ЛЕНИНГРАД. 4 page

Утром 10 сентября пехотинцы и саперы штурмовых батальонов вышли к Дудергофским высотам - главному бастиону последнего рубежа обороны Ленинграда. Высоты служили ключом ко второму кольцу укреплений города. Мощные бетонные доты с тяжелым вооружением, эскарповые галереи с морскими орудиями, пулеметные точки взаимной поддержки и глубокоэшелонированная система окопов с подземными ходами сообщений прикрывали подступы ко всем господствующим высотам - высоте 143 и к востоку от нее "Лысой горе", помеченной на карте как высота 167.

Продвигаться удавалось только метр за метром. Опасное положение стало складываться для 6-й танковой дивизии, атаковавшей справа от 36-й дивизии. Поблизости от 6-й танковой дивизии полицейская дивизия СС не могла прорваться через очень мощные укрепления. Но 6-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Ландграфа продвигалась. Русские, разобравшись в обстановке, ударили 6-й во фланг. Не прошло и нескольких часов, как дивизия потеряла четырех командиров. В ближнем бою вестфальцы и рейнландцы отчаянно дрались за обладание завоеванными позициями.

В сложившейся ситуации представились удачные возможности 1-й танковой дивизии. Генерал Рейнгардт повернул 6-ю танковую дивизию на восток, против атаковавших с фланга советских войск и двинул 1-ю танковую дивизию в образовавшуюся в результате справа от 36-й моторизованной пехотной дивизии брешь.

Генерал-лейтенант Оттенбахер со своим штабом находился в тот момент совсем близко за штабом 118-го пехотного полка, штурмовые батальоны которого были прижаты к земле сильным огнем противника. Оттенбахер вновь собрал всю дивизионную артиллерию и батареи 73-го артиллерийского полка для внезапного и интенсивного обстрела северного гребня Дудергофских высот.

В 20.45 прогремел последний артиллерийский выстрел. Командиры рот выскочили из окопчиков. Взводные и командиры отделений скомандовали людям: "За мной!" Они бежали прямо в затянутую черным дымом преисподнюю, откуда все еще доносился ружейный и пулеметный огонь. Тяжело дыша, гренадеры падали на землю, чтобы перевести дух, нажимали на курки и вскакивали, чтобы скоро вновь растянуться на земле. Один пулеметчик упал и больше не поднимался.

– Франц, - позвал его первый номер расчета, - Франц! - Ответа не было. Два шага, и он на земле рядом с затихшим товарищем. - Франц!

Но второй пулеметчик 4-й роты 118-го пехотного полка уже не слышал ни слов помощника, ни шума битвы. Пальцы его все еще цеплялись за ручки коробок с лентами боеприпасов. Футляр с запасными стволами слетел, когда солдат упал.

Через двадцать минут солдаты 1-го взвода из состава 4-й роты спрыгивали в окопы, протянувшиеся вдоль северного края Дудергофских высот. Брешь немедленно расширили и углубили. Захват высоты 143 ленинградской обороны стал наградой немцам.

Вставала заря 11 сентября - ясного дня ранней осени. Дню этому предстояло стать великим для 1-й танковой дивизии. Полковник Вестхофен, командир 1-го стрелкового полка, видавший виды лидер боевых групп, повел своих солдат на штурм Лысой горы. Главный удар наносил майор Экингер с его погруженным на пехотные бронетранспортеры 1-м батальоном 113-го стрелкового полка, усиленного 6-й ротой 1-го танкового полка и одним взводом 37-го танкового инженерного батальона, при поддержке 2-го дивизиона 73-го артиллерийского полка.

Майор Экингер пользовался репутацией командира, наделенного хорошим нюхом. Нюх помогал ему не упускать благоприятных возможностей. Он всегда чувствовал верную точку приложения сил, а кроме того, умел принять правильное решение и реагировал молниеносно. Такие качества и помогают военным выигрывать сражения.

На повестке дня стоял план захвата высоты 167. В то время как 1-й стрелковый полк обеспечивал прикрытие фланга на востоке, усиленный 113-й стрелковый полк наступал по дороге на Дудергоф, отбрасывая русских защитников к противотанковому рву второго оборонительного рубежа. Передовая пехотная часть Экингера на своих бронемашинах ударила на отходившего противника справа. Унтер-офицер Фрич со своим танковым саперным взводом ворвался в огромный противотанковый ров, выбил оттуда красноармейцев, прикрывавших переход, не позволил уничтожить его и обеспечил возможность прохода по нему немецких частей. С помощью штурмовых лестниц наступающие компенсировали крутизну скатов рва справа и слева. Подставив доски и бревна, они создали переправу для танков и бронемашин, спешивших следом. Солдаты из рот батальон Экингера ехали на броне танков и бронетранспортеров.

То был потрясающий спектакль. Над головами продолжавших продвижение солдат на созданном батальоном плацдарме завывали пикировщики "Штука" из 8-го воздушного корпуса. Они круто планировали и точно сбрасывали свои сеявшие смерть и разрушение грузы всего в 200 или 300 метров перед головными танками батальона прямо на русские доты, дзоты, блиндажи, танковые ловушки и противотанковые пушки.

Офицеры связи Люфтваффе находились в танках и бронемашинах впереди, а также рядом с командиром батальона бронетранспортеров. Офицер наведения Люфтваффе сидел за башней танка № 611 лейтенанта Штове, осуществляя радиосвязь с бомбардировщиками "Штука". Большой флаг Вермахта на корме танка указывал на то, что машина - "ведущий бомбардировщик". В грохоте боя лейтенант Люфтваффе направлял "Юнкерсы" с помощью ларингофона.

Операция развивалась с безукоризненной точностью. Немцы вторично овладели селом Дудергоф, куда противник вновь проник после прохода авангарда 36-й моторизованной пехотной дивизии. Экингер повернул свой батальон на юг, затем вновь на восток и перевернутым фронтом атаковал Лысую гору.

Высота, кое-где поросшая низкими деревцами, представляла собой изрыгавшую огонь крепость. Но советские командиры не чувствовали уверенности, ошеломленные неожиданным маневром Экингера, сбитые с толку его действиями и не понимавшие его намерений.

Целая танковая рота и головная рота бронемашин сумели проникнуть в мертвую зону для огня смотревших на запад морских батарей противника без потерь. Пушки справа и слева от дороги заставил замолчать танковый полувзвод лейтенанта Коха из состава 8-й роты 1-го танкового полка. Под прикрытием огня этих танков саперы сумели проложить себе путь прямо к позиции мощных морских орудий. Прогремели взрывы ручных гранат, вырвались длинные языки пламени из огнеметов. В рукопашной немцы одолели орудийную прислугу. В 11.30 личный состав штаба 1-й танковой дивизии нечаянно услышал донесение, отправленное лейтенантом Дариусом, командиром 6-й танковой роты, командиру батальона. Слова командира роты вызвали вздох облегчения у начальника оперативного отдела дивизии подполковника Венка, который следовал за батальоном бронемашин в танке связи генерал-майора Крюгера. Венк улыбнулся, услышав сквозь грохот сражения слова романтически настроенного молодого танкиста. Дариус радировал:

– Вижу Санкт-Петербург и море.

Венк все понял. Дариус находился на высоте 167 - на вершине Лысой горы, и Ленинград лежал у его ног - только руку протянуть. Цитадель на последнем рубеже обороны, на "самых главных" царских горах, пала. 3. Пригороды Ленинграда "Выходите - конечная остановка! - В садах Слуцка - Гарри Гоппе захватывает Шлиссельбург - Приказ ставки фюрера: "Ленинград не брать" Крупнейшая ошибка Гитлера.

С Лысой горы Дариусу открывался поистине уникальный вид - панорама битвы за Ленинград. Через окуляры трофейных советских телескопов было хорошо видно происходящее на улицах города - движение транспорта, людские потоки. Поверхность Невы искрилась на солнце. Из заводских и фабричных труб валил дым - Ленинград продолжал лихорадочно трудиться.

На севере, на самом дальнем левом краю виднелись колонны немцев, наступавшие на Петергоф и Ораниенбаум. Там действовала 291-я пехотная, или "Лосиная", дивизия, под командованием генерал-лейтенанта Герцога, которая, вместе с 1-й пехотной дивизией из Восточной Пруссии, пробилась через укрепленный рубеж у Ропши. 11 сентября одни лишь батальоны 505-го пехотного полка уничтожили 155 бетонных дотов, в некоторых из которых стояли артиллерийские орудия. Затем дивизия развернулась в северном направлении, к Петергофу, чтобы прикрыть левый фланг от действий двенадцати русских дивизий, запертых в Ораниенбаумском котле.

20 сентября 1-я пехотная дивизия вышла к побережью в районе Стрельни.

Теперь немцы могли наслаждаться видами от Лысой горы до Кронштадта, созерцать порт и мощный советский линкор "Марат", обстреливавший сухопутные цели из тяжелых корабельных орудий. Разрывы 305-мм снарядов вздымали фонтаны земли высотой в большой дом; особенно часто они рвались на участке 58-й пехотной дивизии, очертя голову рвавшейся к берегу, чтобы поскорее захлопнуть ленинградскую ловушку в направлении Ораниенбаума.

Полки 58-й пехотной дивизии пробились через линию укреплений в районе Красного Села. Батальоны 209-го пехотного полка проложили себе путь в населенный пункт и выбили оттуда советские войска. Немцы продолжали наступление, держа направление все время на север - к крышам пригорода Ленинграда, Урицка.

Было 20.00 15 сентября. Обер-лейтенант Зиртс, командир 2-й роты 209-го пехотного полка, лейтенант Лембке и унтер-офицер Папе, продвигаясь во главе острия наступления 1-го батальона, достигли большой прибрежной дороги из Урицка в Петергоф и теперь залегли в придорожной канаве. В нескольких метрах от них пролегали рельсы трамвайного пути, ведущие к Ленинграду. Гражданское население на велосипедах и с ручными тележками уходило из Петергофа. По всей видимости, никто из них не имел понятия о том, как близко находится противник. А затем - и это казалось почти невероятным - пришел трамвай, набитый едущим в город народом.

– Поднялись! - скомандовал Зиртс. Папе и его солдаты вскочили и выбежали на дорогу.

Вагоновожатый зазвонил в звонок: все с дороги - дайте проехать ленинградскому трамваю. Но тут вдруг он понял, что люди в касках с автоматами вовсе не обычные нарушители правил уличного движения. Он нажал на тормоза. Завизжали по рельсам колеса. Пассажиров бросило вперед.

Папе подошел к вагону и, усмехнувшись, проговорил по-немецки:

– Выходите, пожалуйста. Конечная остановка! - Затем он повернулся к Лембке. - Садимся, господин лейтенант? Такой шанс - у нас даже и вагоновожатый есть.

– Задержим вагоновожатого до утра, - отозвался Лембке. - Завтра он может понадобиться.

Солдатами владел понятный оптимизм. От Ленинграда их отделяло всего десять километров. Зиртс, Лембке, Папе и бойцы из 209-го пехотного полка полковника Крайпе находились практически уже в городе. С запада Ленинград был отрезан. Поворачивая стереотрубу на вершине Лысой горы в другую сторону, на восток, наблюдатель мог видеть главную дорогу Чудово-Ленинград и глубокую долину реки Ижора, по которой проходила первая линия обороны Ленинграда. Четырехметровый северный берег русские стесали, сделав его почти отвесным. Тут находился участок наступления 96-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Шеде.

Нужно было форсировать Ижору. Чтобы преодолеть это сильно укрепленное препятствие, генерал-лейтенант Шеде 12 сентября задействовал боевые группы Арнтцена и Гирте из 284-го пехотного полка подполковника фон Хаппуиса. Артиллерия и неутомимые бомбардировщики "Штука" из корпуса Рихтгофена вновь провели подготовку к атаке сухопутных войск, оставив берег в клубах густого дыма. Под прикрытием этой завесы роты Гирте перешли реку, ширина которой составляла 25 метров.

Раздался возглас "Лестницы вперед!", и тут же появилось специальное подразделение со штурмовыми лестницами; сотни их изготовили военнослужащие 196-го инженерно-саперного батальона. Словно во время приступа средневековой крепости, атакующие устанавливали у крутого ската лестницы длиной каждая от 5 до 6 метров. Под прикрытием огня пулеметчиков штурмовые подразделения 2-го батальона 284-го пехотного полка вскарабкались на северную сторону. И снова гренадеры майора Арнтцена и приданные им саперы атаковали советские пулеметные точки и окопы на крутом склоне с ручными гранатами, огнеметами и реактивными минометами, которые называли "Штука-цу-Фусс", или "пехотные пикировщики".

Аналогичным образом форсировала реку боевая группа фон Хаппуиса. Вскоре они, однако, оказались вынуждены откатиться назад к советскому противотанковому рву под неожиданным натиском русских танков, поскольку немецкие 37-мм противотанковые пушки оказывались бессильными против изготовленных в Колпине T-34 и КВ. Только вмешательство бомбардировщиков "Штука" в последнюю минуту спасло положение, и гренадеры избежали печальной участи быть передавленными по одному тяжелыми вражескими танками.

На протяжении всего 13 и 14 сентября продолжались ожесточенные бои с контратакующими советскими танковыми частями. Только с помощью выведенных на позиции 88-мм зениток и тяжелых 100-мм пушек немцам удалось отразить натиск вражеских танков.

16 сентября батальоны 96-й и 121-й пехотных дивизий ворвались в знаменитый парк Слуцка1. На обширной парковой территории то тут, то там стояли дворцы во французском стиле. Они входили в состав летней резиденции царей, знаменитого Царского Села, переименованного большевиками в Пушкин. Теперь в этом идиллическом месте царствовала феерия войны. Пушкин пал.

Таким образом, 96, 122 и 121-я пехотные дивизии находились на расстоянии 25 километров от Ленинграда. Только важный промышленный пригород Колпино с его огромным танковым заводом да Пулковские высоты, где в 1919 г. захлебнулась атака белых на красный Ленинград2, оставались пока в руках русских. Но к Пулкову немцы вышли 17 сентября, а к Колпину - 29-го.

Однако одного из элементов наступления в окуляры телескопа на Дудергофских высотах наблюдать было нельзя - битвы за Шлиссельбург, город на западном берегу Ладожского озера, там, где Нева выходит из него и делает большую дугу в направлении Ленинграда и Балтийского моря. Тот, кому принадлежал Шлиссельбург - не случайно же название это означает "ключ-город", - мог захлопнуть восточную дверь Ленинграда, блокировать водный путь между Балтикой и Ладожским озером, а также систему каналов, связывавших город с Белым морем и Северным Ледовитым океаном.

Для захвата главного пункта в битве за Ленинград разрабатывалась специальная операция. Человеком, которому выпала честь провести ее, стал полковник Гарри Гоппе, командир 424-го пехотного полка 126-й пехотной дивизии. Все звали его между собой просто Гарри, поскольку полковник неизменно решал любые задачи просто и понятно для окружающих, вследствие чего солдаты верили ему и знали: если с ними Гарри, то успех операции обеспечен. Край, один из связных-мотоциклистов, на практике убедился в этом под Шлиссельбургом. Полковник, стоявший недалеко от рабочего поселка на окраине города с планом в руке, сказал Краю:

– Езжайте по этой дороге прямо в город, затем на первом повороте сверните направо и ждите меня там.

Мотоциклисты умчались в заданном направлении, никто из них не сомневался, что Гарри будет там, где сказал. Южный берег огромного Ладожского озера, где располагался Шлиссельбург, являлся наиболее важным в стратегическом смысле районом. Большевики использовали озеро и шлюзные ворота его каналов для выработки электричества. Широко разветвленная система каналов соединялась с железнодорожной сетью территории, расположенной глубже; и болотистые и лесистые участки обрабатывались и были заселены.

У Шлиссельбурга образовалось несколько крупных рабочих поселков, так просто, без тени фантазии и называвшихся Поселками: Поселок № 1, Поселок № 2, Поселок № 3 и так далее до Поселка № 8.

Именно отсюда, из этого центра важных коммуникаций и энергетического и промышленного производства, контролировались водные артерии, пролегавшие из Ленинграда и Балтики к Волхову, через озеро Онега к Белому морю и Северному Ледовитому океану с Архангельском и Мурманском, равно как и те, что соединяли Ленинград и Москву через посредство Рыбинского водохранилища и канала Москва-Волга. Любой, кто хотел захватить Ленинград, задушить его, уморить голодом его население и заставить покориться, должен был закрыть эти жизненно важные ворота. Ключом к ним служил город Шлиссельбург.

На долю этого уголка Европы выпала богатая история. За двести тридцать пять лет до Гарри Гоппе Петр Великий воевал здесь со шведами за обладание выходом в Балтийское море. Успешно. Впервые русский царь добился для своей страны выхода в наиболее важное для Европы внутреннее море. Стремясь защитить свои завоевания, он и построил крепость Санкт-Петербург, ныне Ленинград. За нее теперь и воевали русские с немцами у Шлиссельбурга.

Находившийся в Новгороде 424-й пехотный полк 126-й пехотной дивизии вместе с 20-й моторизованной дивизией генерал-майора Цорна в начале сентября стали выдвигаться к северу по главной автомагистрали через Чудово к Шлиссельбургу. Это был хороший план. Замысел заключался в том, чтобы дивизии "группы Шмидта" - 28-й армейский и 39-й танковый корпуса под командованием генерала танковых войск Рудольфа Шмидта - зачистили береговые плацдармы Восточной Невы еще до начала генерального наступления на Ленинград, поскольку советские части использовали их для сообщения между предместьями Ленинграда и районом Волхова.

Под прикрытием этой фланговой операции боевые группы полковников графа Шверина и Гарри Гоппе, состоявшие из усиленных 76 и 424-го пехотных полков, должны были выйти на исходные позиции для штурма Шлиссельбурга к 8 сентября 1941 г., дню, на который намечалась широкомасштабное наступление на Ленинград, - боевая группа Гоппе на правом, а графа Шверина на левом фланге.

Они вступили в бой 6 сентября. На первых порах все шло в соответствии с планом. Танки 12-й танковой дивизии поддерживали наступление. Истребительно-противотанковые и зенитные батареи - включая 88-мм орудия обеспечивали прикрытие от вражеской бронетехники. Мотоциклисты и саперы образовывали авангард.

Главный удар наносился на участке группы Гоппе. С воздуха наступление поддерживали пикирующие бомбардировщики из состава 1 и 8-го авиакорпусов. Солдаты атаковали через знаменитую железнодорожную насыпь в районе Мги. Они ворвались в лес по обеим сторонам дороги к Кельколову. Но тут их поджидали русские на хорошо оборудованных и замаскированных пулеметных и противотанковых позициях. Атака увязла. Пехотные и противотанковые орудия, а также минометы не давали желаемого результата.

Полковник Гоппе устроился у насыпи. Бегом прибыл запыхавшийся связной из 3-го батальона.

– Батальон несет тяжелые потери. Трое офицеров убито.

О помощи просили также и во 2-м батальоне.

– Надо найти брешь, - вслух размышлял Гоппе, склонившись над картами. - Оборона русских не может быть одинакова сильна повсюду. Все, что нам нужно, - найти слабое место.

Гоппе полагал, что надо или попробовать отыскать его путем фронтальной атаки, или же, напротив, поискать пути обхода. В Гоппе сочетались удаль командира штурмового подразделения времен Первой мировой войны с педантизмом разумного тактика, привитым в Рейхсвере фон Секта.

Вновь примчался связной. На КП прибыл генерал-майор Цорн. Он более уже не верил в возможность прорыва на участке группы Гоппе, а потому перебрасывал танки на участок группы Шверина. Там теперь предстояло нанести главный удар.

Но тут произошел случай, когда генерал предполагает, а лейтенант располагает. Не успели танки уйти с передовой, как лейтенант Леливельдт со своей 11-й ротой нашел искомую брешь - слабое место в рубеже обороны противника. Он устремился туда, ударил вправо и влево и пробил широкий проход во вражеских порядках.

– Бегом к Гарри! - закричал лейтенант связному. - У нас есть брешь. Оборона прорвана!

Связной умчался. Через полчаса вся боевая группа уже двигалась вперед. Кельколово пало. Знаменитый треугольник, сформированный из железнодорожных веток из Городка в Мгу и в Шлиссельбург, находился в руках немцев. Поселок № 6 был взят штурмом.

В 16.00 3-й батальон овладел Синявином с расположенными там огромными складами боеприпасов и прочих предметов снабжения. С небольшого холма к северу от города просматривалась бескрайняя водная гладь Ладожского озера; дул легкий приятный ветерок. По озеру туда-сюда сновали суда разного тоннажа и назначения.

– Вперед, вперед, не останавливаться, - командовал Гоппе. Его группа взяла Поселок № 5 и вышла к Поселку № 1. Оттуда "Красная дорога" вела к "Красному мосту" через каналы и прибрежные железнодорожные ветки. Это был спинной мозг нервной системы Шлиссельбурга.

Ночь спустилась на поле боя. Поднимавшиеся над Синявином гигантские языки пламени освещали небо - на некоторых складах русских взорвались боеприпасы. К сожалению, мощнейшие взрывы нарушили также и коммуникационные линии между боевой группой и штабом дивизии.

На следующее утро, 8 сентября, немцам предстояло штурмовать Шлиссельбург. Но во сколько? Гоппе не знал, поскольку дивизия должна была согласовать время атаки с командованием эскадрилий бомбардировщиков "Штука". Но поскольку связь с дивизионным штабом прервалась, передовые части находились в сложной ситуации.

На западе, на близких подступах к Ленинграду, корпус начал генеральный штурм с первыми лучами рассвета 8 сентября. Но под Шлиссельбургом по-прежнему царила тишина. Когда встало солнце, город с его рвущимися ввысь церквями и шпилями, с мощными старинными укреплениями во всей своей строгой красе открылся батальонам Гоппе. Поросшая кустарником местность благоприятствовала атакующим. Но связи с дивизией все не было. 9-я рота провела разведку боем, выйдя к восточной окраине города.

В 06.15 унтер-офицер Бекeр докладывал командиру 3-го батальона:

– Восточную окраину города обороняют слабые части противника.

Совершенно ясно, что атаки отсюда, с тыла, русские не ждали. Похоже, немцам предоставлялся шанс - один из тысячи.

Гоппе терзали сомнения: атаковать или не атаковать? Если он начнет штурм и возьмет город, а тут появятся "Штука", последствия могут оказаться очень печальными. Но Гоппе не мог просто сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать, ничего не предпринимая, было самым худшим - так говорилось в уставе. Лучше неправильное решение, чем никакого вовсе. Гоппе сделал соответствующие выводы.

Незадолго до 07.00 он приказал:

– Четыреста двадцать четвертый полк возьмет Шлиссельбург и через него выйдет к реке Неве шириной тысяча метров, в точке, где она вытекает из Ладожского озера, отделив Шлиссельбург от Шереметьевки, южный берег Ладожского озера от его западного берега. Начало операции в семь ноль-ноль.

Гарри разработал свой собственный план.

В 07.30 батальоны уже прорывались через слабую оборону на восточной окраине города. Неожиданная атака привела русских в замешательство.

В 07.40 унтер-офицер Вендт уже водружал немецкий флаг над колокольней церкви.

С самого начала штурма лейтенанты Фусс и Паули сидели перед переносной рацией, стараясь связаться с ближайшей батареей тяжелой артиллерии, дислоцированной в Городке. Существовала надежда через нее восстановить контакт со штабом дивизии.

Фусс уже в течение трех четвертей часа повторял и повторял в микрофон позывные. Вызывал, переключался на прием и вызывал снова. Ничего не происходило.

– Что, если мы не пробьемся? А если прилетят "Штука"?

Наконец в 08.15 батарея в Городке отозвалась. Они услышали.

– Это группа Гарри. Скорее сообщите в дивизию: Шлиссельбург уже взят. Надо остановить бомбардировщики. Как поняли меня?

– Поняли нормально.

Офицер на батарее немедленно передал сообщение по адресу. Пикировщики "Штука" уже взлетели, поскольку в штабе не рассчитывали начинать штурм силами группы Гоппе ранее 09.00. Большинство машин командование сумело отозвать, но одна эскадрилья ушла слишком далеко, чтобы новый приказ успел достигнуть ее. Через батарею в Городке Гоппе послали предупреждение об опасности.

Ровно в 08.45 в небе появились Ju-87. Солдаты Гоппе принялись подавать сигналы самолетам. Они пускали белые ракеты - здесь свои.

Увидят ли все это летчики? Не решат ли они, что это уловка? У них приказ бомбить Шлиссельбург.

"Штука" круто спикировали - стройно один за другим. Но вдруг один выровнялся, промчался над городом и сбросил бомбы в Неву. Остальные проделали то же самое. В последний момент сигнал командира эскадрильи достиг ушей пилотов. Гарри Гоппе и его люди вздохнули с облегчением. В 10.00 батальоны боевой группы Шверина также вошли в южную часть города.

Захват Шлиссельбурга означал, что Ленинград заперт с востока. Город, таким образом, превратился в остров, окруженный водой и войсками. Открытым оставался лишь один узкий коридор к западному берегу Ладожского озера, поскольку финны на Карельском перешейке все еще стояли без движения. Они ждали, когда немцы выйдут к Тихвину. Только после того Маннергейм собирался двинуться вдоль восточного берега Ладожского озера через Свирь и тем самым создать восточный клин охвата гигантского котла с Ленинградом в центре. К несчастью, цель оказалась недостижимой.

Падение Шлиссельбурга повергло в ужас советское Верховное Главнокомандование. Маршал Ворошилов делал все возможное, все, что было в его силах, чтобы вернуть себе этот важнейший для восточных коммуникаций пункт. Он отправил целые полки на десантных лодках и судах через озеро с западного берега к Шлиссельбургу. Одновременно он приказал атаковать с суши, от Липок.

Время от времени полк полковника Гоппе оказывался отрезанным. Русские стягивали все больше и больше войск. С немецкой стороны солдаты предвидели рост потерь. Некоторые также начали побаиваться, что окружение Ленинграда станет лишь иллюзорным после того, как с наступлением зимы замерзнет Ладожское озеро.

Оптимисты посмеивались над прогнозами пессимистов.

– С наступлением зимы? - переспрашивали они. - Да Ленинград падет задолго до первых холодов.

Но Ленинград не пал. Почему?

Потому что Гитлер и Верховное командование Вермахта решили не захватывать Ленинграда до наступления зимы, а просто, окружив, взять измором.

Как ни парадоксально это прозвучит, но именно так и случилось. В тот момент, когда была прорвана последняя линия обороны Ленинграда, когда немецкие передовые части штурмом овладели Дудергофскими высотами, когда захватили Урицк и Шлиссельбург, когда северная столица России, объятая страхом, беззащитная лежала перед колоннами наступающих, на пути у них вырос "красный сигнал светофора" - приказ ставки фюрера.

Вот как вспоминает тот момент генерал Рейнгардт, командир 41-го танкового корпуса, позднее получивший звание генерал-полковника: "12 сентября, когда войска уже вовсю предвкушали торжество заслуженной победы, точно холодный душ из штаба танковой группы пришла новость, что вместо штурма Ленинграда будет его блокада. Наступать предполагалось только до дороги Пушкин-Петергоф. В течение нескольких следующих дней 41-й танковый корпус должен был быть переброшен куда-то в другое место. Мы просто ничего не могли понять. В самую последнюю минуту солдат, которые делали все для победы, лишили венца победителей".

Унтер-офицер Фрич только постучал себя по лбу, когда командир 2-й роты 37-го танкового батальона сказал ему:

– Нас не пускают в Ленинград - отводят с передовой. Мне сказал радист в штабе дивизии.

– Вы того, спятили, - отозвался Фрич, прокомментировав таким образом свой жест.

Слухи о принятом решении просочились также и в 1-й танковый полк 1-й танковой дивизии. Но офицеры только мотали головами: "Такого быть не может. Разве для того мы шли из Восточной Пруссии к вратам Ленинграда, чтобы в последний момент развернуться и отправиться обратно, точно мы забрели сюда по ошибке?" Все только об этом и говорили, и все разговоры неизменно кончались одними словами: "Конечно же, такого не может быть".

Приказ по группе армий все еще держали в тайне, поскольку Ленинград надлежало обложить как можно плотнее, захватив еще ряд опорных пунктов неприятеля в городских предместьях - как, например, Колпино и Пулковские высоты. Но какая же часть будет драться с прежним энтузиазмом, если солдаты и офицеры в ней знают, что предстоящие действия есть не что иное, как выравнивание фронта, а главная цель - цель, к которой они стремились, больше не главная цель? Поэтому солдат не спешили разубеждать в том, что задача штурма Ленинграда все еще стоит на повестке дня. Это очень хорошо демонстрирует запись из дневника лейтенанта Штовеса, командовавшего 1-м взводом 6-й роты 1-го танкового полка.

13 сентября три советских тяжелых танка КВ-1 и КВ-2, только что вышедших из сборочного цеха завода в Колпине, частью даже некрашеные, скрежеща гусеницами, появились из утреннего тумана на дороге из Пулкова, направляясь к дороге Пушкин-Красное Село.

Штовес отдал своим трем танкам, стоявшим по обеим сторонам дороги к аэродрому г. Пушкина, приказ приготовиться к бою. Своему водителю он велел спрятать машину за сараем и не глушить двигатель, обеспечивая прикрытие с юга. Сам он вместе с капитаном фон Беркерфельдом проверил посты на подступах к деревне Малая Кабось. Солнце разгоняло густой утренний туман. Было 07.00. Танк № 612 унтер-офицера Бунцеля медленно выехал на дорогу.

Вдруг, точно выскочив из-под земли, перед ними оказались два гиганта КВ-2. Штовес и Беркерфельд бросились в придорожную канаву. Но тут прогремел выстрел. Бунцель оставался начеку. Вновь подала голос его 50-мм танковая пушка. Головной советский танк остановился. Из него повалил дым. Позади двигался второй. Его подбил танк № 614 унтер-офицера Гулиха, находившийся на другой стороне дороги. Первым же выстрелом - прямое попадание. Экипаж КВ-2 выскочил из потерявшей ход машины.

Date: 2015-10-18; view: 354; Нарушение авторских прав