эта операция, для начала которой нам нужно было не более двадцати человек и три самолета, была отклонена. К этому времени в спокойном тылу уже существовали учреждения, которые теоретически занимались такого рода проектами. Совершенно понятно, что они были против нашего плана, так как его выполнение означало бы конец их мирной тыловой жизни.

«Основательность» и многообразие этих чисто теоретических приготовлений восстания заходили так далеко, что была даже создана группа, которая получила «всерешающий» военный приказ собирать и изучать туркестанский народный эпос. Внешне эти люди производили впечатление, что они действительно заняты серьезным делом. Это все были пленные туркестанцы. Они были одеты в немецкую боевую форму, приведены к присяге своему вождю, вооружены автоматами и в Риге создавали впечатление на все готовых командо. Многие такого рода ловчили, искали и находили в таких частях убежище и возможность отделаться от посылки на фронт.

Идеологическим главой этой группы был сделан рижский житель, мулла, пекарь по профессии. Все шло по установленному порядку, им удалось даже собрать несколько народных сказок (я сам. их читал!). Затруднения начинались только при появлении комиссий из Берлина, которые должны были проверять деятельность этих людей. Но такие затруднения удавалось устранять с помощью усиленных попоек, причем помогали также и съестные припасы и напитки, которые подносились членам, этих комиссий.

Но упомянутый мулла, кроме своего родного языка, владел только русским и латышским, и с ним нельзя было беседовать непосредственно, это было на пользу ему лично и учреждению по собиранию сказок. Облаченный в свои религиозные одеяния, мулла обращался к комиссии с политическими высокопарными и весьма наивными призывами, в которых он особенно выделял свое личное преклонение перед Гитлером и заверял о своем сотрудничестве в деле привлечения мусульманского мира к национал-социализму. Переводчик (тоже один из собирателей сказок) старался свести эти речи к более скромным размерам, и под конец все расставались, достигнув полного соглашения.

К проектам, которые обсуждались при свиданиях с Фрейтаг-Лорингхофеном, относился план, который, собственно, был вызван инициативой самого Власова, предлагавшего проверить боеспособность своей армии в Северной Африке.

Доводы Власова сводились к следующему: «Вы, немцы, мне не верите и не хотите доверить мне участок фронта на Востоке. Вы боитесь, что я с моей армией перейду к Сталину и этим открою фронт. Вы не хотите также одобрить штурм Кронштадта или поручить мне организовать восстание в Сибири. Тогда попробуйте испытать нас на каком-нибудь другом фронте. Я не возражал бы, если бы боеспособность моей армии была проверена на фронте в Африке. Это было бы своего рода проверочным испытанием с тем, чтобы после найти нам применение на Восточном фронте, на котором мы в сущности должны действовать и где мы можем сыграть решающую роль.»

Но и это предложение было отклонено Гитлером, сказавшим: «Для чего, собственно, нужны нам эти люди из трясины!». Преодолеть недоверие к Власову и его армии, существующей лишь на бумаге, было совершенно невозможно. Как можно было убедить немецкое руководство в том, что переход солдат РОА на советскую сторону при их операциях на Восточном фронте весьма мало вероятен! В плен может сдаться немецкий солдат, но не власовский, потому что он твердо знает, что на родине его ждет мучительная смерть в одном из каторжных лагерей…

Так сводились на нет все общими силами задуманные и через барона Фрейтаг-Лорингхофена передаваемые немецким учреждениям проекты, хотя они и могли привести к одобрению нашей конечной цели, то есть к созданию антисоветской русской освободительной армии и к образованию правительства в изгнании в союзе с Германией. Но Гитлер и Розенберг, глава восточного министерства, преследовали другие цели: Гитлер мечтал положить конец русской культуре. Русские должны были составлять деревенское население, в лучшем случае уметь читать, писать и считать до 500. Немцы же должны были жить в укрепленных поместьях или городках и господствовать над «унтерменшами». Согласно этим планам, каждому такому городу отводилась роль укрепленного немецкого пункта среди славянского моря, с казармами, школами, театрами и жилыми домами. Время от времени немецкие хозяева могли выезжать в бронированных машинах, чтобы контролировать — как работают славянские рабы.

B более крупных городах уже были созданы штабы, в которых призванные на обязательную службу инженеры и техники разрабатывали планы перестройки городов в опорные пункты будущего. Назначения в такого рода учреждения высоко ценились, так как лучшей брони против посылки на фронт нельзя было и придумать. Конечно, применение на фронте русских боевых частей было в резком противоречии с такими утопическими замыслами. Всякое сомнение в возможности военного завоевания России немцами считалось проявлением пораженчества и подлежало наказанию.

Барон Весеель Фрейтаг-Лорингхофен принимал участие в заговоре 20 июля 1944 года. Когда через несколько дней после неудачного покушения он получил приказ лично явиться к генерал-фельдмаршалу Кейтелю, он не нашел другого выхода, как застрелиться.

Другим важным немецким гостем в нашем штабе был обергруппенфюрер войск СС — Карл Вольф. Однажды на Кибитц Вег 9 к нашему дому подошли две легковые машины, из одной из них вышел Вольф. Я вышел на улицу и обратил внимание на то, что русский часовой у подъезда нашей виллы в большом волнении дрожащими руками ухватился за свой автомат. Очевидно, почувствовал, что здесь может что-то случиться. Гость выразил желание побеседовать с генералом Власовым.

Я ему ответил:

— Обергруппенфюрер, мне очень жаль, но я не могу вас впустить.

— Как это?

— Я имею строжайший приказ впускать только тех лиц, о приезде которых меня лично по телефону предупреждает мой начальник оберфюрер СС Эрхард Крёгер. Я не имею права подчиниться даже письменному приказу!

Всё это было слегка преувеличено, но соответствовало моему твердому намерению не впускать этого человека. Вольф задал мне еще несколько вопросов, на которые я охотно отвечал в то время, как мы ходили вдоль дома. Тем временем сопровождавшие его тоже вышли из машин и в ожидании смотрели на нас. В конце концов генерал попрощался со мной, сказав:

— Хауптштурмфюрер, поздравляю вас с примерным выполнением служебных предписаний!

Такая положительная реакция на мое упорное противодействие была для меня неожиданной. Когда я больше узнал о Вольфе, я только пожалел, что не допустил его. Возможно, что его беседа с Власовым могла бы помочь нашему делу. Генерал Вольф впоследствии без разрешения Гитлера был посредником при сдаче немецких войск в Италии, 2 мая 1945 года, и тем спас много тысяч жизней.

В числе посетителей виллы на Кибитц Вег 9 нельзя обойти молчанием советника посольства Густава Хилгера. Летом 1944 года он несколько раз побывал у Власова, я о нем уже много слышал. Когда он в первый раз посетил нас, то произвел на меня глубокое впечатление своей искренностью, ясными формулировками и выдающимся культурным русским языком, так выгодно отличавшимся от вульгарного языка, свойственного нашему советскому генералитету.

И сам генерал Власов мне потом говорил: «Это прямо граничит с чудом, что в этом испорченном свете, где кажется больше не существуют ни честность, ни мораль, еще встречаются люди как этот немецкий дипломат. Можно только завидовать вам немцам, имеющим таких людей. Я боюсь только, что Хилгер не будет понят и признан вашим руководством. А жаль!»

Собеседования Хилгера с Власовым имели место с глазу на глаз. Он приезжал к Власову по собственному желанию, чтобы снова повидать его. Еще раньше, сразу после того, как Власов был взят в плен, Хилгер допрашивал его. Хилгер придавал Власову и его Движению большое значение и предвидел их решающую роль в будущем Германии и России. Будучи убежденным в этом, он прилагал все усилия к защите Власовского Движения. Нельзя было не оценить его роли в Министерстве иностранных дел, где, с полным основанием, его считали лучше всех информированным знатоком Советского Союза. По всей вероятности, этим можно было объяснить факт, что Министерство иностранных дел первым из всех немецких министерств заняло хотя сдержанную, но в общем благоприятную позицию по отношению к Власову. Среди чиновников высшего и среднего ранга идея Власова приобрела там многих сторонников. Но, к сожалению, их влияние было недостаточно, чтобы преодолеть противодействие Гитлера. Высшее руководство Министерства иностранных дел, во главе с Риббентропом, чувствовало себя целиком связанным основными директивами Гитлера.

Биография Хилгера объясняет нам его положительное отношение к Власову. Он родился в 1886 году в Москве и считал Россию своей второй родиной. До Первой мировой войны он по своим торговым делам много ездил по всей России. К кругу его друзей принадлежали многие образованные русские. В августе 1914 года он, как и многие другие немецкие подданные, был сослан в Вологодскую губернию, будучи без достаточного основания заподозренным в шпионаже.

За четыре года своего пребывания в различных местах ссылки и в тюрьмах Хилгер изучил скрытые темные стороны жизни в России. На практике он убедился в том, что до этого он знал только из книг Толстого и Достоевского. Встречаясь с простыми русским людьми, с которыми он делил одинаковую судьбу, он как сочувствующий им изучил тяжелую жизнь русского народа.

Посещения Власова Хилгером стали одним из главных пунктов обвинения в будущем на процессе в Москве.

Date: 2015-10-18; view: 338; Нарушение авторских прав