На родине Рембрандта. Пасмурным, сырым утром поздней осенью 2004 года по улице родного города Рембрандта, Амстердама, ехал на велосипеде средних лет мужчина

Пасмурным, сырым утром поздней осенью 2004 года по улице родного города Рембрандта, Амстердама, ехал на велосипеде средних лет мужчина. Его звали Тео ван Гог. Он приходился далеким родственником знаменитому художнику. Этот телепродюсер, публицист и кинорежиссер был известен в Голландии своей социальной критикой.

Его поджидал убийца. Первая пуля угодила ван Гогу в обвисший живот. Ударом его отбросило на другую сторону улицы. Убийца еще несколько раз выстрелил ван Гогу в живот, пока тот не упал на спину, раскинув руки над головой.

В этот момент он еще находился в сознании. Когда ван Гог увидел над собой одетую в серый плащ и молитвенный головной убор мусульман фигуру, он спросил: «Разве мы не могли об этом просто поговорить?»181

Убийца — 26-летний гражданин Голландии марокканского происхождения по имени Мохаммед Буйери — держал в руке мачете, которым тут же перерезал режиссеру горло. Затем, чтобы освободить себе руки, он воткнул мачете в грудь жертвы. Несколько очевидцев обратили внимание на неторопливость Буйери, словно он занимался чем-то совершенно обыденным. Он достал из небольшой сумки ручку и листок бумаги и спокойно написал записку, которую затем аккуратно сложил и приколол к груди жертвы еще одним ножом поменьше.

После этого Буйери, несколько раз пнув ногой труп, неспешно зашагал прочь, даже не пытаясь спастись бегством. Когда он остановился, чтобы перезарядить пистолет, какая-то женщина, ставшая очевидцем всего случившегося, крикнула ему: «Так нельзя!» — «Можно, — ответил Буйери. — И теперь вы знаете, что ожидает вас в будущем».182

Он направился в близлежащий парк, где был настигнут подоспевшей к месту происшествия полицией. Не собираясь сдаваться, Буйери открыл огонь по полицейским, попав одному из них в бронежилет и случайно ранив при этом прохожего. Он рассчитывал погибнуть в перестрелке, чтобы стать в своих глазах исламским мучеником, однако был всего лишь ранен и арестован.

Записка, которую Буйери с такой жестокостью оставил на месте преступления, объясняла причины его поступка. Она была адресована не ван Гогу, а Айаан Хирси Али — сомалийке по происхождению, которая, будучи депутатом Парламента, считалась главным критиком радикального ислама в Нидерландах. Выросшая в семье с мусульманскими традициями, она прямо заявляла, что насилие и угнетение — сама суть ислама. Это не религия мира, которая была лишь применена для деструктивных целей радикалами. Те в своих деяниях опираются непосредственно на Коран. Хирси Али призывала голландцев пробудиться для этой реальности и встать на защиту своих традиционных свобод.

В своей записке Буйери назвал Хирси Али «солдатом зла», обвинив ее в том, что она «отвратилась от истины». Буйери пророчествовал о том, что она будет уничтожена, как и Соединенные Штаты, Европа и Голландия.183

Он решил доставить свое послание посредством убийства Тео ван Гога, поскольку Айаан Хирси Али в сотрудничестве с этим режиссером сняла фильм «Покорность» (именно так переводится слово «ислам») — выразительный протест против исламского угнетения женщин. В этом фильме фрагменты из Корана проецируются на кожу полуобнаженных женщин, в отчаянии возносящих к Аллаху свои молитвы, в которых они упоминают изнасилования и оскорбления, санкционированные этими фрагментами.

Жизни Айаан Хирси Али, Тео ван Гога и Мохаммеда Буйери открывают важные аспекты современного столкновения цивилизаций. Их драма олицетворяет проблемы наших дней точно так же, как остров Торни показал, каким образом христианство сформировало Запад.

Айаан Хирси Али, дочь сомалийского политического активиста, большую часть своего детства провела в Кении. Она воспитывалась своей мамой, приверженной мусульманским традициям, и еще более консервативной бабушкой. Именно по инициативе бабушки Айаан, когда ей было пять лет, прошла через ужасный обряд женского обрезания, который Хирси Али предпочитает (и вполне справедливо) называть «отсечением». После периода религиозного энтузиазма в раннем подростковом возрасте, у Хирси Али зародились сомнения, когда она увидела, что обычаи ислама начинают лишать ее независимости.

В 1992 году ее решили переправить в Канаду, где Айаан ожидал договорной брак, однако во время остановки в Германии она совершила побег. Отправившись в Нидерланды, Хирси Али солгала, что является политической беженкой из Сомали, и получила вид на жительство. За десять лет она в совершенстве выучила голландский язык, закончила Лейденский университет, где изучала политические науки, обрела популярность в богемном обществе и, в конце концов, была избрана депутатом голландского Парламента.

Став частью голландского народа, Айаан Хирси Али решила найти ответ на один крайне важный вопрос: «Почему американцам и европейцам удалось построить свободное общество под правлением закона? Что привело к такой свободе?»

Ей говорили, что все это — следствие эпохи Просвещения, когда разум был освобожден от оков религиозного влияния. Прочитав «Атеистический манифест» Германа Филипса, Хирси Али избрала неверие. «Я увидела, что Бог — это выдумка, а покорность Его воле — это подчинение воле сильнейших».184 Она отвела себе роль исламского Вольтера, который был уверен, что к прогрессу может привести только разум.

***

Если вольтеровское Просвещение было бунтом против традиции и традиционной религии, то Тео ван Гог, несомненно, являлся его истинным сыном. По собственному признанию, он изображал из себя «деревенского идиота». На телевизионных ток-шоу, в газетных статьях и в своих фильмах ван Гог критиковал радикальный ислам; евреев, «раздувших из холокоста невесть что»; голландцев, которые в свое время сотрудничали с нацистами; тех, кто преувеличивал силу голландского сопротивления нацистам; а также — католическое и кальвинистское прошлое Нидерландов. Другими словами, он критиковал всех и каждого.

Но почему Тео ван Гог развел всю эту критику? Он считал, что поступая так, он обретает привилегию превратить жизнь в сплошную, непрекращающуюся вечеринку.

После смерти друзья продолжали публиковать на сайте ван Гога в интернете выдержки из его произведений, чтобы надлежащим образом почтить его память.185 Среди прочего, там были размещены фотографии Тео с украшением на голове в виде фаллоса с подписью: «Я буду сражаться и стоять», сцены из приключений ван Гога в ночных клубах и эротические выдержки из его фильмов.

После съемок «Покорности» он сказал Айаан Хирси Али, что ей, как изменнице ислама, теперь угрожает смертельная опасность. Ван Гог не думал, что кто-либо может воспринимать всерьез и его. По трагичной иронии, его убийца, Мохаммед Буйери, приписывал ван Гогу определенные убеждения — приверженность декадансу, который исламисты ненавидят.

На суде Буйери заявил матери ван Гога, что уважал ее сына за то, что тот не был лицемером и говорил то, что было у него на уме. «Я действовал на основании веры, — сказал Буйери. — Если бы это был мой собственный отец или младший брат, я поступил бы так же».186 Потом он заявил, что его религия требует «отрезать головы всем, кто оскорбляет Аллаха и его пророка». Буйери считал голландское общество совершенно невыносимым, поскольку божественный закон ислама, шариат, запрещает практиковать свободу слова.

Голландцы не могли понять, почему у одного из их сограждан, получившего все привилегии голландского общества, включая образование, государственные пособия и снисходительное отношение, когда он в юности вляпался в неприятность, появилось желание уничтожить Нидерланды. Они понимали, что проблема намного масштабнее, чем этот отдельно взятый случай, поскольку Буйери состоял в террористической ячейке. Радикальный ислам быстро распространялся среди мусульман Нидерландов, численность которых уже составляла 5,5 процента от общего населения страны.

Если бы голландцы узнали о прошлом Буйери, они не были бы удивлены. После трех не особо активных попыток получить высшее образование, Мохаммед стал учеником радикального имама из Сирии по имени Абу Халед.187 Пройдя годичный курс подготовки, он превратился в исламиста-радикала. Опьяненный идеей спасения мира через ислам, Буйери пришел к убеждению, что эта цель оправдывает любые жертвы. Убийство и самоубийство стало его обетом и дорогой к Богу.

Современный радикальный ислам, олицетворением которого является Буйери, отчасти сформировался западными мыслителями и в западных университетах. По иронии, его образ мышления во многом совпадает с постмодернистским атеизмом.

Пример этого — Сайид Кутуб. В 1954 году президент Египта Насер посадил этого радикала в тюрьму. Сайид Кутуб воспитывался в традициях ислама и уже в десять лет знал наизусть Коран. Перед переездом в конце 1940-х годов в США он получил хорошее образование в Каирском университете, а в педагогическом колледже штата Колорадо закончил аспирантуру. Моральный упадок, с которым он столкнулся в Америке, превратил его в радикала. По убеждению Кутуба, у христиан были все возможности построить на Западе Божье общество, однако они эти возможности попросту разбазарили. Таким образом, единственной надеждой становилось уничтожение западной цивилизации и замена ее исламом.

Хотя в тюрьмах Насера с Сайидом Кутубом обращались крайне жестоко, в период между 1954 и 1962 годами он каким-то образом смог написать удивительный исламский манифест под названием «В тени Корана». Его копии были тайно переправлены за пределы тюрьмы и опубликованы после смерти Кутуба. Сегодня этот манифест пользуется большой популярностью наряду с книгой Сайида Кутуба «Вехи» — всесторонним исследованием Корана, которое было переведено и опубликовано в пятнадцати томах. Эти книги являются настольными для исламских братств и радикальных исламистов в любой точке мира.

Сайид Кутуб был поборником идеи высшей культуры, сформированной по воле Бога, или Аллаха. Он призывал исламский мир нести глобальное спасение посредством повсеместного навязывания Божьего закона, шариата, и ради этой цели необходимо было жертвовать собой. Аллах Кутуба — это не Бог любви, пострадавший, чтобы мы могли познать Его, а бог абсолютной воли, познаваемый через послушание, которое ведет к принуждению и даже насилию.

В конце концов, в 1966 году Насер повесил Кутуба, а через четыре года был опубликован манифест «В тени Корана». Брат Кутуба, Мухаммед, сбежав из Египта, обосновался в Саудовской Аравии, где стал профессором университета. Одним из его лучших студентов, впитавшим в себя философию Кутуба, был Усама бен Ладен.188

На примере убийства Тео ван Гога мы видим, насколько постхристианским стал Запад, и какие разрушительные последствия это повлекло за собой. Иммигрантов, вроде Айаан Хирси Али и марокканского голландца Мохаммеда Буйери, учат, что своей славой Запад обязан атеизму эпохи Просвещения. О созидательной роли христианства упоминается редко, если вообще упоминается. (Айаан Хирси Али переняла идею, что спасение пришло от Просвещения, в то время как многие другие, вроде Буйери, считают чисто светское, или, как они его воспринимают, разложившееся христианское общество, невыносимым.) Студенты-иммигранты, подобные Буйери, учатся в западных университетах, ратующих за устранение из культуры последних крупиц христианства. Кроме того, этих студентов убеждают, что истины не существует, или же что ее надо рассматривать исключительно относительно собственной культуры человека. В результате шуты-порнографы, наподобие Тео ван Гога, оказываются лучшим из того, что мы можем предложить. Трудно представить положение более самоубийственное.

Неудивительно, что молодые люди, подобные Буйери, ищут ответы на жизненные вопросы в чем-то лучшем, чем эгоцентричный гедонизм Тео ван Гога.

***

Единственный источник, способный обновить западную культуру, — это ортодоксальная вера. Почему? Потому что она учит тому, как Бог может изменять людей, и верные христиане демонстрируют эту истину снова и снова. Если бы я не верил, что Иисус изменил мою жизнь или что Он может изменить жизнь других людей, то давным-давно уже вернулся бы к своей юридической практике.

Критик, называющий себя антитеистом, Кристофер Хитченс — талантливый и харизматичный писатель. Однако его заявления о том, что вклад всех религий, включая христианство, в мировую историю был исключительно негативным, опровергаются фактами, лишь малую толику которых мы кратко рассмотрели в этой книге. Мы увидели, как христианство восполняло нужды поздней Римской империи, когда язычество оказалось неспособным поддержать римского колосса. Мы поняли, что христианские монастыри выполняли в своих культурах роль дрожжей, давая начало прогрессивным процессам, которые затем распространялись на все общество. Мы узнали, как выдающиеся христиане Британии XVIII и XIX веков помогли Соединенному Королевству и остальному Западу справиться с несправедливостью, порожденной индустриальной революцией. Нечто подобное возможно и сегодня, и в этом — наша надежда.